Сильные пусть не считают немощных счаст­ливее себя, поскольку те получают особую еду, но лучше пусть радуются своему крепкому здоровью, которого не имеют их братья

Дети, продолжает блаженный Августин, не смо­трите на вещи сквозь призму обычной человеческой логики. Поймите, подлинные счастливцы — это вы: те, кто может есть что угодно, кому монастырь может давать любые поручения, не боясь и не думая, с какой стороны к вам подойти. Считайте для себя большим благом и вашим подлинным приношением обители то, что монастырь может вам сказать: ступай туда, сбегай подними вон ту тяжесть, живо сделай эту работу, до­ешь эти остатки. Тогда как другой — проблема и для монастыря и для самого себя: с ним надо быть осто­рожным в разговоре, как бы он не огорчился, не оби­делся, как бы не подумал, что его не любят; на трапезе не смей подать ему подгоревшее или пережаренное, все должно быть отборным. Не желай и ты доставлять хлопоты. Лучше постарайся сам восполнять немощь твоего брата.

Можно порадоваться подлинной справедливо­сти святого, который взирает на одну цель, на об­щий венец. Он желает помочь братству, так чтобы ни немощные, ни здоровые не потерпели вреда, но все спаслись. Немощный, если ему не помочь, и крепкий, если не дать ему повод смириться, не войдут в рай. Если тот, кто немощен по своему душевному складу, не найдет у тебя доброго к себе отношения, то он на­всегда останется ни к чему не годным и не способным. Но если ты поведешь себя с ним правильно и его вос­питаешь, то придет час, когда и он принесет что-то Богу. Крепкому же нужно потерпеть голод и разные испытания, иначе все богатство и дары, какими на­делил его Бог, все его душевное здравие и равновесие утратятся.

Когда тем, которые прежде жили в роскоши, в монастыре дают больше еды и одежды, ког­да у них более мягкая постель и теплое одея­ло, чем у прочих монахов, более крепких и, сле­довательно, более счастливых, эти крепкие должны задуматься над тем, какую жизнь оставили те братья, ради того чтобы вести одинаковый с ними образ жизни, пусть да­же они еще и не достигли неприхотливости крепких. (3.4)

Блаженный Августин возвращается к своей мысли о том, что изнеженный человек немощен, а потому он от всего устает, на все раздражается, всех подозревает, будто они на него наговаривают. Посели такого в цар­ские палаты — все равно он будет несчастным; поса­ди его в оранжерею — он и там зачахнет; выпусти его на морские просторы — он подумает, что его держат взаперти. Итак, вы, сильные, не желайте следовать примеру того, кто страдает от плохой наследственно­сти. Воспользуйтесь своей силой, послужите Христу, общему Телу. Станьте последними, чтобы и немощ­ные, когда вы их взвалите себе на спину, могли вместе с вами оказаться там, куда восходите вы. Вспомните, что эти братья никогда не держали в руках никакого инструмента, в то время как вы брались за плуг и па­хали землю. Живите, стремясь к равенству пред Богом, а не перед людьми.

Вы не должны желать того, что дается кому-либо вовсе не для того, чтобы его по­чтить, а просто по снисхождению. Если не поостережетесь этого, тогда весь порядок извратится, так что в монастыре богатые будут прилагать усилия к тому, чтобы под­визаться по силам, а бедняки станут изне­женными.

Рассудительность блаженного Августина не пере­стает нас удивлять. Он утверждает, что равное отно­шение ко всем братьям — это высшая несправедли­вость. Например, если в монастыре есть братья из дру­гих стран, то с ними мы будем вести себя иначе, чем со своими соотечественниками-греками. Брату-иностранцу очень трудно поверить, что мы можем вос­принимать его как своего земляка. Когда игумен даст монаху оплеуху, тот порадуется: вот как сильно любит его игумен! Но если игумен поступит так с братом из другой страны, тот подумает, что настоятель хочет вы­гнать его из монастыря.

Другой пример: если в детстве с тобой плохо об­ращался отец или в старшем возрасте — начальник, то сейчас игумен не может ничего тебе строго сказать, потому что ты испугаешься. Но если ты жил, окружен­ный любовью, и родители заботились о твоем воспи­тании, то независимо от того, как обходится с тобой игумен, ты мгновенно обретаешь душевное равно­весие. Следовательно, причина различного подхода к братьям заключена не в разной мере уважения к ним, а в простом снисхождении.

Приведем еще один пример. Два монаха спраши­вают игумена, можно ли им сходить на пристань. Од­ному игумен это запрещает, другому разрешает. Если первый подумает, что ему отказали, потому что его не любят, он ошибется. На самом деле игумен еще не ра­зочаровался в нем и верит, что в этот час брат может пойти в келью, где будет беседовать с Богом, прольет слезы и в сердце переживет небесные восхождения. От второго же монаха игумен уже ничего не ожида­ет, или пока еще не может потребовать от него пойти в келью, зная, что брат вместо этого остановится где-нибудь поболтать, и потому позволяет ему сходить на море порыбачить. А третьему он откажет, потому что знает его немощь и пристрастие к рыбалке. Разреше­нием он не исправил бы брата, но, напротив, подо­грел бы его страсть.

Итак, монастырь — это подлинные объятия, где все устроено как подобает. Различный подход к братьям — это икономия, для того чтобы каждый научился сам нести свой крест ради Господа. Если мы пренебрежем такой икономией, то весь порядок из­вратится: крепкие душой и телом станут ни на что не годными, потому что не захотят нести подвига, как того требует игумен, а немощные — бывшие богачи или вообще слабовольные по характеру — будут под­визаться, хотя они не привыкли к суровой жизни.

Святой прекрасно знает, сколь сильно люди раз­личаются между собой, поэтому уделяет этой теме так много внимания.

Подобным образом и с больными, которым необходимо особое питание, чтобы они не заболели еще больше от обычной пищи, нуж­но после их выздоровления относиться как к здоровым, чтобы они скорее восстановили свои силы. Это касается всех братьев, даже тех, которые происходят из низших обще­ственных слоев. (3.5)

Нельзя оказывать снисхождение постоянно. Сни­схождение — это терпение, которое Бог проявляет к нам в данный момент. Бог ожидает человека, вместо того чтобы человек ожидал Бога. Господь ждет, когда же тот выйдет из младенческого возраста и достигнет такого состояния, что сможет показать свою любовь к Нему.

Значит, монаху необходимо бороться и преодоле­вать свою ранимость, становиться выше жизненных проблем и слабого здоровья, чтобы пришел благосло­венный час, когда он будет закален больше прочих братьев. Тогда игумен сможет не ублажать его изне­женное и ранимое сердце, а обращаться с ним строго, чтобы доставить брату душевную пользу. Игумен ува­жает послушника, но послушник, если хочет почитать Бога, должен быть готов к духовной брани. Хо­чешь иметь мир с Богом и со сво­ей душой? Приготовься к брани.

Невозможно желать постоянного к себе снисхождения.

Современные люди, даже если они не из числа военных или высокопоставленных лиц, не способны жить естественной жизнью, а потому не могут вести и жизнь духовную. Жизнь ны­нешнего человека — это жизнь вопреки природе. Трудно сказать ему, что ты на самом деле дума­ешь, трудно вести себя с ним как требуется. Малейший пустяк его травмирует. Посмотрим на себя — и мы увидим, как силь­но мы уязвляемся и огорчаем­ся, когда ближний говорит с нами без обиняков. Мы не учитываем характер ближнего. Если я скажу кому- то: «Уйди отсюда», он не подумает, что таков уж у меня характер. Нет, он замкнется в себе, начнет пере­живать и говорить: «С другим он так себя не ведет, по­тому что тот лучше меня». Пытаясь объяснить пове­дение другого человека, мы тотчас отыскиваем при­чину его поступков в себе, а потому и терпим неудачу в общении с ним.

Взор человека, испытывающего трудности в об­щении с ближними, не устремлен на Христа, на Тело Христово. Сам он, конечно же, верит в то, что лю­бит Христа и готов даже кровь за Него пролить. Но попробуй я его не выслушай, не дай того, что он у меня попросил, — он этого не вынесет. Обычно мы

чувствуем потребность в снисхождении, хотим, что­бы на нас обращали внимание, не огорчали нас, не забывали о нас. Вместо того чтобы согревать в глу­бинах своего сердца рождаемого Христа, ради Кото­рого мы терпим муки рождения, мы на самом деле мучаемся ради самих себя. Такова действительность нашей повседневной жизни. Но если мы хотим ког­да-нибудь возлюбить Бога, надо забыть о своей чув­ствительности, забыть о себе. А вот к ближнему, на­против, надо относиться очень чутко. Сами будем терпеть утеснения, но согреем жизнь ближнего своей любовью и своим участием.

Итак, если я немощен и ко мне снисходят, мне сто­ит потрудиться, чтобы постепенно стать человеком сильным. Иначе как я сокрушу твердыни дьявольские и взойду на высоту третьего, четвертого, седьмого неба, если до сих пор еще остаюсь несчастным созда­нием, о котором все должны постоянно заботиться? Юноши, — говорит евангелист Иоанн, — вы сильны... вы победили лукавого. Станем прежде всего сильны­ми душой, чтобы и наш дух смог обратиться к Богу, от Которого он исшел.

Можно считать, что они из-за своей недав­ней болезни находятся в том же состоянии, что и богатые, изнеженные прежним обра­зом жизни. Когда же силы больных восста­новятся, пусть они с радостью возвращаю­тся к образу жизни, приличествующему ра­бам Божиим, избавившимся от стесненных обстоятельств. Временное послабление не должно приводить к тому, чтобы братья и после выздоровления пользовались теми удобствами, каких требовала их болезнь.

Блаженный Августин ставит на одну ступень чело­века больного и человека изнеженного, избалованно­го. Тебе, обращается он к больному, монастырь оказы­вает снисхождение, но когда оправишься от болезни, принимайся за труды, не привыкай к легкой жизни. Приди к игумену и скажи: «Отче, я уже могу поститься. Теперь и я могу потерпеть утеснения и понести труды, могу укрываться простым одеялом». Не увлекайся той любовью, которой тебя окружали до сегодняшнего дня, не считай, что так и должно быть. Ты должен полюбить настоящее счастье — то, которое дает суровая жизнь. Когда ты ведешь суровую жизнь, предъявляя требова­ния только к себе самому и никогда к другим, тогда ты спокоен, мирен, имеешь молитву, Самого Бога, «пою­щего и вопиющего» в твоем сердце.

Святой Августин смотрит на человека реалистично и прекрасно понимает его. Если, говорит он, ты болен, прими свою болезнь, примирись с обстоятельствами. Не ропщи на то, что мать родила тебя с увечьем или не­дугом. Не ополчайся на свое окружение, свое прошлое, на тело, душу. Пусть все это тебя не волнует, не трать на это время. Бог с любовью и нежностью взирает на пределы народов, горы, моря, ущелья, на наши души — на все. Склоняется над всем. Если Он склоняется над мышонком, над осой и смотрит, как с ними поступить, то тем более Он склоняется над тобой — Своим обра­зом, а потому не желай быть иным, не тем, кто ты есть. Не завидуй ближнему. Не завидуй его душевному устро­ению, здоровью, богатству. Прими себя таким, какой ты есть, как некий дар от Бога. И тогда, принимая себя, но не сосредотачиваясь на своем «я», ты сможешь воз­любить Бога. Лишь бы ты при этом любил ближнего как образ Божий.