Деяния Митрополита и кавалера.

Безпредельная доброта, всегдашнее благорасположение и готовность на услугу, горячая деятельная любовь ко всем и всему, в его глазах хорошему, честному и справедливому, чарующая ласка и приветливость – вот эти, очевидно, самые выразительные, коренные качества души владыки Палладия (Раева), отмечены были всеми его современниками.

То был Архиерей редкой доброты и благодушия, душа – открытая, общительная, личность в высшей степени благородная, гуманная.

Всегда и для всех владыка бесценно дорог был по своей редкостной, изумительной в его положении простоте, сердечности и общедоступности. Всякий шел к нему смело с нуждой, с горем, с просьбой, за благословением и даже с повинной головой, и всякий знал, что услышит не угрозу, а ласку, встретит не казнь, а милость, получит только добрый совет, святительское мудрое наставление, отеческий урок.

Милостивый и благосердный владыка всюду приносил с собой, как справедливо сказало ему на прощание грузинское духовенство, «мир и тишину», водворял своим нравственным авторитетом вокруг себя благодушие и благоволение.

Величие чина и высота служебного положения владыки не охладили в нем теплоты душевной, не затушили в сердце его искру человечности и высокой гуманности. Начальническая суровость ему была чужда и не свойственна. Правосудие и справедливость, сопровождавшие все дела владыки и решения, всегда проникнуты были христианской любовью.

Можно смело сказать, что за всю свою жизнь владыка никого не заставил плакать без причины, не стеснил, не покарал напрасно; за то, с другой стороны, он тысячи людей осчастливил, облагодетельствовал, оставив многих, кто только благословлял его имя.

Во владыке Палладии (Раеве) поражало это удивительное сочетание высокого достоинства, священного величия с необыкновенной мягкостью обращения, с нежностью сердца, неизменно сострадательного и жадно сочувствующего благу ближних.

Высокопреосвященный умел соединить безупречную справедливость с милостью, соблюсти высокую свою авторитетность с полнейшей общедоступностью, умел внушить подчиненным и необходимый, сдерживающий человека страх, и самое полное, открытое к себе доверие.

На высоте самой высшей Церковной иерархии владыка остался лучшим из людей!

Среди многих дел и забот, без конца всеми беспокоимый и отрываемый, разбираясь в бесконечных просьбах, дрязгах, жалобах и кляузах, что естественно могло бы и утомлять и, так сказать, притуплять человека, он не потерял Святых качеств своей души, сохранил всю чуткость и отзывчивость своего глубокого сердца.

По слову Апостола.

До конца дней своих владыка по слову Апостола, был «всем вся»; уже угнетенный болезнью, старец, так горячо и молодо отзывался он на чужие радости и скорби, был так приветлив, ласков и мил, что, казалось, это не высокопоставленное и могущественное лицо, держащее в руках своих бразды правления всей Русской Церковью, а человек близкий, родной, наш – простых людей – брат во Христе и наш друг.

«Ну что ему я, - рассказывал один бывший студент Петербургской Духовной Академии, - а ведь, бывало, придешь к нему по возвращении с каникул из Рязани, - и усадит, и обласкает, и расспросит, и даже без угощения, без чая ни за не отпустит!»

Полный высокого благородства в обращении со всеми, владыка с особенной отеческой любовью относился к ближним своим сподвижникам, деятелям духовной школы. Зорко следил за их работой и душевно утешался, искренно радовался всякому и частному, личному их успеху. Он не давил своей властью и авторитетом; высоко ценил в них всякую и крупицу таланта, всякое проявление ученой или нравственной в них силы, он был их первым покровителем и, можно сказать, увлеченным их защитником.

Покровитель молодежи.

Любил владыка всей душой и молодежь духовную, горячо ей сочувствовал, - очевидно, никогда не забывая, что и сам был молод, и до старости Свято храня молодость высоких чувств в душе своей. Недаром, например, он так болел душой за пострадавших в известной истории питомцев Казанской Академии; недаром после этого, постоянно слал он свои наставления кому нужно, чтобы жалели студентов, чтобы снисходительно относились к ним, чтобы не столько карали, а сколько миловали бы их.

В высшей степени деликатный и обаятельный, он особенно дорого ценил всякую незначительную услугу, ему лично оказанную. Потому-то так любил он своих подручных, непосредственных помощников, начиная с секретаря и кончая своим викарием Епископом.

Первых, т. е. секретарей, у него был один, любимый им и бессменный из Тамбова, симпатичный общеизвестный для всех «Петр Иванович» (Тихомиров), а вторых – викариев, было у него много, всем им он первый желал всякого успеха, и не давал им засиживаться, а способствовал движению их вперед. А какое множество, не родных или близких, а просто известных ему с хорошей стороны людей возвел он и поставил на высшее иерархическое служение Церкви Божией!

Владыка Палладий (Раев) любил награждать милостиво и за малые заслуги малых людей. Какую массу духовенства в своих епархиях украсил он разными знаками отличий!

Палладиевское богослужение.

А можно ли, вспоминая характерные черты Архипастыря, забыть про его полное неподражаемой красоты священнослужение?

Поистине, как своеобразно выразился в простоте сердечной волжанин, «это был служака». Человек глубокой религиозной веры, доступный высокому религиозному одушевлению и вдохновению, он любил служить и как умел служить!

Богослужение его носило печать умилительного благоговения и высокого, Священного благолепия. Совершаемое по чину, благообразно, сопровождаемое всегда прекрасным пением любимого им хора.

Палладиевское богослужение являло во всей полноте дивную красоту и невыразимую прелесть нашего православного богослужения. Тут соблюдена была и земная эстетика, потому что все, начиная с сослужащих и кончая ризницей, сосудами, все было безукоризненно, изящно и образцово подобрано. Но тут еще больше была и религиозная осмысленность, высокое христианское одушевление.

Благоговейная настроенность Архипастыря выражалась в каждом слове его, светилась в лице его, сияла во взоре, обнаруживалась в каждом молитвенном его движении! Вдохновляясь Священнодействием, он поднимал высокое одушевление и во всех окружающих, и, замечая, например, холодность или монотонность в пении, нередко заявлял клиросу свое требование: «Поторжественнее! Поторжественнее!»

Кто бывал за Палладиевским богослужением, тот воспринимал целый запас Святых впечатлений, выносил из храма надолго сладостное чувство молитвы, тот научался молиться и не замечать времени, не чувствовать усталости, как бы долго ни тянулась служба. Справедливо выразился о нем один из почитателей его, что во священослужении это был «Князь Епископов!»