Ефод и принадлежащие к нему нарамники.

Да укажет нам Господь их значение.

"Слава и благолепие" первосвященнического ефода выражались преимущественно тканью, из которой он был сделан. В нем мы снова встречаем уже известные нам четыре рода виссона с их многозначительными цветами. Стоит упомянуть здесь, хотя вкратце, о их значении. Ведь здесь мы находим эти цвета облекающими ходатая Израилева, вступающего в присутствие Божие. Они, вместе с другими славными знаками его, говорят языком, направленным к вечному нашему благу, к блаженству нашему здесь на земле и в вечности. Мы уже часто имели случай указать, что голубой цвет есть цвет неба, пурпуровый изображает человеческое царское величие и славу, червленый же, напротив, - кровь или жизнь, отданную на смерть, и, наконец, белый означает невинность и праведность. В них мы уже видели Христа, как сшедшего с небес, как Царя человечества, как Праведника, отдавшего за неправедных жизнь Свою на смерть. Таким мы видели Его, возлюбленные, во дни Его земного хождения; но самое многозначительное здесь то, что Он в этом Своем благолепии стоит, как великий Первосвященник на небесах, как нам это указывает наш прообраз.

Нам хотелось бы обратить ваше внимание еще и на то, как здесь вполне подтверждается наше объяснение, которое мы дали в предыдущих беседах, когда на различных священных предметах видели эти цвета, применив их к личности Иисуса Христа, потому что первосвященник, носивший их здесь сам на своем теле, как украшение, возложенное на него Господом, является, как почти никто другой, одним из самых выдающихся прообразов Господа. Мы уже очень ясно видели это из приведенных мест Послания к Евреям.

Только одну существенную разницу, вполне заслуживающую наше внимание, мы находим между этою тканью, тканью ефода и тканью, употреблявшейся для ворот скинии, ее двери, завесы и покрывала с херувимами. Во всех этих последних предметах нигде не упоминается о золоте; ни одной золотой нитки не заключалось ни в необыкновенно длинных и широких завесах, закрывавших входы скинии, ни в роскошном покрывале с херувимами, непосредственно соприкасавшемся с позолоченными брусьями. Здесь, в ефоде, мы, напротив, встречаем золото в равном количестве с другими разноцветными нитями ткани, взятыми вместе, т.е. золотых нитей было столько же, сколько было других частей разноцветного виссона. Это явствует из Исх. 39:3, где мы читаем: "И разбили они золото в листы и вытянули нити, чтобы воткать их между голубыми, пурпуровыми, червлеными и виссонными нитями, искусною работою". К каждой из этих нитей придавалась отдельная золотая нить, так что получился ефод, весь залитый золотым сиянием. Всякому, видевшему Аарона, должно было сразу же броситься в глаза, что его украшала слава, несравненно превосходившая славу, заключавшуюся в других, только что упомянутых священных предметах. На какого рода славу указывает золото, это нам уже известно: мы знаем, что золото обозначает природу божественную. Как первосвященнику, Аарону надлежало одеждами своими представлять как человеческую, так и божественную природу. Но, по-видимому, божественная природа являлась преобладающим элементом этого чудного сана, потому что в отношении ефода, золото везде ставится на первом месте.

Останавливая наш взгляд на Иисусе, мы не можем не заметить, как резко вся земная жизнь Его, начиная от яслей до самой могилы, от вступления в этот мир до исхода из него, отличается от Его первосвященнического явления пред Богом, именно, указанной здесь разницей. Здесь, на земле, видим мы в Нем Того, Который, хотя и "будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя Самого", т.е., как бы добровольно отказался от божественности Своей, принял образ раба, сделался подобным человекам и по виду стал, как человек (Фил.2:6,7); все это вполне соответствует всюду встречающейся в скинии цветной виссоновой ткани, в которой совершенно отсутствовало золото. Но вот мы приближаемся к концу Его земного поприща, когда Он уже совершил порученное Ему Отцом дело; какой поворот принимает оно здесь? Посмотрите, как жаждет Он теперь прежней славы, как Он молит Отца, чтобы войти в то положение, из которого вышел. "Отче",- говорит Он во всеуслышанье пред учениками Своими - "пришел час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя"; и далее: "И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира" (Иоан. 17:1,5). Это было возвращение к божественной славе, той, из которой Он некогда Сам вышел; то не была новая слава, которую надо еще теперь приобретать, но та, которая принадлежала Ему прежде создания мира. И лишь только Он вступил, как великий Первосвященник, со Своею собственною кровию, "говорящей лучше, нежели Авелева", в небесное святилище, на Нем тотчас же выступило вновь и золото Его божественности в никогда не тускнеющем блеске. Стефан, первый увидевший Его по вознесении Его на небо, видит Его во "славе Божией"; Савл был озарен при Его явлении светом, превосходящим солнечное сияние, который ослепил его и заставил упасть на землю, и Иоанн, некогда блаженно возлежавший у груди Его, увидя Его, теперь пал, как мертвый, к ногам Его; и не забудем, что последний видел Его в первосвященническом служении Его, ходящим посреди семи золотых светильников. Это золото Его божественности делало вид Его нестерпимым для человеческого глаза. Пред Богом, Иеговой, Он являлся не только как Сын человеческий, но и как "засвидетельствованный от Бога различными силами" Сын Божий, чтобы ходатайствовать за нас.

Кто из всех детей Божиих может постигнуть бесконечную полноту блаженного утешения, которая может истекать из этого явления нашего возлюбленного Господа - Это- Христос, весь Христос, Сын человеческий и Сын Божий, со всеми Его прежними унижениями и лишениями, с признаками Его страданий и смерти и знаками Своего тесного, искреннего общения с нами; и в то же время Христос, облеченный славою, которую Он имел прежде бытия мира, сотворенного чрез Него, - Христос, сияние славы и образ ипостаси Его, держащий все словом силы Своей и совершающий ныне первосвященническое служение на небесах. Неправда ли, Он вполне удовлетворяет Отца, удовлетворяет Его во всех наших обстоятельствах и положениях, удовлетворяет Его навеки! Как же Он может не удовлетворить тебя, меня и каждого из нас в отдельности? Да, конечно, мы вверяемся Ему всецело, с детским доверием полагаемся на Него. Полный глубокого благоговения, молясь во прахе у подножия престола Его, и, в то же время, полный блаженного доверия, каждый из нас взирает лично для себя на Него и с неизреченно счастливым сердцем говорит:

Начаток нового, божественного рода,
Глава и сила Церкви всей,
И на меня, как члена Твоего народа,
Твой мир, Твой чудный свет пролей!
Тебе хочу отдать все силы,
Тобой одним хочу дышать!
Вождем моим будь до могилы,
Дай грех Тобою побеждать,
И, за меня моля Отца,
Дай верным быть мне до конца.

Другим принадлежащим к ефоду украшением и тесно с ним связанным были оба чудные нарамника. В наших общепринятых переводах они нигде не описаны, и в Исх.28:7, где о них упоминается, говорится только: "У него должны быть на обоих концах его два связывающие нарамника, чтобы он был связан". Из всего, что мы можем узнать из указания Моисеева, вытекает, что ефод был одеждой, покрывавшей тело первосвященника, начиная от груди до колен; грудь и плечи его не были им закрыты. Они между тем украшались двумя особыми нарамниками, связывавшимися на плечах, концы которых проходили через грудь до пояса, к которому и прикреплялись. Они были сделаны из той же, искусно протканной золотом, разноцветной ткани, которую мы видели на ефоде. Таким образом, плечи и грудь первосвященника были украшены точно так же, как и его тело, и посвящены порученному ему святому служению. Это снова потребует нашего особенного внимания.

Мы все знаем, что плечи в Св. Писании означают везде средоточие силы и служат символом власти. На них носятся бремена, как приятные, так и неприятные. Предоставлять кому-либо в распоряжение плечи означало подчиниться, отдать себя с готовностью на служение, и именно со всеми имеющимися силами. Так, например, об Израильтянах, не хотевших служить Господу, мы читаем следующее: "Они упорствовали и не слушали заповедей Твоих и отклонялись от уставов Твоих, которыми жил бы человек, если бы исполнял их, и хребет свой ("рамена" в других переводах) сделали упорным, и шею свою держали упруго, и не слушали" (Неем.9:29). Для них служение Иегове было бременем, они не хотели посвятить Ему сил своих. В другом месте, мы, напротив, читаем, что левитам, носившим вероятно на плечах ковчег завета, давалось следующее повеление: "Нет вам нужды носить его на раменах" (2Пар.35:3). Такое ношение сравнительно легкого ковчега имело вид, как будто они должны были употреблять большие усилия и как будто это служение тяготило их. Здесь же плечи Аарона, подобно чреслам его, украшались особым первосвященническим украшением и, таким образом, посвящались на исключительное служение пред Богом за народ. Это имело очень глубокое значение. В этом заключалась мысль, что вся сила, которую он имел, духовная ли или телесная, всякое влияние, оказываемое его положением и личностью, всякое телесное или душевное достояние принадлежало впредь Богу и, именно, во благо народа Его. И мы неоднократно читаем, что этот народ со своими разносторонними потребностями делался часто для Моисея и Аарона почти невыносимым бременем. Однажды, когда Моисей, казалось, изнемог под этим бременем, он воскликнул: "Для чего Ты мучишь раба Твоего? И почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка, в землю, которую Ты с клятвою обещал отцам его"? (Чис.11:11,12). Какие вооруженные и посвященные рамена требовались таким образом, чтобы стоять пред Богом на этом служении!

Однако, возлюбленные, мы знаем Одного, Которому этот язык остался чуждым, Который с полной готовностью отдал Себя на служение Иегове всеми Своими силами. Он не делал хребта и плеч Своих упорными, но посвятил их на вечное первосвященническое служение Богу и народу, который дал Ему Отец. Он носил и носит его не как возложенное на Него бремя, но носит его, как нянька, на руках Своих, потому что Он, воистину, носил во чреве и родил его; Он не ищет Себе помощника, который разделил бы с Ним тяжесть, потому что Его рамена достаточно сильны, чтобы вечно носить ее. "Мне" - так говорит Он Своему остающемуся народу, когда Он отошел, чтобы предстать пред Богом, - "дана всякая власть на небе и на земле" (Матф.28:18), так что "владычество на раменах Его" (Ис.9: 6), которые вполне уготованы, чтобы поднимать и носить нас, нам во благо.

Каким безопасным и скрытым можешь ты себя видеть, слабое и немощное чадо Божие, даже тогда, когда тебе кажется, что ты для Него бремя, потому что несомненно, что те рамена, которые носят на себе всю вселенную, на которых покоится владычество, снесут и тебя, и немощь твою; будь уверен в радости, что они поддержат тебя навеки. Что касается меня, то Его дивное могущество теперь - покой мой, радость моя и истинное мое утешение; некогда, прежде чем я знал Его, как моего Господа и Спасителя, я трепетал пред Его всемогуществом и был готов бежать от него, еслиб только нашел такое место, которое скрыло бы меня: теперь же оно - моя твердыня и крепость, верное убежище от всякой нужды и искушения; оно - военная сила моя, победа моя, которою я победил мир и сатану и еще побеждаю, потому что во Христе Иисусе, моем великом Первосвященнике, это могущество всецело стоит на моей стороне.

Однако, не одни плечи, но и грудь Аарона была покрыта этими роскошными нарамниками. Грудь, заключающая в себе сердце и с ним все самые нежные движения и наклонности, все стремления, всю жажду и всю любовь, являлась здесь как бы особенно освященной: таким образом, Аарон отдал не только силу свою, но и любовь и всю свою нежность на служение Богу и Его народу. Вся деятельность и все поступки его не должны были быть только обязательными занятиями, но чрез них должно было проходить пламя горевшей в нем любви; словом, вся душа его должна была быть вложена в порученное ему дело. Мы все хорошо знаем, что этого никогда не было в достаточной мере ни в Аароне, ни во всех его преемниках; поэтому Господь и дал им в этих одеждах прообразно то, чего у них недоставало, чтобы эти тени указывали на грядущего совершенного Первосвященника, Который все это должен был иметь в действительности.

О Нем мы читаем, что, "возлюбив Своих, сущих в мире, Он до конца возлюбил их" (Иоан.13:1); никогда не было колебания или неустойчивости в этой святой и посвященной груди, никогда не было ни перемены ни тьмы, никогда ни малейшего изменения, ни тени перемены (Иак.1:17); Он любил всегда и любил до конца. Его любовь выдержала испытание в совершенстве и вышла, торжествуя, как победительница. Его любовь крепка, как смерть, да она была и крепче ее, так как победила ее: она была люта, как преисподняя, в ревности своей, и такова еще и теперь, потому что не отдает назад ничего, чем она раз завладела. "Стрелы ее - стрелы огненные"; она - "пламень весьма сильный". Большие воды старались затушить ее, но со всеми своими реками не залили ее (П.П.8:6,7); она живет и горит в Его великом, обширном сердце. Да и могло ли это быть иначе? Не ставит ли Он любовь Свою к нам наравне с любовью Отца Своего к Нему, когда говорит нам о Своей любви: "Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас. Пребудьте в любви Моей" (Иоан.15:9). И зачем нам говорить о любви Его, как о принадлежащем Ему качестве, когда мы знаем, что Сам Он - любовь; она - сущность Его во всем, что Он делает. Вот картина любви, Им Самим начертанная, чтобы мы могли питаться, наслаждаться, согреваться ею, даже навеки исчезнуть в ней. "Любовь", - говорит Он - "долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, но сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает (1Кор.13:4-8). Кто может измерить наше блаженство, когда мы таким видим Его, не забывая при этом, что это -изображение Его теперь, именно теперь, когда Он во славе ходатайствует за нас. Мы только можем присоединиться к певцу, и Ему, Кто Сам есть любовь, сказать:

Любовь! Велика
И прекрасна тех участь,
Кто тенью твоей осенен;
Тобою, мой Бог,
Избавлен от смерти,
Небесною радостью я окружен!

Посмотрим, в заключение, на место, отведенное ефоду среди первосвященнических одежд. И это дает народу Господню бесконечное утешение. Он не надевался ни под белый хитон, ни под длинную голубую ризу, потому что они совершенно закрыли бы его. Конечно, Иегова видел бы его там одинаково хорошо, как еслиб он красовался поверх их, но ни один Израильтянин не мог бы тогда наслаждаться его чудным видом, ни один не мог бы присвоить себе утешений, истекавших из изображаемых ефодом свойств, и они не были ничтожны, потому что ефод соединял в себе, как в одной точке, все главные качества первосвященника и носил их на виду. Вспомним только еще раз его четыре многозначащие цвета, с его просвечивающим по всем направлениям золотом, и значение, которое Бог вложил в них.

Здесь, очевидно, было исполненное любви намерение Божие, чтобы мы, дети Его, узнали бы совершенства и чудные свойства, которые Он видит в Своем возлюбленном Сыне и которые удовлетворяют Его. Он не хочет один радоваться и иметь благоволение в Возлюбленном, когда Он в Своем славном убранстве предстоит пред Ним, но и наша душа должна удовлетвориться Им. Мы все, возлюбленные, еще слишком много увлекаемся деревом познания добра и зла, все еще надеемся получить от него жизнь и, таким образом, исследуем всевозможные, скажем даже, библейские тайны и непонятные места, находя некоторый свет, некоторое поучение и познание, которые не оставляют нас без удовольствия и радости; но мы откроем, если не видели еще до сих пор, как крайне мало в них жизни и силы, если Он, чудное дерево жизни, остается в стороне, и Его скрытые в Нем для нас жизненные силы остаются не открытыми, не познанными и не использованными нами. Мы слишком мало вникаем в Него и в то, чем Он так жаждет сделаться для нас, чем Его соделал для нас Бог. В Нем одном - жизнь, и "знать Его", еще и сегодня, как некогда, за двадцать веков, значит иметь "жизнь вечную". Мир, окружающий нас, имеет Его по букве, имеет Его, как личность историческую, знает нечто о Нем, но не знает Его Самого; поэтому, если он и много имеет, то имеет только вид благочестия, но не силу его; мы же не так познали Христа: мы именно познали Его, как "Божию силу и Божию премудрость" (1Кор.1:24). Будем же остерегаться, чтобы не смотреть на то, что мы имеем, подобно миру, только познанием, по букве, потому что прочитали и открыли из Его слова, как бы мы узнали в этом уже Его Самого в силе, и не удовольствоваться этим. К сожалению, во многих отношениях, Он знаком искупленным Своим лишь по букве, но так не должно быть. Знание о Нем должно бы повести нас прямо к познанию Его Самого; и, подобно тому, как первое все более и более возрастает с каждым днем нашей земной жизни, так надлежало бы непрестанно увеличиваться и последнему, и вместе с ним - нашей силе, нашей жизни и нашей радости, и мы сами должны все более и более преображаться в Его образ. Св. Писание называет познанием личное, практическое усвоение себе Господа Иисуса и Его чудных жизненных сил Его искупленными; подобное познание, во всяком случае, не может никогда окончиться, оно должно продолжаться, пока мы не увидим Его, как Он есть. Поэтому мы слышим, как апостол, исполненный богатейшим познанием Господа, даже во дни, когда ему одинаково хотелось и оставаться во плоти, и разрешиться (Фил.1:23), исповедует, что его единственное приобретение "познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях", чтобы, - как он говорит, - "сообразоваться смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых" (Фил.3:10,11). И Петр, показывающий нам, что все блага Божии мы получаем не иначе, как чрез познание Бога и Христа Иисуса (2Пет.1:2,3), не нашел для "принявших с ним равно драгоценную веру" никакого иного заключительного слова, кроме следующего: "Возрастайте в благодати и познании Господа нашего и Спасителя. Иисуса Христа" (2Пет.3:18).

Сколько утешения и сколько блаженства теряем мы вследствие того, что мы сами не видим красоты Христа, как бы выставленной для нас наружу. Но что бы было, как бы мы должны обогатиться, если б непрестанно вкушали всю полноту неизследимого богатства Христова. О, если бы и наши беседы побуждали нас к этому! Да открывается Он с каждым днем все более и более душе нашей, как Он теперь пребывает на небе одесную величия Божия, как, облеченный во все совершенство и красоту Свою, ходатайствует за нас, и каким видит Его Отец! Аминь.

Глава 26

Пояс

И пояс ефода, который поверх его, должен быть одинаковой с ним работы, из [чистого] золота, из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученого виссона

(Исх. 28:8)

Сегодня мы приближаемся к искусно вытканному поясу первосвященника. Он принадлежал к ефоду и был далеко не маловажной или лишней принадлежностью, как мы, жители Запада, легко обходящиеся без него в нашей одежде, могли бы подумать. На Востоке же, при широком покрое одежд, пояс составляет, вообще, одну из существенных и необходимых частей одежды. Он делает человека совершенным мужем, годным на работу и деятельность, и дополняет и завершает его наряд. Вряд ли кто-либо появлялся без пояса в обществе, едва ли даже показывался кому-либо и едва ли совершалось какое-нибудь действие без него. Поэтому мы и встречаем в Св. Писании целый ряд очень серьезных и настойчивых духовных увещаний и ободрений, имеющих отношение к значению этой, столь важной для ежедневной жизни, принадлежности одежды жителя Востока и основанных на присущих ей достоинствах. Желая, например, видеть нас годными для драгоценного дела Своего здесь на земле, Он говорит нам: "Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною", потому что это первое для того, чтобы быть готовыми "благовествовать мир" (Еф.6:14,15). Такое же увещание, с подобной целью, получали и ветхозаветные пророки. Так, Иеремии, уклонившемуся вначале беспрекословно последовать призыву, прямо говорится следующее: "А ты препояшь чресла твои, и встань, и скажи им все, что Я повелю тебе. Не малодушествуй пред ними, чтоб Я не поразил тебя в глазах их" (Иер.1:17). Чтобы дети Божии были готовы к заранее возвещенным им "Христовым страданиям и последующей за ними славе", апостол Петр увещевает их следующими словами: "Посему, препоясав чресла ума вашего, бодрствуя, совершенно уповайте на подаваемую вам благодать в явлении Иисуса Христа" (1Пет.1:13). Далее, чтобы мы с полной готовностью ожидали Его возвращения, Он Сам говорит нам: "Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи" (Лук.12:35). К Самому Господу, идущему на совершение дела Его, обращен возглас: "Препояшь Себя по бедру мечем Твоим, Сильный, славою Твоею и красотою Твоею. И в сем украшении Твоем поспеши, воссядь на колесницу, ради истины, и кротости, и правды" (Пс.44:4,5). Этими и другими подобными местами очень ясно изображено значение пояса в слове Божием. Очевидно, что описанный Богом, точно так же, как и другие славные одежды и даже самые драгоценные камни,

Пояс первосвященника

имеет высокое значение. Господь собрал нас сегодня вместе, чтобы нам поближе узнать его значение.

Итак, пояс первосвященника был, прежде всего, знаком полной готовности, именно готовности к работе.

Когда первосвященник был не во святилище, а дома, у своих, когда отдыхал от служения, тогда он снимал с себя как священные одежды, так и пояс, чтобы свободнее двигаться, но никогда не смел он совершать в таком виде дело Божие. Лишь только у него возникала надобность идти в дом Господень, как тотчас же возлагались все священные одежды, и пояс заканчивал облачение. Его домашние знали, что он был готов, коль скоро надевал его И сколько работы ожидало его каждый день; поэтому он должен был быть готовым с раннего утра. Его прихода ожидало все святилище со своими потребностями и народ со своими нуждами. На нем лежала обязанность смотреть за тем, чтобы все во всей скинии совершалось в свое время и в порядке, указанном Богом. Прочтем только 28 гл. Чисел, и мы тотчас найдем, как того безусловно требовал Бог. Во втором стихе сказано: "Повели сынам Израилевым, и скажи им: наблюдайте, чтобы приношение Мое, хлеб Мой в жертву Мне, в приятное благоухание Мне, приносимо было Мне в свое время. Итак, первосвященник должен был следить, чтобы было принесено всесожжение, чтобы была очистительная вода в умывальнике. Золотой светильник со своими лампадами требовал ежедневного очищения и свежего елея, золотой жертвенник, каждое утро и каждый вечер, - фимиама и благовоний, стол хлебов предложения - новых хлебов, и Святое-святых, чтобы в свое время кропилось в нем семикратно кровию. Аарон, опоясанный по чреслам своим, являлся, как готовый доброхотно исполнить все.

Какая это была чудная картина, представлявшая Христа на небе. В этом прообразе Христос является нам, как ушедший на Свое первосвященническое дело. Действительно ли это так, братия мои? Конечно, несомненно так. Не в покое, под которым мы подразумеваем бездействие, проводит Он тысячелетия пребывания Своего во славе. Как на земле Он говорил: "Отец Мой доныне делает, и Я делаю", так слово это относится к Нему еще и теперь там, в небесном святилище. В Послании к Евреям 8:2 сказано: "Он есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек". А несколько далее говорится: "Но сей Первосвященник получил служение тем превосходнейшее, чем лучшего Он ходатай завета, который утвержден на лучших обетованиях" (Евр.8:6). Итак, Он полон деятельности. Он до сих пор еще не снял Своего пояса, еще не утомился в Своем действовании, все еще готов на святое дело. Когда апостолу Иоанну дано было заглянуть за завесу и узреть Его, он увидел Его, как великого Первосвященника, одетого, именно, в рассматриваемые нами одежды. Вот как апостол описывает Его: "Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мной; и, обратившись, увидел семь золотых светильников. И посреди семи светильников подобного Сыну человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом" (Откр.1:12,13), Здесь мы видим Его в полном облачении, опоясанным для работы среди золотых светильников, готовым очищать их и снабжать елеем и светом. Благословенная мысль! Всякий луч света, получаемый тобою и мною, получаемый кем-либо другим в обширном царстве благодати Его, всякое насыщение, всякое новое преисполнение силой Его,- все это в течение тысячелетий приходит на нас чрез Него; всякий раз, что молитвы наши услышаны Богом, всякий ответ, получаемый нами на них, - все это плоды Его благословенного дела во славе. Он исполняет все наши потребности и, в то же время, идет навстречу всем требованиям Иеговы. Ныне исполняется слово, предреченное пророком, по которому, когда душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его" (Ис.53:10). Иисус, великий наш Первосвященник, находящийся в деле, - вот в чем наше спасение!

Первосвященнический пояс был также знаком готовности к служению. Не всякая работа бывает служением; но работа первосвященника была, именно, таковым. Он был призван как служитель Всевышнего и своего народа, который он заступал. Мы все знаем, что он пребывал во святилище не для себя, не сам себя он туда и поставил, но был поставлен Богом, как мы уже видели из повеления Божия, данного о нем Моисею; так же говорит и апостол Павел Евреям, 5:4: "Никто сам собою не приемлет этой чести, но призываемый Богом, как и Аарон". Аарон имел на себе все признаки служителя. Я думаю, что они состоят, преимущественно, из трех частей: когда призываешься на дело высшим лицом, когда приготовляешься на то другим и когда работаешь для других. Аарон имел честь быть призванным Богом, быть Им приготовленным и Ему же служить. Об апостоле Петре, которого Господь хотел ввести в подобное положение, Христос сказал: "Когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел". До сих пор он сам опоясывался и делал, что ему нравилось, был сам себе господином; но впредь так не должно было быть, как Господь ему поясняет: "когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя и поведет, куда не хочешь" (Иоан.21:18). Приготовление, служение и воля должны были с тех пор уже быть не Петра, но кого-то другого. Точно так было и с первосвященником.

Совершенно так было и со Христом в чудном деле славного искупления с самого его начала до дивного окончания. Еще раньше Своего явления Он многократно называется в Ветхом Завете рабом Господа. В одном месте о Нем сказано: " Вот Отрок Мой, которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд" (Ис.42:1). И в другой раз: "Кто так слеп, как раб Мой, и глух, как вестник Мой, Мною посланный? Кто так слеп, как Возлюбленный, так слеп, как раб Господа"? (ст.19). В том именно и состояло Его совершенство, что ни око, ни ухо Его не могло подпасть под какое-либо влияние, кроме Иеговы, Которому Он служил. И еще сказано: "Вот раб Мой будет благоуспешен, возвысится, и вознесется, и возвеличится". И вслед затем: "Чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет" (Ис.52:13; 53:11). Так было предвозвещено о Нем. После, когда Он был на земле, кажется, что особенно охотно Он смотрел на Себя, как на "посланного Отцом". Более тридцати раз указывает Он на Себя, как на Посланника. Посланник же является всегда по поручению другого. Да и Он Сам говорит нам, зачем Он пришел: "Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих" (Мат.20:28). Еслиб земным служением окончилось все, то наша потеря была бы очень велика; но, слава Ему вовеки: Он, опоясанный, на престоле и облечен всякой властью на небе и на земле, чтобы выполнять предвечные предначертания Отца. Однажды служение повело Его в "преисподние места земли", но оно уже окончилось; теперь же служение Его одесную величия Божия, и оно продолжается. Некогда Он служил в немощи, теперь же в силе и славе, и так будет до тех пор, пока не завершится искупление тех, которых Отец дал Ему, пока весь мир и все, заключающееся в нем, не будет положено к ногам Его.

Взглянем еще немного на Его славное служение для нас. Подобно тому, как первосвященник в Ветхом Завете принимал прошения народа своего, тут же принося их Иегове в благовонном курении на золотом жертвеннике, так точно приносит и Он Богу наши моления; только чрез Него они благоугодны Отцу; Он - наш Первосвященник и наш жертвенник, освящающий наш дар. Также Он один приносит Отцу дела наши, как это вытекает из Откр. 3:2, где Он не находит совершенными пред Богом дела Ангела Сардийской Церкви. И, возлюбленные, не приходится ли Ему ежедневно вновь омывать ноги наши, как омывались там ноги священников перед каждым вступлением во святилище? Имели бы мы часть с Ним, если бы Он не оказал нам этого служения любви? Первое омовение ног в горнице в Иерусалиме ответило бы отрицательно на наш вопрос. И не было ли оно, собственно, чудным прообразом того, что ежедневно совершается Им теперь для нас? Взгляните внимательно на это омовение, и вы убедитесь в этом. Не стоял ли Он тогда среди Своих учеников, как будто Он уже вошел за завесу? Посмотрите только, с каким сознанием Он умывает ноги Своим ученикам. Правда, Он стоял еще пред крестом, и все-таки в духе Он уже одержал над ним победу, о чем Дух Святой дал написать апостолу Иоанну: "Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит" (Иоан.13:3). Итак, в сознании Своего величия и божественной славы, в сознании Своего пришествия и Своего возвращения в славу, Он препоясал чресла Свои для самого низкого служения Своим. Возлюбленные, Он хотел раз навсегда показать всему народу Своему, чем будет дело Его для нас, когда Он будет действовать этой данной Ему властью. В то же время хотел Он показать нам, путь, которым нам надлежит идти, если мы хотим вкусить Его блаженство и радость, которые Он испытал в служении.

Не так ли это, братия мои? Не все ли мы знаем, что это и до сего часа дело Его в нас? И Он будет совершать его до тех пор, пока, наконец, мы все не будем без пятна и порока, без недостатка или чего-либо подобного, и будем поставлены в радости пред лицом Его. Что ты скажешь на это, робкое, застенчивое и боязливое чадо Божие, когда увидишь Его в могуществе, чести, славе и величии Его и вспомнишь, что Его блаженство заключается в том, чтобы взять в Свою руку дело твое, озабочивающее тебя, нужду, подавляющую тебя, и твое недостоинство, приносящее тебе неисчислимые страдания, и так направить все это, что тебе ничего не останется, как только славить и благодарить Его. И как мог бы Он поступить иначе после того, как Он так близко, так тесно связал Себя со Своими искупленными, что называет их "членами тела Его, от плоти Его и от костей Его"; и при этом наставляет нас, чтобы мы не смущались этого чудесного отношения, но относились бы к Нему так же просто, как к окружающей нас жизни, потому что Он хочет, чтобы мы, судя по себе, заключали о Нем, когда говорит: "Никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь" (Еф.5:29,30).

Но возвратимся к нашему прообразу. Заметьте, что пояс первосвященника являлся охватывающим все на нем. Вообще, на Востоке пояс употреблялся не только для того, чтоб стягивать платье и подбирать его, но еще почти всегда, как кошелек для ценностей. Золото, серебро и все взятые с собой в дорогу ценные вещи прятались за пояс. Это очень ясно видно из повеления Господа, данного посланным ученикам Его: "Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои" (Мат.10:9). И до сего дня можно видеть на Востоке такое употребление пояса. Все имущество, все богатство и украшение Аарона заключалось в одеждах, возложенных на него Господом. Его пояс охватывал их со всеми вложенными в них красотами, с самой его личностью, объединяя все. Не было никакой части одежды, никакого украшения, ни драгоценного камня, которые не поддерживались бы им. Тут был и белый хитон, голубая верхняя риза, нарамники и ефод, и роскошный наперсник со своими драгоценными камнями, даже самые камни оникса на раменах, прикрепленные золотыми цепочками к ефоду и нарамникам, - все это охватывалось и в действительности поддерживалось поясом. Так представал за народ свой пред Господом первосвященник со всем, что он имел и чем он был чрез эти драгоценности в глазах Божиих.

Так и Иисус. Он тоже вносит все Свои совершенства, все Свои сокровища, все, что Он есть и что имеет, в Свое чудное служение, в Свое благословенное дело. Если все это "благолепие" давалось путем прообразов прежнему первосвященнику, то Он обладает ими в действительности, обладает в такой мере, о которой мы не имеем никакого представления; Он обладает ими в безусловном совершенстве, как они служат приятным благоуханием и вечным благоволением сердца Отца; и, да будет Ему слава и благодарение, Он соединяет их Своей бесконечной, вечной любовью, этим чудным поясом, этими узами совершенства, и предлагает их за нас Отцу. Он и здесь наш чудный Заступник: то, что должны бы совершать мы, но чего здесь никогда не будем в силах выполнить, совершил Он, в вечной любви отдав Себя от всего сердца, от всей души, всеми силами и всем духом Иегове. И не достаточно ли этого? Да, торжествуй, дорогая душа: этого достаточно, навеки достаточно!

Он повелел, как мы только что видели, Своим ученикам не брать с собою в пояса денег, золота, серебра и меди, потому что Сам взялся заботиться о них, и они уверенно должны были идти на Его иждивении; так можем и мы теперь тем радостнее и довер-чивее идти к Отцу во святилище пустыми, без всякого собственного имущества, без собственного достоинства и без собственных заслуг, мы смеем идти туда на Его счет. В Его поясе заключены "неисследимые богатства", вполне покрывающие все наши потребности, как бы велики они ни были.

О, чудная мысль: Он и вся Его красота, Он и все Его богатства, Он и все Его чудные совершенства и дары безраздельно и непрестанно находятся, к нашему добру и блаженству, в присутствии Божием. Как спокойно могу я, на основании этого, приближаться к Богу! Как безусловно и дерзновенно могу принести, даже самому робкому, радостную весть: "Приди, приди! И для тебя здесь есть то, чего ты жаждешь, о чем вздыхаешь, а именно свободное, полное, вечное спасение, даром и безвозмездно; только доверься Ему как дитя"!

Но идем дальше. Не забудем, что этот пояс был также украшением первосвященника. Он принадлежал к тем одеждам, которые Господь называл то одеждами "священными", то "славными и благолепными", которые были сделаны людьми, мудрыми сердцем, исполненными от Господа "духом премудрости" (Исх.28:2,3). Мы также находим, что он был сделан из того же материала, как и ефод, а именно из золота, голубого, пурпурового, червленого и белого виссона. Он тоже принадлежал к тем предметам, которые отличали первосвященника от священников. Последние были, без сомнения, также препоясаны поясом, потому что и они находились во святилище для работы и служения; они носили свой пояс поверх белых льняных хитонов, и он был из такой же белой ткани, но все же им недоставало этого искусно вытканного первосвященнического пояса.

Итак, если пояс изображает работу и служение, - что