Хеттские и славянские параллели мифа
Для нас представляет особенный интерес вопрос: имеются ли общие мотивы в хеттской и славянской традиции.
Рассмотрим некоторые возможные параллели хетто-хуритских мифов о Кумарби с русской фольклорной традицией. Проведем краткий анализ русской народной сказки "Иван Быкович"[445], в которой, по нашему мнению, сохранились элементы древнейших мифологических индоевропейских представлений, встречающихся в хеттской мифологии. В силу важности текста приведем некоторые отрывки с соответствующими комментариями сюжета.
“В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Стали они бога молить, чтоб создал им детище во младости на поглядение, а под старость на прокормление; помолились, легли спать и уснули крепким сном.
Во сне им привиделось, что недалеко от дворца есть тихий пруд, в том пруде златоперый ерш плавает; коли царица его скушает, сейчас может забеременеть. Просыпались царь с царицею, кликали к себе мамок и нянек, стали им рассказывать спой сон. Мамки и няньки так рассудили: что во сне привиделось, то и наяву может случиться.”
В данном эпизоде описано типичное для большинства народов, в том числе хеттов и славян, гадание по сну. Характерно, что царь и царица видят "специальный" сон, где им бог указывает способ решения их проблемы с рождением наследника. У хеттов подобный способ гадания – получения воли бога через сон - был широко распространен. Кроме того, важно то обстоятельство, что царь и царица видят сон вместе, иными словами они равны в своей магической практике, что так же характерно для хеттской ритуальной системы. Более того, за разъяснением сна они обращаются не к служителям культа или гадателям, а к мамкам и нянькам. Как мы показывали ранее, в хеттской ритуальной практике особое место при гаданиях и колдовстве занимали некие "старые женщины", роль которых в русской сказке занимают мамки и няньки, что характеризует отношение к пожилой женщине, как к некой ведунье – "знающей". Прямое соотнесение содержания сна и реальной жизни: "Мамки и няньки так рассудили: что во сне привиделось, то и наяву может случиться" - также характерно для хеттской магической традиции.
"Царь призвал рыбаков и строго наказал поймать ерша златоперого. На заре пришли рыбаки на тихий пруд, закинули сети, и на их счастье с первою ж тонею попался златоперый ерш. Вынули его, принесли во дворец; как увидала царица, не могла на месте усидеть, скоро к рыбакам подбегала, за руки хватала, большой казной награждала; после позвала свою любимую кухарку и отдавала ей ерша златоперого с рук на руки: “На, приготовь к обеду, да смотри, чтобы никто до него не дотронулся".
В данном эпизоде важно, что рыбой, съев которую, царица могла забеременеть, был златоперый ёрш. Данная рыба ёще встретится нам по сюжету сказки. Указание на его златопёрость может указывать на соотнесение ерша с солнцем, так как солнце во всех мифологических представлениях соотносится с золотом. В русском фольклоре солнце постоянно называют "золотое солнце", "солнышко золотое". Сам ёрш колюч, его шипы, так же могут соотноситься с солнцем по признаку остроты и пробивающей силы. Подобные соотнесения по одному или нескольким внешним признакам типичное проявление мифологического и магического мышления - встречается у всех народов.
В статье В.Н Топорова[446] указывается, что сама рыба связывается с подземным миром и плодородием. Например, у закавказских народов рыба рассматривалась как средство лечения бесплодия, а у современников хеттов – древних вавилонян - с рыбой соотносилась богиня любви, покровительствующая родам Иштар.
"Кухарка вычистила ерша, вымыла и сварила, помои на двор выставила; по двору ходила корова, те помои выпила; рыбку съела царица, а посуду кухарка подлизала. И вот разом забрюхатели и царица, и ее любимая кухарка, и корова, и разрешились все в одно время тремя сыновьями: у царицы родился Иван-царевич, у кухарки – Ива-кухаркин сын, у коровы Иван Быкович.
Стали ребятки расти не по дням, а по часам: как хорошее тесто на опаре поднимается, так и они вверх тянутся. Все три молодца на одно лицо удались, и признать нельзя было, кто из них дитя царское, кто — кухаркино и кто от коровы народился. Только по тому и различали их: как воротятся с гулянья, Иван-царевич просит белье переменить, кухаркин сын норовит съесть что-нибудь, а Иван Быкович прямо на отдых ложится".
По десятому году пришли они к царю и говорят:
“Любезный наш батюшка! Сделай нам железную палку в пятьдесят пудов”. Царь приказал своим кузнецам сковать железную палку в пятьдесять пудов; те примялись за работу и в неделю сделали. Никто палки за один край приподнять не может, а Иван-царевич, да Иван кухаркин сын, да Иван Быкович между пальцами ее повертывают, словно перо гусиное.
Вышли они на широкий царский двор. “Ну, братцы, – говорит Иван-царевич, – давайте силу пробовать: кому быть большим братом”. – “Ладно, – отвечал Иван Быкович, – бери палку и бей нас по плечам”. Иван-царевич взял железную палку, ударил Ивана кухаркина сына да Ивана Быковича по плечам и вбил того и другого по колена в землю. Иван кухаркин сын ударил – вбил Ивана-царевича да Ивана Быковича по самую грудь в землю; а Иван Быкович ударил – вбил обоих братьев по самую шею. “Давайте, – говорит царевич, – еще силу попытаем: станем бросать железную палку кверху; кто выше забросит — тот будет больший брат”.— “Ну что ж, бросай ты!” Иван-царевич бросил – палка через четверть часа назад упала, Иван кухаркин сын бросил – палка через полчаса упала, а Иван Быкович бросил – только через час воротилась. “Ну, Иван Быкович! Будь ты большой брат”.
Для языческого фольклора типично указание на троичность, причем троичность обычно рассматривается как во времени, по эпохам, так и в пространственном смысле: небесный, земной и подземный миры. Эпохам, как мы показали в самом начале книги, соответствовали свои боги, олицетворяющиеся часто "царём богов". Смены эпох и соответствующих им поколений богов, четко прослеживаются в древнегреческой, ассиро-вавилонской, хеттско-хурритской космогониях. Сама смена эпох и царства на небе, по сохранившимся описаниям, проходит достаточно бурно. Так в древнегреческой мифологии Крон оскопляет своего отца бога неба Урана, а в хеттской Кумарби оскопляет бога неба Ану. Интересно, что борьба за старшинство (царение) ярко выражено в текстах русских сказок (см. ниже по тексту). Данное обстоятельство важно, так как в обычной жизни младшие должны были подчиняться старшему поколению. Даже в княжеской киевской дружине воеводу зачастую называли "дядькой", т.е. указывали на его условно родовое старшинство.
В сказке мы имеем трех братьев-близнецов. Один из них, герой сказки Иван Быкович – сын коровы, другой - сын стряпухи, а третий - сын царя. В силу того, что героизм главного героя, видимо связан с его происхождением от коровы, и тем, что бык в хеттской традиции являлся олицетворением бога грозы, подробнее остановимся на его символике.
Бык в народной русской традиции был особо почитаемым животным, воплощением силы. В южнославянской космогонии бык – опора земли. Бык, как жертвенное животное, известен на Русском Севере, в Нижегородской, Пензенской, Орловской губерниях. Когда в праздник, например, в Ильин день (Перунов день), собиралась мужская скотоводческая братчина (пир), то закалывали специально откормленного всей общиной быка. Быка съедали или раздавали его мясо, но сохраняли кости. Считалось, что кости эти приносят удачу.
В Олонецкой губернии охотники и рыболовы верили, что кость зарезанного на Ильин день быка утраивает добычу. Вспомним, что Ильиным днем стал именно Перунов день. Существует поверье, что кости жертвенного быка обеспечивают ясную погоду при жатве и сенокосе. На Орловщине кости жертвенного бычка закапывали в хлеву, “что бы не переводился скот в доме“. В Костромском крае при падеже скота закалывали бычка.
Быки или туры на Руси олицетворяли воинов и значит посвящались Перуну и в его воинской ипостаси. Подтверждением этого является нижеприводимый отрывок былины: “Три года Добрынюшка стольничал”. В этой былине колдунья Маринка Койдаловна превращает Добрыню в тура т.е. в быка.
“Обвернула его, Добрыню гнедым туром,
Пустила его далече, во чисты поля,
А где та ходят девять туров,
А девять туров, девять братников,
Что Добрыня им будет десятый тур,
Всем атаман-золотые рога!“
Иными словами, бык в русской традиции чаще всего соотносился с богом грозы Перуном, а позже с заменившим его святым Ильёй.
Мы бы не стали делать акцент на громовитость, ибо гораздо важнее животное происхождение – кобыла и сука, в некоторых случаях и медведь (Иван Медведко) мало соотносятся с указанием на Громовержца.
Но в то же время отметим, что в ареале Средиземноморья культ быка и Громовых богов получил более широкое распространение, чем на севере. Кроме того, на Крите существовали ритуальные игры – сражения с быком. В зороастрийской мифологии бог Митра убивает быка, и это один из его основных подвигов. Все это связано с обрядом ритуального состязания и последующего принесения в жертву священного быка. К примеру, в Испании (и Латинской Америке), до сих пор проводят корриду – отголосок древних игр и жертвоприношений. Во время древнегреческого праздника Буффоний убивали быка, съевшего жертвенный хлеб. Все эти обряды связаны с древнейшими представлениями о сезонной смерти и возрождении громовержца, так на Крите довольно долго, на протяжении античности, показывали могилу Зевса. В Средиземноморье бык – символ бога грозы, в нашем случае – Перуна. Греческий Зевс, в том числе и бог грозы, превращается в быка при похищении Европы. В хуритской мифологии у бога грозы два быка. Римляне своему богу грозы – Юпитеру - приносили в жертву быка. Юпитер иногда и изображался как бык.
В том же сборнике А.Н. Афанасьева, в близкой по содержанию сказке "Буря – богатырь Иван коровий сын", главный герой напрямую называется "бурей"[447]. Отметим, что в хеттской традиции бог-громовник называется попеременно, то богом грозы, то богом бури. Данные слова у хеттов считались своеобразными синонимами.
Следовательно, зная символику быка и относящегося к нему героя сказки, можно было бы предположить, что Иван Быкович соотносится с молодым богом громовержцем. Но будем осторожны: не все так просто, и скажем лишь, что Иван Быкович – просто новая земная ипостась некоего бога, в отличие от своих братьев.
По тексту сказки он оказывается самым сильным из братьев и принимает над ними старшинство. Подобное предположение находит многократные подтверждение в нижеследующем тексте сказки.
“После того пошли они гулять по саду и нашли громадный камень. “Ишь какой камень! Нельзя ль его с места сдвинуть?” – сказал Иван-царевич, уперся в него руками, возился, возился—нет, не берет сила; попробовал Иван кухаркин сын – камень чуть-чуть подвинулся. Говорит им Иван Быкович:
“Мелко же вы плаваете! Постойте, я попробую”. Подошел к камню да как двинет его ногою – камень ажно загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких деревьев.
(в этом и ряде других мест сказки - прямое указание на несомненное превосходство Ивана Быковича над братьями)
Под тем камнем подвал открылся, в подвале стоят три коня богатырские, по стенам висит сбруя ратная: есть на чем добрым молодцам разгуляться! Тотчас побежали они к царю и стали проситься: “Государь батюшка! Благослови нас в чужие земли ехать, самим на людей посмотреть, себя в людях показать”. Царь их благословил, на дорогу казной наградил; они с царем простились, сели на богатырских коней и в путь-дорогу пустились. (Так как битва главного героя подразумевается с хтоническими персонажами – змеями, то и оружие, и кони должны иметь хтоническое происхождение. И именно тому из братьев, кто имеет животное, звериное, дикое происхождение, суждено сразиться на равных с нижним миром. Законы магии подобия указывают на то, что подобное уничтожается подобным[448].)
“Ехали по долам, по горам, по зеленым лугам и приехали в дремучий лес; в том лесу стоит избушка на курячьих ножках, на бараньих рожках, когда надо—повертывается. "Избушка, избушка, повернись к нам передом, к лесу задом; нам в тебя лезти, хлеба-соли ести". Избушка повернулась. Добрые молодцы входят в избушку – на печке лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, нос в потолок. "Фу-фу-фу!”
Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится". – "Эй, старуха, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись. Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу". Баба-яга слезла с печки, подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко: "Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь держишь?" – "Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на Калиновый мост; слышал я, что там не одно чудо-юдо живет". – "Ай да Ванюша: За дело хватился; ведь они, злодеи, всех приполонили, всех разорили, ближние царства шаром покатили".
В данном отрывке интересен образ бабы-яги. На ее хтоничность указывает то, что она проживает в дремучем лесу, который у индоевропейцев ассоциировался с хтоническим миром, она имеет костяную ногу и связана с печью. Сама печь, как это видно из русским заговоров, связана с миром подземного огня и предков. Подобное отношение к печи и очагу и связь их с загробным миром и предками бытовали во многих странах. Так, например, у древних римлян и этрусков изображение предков – ларов хранилось у очага, а сам очаг рассматривался как место общения с ними. Кроме того, она, возможно, слепа, что безусловно указывает на хтоничность, принадлежность подземному миру. Соотнесение слепоты в земном мире связывалось в народной традиции с подземным, ночным, иным миром по вполне объяснимым причинам. Подземное животное крот на свету плохо видит; ночные животные: совы, филины, летучие мыши – слепы на свету. По аналогии с ними, считалось, что нечистая сила, представители хтонического мира не имеют силу (слепы) под светом божьем.
Обратим внимание на то важнейшее обстоятельство, что хетто-хуритский Кумарби так же имеет убийственный взгляд, как и упомянутый славянский Вий. В песне "О царствовании на небесах” сказано:
"Стал с Ану (бог неба) сражаться Кумарби.
Стал на небе с Ану сражаться.