Глава 7. Подготовка к отъезду

Выше, на 40-м этаже, первые двое жильцов готовились к отъезду.

Весь день Энтони Роял и его жена упаковывали вещи. После обеда в пустом ресторане на 35-м этаже они вернулись в свои апартаменты, где Роял провел часы, которые он знал, будут его последними часами в высотке, закрывая свою дизайнерскую студию. Никакой спешки из-за отъезда, сейчас, когда для них настал момент покинуть здание, Роял осознавал, что его время на этом последнем ритуальном задании вышло.

Кондиционер прекратил работать, и отсутствие его неясного знакомого гула – единственного источника незначительного раздражения – делало Рояла беспокойным. Однако неохотно, он был вынужден узнать то, что он пытался не замечать весь предыдущий месяц, несмотря на то что видели его глаза. Это огромное здание, которое он помогал создать, билось в агонии, его жизненные функции отказывали одна за другой: вода – давление постоянно падало, так как насосы работали нестабильно, электрические подстанции на каждом этажи самостоятельно отключались, лифты останавливались в своих шахтах.

Словно сочувственно, старые травмы его ног и спины снова начали резко о себе заявлять. Роял оперся на подставку для рисунков, чувствуя, как боль поднимается вверх от его колен к паху. Подхватив хромированную трость, он покинул студию и прошел вдоль столов и кресел в мастерскую, каждый предмет окутан в чехол для мебели. Спустя год после аварии он обнаружил, что неизменные упражнения в одиночестве сдерживают боль, и он пропускал игры в сквош с Робертом Лэнгом. Как и его собственный терапевт, Лэнг сказал ему, что травмы, полученные в автомобильной аварии,требуют большого количества времени для излечения, но Роял недавно начал подозревать, что эти раны играли коварную роль сами по себе.

Три чемодана, которые он запаковал тем утром, стояли готовыми к гостиной. Роял посмотрел на них, на какую-то долю секунды надеясь, что они принадлежат кому-то другому. Чемоданы никогда не использовались прежде, и видная роль, которую они в скором времени сыграют в его Дюнкерке,постепенно исчезала в унижении.

Роял вернулся в мастерскую и продолжил снимать архитектурные эскизы и дизайнерские исследования со стен. Этот маленький офис в переделанной спальне он использовал для своей работы над девелоперским проектом, и коллекция книг и планов, фотографий и чертежных досок, изначально предназначавшихся для придания ему целеустремленности в его выздоровлении, вскоре стала разновидностью частного музея. Большинство планов и дизайнерских разработок было вытеснено его коллегами после аварии, но каким-то странным образом эти старые лица фасадов концертного зала и телевизионных студий, как и фотографияего самого стоящего на крыше высотки в день сдачи, описывали гораздо более реальный мир, чем здание, которое он вот-вот собирался покинуть.

Решение покинуть апартаменты, которое откладывалось уже слишком долго, было сложно принять. Со всей профессиональной идентификацией с высоткой как одного из ее создателей, вклад Рояла был главным, но, к сожалению, для него беспокоили те самые секции, которые несли основную тяжесть враждебности жильцов высотки – вестибюль 10-го этажа, начальная школа, смотровая крыша сдетским садом со скульптурами, и меблированные и спроектированные площадки перед лифтами. Роял глубоко погрузился в заботу о выборе отделки стен, сейчас покрытых тысячами непристойных ругательств. Возможно, это было глупо с его стороны, но было трудно не принимать их на свой счет, так словно он был слишком осведомлен о враждебности жильцов по отношению к нему – хромированная трость и белая овчарка больше не были театральным реквизитом.

В принципе, мятеж этих состоятельных профессионалов против здания, которое они коллективно купили, ничем не отличался от многих хорошо задокументированных бунтов жителей рабочего класса против властей муниципальных многоэтажек, которые происходили довольно часто в послевоенный период. Но в очередной раз Роял обнаруживал себя лично затронутым этими актами вандализма. Разрушение здания как социальной структуры было восстанием против него самого, настолько сильным, что в первые дни после неожиданной смерти ювелира он ждал физической атаки.

Позднее, однако, крах высотки усилил его желание все преодолеть. Проверка здания, которое он помогал проектировать, была проверкой его самого. Кроме того, он узнал о том, что вокруг него начал появляться новый социальный порядок. Роял был уверен, что жесткая иерархия была ключом к неуловимому успеху этих огромных зданий. Как он часто замечал Энн, офисные здания содержат ни много ни мало - тридцать тысяч сотрудников, работающих постояннов течение десятилетий, благодаря социальной иерархии настолько же жесткой и формализованной как муравейник, скриминальными происшествиями, социальными беспорядками и мелкими происшествиями, которые, в сущности, былиничем. Спутанное, но безошибочное появление этого нового социального порядка – по всей видимости, основанного на маленьких племенных анклавах – очаровало Рояла. Начать с того, что он решил остаться, будь, что будет и какая бы враждебность не была направлена против него, в надежде действия, словно его акушерка. В действительности, это одиночество уберегло его отсообщениясвоим бывшим коллегам о куче хаоса внутри здания. Как он постоянно твердил про себя, настоящий крах высотки должен скорее хорошо подчеркивать ее успех, чем падение. Без осознания этого факта, он дал всем этим людям средства для побега в новую жизнь, и шаблон социальной организации, которая станет парадигмой всех будущих блоков высоток.

Но эти мечты о помощи двум тысячам жильцов, направлявшихся в их новый Иерусалим, ничего не значили для Энн. Как только кондиционеры и электричество начали давать сбои, и стало опасным перемещаться в одиночестве по зданию, она сказала Роялу, что они выезжают. Играя на заботе Рояла о ней, и его собственном чувстве вины за крах высотки, она вскоре убедила его, что они должны уехать.

Любопытно посмотреть, как она справлялась с упаковкой своего багажа, Роял прошел в спальню жены. Два кофра и набор маленьких и больших чемоданов, коробки для ювелирных украшений и несессеры лежали открытыми на полу и туалетном столике, словно дисплей камеры хранения. Энн упаковывала или распаковывала один из чемоданов напротив зеркала туалетного столика. Недавно Роял заметил, что она сознательно окружила себя зеркалами, словно ее собственные отражения давали ей своеобразный вид защиты. Энн всегда принимала как должное естественно почтительный мир, и последние недели, даже в сравнительной безопасности этого пентхауса, она находила все больше и больше тяжело выносимыми. Детские черты в ее характере снова начали проявляться, словно она приноравливала свое поведение к слишком затянувшейся чайной вечеринке безумного шляпника, которую она была вынуждена посещать, словно сопротивляющаяся Алиса. Путешествие вниз до ресторана на 35-м этаже стало ежедневным тяжким испытанием, и только перспектива выезда из жилого здания ради их блага, поддерживала в ней жизнь.

Она поднялась и обняла Рояла. Как обычно, без раздумий, она прикоснулась к шрамам на его лбу губами, словно пытаясь прочесть краткое изложение двадцати пяти лет разделявших их, ключ к той части жизни Рояла, которую она никогда не знала. После того как он восстановился после аварии, сидя у окна пентхауса или выполняя упражнения на гимнастическом тренажере, он заметил насколько сильно его раны интригуют ее.

- Какой беспорядок. – Она с надеждой посмотрела вниз на гору чемоданов. – Я буду готова через час – ты вызвал такси?

- Нам нужно как минимум две машины. Они отказываются ждать сейчас – нет никакого смысла звонить им до тех пор, пока мы не будем на выходе из дверей.

Обе их машиныприпаркованные в ближайшем к зданию ряду, были повреждены жильцами сверху, их лобовые стекла были разбиты упавшими бутылками.

Энн вернулась к упаковке своего багажа.

- Важная вещь состоит в том, что мы едем. Нам следовало уехать месяц назад, когда я хотела. Почему кто-то все еще остается здесь, я не могу себе представить.

- Энн, мы уезжаем…

-В конце концов – и почему никто не позвонил в полицию? Или не пожаловался на владельцев?

- Мы владельцы.

Роял отвернулся от нее, его улыбка, полная любви, задеревенела. Сквозь окно он смотрел как свет затухал отражаясь от задрапированных фасадов ближайших высоток. Неизбежно, но он всегда принимал критику Энн как критикуна него.

Роял уже знал, его молодая жена никогда не будет счастлива в особой атмосфере высотки. Единственная дочь провинциального промышленника, она выросла в закрытом мире огромного загородного дома, чересчур отшлифованной копии замка Луара поддерживаемой персоналом полностью перенявшим образ действий девятнадцатого века. В жилом здании, в отличие от дома, персонал, который прислуживал ей,являлся армией термостатов и датчиков влажности, компьютеризированные переключатели лифтов, играющие над пассажирами свои партии в гораздо более сложной и абстрактной версии отношений хозяин-обслуга. Однако в мире Энн не только было обязательно, чтобы работа была сделана, но чтобы ее было видно. Постоянный отказ сервисов в жилом здании, и конфронтация между конкурирующими группами жильцов, все это было слишком для нее, играло на ее чувстве незащищенности, все ее глубоко укоренившиеся сомнения высшего света о поддержании высокого месте в мире. Существующие проблемы в жилом блоке безжалостно разоблачали их. Когда он впервые встретил ее, Роял принял как должное ее абсолютную самоуверенность, но в действительности правдой было обратное – далекая от уверенности в себе, Энн постоянно нуждалась в подтверждении своей позиции на верхней ступени социальной лестницы. Для сравнения, профессионалы вокруг нее, которые достигли всего благодаря своим собственным талантам, были моделями самоуверенности.

Когда они впервые переехали в высотку в качестве первых жильцов, оба хотели чтобы апартаменты были для них не более чем временным пристанищем, удачно расположенные близко к работе Рояла в девелоперском проекте. Как только они найдут дом в Лондоне они переедут. Но Роял заметил, что он продолжал откладывать любое решение о переезде. Он был заинтригован жизнью в этом вертикальном городке, и типом людей привлеченных ее отточенным функционализмом. Как первый жилец и владелец лучших и самых высоких в здании апартаментов, он чувствовал себя словно владелец поместья – заимствованная фраза из книги правил Энн, которая ему не нравилась. Его чувство физического превосходства как иногда у чемпиона в любительском теннисе – незначительный теннисный титул, хотя никак не менее впечатляющий от этого – неизбежно ослабляемый с течением времени, в некотором отношении он был возрожден присутствием такого количества людей прямо под ним, на плечах чьих, гораздо более скромных жилищ, его собственные апартаменты располагались в безопасности.

Даже после аварии, когда он бы вынужден предать свое партнерство, и уединится в инвалидном кресле в своем пентхаусе, он ощущал это чувство обновленной физической власти. В течение периода восстановления, когда его раны зажили, и тело стало сильнее, каждый из новых жильцов, в некотором роде кажется идентифицировал его благодаря укрепившимися мышцам и жилам, его ускорившимся рефлексам, каждый принес свою невидимую дань благополучию Рояла.

Для Энн, в отличие от него, продолжающийся поток новых жильцов приносил раздражение и озадачивал ее. Она наслаждалась апартаментами, когда они были одни в высотке, принимая как должное то, что никто не появлялся. Она ездила на лифтах так, словно они были великолепно отделанными гондолами частных подъемников, плавала в одиночестве в никем не потревоженной воде двух бассейнов, и прогуливалась по торговому центру, словно посещала свой личный персональный банк, парикмахерскую и супермаркет. К тому времени, как последние из двух тысяч жильцов появились и заняли свои места ниже, Энн не терпелось переехать.

Но Роял уже был увлечен своими новыми соседями, экземплярами, отражающими все, что он ранее представлял под пуританской рабочей этикой. В свою очередь, он узнал от Энн, что его соседи находят его загадочной и отчужденной фигурой, жертвой автомобильной аварии в инвалидном кресле, живущем на крыше высотки в повседневных заботах с молодой женой младше его в два раза, которую он будет рад видеть с другим мужчиной. Несмотря на эту символическую кастрацию, Роял все еще в некотором роде рассматривался как владелец ключей от здания. Его лоб со шрамами и хромированная трость, белая куртка, которую он использовал и носил словно мишень, все вместе казалось элементами кода, которые прятали настоящие отношения между архитектором этого огромного здания и его непростыми жильцами. Даже постоянносуществующаяпротиворечивость Энн была частью одной и той же системы насмешек, взывающей к симпатии Рояла к «игровой» ситуации, где каждый мог рискнуть всем и ничего не потерять.

Влияние всех этих событий на его соседей интересовало Рояла, и особенно тех инакомыслящих, таких как Ричард Вайлдер, которые будут подниматься на Эверест не экипированные ничем кроме своего чувства раздражения на то, что гора была больше них самих, или доктора Лэнга, целый день смотрящего со своего балконанаходясь под полнымвпечатлением что он полностью независим от высотки, когда на самом деле, он, возможно, был ее наиболее реальным жильцом. В конце концов, Лэнг знал свое место и держался за него; тремя ночами ранее им пришлось дать Вайлдеру короткий поучительный урок.

Размышляя о вторжении Вайлдера – единственном из серии попыток людей снизу пробиться на верхние этажи – Роял вышел из спальни и проверил болты во входной двери.

Энн ждала, пока он стоял в пустынном коридоре. С нижних уровней исходило постоянное мрачное бормотание, доносившееся посредством лифтовых шахт. Она указала на три чемодана Рояла.

- Это все что ты берешь с собой?

- На первое время. Я вернусь за чем-нибудь еще.

- Вернешься? Почему ты хочешь этого? Возможно, тебе лучше остаться?

Больше себе, чем своей жене, Роял заметил, - Первые въехавшие, последние выезжающие…

- Это шутка?

- Конечнонет.

Энн положила руку ему на грудь, словно ища старую травму. – Все кончено, ты знаешь. Я ненавижу говорить это, но это место не работает.

- Возможно, нет… - Роял принял ее сочувствие с изрядной долей иронии. Не осознавая этого, Энн часто играла на его чувстве несостоятельности, напуганная новым решением Рояла проявить себя, это убеждение, что здание должно увенчаться успехом после всего. Вдобавок ко всему, их соседи приняли его слишком легко в качестве своего лидера. Его партнерство в консорциуме было хорошо оплачено комиссионными ее отца управлявшего его профессиональным путем, фактически Энн никогда не позволяла ему забыть об этом, не столько для того чтобы унизить Рояла, сколько для доказательства собственной ценности для него. Однако замечание было сделано. Он добился успеха в мире, все в порядке, во многих смыслах. В безумном движении вперед, его авария могла быть попыткой выбраться из ловушки.

Но все это ушло в прошлое. Насколько Роял знал, они выезжают вовремя. В течение нескольких последних дней жизнь в высотке стала невыносимой. В первое время жильцы верхнего этажа были непосредственно вовлечены в происходящее. Всеобщее разложение продолжалось, медленная психологическая лавина, которая погребет их под собой.

На первый взгляд, жизнь в высотке была достаточно нормальной – большинство жильцов ездили в свои офисы каждый день, супермаркет все еще был открыт, парикмахерская и банк работали в прежнем режиме. Тем не менее, реальная внутренняя атмосфера состояла из трех довольно непросто сосуществующих между собой вооруженных лагерей. Произошло полное укрепление позиций, и практически не было контакта между нижней, средней и верхними группами. В течение первой ранней половины дня было возможно перемещаться свободно по зданию, но после обеда продолжать подобное становилось невероятно трудно. К сумеркам любое движение становилось невозможным. Банк и супермаркет закрывались в три часа. Начальная школа переехала из ее разрушенных классных комнат в пару апартаментов на 7-м этаже. Несколько детей едва ли можно было увидеть выше 10-го этажа, не говоря уже о саде со скульптурами на крыше, которые Роял создал для них с такой большей заботой. Бассейн на 10-м этаже был наполовину пуст, заполненный желтоватой водой и плавающим мусором. Один изсквош - кортов был заблокирован, а другие три были заполнены мусором и разбитой школьной мебелью. Из двадцати лифтов в здании, три постоянно не работали, а к вечеру кнопка вызова становилась персональной линией перемещения конкурирующих групп, которые могли поймать их. Пять этажей стояли без электричества. Ночью темные банды растягивались по фасадам высотки, словно мертвые слои затухающего мозга.

К счастью для Рояла и его соседей, условия в верхней секции здания пока еще отключались не настолько быстро. Ресторан прекратил предоставлять вечернее обслуживание, но ограниченный завтрак предоставлялся каждый день в течение нескольких часов, когда небольшое количество персонала могло свободно войти и выйти. Однако два официанта уже ушли, и Роял догадывался, что шеф и его жена вскорепоследуют за ними. Бассейн на 35-м этаже был годным к употреблению, но уровень воды упал и поставка воды, как и в их собственные апартаменты, зависела от капризов резервуаров на крыше и электронасосов.

Сквозь окна своей мастерской Роял посмотрел вниз на парковку. Многие машины не трогались с места неделями – лобовые стекла разбиты бутылками, салоны заполнены мусором, они стояли на сдутых шинах, окруженные морем мусора, которые распространялся за пределы здания вокруг него словно расширяющееся пятно.

Этот видимый маркер упадка здания, в тоже самое время измерял степень, до которой его жильцы принимали этот процесс краха. Временами Роял ожидал, что его соседи бессознательно надеялись, что все будет даже гораздо хуже. Роял заметил, что офис менеджера больше не осаждался негодующими жильцами. Даже его собственные соседи по верхнему этажу, которые в первые дни были единственными слишком быстро жалующимися по каждому поводу, сейчас никогда не критиковали здание. В отсутствие менеджера - все еще лежащего в состоянии психического расстройства в своих апартаментах на первом этаже – его сокращенный состав из двух человек (жены режиссера монтажа со второго этажа и первого скрипача с третьего), стоически выдерживал напор за своими стойками в вестибюле, не обращая внимания на ухудшение условий стремительное происходившее прямо у них над головами.

Что интересовало Рояла это то, каким образом жильцы стали преувеличенно грубы в своих запросах к жилому зданию, сознательно злоупотребляя лифтами и вентиляционными системами, перегружая источники питания. Беззаботность о своем собственном удобстве отражала тасование психических приоритетов и, возможно, необходимость нового социального и психологического порядка которого ожидал Роял. Он помнил атаку на Вайлдера, который счастливо смеялся, когда группа педиатров и ученых колотила его своими гантелями, словно труппа безумных гимнастов. Роял нашел эпизод абсурдным, но он догадывался, что в каком-то неизвестном смысле Вайлдер был рад быть брошенным в наполовину бессознательном состоянии в лифт.

Роял прошел вокруг покрытой чехлами мебели. Он поднял свою трость и полоснул ей в спертом воздухе, в том же самом замахе, который он использовал против Вайлдера. В любой момент сюда прибудет батальон полиции и увезет их всех в ближайшую тюрьму. И будут ли они? Что непосредственно играло на руку жильцам, былав высшей степени автономная природа высотки, самоуправляемое племя внутри крупнейшего частного владения в девелоперском проекте. Менеджер и его персонал, личный состав которого заполнял супермаркет, банк и парикмахерскую, все были жильцами жилого здания; несколько посторонних людей покинули здание или были уволены. Инженеры, обслуживающие здание сделали так, по поручению менеджера и очевидно ни один из них не был выдан. Им должно быть приказали оставаться в стороне – никаких мусоросборников не вызывали уже несколько дней, и большое количество мусоропроводов были заблокированы.

Несмотря на растущий хаос вокруг них, жильцы выказывали малый интерес к внешнему миру. Кипыне рассортированной почты лежали на полу в вестибюле первого этажа. Что касается отходов, разбросанных вокруг высотки, разбитых бутылок и банок, они едва ли были заметны с земли. Даже поврежденные машины были в некотором роде упрятаны под грудами материалов высотки, деревянные формы и песчаные карьеры, которые все еще не были отчищены. Кроме этого, словно часть этой бессознательной конспирации,для того чтобы исключить внешний мир, никакие гости не приходили в высотку. Они с Энн не пригласили ни одного из их друзей в апартаменты за долгие месяцы.

Роял смотрел, как его жена неясно бродитпо своей спальне. Джейн Шеридан, ближайшая подруга Энн, была вызвана и помогала ей упаковать вещи. Две женщины переносили ряд вечерних платьев с вешалки гардероба к кофрам, и в тоже самое время возвращали нежеланные рубашки и брюки из чемоданов обратно на полки. При всей активности не было уверенности в том, упаковываются ли они накануне отъезда или распаковывают вещи по прибытии.

- Энн ты приезжаешь или уезжаешь? – спросил Роял. – Мы едва ли имеем шанс сделать это сегодня вечером.

Энн беспомощно указала на наполовину заполненные чемоданы. – Это вентиляция. – Я не могу думать.

-Ты не выедешь сейчас, даже если ты хочешь, - сказала ей Джейн. – Мы застряли здесь, насколько я могу судить. Все лифты находятся в распоряжении других этажей.

-Что? Ты слышал это? – Энн зло уставилась на Рояла, словно его неудачный дизайн лифтовых площадок был напрямую ответственным за эти акты пиратства. – Все в порядке. Мывыедем завтрапервым делом. Что насчет еды? Ресторан должно быть закрыт.

Они никогда не ели в апартаментах – жест презрения Энн для бесконечных приготовлений ее соседями сложных блюд. Единственная еда в холодильнике была собачьей.

Роял уставился на себя в зеркало, поправляя свою белую куртку. В затухающем свете его отражение почти имело спектральную вибрацию, делающей его похожим на сияющий труп.

- Мы подумаем насчет чего-нибудь.

Любопытный ответ, осознал он, подразумевающий, что здесь были другие источники еды кроме супермаркета. Он посмотрел на полную фигуру Джейн Шеридан. Видя подавленную эмоцию Рояла, она успокоительно улыбнулась ему. Роял взял на себя задание приглядывать за этой молодой доброжелательной женщиной после смерти ее борзой.

- Лифты освободятся примерно через час, - сказал он им. – Мы спустимся в супермаркет.

Думая об овчарке – по всей видимости спящей на его постели в пентхаусе – он решил выгулять ее на крыше.

Энн начала опустошать наполовину заполненные чемоданы. Она казалась едва ли осознающей свои действия, словно большая часть ее сознания была отключена. Несмотря на все ее жалобы, она никогда не звонила менеджеру здания лично. Возможно, она чувствовала, что это было ниже ее достоинства, но совершенно не замечала ни малейшего критицизма никого из их друзей в мире, отражающем жилое здание.

Думая об этом, Роял заметил, что штекер его телефона в спальне был вытащен из розетки, и шнур аккуратно обмотан вокруг аппарата.

Пока он прошел по апартаментам, перед тем как пойти искать собаку, он обнаружил, что три других внешних телефона, в гостиной, мастерской и кухне, также были отключены. Роял понял почему они не получали никаких входящих звонков всю последнюю неделю, и ощутил ясное чувство безопасности от осознания того, что они не получат ни одно звонка в будущем. Уже догадавшись об этом, несмотря на все их явные намерения, они не выедут ни на следующее утро, ни в любое другое.