По семейным обстоятельствам

В полночь, третьего февраля 2002-го года, я вспомнил, что я - марсианин.

Это было для меня такой неожиданностью, что даже будильник, словно подавившись, громко сказал: "Тик-так!" и замолк навсегда, потому что все его шестеренки в одну секунду расплавились, а стрелки отвалились.

Первой мыслью, которая приползла ко мне в эту минуту, была мысль о том, идти ли мне завтра на работу или не идти? Вспомнить о том, что ты марсианин, это все равно что заболеть, а в таких случаях обычно берут отгул. С другой стороны, меня не поймут, решил я утром - и пошел на работу.

А там как раз привезли полтора куба известкового раствора и все это нужно было поднять на пятый этаж, потому что на улице был февраль и раствор мог замерзнуть до марта. Я взял ведра и, размышляя о том, что это весьма странное занятие для марсианина, принялся за нехитрый и почетный свой труд. В обеденный перерыв я открыл банку с холодной гречневой кашей и понял, что все мое марсианское нутро горячо протестует против такого положения дел.

Я пошел к прорабу и сказал, что мне нужно взять отпуск недели на две.

"С какой это стати?" - раздраженно спросил прораб, думая о том, как его, коренного жителя Венеры, все это достало.

Вот мудак, подумал я, так тебе все и объясни. Ты же первый меня сдашь в дурдом, если я тебе во всем признаюсь, не так ли?

Конечно сдам, подумал прораб, тут и говорить не о чем. И зарплату твою, которую тебе задолжали за три месяца, сам найду способ получить. Мы-то в отличие от вас, марсиан, тормозить не любим.

Допустим, подумал я, у меня заболела тетя в Брянске, а живет она одна и помочь ей некому?

Тетя в Брянске не прокатит, подумал прораб, это явный гон.

"По семейным обстоятельствам!" - решительно сказал я и сплюнул.

"А что случилось?" - законно поинтересовался прораб.

"Знаете, - сказал я, - если бы мне хотелось об этом рассказывать, я бы не соврал, что "по семейным обстоятельствам", а начал бы изливать перед вами душу - мол, так-то и так-то, заболела тетя из Брянска, но ничего этого я не хочу, поэтому и говорю, что по семейным обстоятельствам"

"Я просто спросил, - примирительно сказал прораб. - Надо так надо. Пиши заявление на имя главного инженера. По семейным обстоятельствам и все такое"

Я написал заявление и решил, что венериане - не такие уж и мудаки, просто детство у них было суровое.

В конце концов, подумал прораб, в одной солнечной системе живем - соседи, как-никак...

Когда я шел домой под ногами путались одни земляне и ни одного земляка. Характерная черта землян - сутулая спина, затюканная физиономия, семенящая походка и авоська в руке. Но самое главное - каждый думает о своем.

Мне даже захотелось аспирину, но дойти до аптеки я не успел, потому что меня сбил грузовик. За рулем был, конечно, землянин. Он так задумался о своем, что даже не заметил, что я стою посреди улицы и хочу аспирину.

По крайней мере - хорошо, что я взял отпуск.

"Странно, - сказал санитар, - что он не потерял сознание..."

"Сознание так просто не потеряешь, - объяснил я ему, хотя говорить было больно. - Это все равно, что потерять стог сена в иголке, потому что сознание - это все, а я - ничто. Я сам могу в нем потеряться, но потерять его - это из области научной фантастики!"

"Вы бы лучше берегли силы, - попросил меня санитар, - а не разговаривали..."

"Если силам будет угодно, - не унимался я, - они сами меня сберегут, я же над ними не властен, как же я могу их сберечь?"

"Просто - закройте рот!" - посоветовал санитар и я замолчал.

В больнице мне удалили левую почку, заверив меня, что это еще ничего по сравнению с тем, если бы мне удалили левое яичко или левое полушарие мозга, потому что человек живет либо тем, либо другим, а остальное у него просто для красоты.

Во время операции я три раза перенес клиническую смерть и один раз - клиническую жизнь, которая так меня истощила, что я знаками стал умолять хирурга, чтобы он это дело поскорее кончал. Мне ввели какой-то наркотик - и клиническая жизнь оборвалась так же внезапно, как и началась. Вместо нее передо мной появился бодхисаттва Авалокитешвара, а в правом ухе заиграл лондонский симфонический оркестр. Авалокитешвара сидел в позе лотоса, но, взглянув на меня, понял, что цирк ни к чему, и с явным удовольствием расплел затекшие ноги.

"Ну, как тебе все это? - поинтересовался он. - Не очень грузит?"

"Я бы хотел узнать, - сказал я, - что я здесь делаю?"

"Ты смешной парень, - улыбнулся Авалокитешвара. - Вас ведь только для того и отправляют на Землю, чтобы вы это узнали. А я тебе просто мандарины принес..."

И тут я понял, что это не Авалокитешвара, а мой прораб стоит над моей кроватью и держит в руках авоську с мандаринами.

"Куда ее положить?" - спросил он.

"Я не знаю, - честно признался я ему, - я сам только что здесь очутился. А вы уверены, что вы не Авалокитешвара?"

"Нет, не уверен, - так же откровенно сказал он. - С тех пор, как я вспомнил, что я - венерианин, я больше ни в чем не уверен..."

В это время в палату вошла старушка-медсестра с Меркурия и принесла обед - жидкую кашицу поносного цвета. Видимо, она недолюбливала венериан, поэтому стала ворчать на прораба, что, мол, шляются тут всякие, пациент еще от операции не отошел, а ему уже житья не дают, вот, поешьте-ка супчику, только сначала эти две таблетки выпейте и не капризничайте, я не ваша бабушка, капризничать дома будете... Тут она замолчала, потому что мы все втроем вспомнили про свой дом - кто про Марс, кто про Венеру, кто про Меркурий.

Прораб вздохнул, выпил мои таблетки и стал есть суп, а старушка сказала, что ничего, пусть кушает, она еще принесет.

Когда она пришла с дежурства домой, все - и дочка, и зять, и внучка - уже спали. Она достала из ящика письменного стола толстую общую тетрадь в клеточку и записала детским почерком:"04.02.02. Встретила двух инопланетян - одному из них вырезали почку, а второй пришел его навестить. Почему-то вспомнилось... еще до того, как я вышла замуж, меня это доводило до бессонницы, и ответа найти я не могла, потому и забыла крепко-накрепко, чтобы было спокойнее, а оно возьми и вынырни из-за угла, когда его уже не ждешь... всего лишь один-единственный вопрос. Что я, черт побери, здесь делаю?!"

Она захлопнула тетрадь и пошла чистить зубы, потому что время было позднее, а завтра снова на работу.

Давай оставим ее, читатель, ведь сейчас она начнет раздеваться перед сном, а женщина она старая, и вообще - это неприлично. Лучше с тобой поговорим.

Когда я выписался из больницы, я все это специально для тебя написал. Ты ведь уже догадался, что не просто так читаешь эти строки? Я допускаю, что ты еще не вспомнил, но я точно знаю, что ты догадываешься. У меня же к тебе - всего лишь один вопрос. Что ты здесь делаешь?

Бесконечность.

Мальчик взял кусок кирпича и нарисовал им на асфальте цифру восемь, которая не стояла, как все нормальные цифры, а преспокойно лежала себе на боку, как будто времени у нее было немеряно.
"Это - символ бесконечности" - объяснил мальчику остановившийся рядом случайный прохожий.
"Это не символ, а очки такие" - возразил мальчик и нарисовал в каждом круге восьмерки по зрачку, ниже пририсовал нос и зубастый улыбающийся рот, обвел все это неровным овалом с чебурашьими ушами и тремя волосинками на макушке, в результате чего бесконечность была утеряна в дебрях странной жизнерадостной физиономии. Потом у лица появился полосатый костюм, зонтик в руке, и мальчик подумал, что этот дядька работает сторожем в зоопарке, а зоопарк на другом конце города, и нарисовал ему машину, чтобы можно было спокойно ездить на работу по выходным, когда дома сидеть станет уже совсем скучно. Для машины он нарисовал дорогу, а для дороги - деревья и дома по ее бокам. Вскоре из окон домов выглянули жители, на перекрестке замахал своей палкой постовой, на карнизах расселись разноцветные кошки. В небе загорелось солнце, а там, где была ночь, замерцали огоньки звезд. К одной из них направилась ракета с дюжиной отважных астронавтов на борту. Телевидение передавало в режиме прямой трансляции обо всем, что происходило с экипажем во время полета. Возле телевизора сидели два обкуренных пассажира и втыкали в то, как проворный космонавт ловит ртом в воздухе водяные шарики.
"Прикинь, пельмень, - один из них перевел устремленный в бесконечность взгляд с экрана телевизора на пустую пивную банку в своей руке, - я тут вдруг подумал, а что, если все это - не настоящее? Типа как просто нарисованное или что-то в этом роде? И ракета ненастоящая, и телек, и пиво, и мы с тобой..."
"И Клаудиа Шиффер?!" - изумился пельмень.
"...и Синди, и Наоми, и теорема Пифагора, и все-все-все. То есть мы думали, что это все не просто так, а оно вообще совсем никак - по приколу или с перекуру - не важно, почему, только... А вот это уже я сильно прогнал, правда? Потому что такого не может быть... Это я прогнал так прогнал!"
"Круто, - подтвердил пельмень, - хе-хе!"

Полный контакт.

И наконец Ефимович допился до того, что стал выходить на контакт с марсианами. Покойник не показывал виду, но к рассказам Ефимовича прислушивался внимательно, и рассказы эти, надо было признать, одним махом выбивали почву из-под покойницких ног. Как-то раз покойник услышал доносившуюся из их с Ефимовичем общей кухни приглушенную возню, и это было очень странно, потому что Ефимович мог вести себя как угодно, но только не тихо. Его коронным номером было встать в три часа ночи и начать рубить дрова (газ у него отрезали два года назад) у себя в комнате, которую от покойницкой кровати отделяла лишь хлипкая перегородка в полкирпича. Покойнику было облом вставать с дивана и выходить на какую-то там кухню, но сдавленный шепот: "Откручивай, откручивай!.." не оставлял другого выбора. А в кухне, между тем, было на что посмотреть. На кухонном столе стоял Генка по прозвищу Аллигатор, покойницкий сосед с третьего этажа, а в прихожей терял резкость еще какой-то смутный субъект, поспешно ретировавшийся на улицу, как только покойник явил им свою персону, которая изумленно осведомилась: "А чего это вы здесь делаете, ребята?", хотя вопрос это был исключительно риторический, потому что, стоя на кухонном столе и откручивая газовый счетчик от газовой же трубы, можно было делать только одно - откручивать этот проклятый счетчик. Аллигатор мгновенно слез со стола и для начала и приличия ошалело спросил: "Как отсюда выйти?!", а потом пояснил, что на улице околачивается один очень стремный тип и что он, Аллигатор Гена, забрался со своими грязными говношлепами на стол только для того, чтобы выяснить, по-прежнему ли этот стремный тип там его, Аллигатора, караулит.

"Ты хоть ничего отвинтить не успел?" - с надеждой спросил покойник и Аллигатор заверил, что фактически ничего. Покойник проводил его на улицу, сбивчиво объясняя, что его, покойника, в прошлом году уже три раза обворовывали и теперь он просто жаждет найти козла отпущения, каковым вполне может оказаться Аллигатор. На улице их встретил застенчивый друг Аллигатора, который искренне извинился перед покойником и попросил три рубля взаймы. Покойник вздохнул и снова начал объяснять, что в прошлом году его уже целых три раза, на что друг Аллигатора возразил, что в прошлом году он еще сидел, поэтому никак, даже при всем своем желании, не мог зарекомендовать себя покойнику с подобной стороны, а всему виной - эта проклятая алкогольная зависимость, страшная штука, братан, ты не поверишь, на что можно решиться из-за трех всего лишь рублей... Покойник охотно поверил, но, как и всякий бессердечный трезвенник, мольбам ближнего не внял и вообще оказался чужд состраданию.

А вечером Ефимович сказал покойнику, что это все не просто так. Существуют такие лаборатории, где люди в белых халатах (тут Ефимович давал понять, что в свое время он сам носил такой халат) вживляют электроды в мозги белых мышей, воздействуя током на их нервную систему самым невообразимым образом, но все это - грубая и топорная работа, потому что проводится в неестественной для белых мышей среде, совершенно без учета социального фактора. Идеальный эксперимент предполагает условия, когда подопытный живет себе своей обычной жизнью на своем обычном месте и ни о каком воздействии со стороны не догадывается.

Покойник сразу же просек, куда ветер дует, и напрямую спросил, не хочет ли Ефимович сказать, что Аллигатор со своим застенчивым другом и есть его любимые марсиане, они же - таинственные экспериментаторы? Ефимович честно признал, что такой возможности не исключает, но в общем, конечно, сомневается. Скорее всего, вышеупомянутым лоботрясам также отведена роль подопытных крыс, но - второстепенная. Кандидатом же на главную роль является никто иной, как покойник, но в чем именно эта его роль состоит - это вопрос, который ему, Ефимовичу, не по зубам, тем более, что и зубов-то у него никаких нет уже довольно давно.

"Вполне возможно, - заключил Ефимович загадочно, - что цель эксперимента заключается именно в том, чтобы подопытный сам догадался, в чем именно она заключается!"

Покойник оторопело уставился на Ефимовича - ему пришла в голову дикая мысль, что это не Ефимович разговаривает с ним, а какой-нибудь марсианский агент миссии по межзвездным коммуникациям. Ефимович подался в контактеры и начал ретранслировать марсианские послания полтора года тому назад, но до сих пор покойнику не доводилось посмотреть на это сколько-нибудь серьезно. Он заглянул Ефимовичу в глаза и увидел в них нечто большее, чем глаза алкоголика на пенсии, которую он так залихватски пропивал, что это вызывало, если не восхищение, то, по крайней мере, определенное уважение. Вполне возможно, за этими глазами скрывается внеземной разум и, вполне возможно, не один. Покойник почувствовал, что именно сейчас можно говорить с предельной откровенностью.

"Ну, ладно, - сказал он, - только у меня есть один вопрос. Вот ты, Ефимович, уже бывалый контактер. Но я никак не могу понять, зачем вообще для контакта нужны контактеры? Почему эти твои марсиане не могут заявиться сюда и сами со мной поговорить?"

Лицо Ефимовича просветлело.

"А тебе не приходило в голову, - сказал он проникновенно, - что у марсиан для беседы с человеком нет других уст, кроме человеческих? Нет другого языка, который бы ты мог понять, и нет другой руки, которую ты бы мог пожать. Все это ты элементарно поймешь, если ответишь на один-единственный вопрос. Он звучит так. Что нужно сделать, чтобы войти в полный контакт с человеком? Или так. Что нужно сделать, чтобы войти в полный контакт с марсианином?"

Нет, подумал я, этого не может быть. Этого просто не может быть, потому что этого не может быть никогда. А ночью мне приснился мой прораб, который вместо того, чтобы руководить строительством, пытается вступить со мной в контакт противоестественным способом, потому что у них на Венере в этом году невыполнение госплана по контактам. Он слезно просил меня, умолял и даже ползал за мной на коленях, но я оставался по-прежнему непреклонен, хотя и машины уже сновали туда-сюда, и все кончилось тем, что меня сбил грузовик, за рулем которого сидел Ефимович и объяснял: "Только полный контакт! На меньшее мы не согласны, потому что меньшее не имеет смысла..."

И тогда я проснулся. Часы показывали полночь и это оказалось последним, что им было суждено мне показать. Наступило третье февраля 2002-го года. И я все вспомнил.

Последняя сказка.

Эту сказку написали черными чернилами, потому что это - последняя сказка на земле. Ее рассказал себе последний сказочник, потому что, кроме него, сказки больше никого уже не интересовали. Прекрасная принцесса уснула мертвым сном, а за ней последовали и все остальные, никому и в голову не пришло ее разбудить, ведь инициатива всегда идет сверху вниз, а не наоборот - если спят наверху, то должны спать и внизу. А сказки нужны лишь тем, кто живет в реальности, а во сне - что с ними делать? Сон и без того - не настоящий. Поэтому прекрасная принцесса приказала арестовать всех сказочников и отрубить им головы. На это ушло не больше трех лет. Некоторые сказочники пытались скрываться, но, где бы они не прятались, их язык выдавал их с головой, которую они вслед за этим теряли навсегда. Еще долго тут и там можно было встретить безголовые тела, которые бродили по улицам, занимаясь сбором налогов. Все, кто видел их, сразу понимали - еще один "из этих".

Последний же сказочник скрылся в горах, где не было ни души, но голова крепко сидела на плечах. Ему ничего не оставалось делать, как рассказывать свои сказки самому себе - ни птицы, ни деревья, ни камни не понимали ничего из того, что он им говорил, потому что у них тоже не было головы. Сказочник скучал по людям. И он был единственный из них, к кому пришла идея разбудить прекрасную принцессу.

Он заткнул себе рот кляпом, чтобы его речи не вызывали у людей ненужных подозрений, и пешком отправился в столицу, где пребывала во сне прекрасная принцесса. Человек с кляпом во рту ни у кого не вызывал подозрений, потому что во сне - все странное, да и сам ты глупеешь, чтобы обращать на это внимание.

Принцесса с любопытством посмотрела на бродягу, который мычал ей что-то невнятное, и сказала ему, чтобы он подошел поближе. Она вынула кляп у него изо рта и спросила, что он хотел ей сказать.

"Я не буду ничего говорить тебе, иначе ты просто велишь отрубить мне голову" - ответил сказочник и без лишних слов поцеловал принцессу в губы, тем самым сильно нарушив ее сон.

"Я никогда не прикажу отрубить тебе голову, - сказала принцесса сказочнику, - хотя знаю, что должна сделать это. Зачем ты пришел сюда?"

Вместо ответа он поцеловал ее еще раз.

У них было двое детей, но, поскольку принцесса так и не проснулась, они родились уже спящими, хотя в их глазах иногда появлялся незнакомый огонек, не свойственный пребывающим во сне. А сказочник стал писать свою последнюю сказку, но ему суждено было уснуть раньше, чем он закончил работу. Позже, перечитывая собственные строки, он не мог ничего разобрать - все казалось бессмысленным и буквы расплывались перед глазами, как это во сне часто бывает. Он смутно чувствовал, что здесь забыто нечто важное, но почему ему так казалось, он не знал. Давно уже он не целовал свою принцессу, а она давно уже приказала тихонько отрубить ему голову, пока он спал, пытаясь разобраться в своей сказке. Если ты думаешь, что читаешь ее сейчас, ты ошибаешься - тебе это только снится.

Сказки нельзя читать во сне.

Но если ты проснешься, то сможешь прочитать ее и дописать конец, ведь она еще не закончена, потому что сказки должны заканчиваться хорошо, а для этого нужен сильный и смелый герой, и конечно же - в любом случае ты можешь уступить эту роль кому-нибудь другому.

Наши рекомендации