Современное развитие теории отношений

6.1. Сандор Ференци и Михаэль Балинт.

Венгерская школа

К стволу психоанализа несомненно следует добавить достижения Сандора Ференци в области психоаналитической теории с ориентацией на теорию травмы. В то время как Фрейд рассматривал поддержанную большинством его единомышленников теорию инстинктов и фантазии детей по поводу своих родителей и других участников отношений как важнейшие стимулы развития и расстройства человеческой психики, Ференци ни на минуту не упускал из виду того, что выпадает на долю ребенка, оказавшегося жертвой своих родителей. В своих сочинениях «Дети анализируют взрослых» (1931) и «Разговорная путаница между взрослым и ребенком» (1932) он сформулировал то, что впоследствии заимствовал у него Михаэль Балинт и из чего возникла венгерская шко­ла психоаналитической теории отношений.

6.2. Эрик Г. Эриксон: теория идентичности

Развитая Эриком Гомбургером Эриксоном психоаналитическая теория идентичности — следующая крупная ветвь дерева психоанали­тического познания. Эриксон обрисовал ее в вышедшей в 1956 году на английском, а в 1961 году на немецком языке книге «Детство и общест­во»; на эту ветвь могли опереться все недовольные тем, что психоанализ занимается лишь субъектом, поскольку Эриксон включил в свое рассмо­трение и окружающий субъекта мир. У него не только есть «среднеожидаемые окружающие», как их называл еще Хайнц Гартманн (1939), но и, не будучи марксистом, он принимает во внимание тот или иной гос­подствующий общественный строй, его историческое развитие и воз­можность его социологического определения. Эриксон размышлял об американской самобытности, о детстве Гитлера, о юности Максима Горького, написал две увлекательные биографии — юного Лютера и борца за независимость Ганди. Он вынес на обсуждение понятие кри­зиса и развил теорию, из которой, в частности, следует, что когда кри­тические точки развития индивидуальной жизни соответствуют разви­тию общества, то возникают моменты, которые могут стать для истории выдающимися (Erikson, 1975). Понятие идентичности, введенное Эриксоном, до сих пор оказывает воздействие на психоанализ.

Следующая ветвь принесла плоды, в которых можно узнать идеи Рене Спица. Исходя из нескольких проницательных соображений и тщательно организованных наблюдений за детьми (и обезьянами), он написал «Возникновение первых отношений» (Spitz, 1954), «Нет и да» (1957) и «От младенца к маленькому ребенку» (1956) — работы, в которых в психологической перспективе отметил огромную роль отношений мать-ребенок, подчеркнув (вслед за Анной Фрейд) их осно­вополагающий характер для первого года жизни. Широко известные понятия «трехмесячного смеха» и «восьмимесячного страха», равно как и идея «сбивчивого диалога» (1976), обязаны своим возникновением Рене Спицу.

Следующая ветвь дерева психоаналитического познания — работы Дональда Винникота, который наряду с Анной Фрейд и Мелани Клейн представляет в Лондоне третью группу психоаналитиков. Винникот

много занимался детьми и, среди прочего, обнаружил, сколь важное значение для ребенка имеет т. н. «переходный предмет» (например, плюшевый медвежонок) — своего рода посредник между реальной матерью и образом матери, созданным ребенок. Важнейшие работы Винникота собраны во множестве вышедших на немецком языке книг, среди которых «От педиатрии к психоанализу» (Winnicott, 1958), «Процесс полового созревания и благоприятное окружение» (1956) и «Семья и индивидуальное развитие» (1965). Во многом благодаря бестселлеру Алисы Миллер «Драма одаренного ребенка и поиск истин­ного Я» (1979) понятия «истинного Я» и «ложного Я» стали широко известными. «Истинное Я» — это то, во что превращается потенциал человека при оптимальных внешних условиях. К «ложному Я» отно­сится то, что получается с потенциалом в неблагоприятных внешних условиях, скажем, когда ребенка хвалят, одобряют и любят только при определенных условиях, например, когда он оправдывает ожидания родителей, то есть, когда ребенок послушен и податлив, иными слова­ми, «принадлежит» родителям. Под влиянием таких неблагоприятных обстоятельств потенциал «истинного Я» может не развиться. Это озна­чает, что разовьются нежелательные, но относящиеся к «истинному Я» потенциалы, такие, например, как любопытство, сопротивление, само­стоятельное мышление. Результатом этого может стать потенциальное «истинное Я», редуцированное «ложным Я». Идеи Винникота были подхвачены в Лондоне Масудом Р. Ханом (Khan, 1974), в Германии — Лорой Шахт (Schacht, 1978) во Фрейбурге и Йохеном Шторком (Stork, 1987) в Мюнхене.

6.5. Маргарет Малер:

психическое рождение человека

Не желая предвосхищать следующую главу, где речь пойдет о «пси­хологическом ландшафте» Германии, я хочу обратить внимание на еще одну ветвь психоаналитического дерева, а именно, на теорию, развитую Маргарет Малер и ее сподвижниками Фредом Пине и Анни Бергман из «Мастерз Чилдрен Сентер» в Нью-Йорке. Они изучали детей и взрос­лых с помощью непосредственных наблюдений за отношениями между матерью и ребенком, причем сотрудник Маргарет Малер Эрнест Л. Абелин особое внимание уделил «отцовскому отношению» (Abelin, 1971). Поступательное развитие ребенка посредством процессов отделения и индивидуализации через стадии «дифференциации», обучения, «пов­торного сближения», вплоть до стадии «постоянного объекта», равно как и представление о психическом рождении человека как втором, ду­ховном рождении, широко восприняты не только в психоаналитичес­ких, но и в далеких от психоанализа кругах. Этому способствовала вы­шедшая большим тиражом книга Малер, Пине и Бергман «Психическое рождение человека» (1975). Ежегодно на этой ветви появляются новые ростки (Rotmann, 1978).

6.6. Отто Ф. Кернберг:

современная теория отношений

Уточнение теории отношений Отто Кернбергом появилось в не­скольких вышедших друг за другом книгах, довольно быстро переве­денных на немецкий язык: «Пограничные нарушения и патологичес­кий нарциссизм» (Rernberg, 1975), «Теория отношений и практика пси­хоанализа» (1976), «Внутренний мир и внешняя реальность» (1980). Исходя из теории Мелани Клейн, Отто Кернберг в чрезвычайно систе­матизированном виде развивает ту ветвь на дереве психоаналитичес­кого познания, которая способствует пониманию тяжелых личностных расстройств и имеет далеко идущее значение для их лечения. Книги Кернберга получили широкую известность еще и потому, что зачастую, читая описанные в них случаи расстройств, мы узнаем самих себя: в чув­стве опустошенности и бессмысленности, в депрессиях и печали, в зави­симости от других, в слишком завышенных идеалах и связанной с этим опасностью еще большей замкнутости. Косвенным образом книги Керн­берга могут оказаться полезными для понимания нормальной психи­ческой деятельности и ее легких расстройств, а также тезисов Фрейда о сексуальности и агрессивности. В последнее время в работах Керн­берга наметилась дальнейшая дифференциация, позволяющая, напри­мер, деструктивную агрессию в любви извращенных личностей отличать от некоторой доли агрессивности в любви нормальных людей. Ответв­ление на ветви теории отношений Кернберга — выводы Джеймса Мастерсона о психотерапии пограничных больных (Masterson, 1980), тези­сы Ваника Д. Волкана о психоанализе ранней теории отношений (1975) и клинический обзор пограничного синдрома Кристы Роде-Дахсер (Rohde-Dachser, 1979), который особенно полезен в повседневном лече­нии таких больных.

6.7. Гейнц Когут:

психология самости

Не должна быть забыта и еще одна бурно развившаяся в 70-е годы ветвь нашего дерева, а именно, предложенная Гейнцем Когутом «пси­хология самости». Как и все вышеназванные продолжатели Фрейда, Когут был вынужден эмигрировать; больше всего его интересовало связанное с бессознательными психическими процессами чувство само­оценки, а также идеал, который мы формируем самостоятельно, с по­мощью родителей и окружающего мира. Самолюбие, которое назы­вают «нарциссическим», глубоко поражает Я: все мы так или иначе его знали, независимо оттого, с какими препятствиями столкнулись в про­цессе дальнейшего развития. Нарциссическое самолюбие играет по Когуту настолько важную роль в нашей психической деятельности, что Я и его судьба вполне заслуживают особого рассмотрения. Если в первой своей книге (Kohut, 1971) Когут в основном занимался вопро­сами лечения нарциссических пациентов, то в следующей книге (1977) он расширил свою теорию до психологии самости, обратившись при этом к трагическим сторонам человеческого существования: причине­ние человеку ущерба, резко меняющего жизнь,—бесчувственными ро­дителями, непонятливыми партнерами или жестокими ударами судьбы (вплоть до заключения в концентрационный лагерь), жертвами кото­рых он оказался. В теории Когута, как и в венгерской школе от Ференци до Балинта, вновь оживает старая теория травмы, восходящая к на­чалу психоанализа. Следуя ей, в пациенте видят прежде всего жертву, с которой судьба обошлась сурово. Поэтому необходимо создать атмо­сферу, позволяющую ему обрести былое доверие и, заново пережив травму, преодолеть ее.

Не замеченные большинством психоаналитиков зеленые ростки на ветви теории Когута связаны в США с именами Эрнеста С. Вольфа, Пола и Анны Орнстейн и Йозефа Д. Лихтенберга, от которых возник­ли ответвления в ФРГ, ухоженные и взращенные Лоттой Келер в Мюн­хене, Кристель Шеттель в Гисене и Гейнцем Вальтером в Констанце (Lichtenberg, 1987; Wolff, 1988).

В этой связи можно назвать и книги Алисы Миллер, поскольку на нее оказала сильное воздействие не только теория Уиннекота об «истин­ном Я» и «ложном Я», но и концепция развития личности Гейнца Когу­та. Алиса Миллер пренебрегает инстинктивной стороной личности в гораздо большой степени, чем Когут, хотя при чтении его книг может возникнуть сходное впечатление. Как сообщил мне сам Когут, речь идет о мнимом противоречии: в первую очередь его интересовало развитие Я, но он не забывал и теорию инстинктов, особенности когда сам пациент жаловался на свои побуждения.

6.8. Альфред Лоренцер и Клаус Хорн: психоанализ как материалистическая теория социализации и критическая теория субъектов

Мы подходим к немецкому варианту теории отношений в том ее виде, в каком она появилась благодаря Альфреду Лоренцеру из сту­денческого движения — материалистической теории социализации (1972) — и к критической теории субъекта рано умершего Клауса Хорна (Horn, 1972), которого вдохновили на ее создание не только психоанализ, но и негативная диалектика Адорно. И Лоренцер, и Хорн получили сильнейшие импульсы от философии Юргена Хабермаса (Habermas, 1968), их психоанализ ориентируется на существенно новые перспективы, а именно на герменевтические формы, превосхо­дящие в этом отношении герменевтику бессознательных сторон пси­хики и «глубинную герменевтику». Речь идет об «интерактивных фор­мах», столь тесно связанных со словом «отношение», что не возможно отрицать их родства с психоаналитической теорией отношений Марга­рет Малер, Гейнца Когута и Отто Ф. Кернберга, с одной-единственной, но важной оговоркой — Лоренцер дополнил психоанализ марксистскими идеями сообразно своему пониманию человеческой социали­зации как общественно детерминированной. Санкционированное об­ществом развитие людей вследствие сконцентрированных травмати­ческих воздействий ведет к искажению человеческой идентичности (Брюкнер, 1972). Капитализм рассматривается как непосредственная причина искажения человеческой личности, вызванная проникнове­нием капиталистических отношений в семью и тем самым в раннее детс­кое развитие ребенка. Психоанализ, таким образом, определяется как социальная наука, а именно, как часть социологии (Lorenzer et all., 1971), хотя позднее Лоренцер более осторожно поместит психоанализ в центре треугольника между биологией, социологией и психологией (Lorenzer, 1985). В следующей главе я расскажу о немецкой ветви дерева психоана­литического познания, а именно о ветви, созданной Александром

Таблица 4. Положение психоанализа между биологией, социологией и психологией (Лоренцер, 1985).

Мичерлихом, и ее ответвлениях в критике общества и социальной психологии. Рядом с именами Альфреда Лоренцера и Клауса Хорна стоят имена многолетнего издателя журнала «Психея» Гельмута Дамера и, разумеется, Маргарет Мичерлих-Нильсен, издавшей после смерти А. Мичерлиха книги «Миролюбивая женщина» (Mitscherlich-Nielsen, 1985) и «Работа памяти» (1987). Этот феминистский вариант с его кри­тикой психологии женщины Фрейда более уместен в следующей главе, где речь пойдет о развитии психоанализа в Германии. Характерна связь этого психоанализа с марксизмом во имя политических изменений, что особенно явно проявилось в студенческом движении 68-го года и в женском движении 70-х годов с их демонстрациями — полной проти­воположности миролюбивому и спокойному англосаксонскому развитию психоаналитического знания (см. IX, 5).

III. РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИЗА В ГЕРМАНИИ

Эта глава отражает субъективный взгляд автора, который родился в 30-е годы во времена национал-социализма и сразу по окончании войны в поисках психоаналитической информации впервые столкнулся в одной из распространяемых оккупационными властями книг — «Психология жизни» — со структурной моделью Зигмунда Фрейда и, окрыленный духом психоанализа, нашел свой путь в этой

Тогда в научной психологии ФРГ и Западного Берлина доминиро­вал не психоаналитический, а скорее психотерапевтический подход:

в Западном Берлине, Штутгарте, Мюнхене работали преимущественно «аналитические психотерапевты» (как они сами себя именовали), вышедшие из пресловутого Имперского института психологических исследований и психотерапии, который'возглавлял племянник Геринга. После изгнания в 1933 году большинства еврейских психоаналитиков этот институт приспособился к существующему режиму, ценой отрече­ния от таких существенных понятий психоанализа Фрейда, как теории либидо, Эдипова комплекса и переноса. Подобная же участь постигла основанный в 1928 году Франкфуртский психоаналитический инсти­тут, тесно связанный с Институтом социальных исследований; в 1933 го­ду национал-социалисты закрыли его, а библиотеку уничтожили. Беда не обошла стороной и сотрудников этого учреждения. Карл Ландауэр трагически погиб в концлагере; Эрих Фромм, Фрида Фромм-Рейхман, Зигмунд-Генрих Фукс и Генрих Менг эмигрировали; Фукс — в Анг­лию, где сделал себе имя, разработав «групповой аналитический метод», Менг — в Швейцарию, где занимался профилактикой душев­ных заболеваний.

В поисках информации, имеющей отношение к пониманию психи­ческой природы болезней, с которыми я столкнулся в период медицин­ского обучения, я обратился в 1958 году в Институт психотерапии и глу­бинной психологии в Штутгарте. Здесь преподавали психоанализ Виль­гельм Биттер (W. Bitter), Герман Гундерт (Н. Gundert) и Феликс Шотлендер (F. Schottlaender). Обучение было ориентировано на психо­анализ Фрейда, аналитическую психологию Юнга и так называемый неопсихоанализ Шульца-Хенкеса (Neo-psychoanalyse. Schultz-Henc-kes). Феликса Шотлендера лично я не знал, зато познакомился с Герма­ном Гундертом, который встречался в Вене с Зигмундом Фрейдом, сотрудничал в области психоаналитических исследований с Эдуардом Хичманом (Е. Hitschmann) и плодотворно работал над совмещением методов Фрейда и возникших в 30-е годы идей. Нельзя не упомянуть и трех женщин-аналитиков,— Ютту фон Гревениц (J. von Graevenitz), Урсулу Лессинг (U. Laessing) и Веру Шеффен (V. Scheffen),— оказав­ших огромное влияние на развитие психоанализа в Германии и увлечен­ных идеей синтеза концепций Фрейда, Юнга и Адлера. Вильгельм Лайблин занимался психоаналитическим изучением сказок.

Огромную роль в моем профессиональном становлении сыграло учение об архетипах К. Г. Юнга, перед мощью которого отступило на задний план значение «переноса» и «контрпереноса» при непосредст­венном контакте пациента и психоаналитика. Полученное образование позволяло мне приступить к собственной психотерапевтической практи­ке, но меня не оставляло чувство, что я еще не готов к общению с паци­ентами. Поэтому я продолжил изучение психоанализа в Институте Зиг­мунда Фрейда во Франкфурте. После работы в Тюбингене я открыл свою практику в Штутгарте — это был уже настоящий психоанализ.

Основанный в апреле 1960 года Институт Зигмунда Фрейда во Франкфурте стал, благодаря усилиям своего первого руководителя Александра Мичерлиха, настоящей цитаделью психоанализа. Научно-исследовательский и учебный институт психоанализа и психосоматичес­кой медицины земли Гессен, финансовую помощь которому оказывал министр-президент Георг-Август Цинн довольно быстро добился при­знания со стороны мирового психоаналитического сообщества. Энерги­чная деятельность Мичерлиха, стабильное финансовое обеспечение и поддержка знаменитых иностранных специалистов сыграли благоприят­ную роль в развитии института. Здесь собрались все, кто имел научный вес и имя или приобрел их впоследствии: Клеменс де Боор (C. de Boor), Гельмут Томэ (Н. Thomae), Тобиас Брохер (Т. Brocher), Вольфганг Лох (W. Loch) и Герман Аргеландер (H.Argelander).

Во Франкфурте когда-то уже существовал основанный в 1928 г. Институт психоанализа, поддерживавший тесное сотрудничество с Институтом социальных исследований, насчитывавшим в своих рядах таких ученых, как Хоркхеймер (Horkheimer), Адорно (Adomo), Гер­берт Маркузе (Н. Marcuse), Норберт Элиас (N. Elias), Карл Ландауэр (К. Landauer), Генрих Менг (Н. Meng) и Эрих Фромм (Е. Fromm). Определенное влияние на Институт Зигмунда Фрейда оказала крити­ческая теория Франкфуртской школы. Основанный Александром Мичерлихом совместно с Гансом Кунцем и Феликсом Шотлендером, (а позднее издаваемый Мичерлихом) журнал «Психея» («Psyche») спо­собствовал распространению психоаналитической мысли на германоязычном пространстве. В 1960 году к нему прибавился «Ежегодник пси­хоанализа» ( выходящий с 1979 г.под редакцией Вольфганга Лоха и Фридриха Вильгельма Эйкхоффа).

«Немецкое психоаналитическое объединение» (DPV), которое в ре­зультате серьезных разногласий отделилось 11 сентября 1950 г. от существовашего при нацизме «Немецкого психоаналитического общества» (DPG), было объявлено в 1952 году филиалом «Международного пси­хоаналитического объединения» (IPV), обучающим психоанализу Зиг­мунда Фрейда и способствующим его развитию. История этого знамени­того раскола документально представлена в каталоге выставки, устроен­ной на международном психоаналитическом конгрессе в Гамбурге в 1985 году (Брехт и др., 1985). Отделившаяся когда-то маленькая группа во главе с Гансом Мюллер-Брауншвейгом, Гансом Мархом и Герхардом Шойнертом, пользовалась поддержкой целого ряда извест­ных психоаналитиков, которые вынуждены были в свое время эмиг­рировать в Англию и Голландию. Среди них были Вилли Хоффер (W. Hoffer), Паула Хейман (Paula Heimann), Михаэль Балинт (М. Ваlint) из Лондона, Жан Лампл де Гроот ( Jeanne Lampl-de Groot) и Пит К. Куипер (Piet С. Kuiper) из Амстердама.

Многочисленные визиты иностранных психоаналитиков во Франк­фурт мы, учащиеся института, воспринимали как международное при­знание . Возможность обмениваться опытом с английскими и амери­канскими коллегами была привилегией, которой пользовались лишь те немецкие аналитики, что состояли в Немецком психоаналитическом объединении. Признание заслуг молодых франкфуртских психоанали­тиков иностранными гостями было незабываемым переживанием. Не менее впечатляющим событием явилось для многих личное знакомство с учеными такого ранга, как Михаэль Балинт и Паула Хейман. Некото­рые иностранные психоаналитики согласились провести с нами «контрольные занятия». В частности, Пит К. Куипер специально для этого пробыл несколько дней в Гамбурге и Гейдельберге. Впоследствии я не­однократно проходил супервизию у Жана Лампла де Гроота и Пита К. Куипера в Амстердаме. Уже во времена моей учебы психоаналитическая ситуация в Западной Германии очень быстро изменялась : в 1950 году был основан институт в Гамбурге, известный впоследствии как Инсти­тут Михаэля Балинта. В 1961 году Хорст-Эберхард Рихтер создал в Гисене еще один институт. В 1962 году благодаря усилиям Вольфганга Аухтера к работе приступила группа психоаналитиков во Фрейбурге, а в 1965 году — рабочая группа Немецкого психоаналитического объ­единения Штутгарт-Тюбинген.

В настоящее время Немецкое психоаналитическое объединение стало третьей по величине группой (после США и Аргентины) Между­народного психоаналитического объединения, насчитывающего 6.700 членов. В 1988 году в Немецком психоаналитическом объединении было 500 высококвалифицированных сотрудников, каждый из которых пра­ктиковал психоанилиз не менее четырех лет, не менее 300 часов наблю­дал по меньшей мере за двумя пациентами, проходил супервизию и получил соответствующие теоретические знания. (К немецкому психо­анализу относятся, разумеется, и члены Немецкого психоаналитичес­кого общества, равно как и члены Немецкого общества психотерапии и глубинной психологии (DGPPT). Всего в ФРГ и Западном Берлине насчитывается до 1500 квалифицированных психоаналитиков).

Выдающейся фигурой Немецкого психоаналитического объединения вплоть до своей смерти в 1982 году был Александр Мичерлих —уже хотя бы потому, что в гитлеровские времена он стал на сторону Сопротивления. Он решительно выступил в защиту психоанализа и выдвинул новую теорию, которая привлекла к себе внимание научной общественности. Мичерлих был не только последовательным психо­аналитиком, но и строгим критиком общества, а также выдающимся писателем, который за свои книги «На пути к безотцовскому обществу» (1963) и «Неспособность видеть сны» (1967); в соавторстве с Маргарет Мичерлих-Нильсен) был по праву отмечен поощрительной премией Не­мецкой книжной палаты. Сейчас Александр Мичерлих воспринимается, в первую очередь как критический мыслитель и политический деятель. Об этом свидетельствует и его биография, написанная Гансом Марти­ном Ломаном (Lohmann 1987). Его психоаналитическая деятельность в области терапии и исследования известна гораздо меньше, хотя имен­но эта сторона его личности заслуживает самого пристального внима­ния. Изучая бессознательные процессы он не забывал о том влиянии, которое имеет социальное положение на любого человека , будь то рабо­чий завода или менеджер крупного концерна.

Хорст Эберхард Рихтер — еще один характерный представитель немецкого послевоенного психоанализа. Его известные книги «Группа» (Richter, 1972), «Солидарность — цель обучения» (1974), «Перемены или устойчивость» (1976), «Ангажированные анализы» (1978), «Комп­лекс Бога» (1979), «О психологии миролюбия» (1982) и «Шансы совес­ти» (1986) сделали имя Рихтера известным не только специалистам, но и широкой публике. Другую сторону его личности характеризуют прогрес­сивная политическая деятельность, выступления в защиту бездомных, и, не в последнюю очередь, участие, в движении за мир, поскольку он охот­но принимал участие в демонстрациях. Леворадикальные группировки, процветавшие тогда в студенческом движении, видели в нем идеальную фигуру руководителя, который поддерживал их надежды на более миро­любивый и экологически совершенный мир. Эти надежды питали Хорста Э. Рихтера куда больше, чем А. Мичерлиха, полагавшегося скорее на влияние научных доводов, чем на общественную деятельность *.

Упоминая о социальной критике X. Э. Рихтера, нельзя обойти вни­манием его вклад в изучение современной семейной динамики и тера-

* Сын Александра Мичерлиха — режиссер Томас Мичерлих — воссоздал в фильме «Отец и сын» дискуссию между Гербертом Маркузе и Александром Мичсрлихом, свидетельствующую о незаурядном таланте Мичерлиха.

пии — именно он вместе с Хельмом Штирлином применил психоанализ в семейной терапии уже в 1963 году и описал этот опыт в своей лучшей, на мой взгляд, книге «Родители, дитя и невроз». Позднее он опублико­вал ряд своих исследований, в числе которых следует отметить «Паци­ент и семья» (1970) и «Семья и душевная болезнь», явившееся итогом его совместной работы с Гансом Штроцка и Юргом Вилли. Менее изве­стны другие его работы, например, ориентированное на психосоматику исследование «Сердечный невроз» (1969), а также исследование по проверке психоаналитической информации посредством специальных тестов, составленных на основе теории и практики психоанализа. Оба исследования были проведены в соавторстве с Дитером Бекманном. В 1972 году был испытан т. н. Гисенский тест, о практическом значении которого группа X. Э. Рихтера составила объемистый доклад: «Све­дения, полученные Гисенским тестом» (Beckmann & Richter 1979).

Вольфганг Лох — в отличие от Александра Мичерлиха и Хорста Эберхарда Рихтера — ограничил свою деятельность психоанализом, о чем свидетельствует, в частности, его докторская диссертация «Пред­посылки, механизмы и границы психоаналитических процессов» (1965). В ней он развивает такие важные понятия психоанализа, как со­противление, перенос, толкование, мотив, контрперенос и механизмы психоаналитической интерпретации, кроме того он выявляет границы терапевтических функций. Вольфганг Лох — замечательный теоретик немецкого психоанализа, хотя его усеянные философскими цитатами сочинения написаны на таком уровне, что большинству психоаналити­ков очень нелегко применить их на практике. Вклад Вольфганга Лоха в психоанализ представлен тремя книгами: «О теории, Технике и тера­пий психоанализа» (Loch, 1972), «О понятиях и методах психоанализа» (1972) и «Перспективы психоанализа» (1986).

Лично я высоко ценю его выступления в защиту гипотезы о взаимосвязи фрустрации и агрессии, которая в позволяет гораздо лучше понять патогенез и структуру депрессивно-психотического состояния, чем гипотеза об изначальном инстинкте агрессии или смерти (1967). Не менее важны и его опыты по применению психоанализа в широкой медицинской практике, которыми он занялся вслед за Балинтом, ока­завшим на него заметное влияние (1969). Следует упомянуть, что особое внимание он обращал на роль и функции наставника и учителя в процессе взросления детей (1974), что позволило левым радикалам заподозрить его в консерватизме. Последние работы Вольфганга Лоха об отношениях психоанализа и истины, об инстинкте и объекте, о ком­муникации, языке и переводе, а также о проблемах смысла, в сущ­ности, понятны только специалистам (1986). Мудрость жизненного опыта сгущена в них философскими и психоаналитическими размыш­лениями , что очень затрудняет чтение. И все же я не перестаю радо­ваться, когда он обогащает научные дискуссии своими проницатель­ными аргументами, философской эрудицией, остроумными суждения­ми и афоризмами.

Совсем другая фигура — Хельм Штирлин, подобно Вольфгангу Лоху ориентированный в сторону философии и воспитанный на произ­ведениях Карла Ясперса, Альфреда Вебера, Александра Мичерлиха и Виктора фон Вайцзекера. Хельм Штирлин долгое время провел в США, в Честнат-Лодж, где с 1957, по 1962 год изучал опыт психоаналитичес­кого лечения психозов. Он написал книгу «Конфликт и примирение» (1969), в которой увязал философию с психоаналитическими аспек­тами шизофрении. Заметную роль в его научной работе сыграли контак­ты с учеными группы, известной впоследствии как группа Пало-Альто:

Грегори Бейтсон и др. ( G. Bateson, D.Jackson, Т. Lidz, N. Ackermann, L.Wynne, Ivan Boszormenyi-Nagy). После многолетней научной работы в Национальном институте психического здоровья в США он вернулся в ФРГ, чтобы занять в Гейдельберге специально учрежденную для неги кафедру фундаментальных психоаналитических исследований, и семей­ной динамики. Однако он более известен не как психоаналитик, а как исследова­тель в области семейной динамики и терапии, о чем свидетельствуют его книги «От психоанализа к семейной терапии» (1975) и «Первый семей­ный разговор» (1978), написанные им в сотрудничестве со своими уче­никами Ингеборгом Рюкер-Эмбденом, Норбертом Вецелем и Михаэлем Виршингом. Я с неизменным интересом слежу за научной деятель­ностью Штирлинга, хотя и сомневаюсь в том, что комбинация его системно-теоретических и психоаналитических подходов позволяет вы­являть в семейной динамике, не только непосредственно наблюдаемое взаимодействие («интеракции»), но и бессознательные фантазии. Защи­щенная во франкфуртском Институте психоанализа диссертация Михаэля Бухгольца (Buchholz, 1982) подтверждает это мнение. Немецкую психоаналитическую школу обогатили и научные вклады Клеменса де Боора и Хельмута Томэ: оба сотрудничали в прошлом с Мичерлихом, оказавшим на них сильнейшее влияние, оба работали на основанном де Боором при финансовой поддержке фонда Рокфеллера психосоматическом отделении Гейдельбергского университета. Они по­следовательно применили психоанализ к лечению таких психосоматиче­ских болезней, как астма (Boor, 1965) и нервная анорексия (Thoma, 1961). Мичерлих оказал немалое влияние на своих многочисленных коллег, впоследствии проявших себя в психоанализе.

В то время как поздний последователь Мичерлиха — Клеменс де Боор — вошел в руководство Института Зигмунда Фрейда и приложил всё усилия для интеграции психоанализа в медицину, (за что его упре­кали леворадикальные группировки, хотя это вполне соответствовало духу Мичерлиха), Хельмут Томэ создал отделение психотерапии и психоанализа в только что основанном Ульмском университете. В 1981 году он переиздал свои статьи о практике психоанализа под названием «От пассивного психоанализа к активному». По его мнению, психоана­литик вовсе не является пассивным участником аналитического процеса, своего рода «зеркалом», отражающим психическое состояние ана­лизируемого, а напротив, занимает вполне определенную позицию, осознает свою власть и не боится допускать ошибок на пространстве переноса и контрпереноса, выявляя с их помощью содержание бес­сознательного.

Хельмут Томэ и Хорст Кэхеле, преодолевая возражения руковод­ства Института Зигмунда Фрейда, применили такой эмпирический метод, как механизированный анализ содержания в психоанализе, для чего делали магнитофонные записи не только отдельных психоанали­тических интервью, но и психоаналитического процесса в целом и, используя колоссальный банк данных, исследовали тему страха. Это стало возможным благодаря тому, что Немецкое исследовательское общество щедро поддержало новый вид эмпирического исследования как особую область исследований (как в свое время поддержало идею создания Гисенского теста). Многолетняя работы Хельмута Томэ и Хорста Кэхеля увенчалась выходом в свет первого тома двухтомного «Учеб­ника психоаналитической теории», вышедший в 1985 году одновремен­но на немецком и английском языках. В первом томе подвергаются кри­тической проверке такие важнейшие психоаналитические понятия, как перенос, отношение, контрперенос, сопротивление, толкование снови­дений. Исследуется сущность первичного интервью, действенность пси­хоаналитических правил, а также выявляются средства, пути и цели психоанализа.

Немецкий психоанализ представлен не только выдающимся учены­ми, но и талантливыми литераторами. Среди них — Тилман Мозер, ко­торый рискнул свести воедино свое знакомство с психоанализом («Учебные годы на кушетке, фрагменты моего психоанализа» (1974)), личную юношескую травму, вызванную ханжеским воспитанием (Moser, 1976) и детские обиды; его книги -»Грамматика чувств. Необхо­димые сведения о первых годах жизни» (1979)» «Этапы близости. По­собие для влюбленных» (1986) и «Первый год. Психоаналитическое лечение» (1986) — красноречивое тому свидетельство. В своих послед­них публикациях Тилман Мозер критически рассматривает ограничения телесных контактов, постулированные в психоанализе. Он идет здесь настолько далеко, что не боится нарушить это табу психоанализа, дабы продемонстрировать своим пациентам, необходимость приятных прикосновений (1986, С. 164): «Слова опасны, поскольку питают ложное Я. Молчание ... может стать пропастью. Только телесный контакт способен наводить мосты между людьми.

Цюрихский психоаналитик Алиса Миллер относится, конечно, не к немецкому психоанализу, а к немецкоязычному ; но я не могу обойти ее вниманием хотя бы по причине ее влияния на поколение студенчес­кого движения. Ее книги «Драма одаренного ребенка и поиск истинного Я» (Miller A., 1979), «Сначала было воспитание» (1980) и «Ты не дол­жен чувствовать. Вариации на тему рая» (1981) оказали сильное воздей­ствие на многих, даже настроенных против психоанализа читателей. В отличие от теории влечений Фрейда Алиса Миллер не выдвигает на первый план бессознательные желания и поступки детей, а, напротив, в духе теории травмы уделяет особое внимание тому многочисленному и разнообразному вреду, который причиняют детям их бессердечные родители и от которого дети постоянно страдают. В этой перспективе Алиса Миллер обобщает работы Хайнца Когута и Дональда В. Винникота и как последовательный защитник ребенка сосредоточивается на страданиях заброшенного, презираемого, беспомощного и беззащит­ного ребенка, воздавая при этом должное и чувству вины, присущему некоторым отцам и матерям. Ортодоксальные психоаналитики резко критиковали Алис Миллер за ее отказ от теории влечений. Современ­ный официальный психоанализ почти не обращает внимания ни на нее, ни на ее книги. Несмотря на это, влияние Алисы Миллер на студенческую молодежь по-прежнему велико.*

Совсем иначе работает в Цюрихе Ульрих Мозер — еще один пред­ставитель немецкоязычного психоанализа, член Швейцарского психо­аналитического объединения, являющегося филиалом Международного психоаналитического объединения. Ульрих Мозер, находился сначала под влиянием анализа судьбы Шонди и написал книги «Психология выбора профессии и профессиональных расстройств» (Moser, 1953), «Психология выбора партнера» (1957), позднее занялся «защитными механизмами» (1964), и, став руководителем отделения клинической психологии Цюрихского института психологии, полностью посвятил себя исследовательской работе. В сотрудничестве с Ильёй фон Цеппели­ном он использовал знание и возможности информатики для того, что­бы используя компьютеры воспроизвести психические процессы и осу­ществил новое исследование, которое, выглядит многообещающим даже для тех, кто не знает теории информации. Использование теории информации позволяет эмпирически проверить гипотезы психоанализа о происхождении и переработке страха, о защите и защитных механиз­мах, а также гипотезу о переработке и смысле травмы. Сообщения с от­деления клинической психологии подтверждают плодотворное межди­сциплинарное значение этого открытия ²

В молодые годы Tea Бауридл не состояла в Немецком психоанали­тическом объединении, а была членом Немецкого психоаналитического общества и Мюнхенской академии психоанализа и психотерапии. В германоязычных странах о ней говорили: она объединяет психоанализ и се­мейную терапию под названием «Анализ взаимоотношений» (Bauriedl, 1980) и продолжает разрабатывать возникший еще в 1968 году, во вре­мена студенческого движения, «диалектико-освободительный прин-

* По мнению Алис Миллер (личное сообщение от 14.07.1988),причислять ее к психо­аналитикам — значит вводить читателей в заблуждение. . Она совершенно ото­шла от психоанализа и объясняет причины этого в книге «Изгнанное знание» (1988). Она упрекает Фрейда в том, что он «изменил» правде о жестоком обраще­нии с детьми. Три первые ее книги все же дают право причислить ее к величайшим психоаналитикам современности.