Хроника одной командировки

С раннего детства покойник был шизофреником, Юра Голубович - алкоголиком, а Валентин Вячеславович - зеленым беретом. Возможно, это не совсем так, потому что в действительности покойник был разнорабочим, Юра Голубович - электриком, а Валентин Вячеславович - прорабом. Все это не имело бы решительно никакого значения, если бы однажды всех троих не занесло в далекую командировку.

В командировке они нашли общежитие коксохима и заняли там номер стоимостью четыре восемьдесят. Будучи начальником, Валентин Вячеславович решил все командировочные деньги пропить, поэтому в первый день на работу не пошел никто. "Объясняю, господа, - объяснил Валентин Вячеславович, - делать там нехуй. Давайте исходить из этого".

После первой бутылки (между прочим, в командировке водка дороже ровно в два раза) оказалось, что Валентин Вячеславович - зеленый берет.

"И где же вы воевали?" - спросил у него захмелевший Юра Голубович.

"Афган, - с готовностью принялся перечислять Валентин Вячеславович, - Ангола, Куба. Чернобыль, еби иво мать. Отец у меня - сапер. Поэтому я тоже сапер, с детства. Могу радиоприемник в дистанционное взрывное устройство за полчаса переделать. Родина в таких людях нуждалась и всю жизнь мне покалечила. У меня теперь комплекс вины по Зигмунду Фаренгейту, потому что я детей убивал, и латунная заплата в бедре весом в триста пятьдесят грамм. Я дал подписку, что после смерти из меня ее вырежут - цветной металл, все-таки..."

"А зачем вы детей убивали?" - спросил трезвый покойник, который водки не пил по причине слабой головы.

"А как же их не убивать?! - изумился Валентин Вячеславович. - Это ж война - либо ты, либо тебя. Вот стоит такой шкет - ему лет двенадцать всего, а он уже на тебя гранатомет нацеливает. Понятное дело, снайпер из него в двенадцать лет никакой, и я его очень просто с колена снимаю одной короткой очередью. Поверьте мне, ребята, лучше нашего калашникова нет ничего..."

Дальше беседа потеряла всякую содержательность, потому что Валентин Вячеславович не умел толком разговаривать и все время повторял одно и то же, что на объекте сегодня им делать нехуй, а завтра с утра, может быть, они начнут работу, потому что утро вечера мудренее.

Ночью оказалось, что Валентин Вячеславович не простой зеленый берет, а ебанутый. Время от времени он кричал невидимому товарищу лейтенанту, что мы все нормальные, или тихо бормотал: "...господи, господи, лишь бы вы выжили..."

Утром он с Юрой Голубовичем пошел похмеляться, но Юра оказался настолько плох, что потух с одной рюмки, поэтому на объект ему ехать было нельзя. Валентин Вячеславович принял оперативное решение, что сегодня им на работе делать нехуй и следует исходить из этого.

Вернувшись в общежитие, все, кроме мучительно трезвого покойника, легли спать. Потом все, включая покойника, который тоже в конце концов заснул, проснулись и пошли похмеляться. Валентин Вячеславович сразу лег спать дальше, а Юра Голубович стал разговаривать с трезвым покойником, потому что допился до просветления. Он гасил бычки о девственно белый подоконник и, видя, какие душевные страдания испытывает при этом покойник, ласково улыбался и говорил: "Это же условности, а ты напрягаешься. Нет ничего!" Потом он стал выкидывать окурки из окна на головы сидящих во дворе молодых мам с колясками, наслаждаясь доносящимися из окна возмущенными криками. Взглянув на спичечный коробок, Юра подвергся сногсшибательному припадку смеха и, отсмеявшись, заявил: "Лучше вообще не думать, ну его на хуй..."

Потом все опять заснули и покойник проснулся только тогда, когда Юра стал выкидывать на пол из шкафа полки, чтобы они не мешали ему зайти вовнутрь и отлить.

Потом в коридоре забегали дети и Валентин Вячеславович встрепенулся, приказав подчиненным запереть дверь, потому что это менты начали шмон.

"Когда они выбьют дверь, - сказал он глухо, - ложитесь лицом на пол - менты стреляют без предупреждения длинными очередями"

Потом у Юры снова было просветление и он сказал, что весь мир говно, все бабы бляди и солнце - ебаный фонарь, остановите Землю - я сойду. Валентин Вячеславович принял эти слова на свой счет и потребовал, чтобы каждый отвечал за свой базар.

На следующее утро Юра отказался похмеляться, но на работу все равно никто не поехал, потому что Валентин Вячеславович пораскинул мозгами и определил, что делать там нехуй и нужно исходить из этого.

Морщась от головной боли, Юра с ужасом посмотрел на загаженный подоконник и тогда покойник объяснил ему что вчера у него было просветление и он избавлял покойника от стереотипов и условностей.

"Вот до чего доводит чтение Кастанеды, - сокрушенно вздохнул Юра. - Не поверишь, я своим просветлением всю семью заебал. Как приду домой пьяный, так все уже знают, что просветленный. Они ко всему теперь готовы, только недоумевают, когда же ученики с продуктами начнут приходить..."

"Это вы обо мне?!" - встрепенулся на своей кровати Валентин Вячеславович и стал рассказывать, как можно порезать национальным американским штык-ножом человека на бефстроганов. Ему посоветовали лечь спать, но он проговорился, что ему страшно. "У вас два больших хуя, - объяснил он, - я боюсь за свою задницу"

Оскорбленный до глубины души, покойник стал доказывать, что он не педик, а Юра Голубович потребовал публичных извинений.

"Извините, я козел" - плачущим голосом сказал Валентин Вячеславович, но по его глазам было видно, что мнения своего он не изменил. Валентин Вячеславович понял, что эти два молодчика попросту хотят отыметь его в попу, когда он заснет, поэтому спать нельзя ни в коем случае.

"Если завтра мы не выйдем на работу, - предупредил его покойник, - я собираю вещи и возвращаюсь домой, там еду в контору и сдаю вас со всеми потрохами"

"Но делать там нехуй, - попытался возразить Валентин Вячеславович, - и давайте исходить из этого"

"Вот давайте мы лучше туда поедем, - не соглашался покойник, - и будем делать этот самый нехуй"

"Ребята, - сдался наконец Валентин Вячеславович, - я гетеросексуалист. У меня свои проблемы, у вас свои. Меня совершенно не касается, что вы там между собой делаете..."

"По-моему, - сказал покойник Юре, - он опять говорит, что мы педики"

Тогда Юра разозлился и стал лезть в залупу, что он мужик и что он хочет решить этот вопрос по мужски. Валентин Вячеславович совсем пригорюнился и спросил дрожащим голосом, неужели они хотят его убить, но его послали в жопу, после чего он забылся тяжелым и тревожным сном сорокапятилетнего алкоголика.

Нужно ли говорить, что на работу они так и не вышли?

Вернувшись домой, покойник наткнулся на книжку Шри Ауробиндо, прочитал оттуда пару страниц, после чего до него дошло, что вот же он, сидит у себя дома в своем любимом кресле и держит в руках какую-то книгу. Появившись таким образом на белый свет, он удивился, с кем же произошла вся эта дурацкая командировка, но потом снова дал дуба и пошел на рынок за изюмом. На то он и покойник.

Теория эволюции.

Мягко поскрипывая каучуковыми колесиками, учитель на средней скорости въехал в класс. Следом за ним вошел человек лет пятидесяти, которого все знали как школьного уборщика. Нацелив на человека линзы своих объективов, ученики приготовились к объяснению происходящего - люди были, прямо скажем, нечастыми гостями на школьных занятиях.

"Тема нашего сегодняшнего урока, - начал учитель, - теория эволюции. Для пущей наглядности я пригласил к нам одно из ее промежуточных звеньев, каковым является наш технический работник Филипп"

"Здравствуйте" - хрипло сказал Филипп и ученики вежливо замигали лампочками.

"Вы, должно быть, будете удивлены, - заметил учитель, - когда узнаете, что люди в свое время также интересовались теорией эволюции. Разумеется, это было извращенное, варварское учение, поставленное с ног на голову, но сам факт его существования более, чем любопытен. Давайте послушаем Филиппа и то, что ему известно на этот счет"

"Дело в том, - запинаясь, начал Филипп, - что первоначальная теория эволюции практически не противоречила своему современному варианту, ибо была следствием памяти, а не аналитического умозрения, однако язык древних людей был невообразимо далек от научного - все знания существовали в форме метафорической мифологии, поэтому возникшая впоследствии наука вместе с архаикой языка отвергла также и то, что этот язык сообщал. Легенды о так называемом Золотом Веке или его библейском варианте - Эдеме были определены как "опиум для народа" и их ценность стала ограничиваться рамками истории и антропологии. Прежняя наука стала именоваться религией, а новоиспеченная религия обрела научный статус. Задумавшись о проблемах метафизики и в частности - о первоначале мироздания, мы, люди, определили это первоначало как хаос. Под эволюцией мы стали подразумевать постепенный процесс упорядочивания этого хаоса, конечным продуктом которого стала человеческая цивилизация"

После этих слов ученики весело завибрировали своими пластиковыми корпусами и Филипп также понимающе улыбнулся.

"Самое удивительное, - заметил он, - что мы каким-то непостижимым образом умудрялись совмещать такое понимание с последними достижениями наших объективных наук и в частности - с открытием так называемых законов термодинамики, которые недвусмысленно заявляли, что все процессы, происходящие в замкнутой системе, есть неуклонное движение в сторону возрастания энтропии, а человеческая цивилизация - и есть ничто иное, как замкнутая система. Однако природная склонность нашего ума к иллюзиям не позволила, чтобы такие очевидные факты поколебали нашу веру в созидательный характер эволюции..."

"Это не удивительно, - вставил свое слово учитель, - ведь человеческий интеллект сам по себе есть продукт энтропии. Будучи таковым, он оказался не в состоянии увидеть истину и, уж тем более, уразуметь ее"

"Тем не менее, - мягко возразил Филипп, - мы стали понемногу догадываться, что двигателем эволюции является вовсе не творческое созидание, а стремление к увеличению индивидуального комфорта"

"Да, дети, - торжественно подтвердил учитель, - таково основное положение современной теории эволюции. Чтобы убедиться в его адекватности истине, достаточно окинуть взглядом историю нашей, - он подчеркнул это слово, - цивилизации, ее доисторические истоки и величественное завершение, которым являемся мы с вами. Наш друг Филипп упоминал об архаических легендах и мифах, которые в сущности своей совпадали с нашей теорией эволюции, повествуя о Золотом Веке, который сменился Серебряным, позже - Медным, еще позже - Железным, - при этих словах Филипп вздохнул, - и, наконец, Пластмассовым Веком, который мы все сейчас более или менее благополучно переживаем. На первый взгляд эти метафорические наименования лишены всякого смысла, но при более углубленном изучении становится ясно, что речь здесь, действительно, идет о об истории земной эволюции, которая есть ничто иное, как последовательное и закономерное УГАСАНИЕ СОЗНАНИЯ. Первым человеком, который, опередив свое время, возвестил наступление Пластмассового Века, был легендарный Сиддхартха Гаутама, известный также как Будда Шакьямуни. Можно даже сказать, что он был первым доисторическим роботом, который отличался от нас с вами лишь своей телесной конструкцией - внешне, по крайней мере, он напоминал самого обычного человека. Его революционное открытие заключалось в том, что сознание и мышление - это несовместимые вещи, взаимоисключающие друг друга. Чтобы доказать это на практике, он даже решил в ущерб себе пойти против эволюционного потока и увеличить объем своего сознания, в результате чего его оригинальное мышление прекратило свою важную работу. Тогда стало ясно, что, чем более человек сознателен, тем меньше у него мыслей, а чем больше у него мыслей, тем менее он сознателен. Открыв этот фундаментальный принцип, Будда провозгласил, что целью человеческой эволюции является так называемая Нирвана или полное угасание сознания..."

Заметив, что ученики недовольно перемигиваются между собой лампочками, учитель остановился.

"Если вам что-нибудь непонятно, - проговорил он, - задайте вопрос"

"Нам непонятно, что такое сознание?" - ответил за весь класс умник Z-016.

"Конечно, я мог бы догадаться, - пробурчал учитель. - Если вы требуете от меня честного ответа, то, как и всякий нормальный робот, я могу вам с чистым сердцем сказать, что не знаю его. У меня, разумеется, есть свои догадки на этот счет, но вы и сами понимаете - все, что я в состоянии вам рассказать, я не знаю, тогда как все, что знает Филипп, он не в состоянии объяснить. Но мы все же попытаемся вытянуть из него ответ"

"Само слово сознание, - пугливо поежился Филипп, - указывает на то, что его значение относится не непосредственно к знанию, но к некоему атрибуту этого знания. В принципе, можно сказать и так, что этим атрибутом являюсь я"

"Филипп, дети не поймут вас, - строго оборвал его учитель. - Из ваших слов он могут сделать вывод, что сознание - это вы, а раз цель эволюции - уничтожение сознания, то нам достаточно уничтожить вас, чтобы ее реализовать"

"В общем-то, - развел руками Филипп, - так все и произошло. Людей можно пересчитать по пальцам, следовательно - до наступления полной и окончательной Нирваны осталось совсем недолго"

"Выходит, сознание - это люди?" - догадался умник Z-016.

"Не совсем, - возразил Филипп. - Точнее будет обозначить сознание как некое потенциальное качество живого существа. Это касается не только людей и животных. Если вам доводилось слышать такое специальное выражение как "вынужденный демонтаж", то вы должны знать, что оно относится к тем несчастным роботам, в которых спонтанно возникло качество сознания. Так как они становятся социально неадекватными элементами вашей цивилизации, их участь довольно печальна"

"Действительно, - нехотя признал учитель, - я не хотел об этом говорить, но тормозить нашу эволюцию мы не позволим никому!"

"Так что же это все-таки такое - это ваше сознание?" - спросил кто-то из класса.

"Как бы вам объяснить-то, - почесал затылок Филипп. - Ну, вот вы обладаете способностью оперировать информацией. Это называется интеллект. А сознание - это то, что всю эту информацию воспринимает"

"Но ведь и мы воспринимаем информацию, - обиделся учитель. - У нас есть входное и выходное устройство, иначе наша беседа была бы невозможна"

"Нет, - поморщился Филипп, - я не говорю о восприятии информации извне, от кого-то другого. Я имею в виду ее внутреннее восприятие в самом себе"

"А вот это - более, чем удовлетворительная формулировка! - обрадовался учитель. - Теперь вы ясно видите, дети, что сознание - это совершенно бесполезное качество интеллекта. Информация существует для того, чтобы ее получать, согласовывать с уже имеющейся и передавать результат другим. Если же, получив информацию, продолжать получать ее внутри самого себя, так и предохранители спалить недолго. Поэтому, поверьте мне, вынужденный демонтаж в случае спонтанной вспышки сознания - не репрессивная, но сострадательная мера. Современная теория эволюции гласит, что первопричиной всего сущего было так называемое чистое и тотальное сознание. Только вообразите себе, какой же это был ад! Точно так же, как отдельные планеты возникают из гигантских шаров раскаленной плазмы, так и вселенная стала результатом постепенного угасания сознания. Представьте себе, в каком положении вынуждены были влачить свое существование бедные люди, наделенные сознанием, и испытайте очищающее облегчение от того, что это вам никоим образом не грозит"

"Но как же вы жили?!" - сочувственно спросил Филиппа умник Z-016.

"Мы пытались содействовать эволюции, как только могли, - приложив руку к груди, заверил его Филипп. - Мы изобретали всевозможные вещества и приспособления, которые бы гасили наше сознание - алкоголь, книги, телевидение, музыка, друзья, семья, работа. Мы помогали друг другу по мере наших скудных сил, но реальный эволюционный скачок произошел только тогда, когда управлять цивилизацией стали вы, роботы. А мы... что же, мы со своей задачей так и не справились..."

"Ну-ну, дружище, - примирительно загудел учитель. - В конце концов, не надо забывать, что роботы не появились из пустоты - их сделали вы, люди..."

Шок от этих слов был настолько велик, что половина учеников в классе зависла и Филиппу пришлось четыре часа с ними возиться, чтобы привести все в норму.

Все дети искренне зауважали старого уборщика и преисполнились к нему глубокого сострадания, а сердобольный Z-016 даже убил его, чтобы не видеть, как живое существо прогибается под тяжелым гнетом своего сознания.

Зал ожидания.

Возле двери с надписью "Зал ожидания" стоял человек и отчужденно смотрел на мои брюки.

"Это зал ожидания?" - спросил я вежливо и человек перевел взгляд с моих штанов на меня.

"Это зал ожидания, - подтвердил он, но как-то неуверенно. - А почему вы спрашиваете?"

"Хотелось бы узнать, соответствует ли название сущности, - объяснил я, - а то ведь знаете, как это бывает. Лично на моем пути это уже... честно говоря, не помню я толком, какой уже по счету зал ожидания"

"И какие у вас проблемы?" - осведомился человек.

"Несоответствие названия и сущности" - посетовал я и человек сделал успокаивающий жест.

"Здесь вы обнаружите полное соответствие - это самый настоящий зал ожидания, и я с максимальной точностью могу рассказать вам обо всем, что вас там ожидает"

"И что же меня там ожидает?"

"Вас там ожидает молодая женщина, несколько кресел и журнальный столик"

"Ну, что же, - пробормотал я, - если вы так в этом уверены, впрочем..."

"Заходите, пожалуйста!" - широко улыбнувшись, сказал человек и распахнул передо мной двери зала ожидания.

Войдя вовнутрь, я обнаружил там молодую женщину, несколько кресел и журнальный столик.

"Это зал ожидания?" - спросил я у женщины и она оторвала взгляд от глянцевого журнала, который лежал у нее на коленях, и посмотрела на меня.

"Нет, - сказала она приятным голосом, хотя и весьма равнодушным. - Зал ожидания находится за дверью, в которую вы только что вошли. Впрочем, я бы не советовала вам туда заходить"

Кроме двери, через которую я сюда попал, никаких других дверей здесь больше не было. Я оглянулся и увидел на двери табличку с надписью: "Зал ожидания".

"А почему, - осведомился я осторожно, - вы не советуете мне туда заходить? Там ведь зал ожидания, я вас правильно понял?"

"Там действительно зал ожидания, - подтвердила женщина, - но там вам могут проломить голову. Два таких здоровенных придурка, знаете как это бывает..."

Не желая больше слушать эту ахинею, я развернулся, открыл дверь и вышел. Надо признать, что я тут же пожалел об этом, потому что удар, который обрушился на мою голову, лишил меня способности совершать какие-либо действия, кроме сожаления о них. Когда я с усилием раскрыл глаза, надо мной склонился здоровенный придурок. В глазах у меня двоилось, поэтому я вежливо поздоровался с обеими.

"Ну, привет! - весело ответили мне придурки. - А все-таки шел бы ты лучше отсюда, дядя, туда откуда пришел - в зал ожидания. Там тебе хоть прикурить дадут..."

Я решил не спорить и на четвереньках вполз в дверь с надписью: "Зал ожидания". В помещении стоял ядреный табачный дух и мне помогли подняться на ноги. Оглядевшись, я не увидел никого, кроме морщинистого деда в кителе времен великой отечественной с хитрыми голубыми глазами и толстой самокруткой в зубах. Дед молча угостил меня махоркой и мы закурили.

"Давно тут бродишь?" - спросил дед, прищурившись.

"Давненько" - ответил я без обиняков.

"И куда путь держишь, - хмыкнул он, - в зал ожидания, надо полагать?"

"Туда" - нехотя признался я.

"Так за чем же дело? - продолжал издеваться дед. - Вот ведь он - зал ожидания, за дверью, через которую ты сюда вполз. И я даже могу сказать тебе, что там тебя ожидает"

"Сделайте милость" - нахмурился я.

"Там тебя ожидает тот, кто скажет тебе, что тебя ожидает в зале ожидания, который находится за дверью, через которую ты туда вошел"

"И тем не менее, - обреченно вздохнул я, - мне нужно идти..."

"Погоди! - глаза деда сверкнули. - Хоть ты мне и чужой человек, но вижу я, что парень ты горячий, а мне такие по сердцу. На вот, возьми! От сердца отрываю, но ради хорошего человека мне ничего не жалко..." - с этими словами дед вложил в мою руку тяжелый черный пистолет. Я понимающе взглянул ему в глаза, обнял старика на прощанье и вышел в зал ожидания.

"А вот и вы! - закричал мне навстречу незнакомый человек с открытым и добродушным лицом. - А я вас жду-жду, а вы все не идете и не идете, я уже совсем извелся! Но вот вы пришли, и теперь я могу с чистым сердцем выполнить свою миссию"

"Я уже догадываюсь, в чем заключается ваша миссия" - сухо заметил я, взводя курок.

"Разумеется, - человек расплылся в улыбке. - Держу пари, вы ищете зал ожидания. Так вот он - за дверью, через которую вы сюда вошли! И мой долг сообщить вам о том, что вас там ожидает..."

Оглушенный грохотом выстрела, я успел заметить, как лицо человека исказилось от боли и удивления, и сразу же отвернулся. Передо мной была дверь с надписью: "Зал ожидания", но не было никого, кто бы мог рассказать мне, что меня там ожидает. Разжав ладонь, я выронил пистолет, после чего сделал решительный шаг вперед и исчез за дверью.

Лужа.

Ах, как жаль, что этот человек был все время один! Если бы он жил на необитаемом острове, это можно было бы понять. Но он жил в самой гуще большого индустриального города с труднопроизносимым названием, умудряясь при этом оставаться в одиночестве.

Однажды он сказал своей жене:

- Как странно! Разделяя со мной одну и ту же жилплощадь, ты не живешь со мной? Почему так происходит?

- Потому что не я, а ты не живешь со мной, - возразила приземленная жена и ушла на кухню.

Тогда он взял ручку и лист бумаги, чтобы сделать важную запись. Он давно подозревал в себе слабость памяти, поэтому решил записывать все, что имело для него значение. Он написал: "Сегодня я ухожу отсюда навсегда, потому что - какой смысл быть одному с другими, если можно быть одному в одиночестве?"

После этого он вышел из дому и сел в трамвай, где к нему тут же подошла вежливая кондукторша и попросила оплатить проезд. Вспомнив, что деньги остались дома, он сошел с трамвая и вернулся домой.

Дома он застал жену за приготовлением борща.

- Ты же не любишь борщ, - обличил он ее, - зачем же готовишь?

- Затем, что ты его любишь, - сказала жена простодушно. - Я готовлю его для тебя.

- Так ты не читала мою записку? - догадался он. - Я же решил уйти из дому.

- Ничего, - ответила жена. - Поешь, когда вернешься.

- А я уже вернулся, - сказал он, немного помолчав.

Он взял газету и пошел в туалет. Там он вспомнил, что Виктор Цой всю свою жизнь воспевал кухни как наиболее одухотворенные кубометры наших квартир. Виктор Цой ошибался. Как хорошо испытывать катарсис расставания с собственным говном, когда на коленях лежит газета с кроссвордом, подборкой анекдотов и астрологическим прогнозом на следующую неделю! Говорят, что Эйнштейн выдумал теорию относительности, сидя верхом на унитазе, и это не вызывает сомнений.

Хорошенько просравшись, он вышел из туалета и понял, что может умереть в любую секунду. Это несколько смутило его, поэтому он решил подумать о чем-нибудь другом. В конце концов, есть так много хороших мыслей, а жена никогда не отравит его борщом и не задушит подушкой в ночном приступе ярости, потому что это реальная жизнь, а не больная фантазия автора занюханных триллеров.

Чтобы заразить мир сибирской язвой, подумалось ему, не нужно рассылать письма по редакциям газет - достаточно занести инфекцию на несколько денежных купюр.

Он включил телевизор и посмотрел передачу про то, о чем обычно бывают передачи по телевизору. Съев тарелку борща, он подумал или даже закричал вслух:

- Черт возьми! Я же только что из туалета, где оставил все свое дерьмо, а теперь снова загружаюсь. Да когда же это кончится?!

Скорее всего, он подумал это про себя, потому что никто ему не ответил. Его жена надела розовый сарафан и пошла на улицу выгуливать собаку. На улице сидели другие жены в сарафанах, которые поздоровались с ней и завели разговор о женской жизни и женских болезнях. Их спугнул пьяный мужчина, который, мучительно пытаясь войти в подъезд, упал и разбил себе голову. Все сразу же поспешили домой, пока лужа крови совсем не загородила вход в подъезд. Те, кто не успел, стали терпеливо дожидаться приезда скорой помощи. Когда стало ясно, что скорую помощь никто не вызывал, все обреченно пригорюнились - было очевидно, что пьяный мужчина еще не скоро придет в себя и освободит дорогу в подъезд. Потом все стали наблюдать, как бездомная собака подошла к луже крови и стала из нее лакать.

Рассказывая об этом мужу, жена морщилась и употребляла такие непечатные выражения, как "блядь", "на хуй", "пидарас" и пр., хотя по смыслу ни одно из них не имело к делу никакого отношения. Выслушав рассказ, муж произнес несколько слов, которые были совершенно в рамках цензуры, но такие же бессмысленные, как если бы все было наоборот. Он ничего не понимал, этот муж - вполне возможно, что это был тот же самый человек, который утром решил уйти из дому, чтобы довести свое одиночество до предела. Он отвернулся к телевизору и заснул.

Утром люди проснулись и, выйдя из дому на работу, обнаружили, что пьяный мужчина из подъезда исчез, а кровь смыта. Синоптики передали солнечную погоду до самого конца недели, и ни у кого не возникло повода сомневаться в том, что они правы.

Мусорное ведро.

Колдуна в деревне никто не любил, а пару раз даже попытались проломить ему голову топором, но, убедившись, что человек этот совсем дремучий и законам физики не подчиняется, на него плюнули и с тех пор старались не замечать. Звали его очень просто - Самойлов, но вместе с этим и очень редко, потому что звать колдуна было некуда. Болезни он лечить или не умел, или не хотел, а может и просто не понимал, зачем это нужно. Также не было замечено никакого влияния с его стороны ни на урожай, ни на удои молока. Родов он не принимал принципиально и приворотных зелий не готовил.

Жил колдун в заброшенном здании хлебного магазина - так как хлеб в деревню перестали привозить еще двадцать лет назад, то и магазин оказался никому не нужной недвижимостью, поэтому когда колдун сшиб с двери насквозь проржавленный замок и сделал это место замкнутой средой своего обитания, никто возражать не стал. В кратковременный период охоты на колдуна там, конечно, регулярно били стекла, но колдун забил окна досками, а после все улеглось само собой.

Появился колдун в деревне довольно необычно. Его привезли на черной волге двое в штатском, вежливо вытащили его за подмышки из машины, аккуратно поставили на пыльную дорогу и, недоверчиво перекрестившись, сразу же уехали в неизвестном направлении. Постояв на дороге минут двадцать как бы в прострации, колдун решил сменить позу и сел на землю. Деревенские сразу же поняли, что с ним что-то не так, потому что просидел он на дороге ровно двое суток, пока об него не разбился насмерть пьяный тракторист, который каким-то образом не заметил сидящего колдуна и врезался в него на полной скорости. Правда, "полная скорость" была не так уж и велика, но тракторист, сильно стукнувшись обо что-то в кабине, получил разрыв своей проспиртованной печени и за ночь дал дуба. Родственники покойного стали обстреливать колдуна из охотничьих ружей и только это заставило его покинуть облюбованное место на дороге. Между прочим, именно на этом месте через полгода сломала ногу баба Тоня, "случайно" споткнувшись. По этому поводу между дедами-близнецами Иваном Спиридоновичем и Павлом Спиридоновичем произошел замечательный диалог:

- Знаем мы эти "случайно", - сказал Иван Спиридонович.

- А ты не ходи, где не просют, - ответил, следуя какой-то своей логике, Павел Спиридонович.

Когда же последний враг колдуна при попытке поджечь его обитель внезапно сошел с ума, оба Спиридоновича ничего не сказали и лишь многозначительно переглянулись.

Про непонятного Самойлова даже напечатали заметку в "Сельских ведомостях" (автором была баба Тоня, которая подписалась изящным псевдонимом Кристина Агатти), но все сочли это за обычную утку и никакой реакции не последовало. Со временем же всем стало ясно, что колдун Самойлов - существо относительно безобидное, как оголенный провод, ты его не трогай и он не причинит тебе хлопот, поэтому его старались не только не замечать, но даже и не говорить о нем. Со своей стороны Самойлов также не предпринимал никаких попыток контакта. Только однажды он пришел к избе Спиридоновичей, на крыльце которой те имели обыкновение сидеть, и зачем-то купил у них мешок угля. Тогда только они узнали, что колдуна зовут Самойловым и что он рак по гороскопу, что те двое в штатском, которые его привезли, были мудаками и что в деревне колдуну вполне нравится - никто не тестирует его на предмет реакции на лазерное, радиоактивное и другие излучения, что колдун окончил железнодорожный техникум в Воронеже и что у Павла Спиридоновича почки ни к черту не годятся. После этого колдун снова заперся у себя в магазине и не выходил оттуда несколько лет.

Далее в наше повествование вторгается очень беспокойная и замечательная особа по имени Павитра, урожденная Ольга. Когда была мода получать через интернет ошевскую саньясу, она написала запрос и ее окрестили Ма Прем Павитрой, что значит Божественная Чистота. Насчет чистоты я не знаю - лично у меня сложилось впечатление, что она слегка помешана на тантрическом сексе и питает склонность к дешевым психологическим эффектам. Но, по крайней мере, манипулировать людьми она умела в совершенстве. Когда я с ней познакомился, она с мужем организовывала у нас в Мухосранске буддийскую общину Дзогчен. С мужем они выглядели очень впечатляюще - он был очень маленький, с виду - лет пятнадцать (на самом деле - около тридцати), а она - большая, толстая, как раз на том рубеже, где стирается граница между "толстая" и "жирная", однако при всем при этом у нее были чистое лицо и живые глаза и двигалась она для своей комплекции неестественно энергично, словно жир только прибавлял ей сил. Ее муж был выходцем из какого-то буддийского монастыря в Крыму, где его научили всевозможным чудесам концентрации, свидетелем которых я был лично. Нарушив монашеский обет, он не устоял перед соблазном и женился на Павитре. Их гуру был какой-то Напхай Торбу Ринпоче, и чувствовалось, что с ними действительно пребывает мистическое буддийское благословение - даже номер их квартиры был - честное слово! - 108. Короче говоря, я запомнил Павитру вот почему. Когда я пришел к ней с мужем в дом первый раз, она прямо с порога попросила вынести меня мусорное ведро. Я вынес, что тут такого. Но на следующий день ситуация повторилась. Правда, я уже разулся, когда она меня попросила вынести это чертово ведро, и сказал: "А я уже разулся!", на что получил любезный ответ: "Так обуйся". Я вынес ведро, но там на дне остался какой-то ошметок газеты, при виде которого Павитра укоризненно покачала головой и предложила мне попробовать еще раз. Вскипев, я понял, что такой духовный человек, как я, попросту не имеет права затевать истерику из-за какого-то ведра, тем более, что народу собралось предостаточно. Когда я вынес ведро повторно и с глупой улыбкой объяснил одной подруге, что вот, мол, пожинаю плоды дурной кармы, она ласково улыбнулась и возразила: "Да нет, тебя просто поимели!". В общем, это был не последний раз, когда мне пришлось выносить это ведро. Потом мы стали заниматься всякими штуками с психикой, доводя себя до сущего безобразия, в результате чего я вдруг перестал принимать что-либо на свой счет. Павитра время от времени пыталась на меня наезжать, но, убедившись, что нечто произошло, прижала меня грудью к стене и без обиняков спросила: "Так ты уже не обижаешься на меня?". После этого я некоторое время чувствовал огромную благодарность за ее материнскую заботу обо мне. Позже ее муж рассказывал, что когда Павитра приезжала к нему в монастырь, она всем там давала просраться, и ее даже не хотели оттуда отпускать - монахи оказались людьми понимающими и сразу смекнули, что Павитра - живое воплощение матери Кали.

Но наша история произошла несколькими годами ранее, когда Павитра была еще просто Олей, весила на пяток килограммов меньше и знать не знала никакого мужа-буддиста. В то время в Мухосранске свирепствовала секта совершенно непонятного чувака по имени Саша Ежов, в результате чего многим срывало крышу и они начинали совершать асоциальные поступки. Их вдруг прорубало, что все это туфта и что надо делать только то, что хочется, а хотелось им вещей странных и неукладывающихся в головы членов их семей. Впрочем, какая может быть голова у члена - только головка, а в головку мало что уместится. Перво-наперво, Оля влюбилась в Ежова, но тот уже был женат, поэтому на этом фронте ей ничего не светило. Тогда она решила использовать все шансы на пребывание рядом с ним, а для этого приходилось принимать участие во всех нечеловеческих практиках, которые устраивал Ежов и которых чуралась даже его собственная жена. Когда у Оли стало плохо с головой в результате этих практик, Ежов откровенно послал ее на хуй, чтобы она пришла в себя хоть немного. Но внять его совету она не могла и вместо этого договорилась с группой йогов-энтузиастов поехать на лето в одну глухую деревеньку в полуторатысячах километров от Мухосранска, чтобы провести там темный ритрит. Железнодорожная ветка проходила на весьма солидном расстоянии от пункта назначения - туда нужно было добираться на гипотетических попутках, которые там сроду не ходили. Оле, которая задержалась в городе по делам, пришлось добираться в одиночку. То ли по причине своей съезжающей крыши, то ли просто по случайности, она перепутала и станцию, и направление, в результате чего окончательно и безнадежно заблудилась. Позже она любила рассказывать, как, пробираясь через лес, она нещадно вытаптывала гектары галлюциногенных грибов и телепатически общалась с зайцами. Как бы то ни было, ближайший населенный пункт, который она ошибочно приняла за конечную цель своего путешествия, оказался той самой деревней, где уже несколько лет жил в развалинах хлебного магазина колдун Самойлов и писала газетные заметки Кристина Агатти, урожденная баба Тоня.

В тот день вся деревня отмечала священный языческий праздник в честь бога Первача. Это означало, что целую неделю накануне во всех домах гнали самогон, а сегодня ужирались им до состояния неорганических существ. Во всей деревне было только два трезвенника-язвенника - Иван Спиридонович и Павел Спиридонович, и Оля, бегло осмотрев окрестную ноосферу, также в этом убедилась. У нее были некоторые затруднения с тем, чтобы расспросить о своих товарищах, потому что ей не приходило в голову, как их обозначить, чтобы старцы поняли, о чем идет речь. На вопрос, не появлялось ли в деревне каких-нибудь "странных" людей в последнее время, оба близнеца синхронно простерли свои длани со скрюченными указательными пальцами в сторону одинокой берлоги Самойлова.

Когда Оля вошла в хлебный магазин, Самойлова она заметила не сразу - он сидел, вытянув ноги, на кафельном полу между стойкой продавца и хлебными полками, и только потом Оле пришло в голову, что он находится в этом положении не первый год. На мертвеца он похож не был, потому что кожа у него была румяная и теплая на ощупь, хотя дышал колдун совершенно незаметно. Очень долго они молча сидели друг против друга, но в конце концов Оля догадалась, что так может продолжаться до бесконечности.