Сравнительное достоинство психологического метода

Особенности в характере и речи заики и отличие его от нормального человека. Как достигается цель излечения дидактическим способом и психологическим. Гипноз. Ход лечения по психологическому методу и результат лечения.

Рациональное основание психологического метода не только положено на изучении клинической картины заика­ния, но и подтверждается еще следующими наблюдениями и фактами из жизни заики и нормального человека.

I. Заика говорит совершенно хорошо, когда он один и спо­коен.

П. Нормальный человек никогда не прибегает к каким-либо усиленным дыханиям во время речи, она у него совер­шается не только естественно, но и бессознательно.

III. Заика говорит хуже или страшно затрудняется вся­кий раз, когда испытывает какое-либо волнение; это хоро­шо знает каждый заика и всегда говорит: «Я заикаюсь, ког­да взволнован».

IV. Каждый нормальный человек заикается тоже в мину­ту наисильнейшего гнева, страха, конфузливости, неожи­данности, но следы этой заикливости в нем не остаются, по­ тому что это случается редко и сам пострадавший легко ори­ентируется и всегда скажет: «Да я испугался, потому и за­икнулся».

V. Когда заика всецело охвачен эмоцией: будет ли это ра­дость, гнев, злоба и при этом эмоция сильно воплотится во всех выразительных местах, так что нет места появлению навязчивого представления «я заикнусь», — он говорит тоже хорошо.

Такое же слияние своей личности с чужой бывает и на сце­не, если, случается, заика изображает какой-нибудь тип.

VI. Кому затем не известно, что речь нормального челове­ка в таких случаях, как разговор с высокопоставленным важ­ным лицом, в незнакомом обществе, при публичном выра­жении мысли, или, наконец, после того как ему сделают за­мечание насчет недостатков его речи, например, укажут на повторение разных присловиц, вставок (значит, вот, пони­маете и т. д.), — речь у него тотчас расстраивается, делается затрудненной, с паузами, то медленной, то торопливой. В это время речь делается актом более сознательным, внимание к себе становится неприятно-навязчивым.

VII. Если мы увидим не сцене актера, изображающего очень боязливого человека, увидим его боязливую фигуру, услышим дрожащий голос и т. д., но не услышим заикливой, поспешной речи, свойственной страху, то положитель­но должны сказать, что актер неверно изобразил боязливо­го человека. То же впечатление получится ив том числе, ког­да тот же актер внесет в картину общего страха смелое лицо или голос.

Из этого видно, что речь нормальная подвергается воздей­ствию таких же психических факторов, как и у заик. Раз­ница только в том, что все у заик преувеличено, напряжено и проявляется в судорожной, более яркой форме, следова­тельно, и тут заикание, как и всякий сложный психоневроз, представляет только лишь патологические уклонения от нормы и ничего не создает нового, чего бы не было в зачаточ­ном состоянии у здорового.

Таким образом и создаются у заик такие, по-видимому, резкие особенности, отличающие его от здорового человека. Мы считаем нужным перечислить их.

1) Он имеет хронические привычные фобии и в долгой борьбе с ними отразил свое поведение в наружном и внут­реннем облике всей личности.

Он выработал в борьбе со своим страданием необычайную психическую чувствительность, отчего он постоянно насторо­же и всегда возбужден. Каждый пустяк в глазах нормального человека для него событие, — могущее возбудить реакцию страха (судорогу, сердцебиение): одна улыбка, чужой взгляд, мысль спросить кого-либо, пойти в магазин и прочее.

3) Естественно у него развились и необычайная сознатель­ность и внимание к своей речи (доходящая до навязчивости), — а это одно уже препятствует сделаться его речи лег­ким и бессознательным навыком.

4) Масса уловок.

5) Благодаря всему этому имеется постоянно судорожная речь в зависимости от силы душевного волнения.

На основании всех этих указанных черт нужно признать, что у заики речь такова, каков он сам, потому что внешние выражения, как и всегда и везде, строго соответствуют ха­рактеру внутреннего содержания, что мы и видим на при­мерах эмоции. В данном случае нужно изменить внутрен­нее содержание такой эмотивной личности и тогда, само собой, как необходимое роковое последствие, будет изме­ненная речь.

А в таком виде, в каком представляется вся личность заи­ки, сложившаяся в течение иногда 10—30 лет страдания, она может и должна реагировать на всякие впечатления, встре­чи с людьми, разговоры с ними и т. д., связанные роковым образом с употреблением речи, — всегда трусливо, подозри­тельно, недоверчиво, напряженно, с прибавкой большого умственного и физического усилия.

Немудрено, вся такая центральная иннервация соответ­ственно отражается и на качестве произнесения речи, т. е. она будет торопливой, с паузами, толчками или же совер­шенно судорожной, а ощущение последней в свою очередь отразится в уме и создаст новые навязчивые мысли к суще­ствующей уже раньше: «Я сейчас заикнусь».

Всякий заика наперед знает не только во время приступа судорог, но и задолго до него, на каком именно слове он за­икнется, и вместо того, чтобы ослабить свое уже начавшее­ся двигательное возбуждение, он стремится к уловке, чтобы избавиться от предстоящего трудного слова, порожденного этим возбуждением, и очень рад, если это ухищрение уда­лось ему, потому что, по его мнению, собеседник не узнал про его заикание, и выходит, что он заботится о производимом впечатлении (т. е. об интересах постороннего, его мнении, одоб рении) больше, чем об излечении себя от того двигательного и умственного возбуждения, которое и было единственной причиной заикания. Похвальное мнение, быть может, он и получит на короткое время о своей способности к речи в глазах мало наблюдательного слушателя, но зато он лишний раз уве­личил склонность к новому такому же возбуждению и углубил сильнее свою боязнь перед этим трудным словом.

И вот, не зная себя, не зная строгой зависимости между своим душевным возбуждением и связанными с ним рече­выми расстройствами, он и направляет все свои наличные усилия и старания, всю изобретательность ума на скрыва­ние наружных проявлений внутреннего процесса, а не рабо­тает над собой, не предупреждает самый психический про­цесс. Естественно, он увеличивает свои затруднения, так как причинный момент остается и даже с течением времени раз­вивается все больше и больше.

Стало быть, его работа выходит бесплодной и вредной, ибо ставит главной целью не себя, не причину страдания, а одно желание показаться в глазах окружающих не заикой, ина­че сказать, несчастный больной претендует на роль, к кото­рой он не способен.

Если мы подобным образом подвергнем анализу психоло­гическое содержание таких душевных форм восприятия и настроений, как «подозрительность», или «мнительность», или состояние «ожидания», то опять и здесь найдем массу мотивов для заикливой речи. Это сделается еще понятней, когда мы припомним состояние речи у нормального челове­ка, когда он находится под влиянием общего внимания и наблюдения со стороны окружающих, незнакомых лиц в об­ществе.

У заик такие переживания, конечно, интенсивнее, ярче и сопровождаются не запинанием только, не рассеянностью мысли и прерыванием течения, но и положительной оста­новкой мысли и судорожными приступами речи. После та­ких объяснений значения и состава психологических состо­яний воли и чувства и мысли вообще не трудно понять и личность заики.

Еще не объясняя больному сущности его болезни, мы ос­тановимся только на одной внушаемости его натуры, тогда легко понять и такой опыт.

Когда перед вами свежий случай заикания, еще не лечив­шийся нигде, то можно сказать больному такое словесное внушение: «Забудьте дыхание, будьте спокойны, вы може­те говорить хорошо, только не спешите», — он тотчас же дей­ствительно заговорит хорошо, точно так же как если бы он был дома один. В это время процесс речи делается бессозна­тельным, так как пациент не чувствует дыхания и связан­ного с ним напряжения, а импульсы волевые для речи полу­чаются спокойными и изнутри, и снаружи.

Следовательно, к чему тогда вся система сложных дыха­тельных упражнений, когда эффект хорошей речи достига­ется так просто, без всякой подготовки?

Разумеется, такая речь в присутствии доктора продолжа­ется все время, например 5—10 минут, и не будет такой в другом месте, потому что волевые импульсы еще не укреп­лены для речи продолжительной, разговорной в обществе, но так как на основании психологического изучения они хорошо известны, так как известно далее, из каких облас­тей возникают последние, и какие уклонения их от нормаль­ных получаются в психике больного, то развить их и укре­пить не трудно в дальнейшем ходе лечения.

Если так дело обстоит с психологическим методом, то по­смотрим, что в состоянии сделать «дидактический метод» в лечении такой сложной болезни, как заикание.

Оказывается, он достигает этой задачи при помощи толь­ко сложной системы дыхательных, голосовых, артикул ятор-ных упражнений, чисто механических средств, причем пси­хотерапия остается совсем на заднем плане или же ее совер­шенно нет, это в силу ложного воззрения, что расстройство дыхательных и речевых движений — главное в картине за­икания.

Несчастный больной в течение значительного периода времени должен упражнять силу своих легких в ожидании излечения. Он должен постоянно только и думать об этом во всех случаях своей речи. Получит ли он освобождение от сво­их навязчивых мыслей, фобий, работает ли он над своей
мнительностью, узнал ли он, как освободиться от своих труд­ных слов и нахождения новых и т. д.? ,

Разумеется, нет, но он зато научится разным новым улов­кам, которые, быть может, облегчат его на некоторое время, как обнадеживающие средства, но вскоре опять ему изме­нят, и следовательно, выработанная посредством таких дол­гих, бесполезных, чисто акробатических упражнений «искусственная речь» опять вернется на старую дорогу и сдела­ется такой же, как и прежде, если еще не хуже.

Быть может, в немногих случаях иногда и достигается не­большой успех, да и то не благодаря «дидактическому мето­ду», а вопреки ему, — так как пациент случайно, сам набре­дет ощупью на новый путь избавления развитием в себе са­мостоятельности и самовоспитания воли или как-нибудь изменит свое суждение или поборет в себе мнительность и неуверенность в своем поведении.

Это и подтверждается ежегодно фактами лечившихся и неизлеченных пациентов, которые обращаются ко мне.

Над ними приходится работать гораздо больше и труднее, чем над свежими случаями, так глубоко в памяти у них за­сели дыхательные упражнения. Просто удивительно, как мало такие пациенты осведомлены на счет психологическо­го знания причины и происхождения своей болезни, все толь­ко и сводится к расстройству дыхания как главному источ­нику происхождения болезни, но удивление наше проходит, как только мы раскроем книгу их руководителей.

Мы там действительно не найдем никаких не только пол­ных, а даже и скромных указаний по части психологическо­го понимания болезни и такого же лечения. Дело ограничи­вается только шаблонными фразами, что заикание есть, прав­да, душевное страдание, происходит от страха, но как связать такие отдельные факты с психологическими приемами лечения, об этом, конечно* ни слова; сообщается и об уловках, но их зна­чение в процессе заикания безусловно не понимается.

Напротив, даются такие доброжелательные советы, как избавиться от трудного слова: «Если затруднение на соглас­ных звуках, что чаще (?) наблюдается на буквах д и т, то нужно только заставить произнести соответствующий звук мягче, а последующий гласный звук с большим протяжени­ем, другими словами, произнести слово так, как будто пер­вый согласный звук совершенно отсутствует», а при произ­несении «гласного звука а рекомендуется рот насколько можно раскрывать больше приблизительно, как при зевоте с предварительным глубоким и быстрым вдыханием».

Таких поистине курьезных советов немало, и нужно быть слишком большим невеждой и воображать, что такими при­емами можно помочь заике избавиться от трудного звука, который, как известно, есть продукт боязливой воли и вооб­ражения заики. Ну теперь, вместо того, чтобы бросить улов­ку, он станет обходить трудное слово при помощи новой, ре­комендованной даже авторитетным руководителем.

Отлагая до другого раза подробный разбор этих поистине курьезных руководств для лечения заикания, мы коротко скажем, что такие и подобные им приемы путают несчаст­ного заику, и никогда не приведут к достижению полного излечения, несмотря на все заверения авторов в своих успе­хах и широкие бесцеремонные рекламы в виде «благодар­ственных писем излеченных пациентов».