Глава 3. Этические проблемы профессионального самоопределения психолога
1. Основные варианты и уровни рассмотрения этических проблем в психологии
Мы разделяем для себя (вслед за многими философами) такие понятия, как «право», «мораль» и «нравственность». Право — это фиксированные нормы поведения, за нарушение которых человек несет строго установленную ответственность (при этом хорошее право всегда должно отражать существующие общественные нормы и соответствовать общему уровню развития данного общества). Мораль — это неформальные (неписаные) нормы поведения, отражающие сложившиеся традиции, обычаи. Одним из центральных понятий морали является чувство долга перед окружающими людьми. Нравственность — это скорее совесть конкретного человека, основанная на принятии (или непринятии) существующих норм жизни, позволяющая человеку сохранять свое достоинство в нестандартных ситуациях, когда для принятия решения не помогают ни нормы права, ни нормы морали (понятно, что для всех возможных ситуаций никаких норм и правил поведения не напасешься). Таким образом, нравственность — это этическая импровизация, основанная на индивидуальной совести и чувстве собственного достоинства.
Соответственно, при рассмотрении основных этических регуляторов деятельности практического психолога можно было бы выделить следующие уровни:
1. Правовой уровень, основанный на таких документах, как «Всеобщая декларация прав человека», «Конвенция о правах ребенка», «Конституция (Основной Закон) РФ», «Закон РФ об образовании», «Должностная инструкция педагога–психолога», и других нормативных документах, вплоть до «Уголовного кодекса РФ». К сожалению, многие из этих документов декларативны, и построены скорее по принципу «избегания нежелательного», то есть оставляют открытым вопрос о том, что же есть должное, справедливое и прекрасное…
2. Моральный уровень, отраженный в многочисленных (но, к сожалению, еще менее однозначных и обязательных) этических «Кодексах», «Уставах» и даже «Стандартах», где часто отмечаются такие принципы, как «Не навреди!», «Не навешивай ярлыков», «Принимай клиента таким, каков он есть», «Сохраняй профессиональную тайну (принцип конфиденциальности)», где часто подчеркивается «Неоспоримый приоритет интересов клиента» и т. п. Опыт показывает, что многие из этих принципов все–таки нуждаются в уточнении и комментариях (см. например, Пряжников, 1996), иначе часть психологов воспринимает их буквально, что нередко приводит к недоразумениям и даже к негативным последствиям. Поэтому в последующих разделах данной главы этические принципы психолога будут рассмотрены более подробно (см. ниже).
При всей важности этических принципов вполне возможны, к сожалению, ситуации, когда психолог прекрасно знает основные этические требования, но фактически не выполняет их. Кроме того, возможны неординарные ситуации, под которые сложно подобрать тот или иной «принцип» и когда приходится принимать решение самостоятельно. Как раз для такой этической импровизации и необходим нравственный стержень личности психолога, позволяющий ему брать ответственность на себя и сохранять свою профессиональную честь и совесть. К сожалению, лишь «знание» этических принципов не позволило многим психологам достойно сориентироваться в условиях социально–экономического (но прежде всего — духовного) кризиса, переживаемого современной Россией. И, как следствие, многие из них так и не смогли выступить достойными помощниками для самоопределяющихся в этом мире подростков, ограничиваясь лишь «помощью в адаптации» к такой «замечательной» ситуации.
3. Наконец, нравственный уровень, предполагающий определенную ценностно–смысловую зрелость психолога, сформированное (а лучше сказать — выстраданное) ценностно–нравственное ядро личности. Сам нравственный уровень возможен лишь тогда, когда у психолога, с одной стороны, нет стремления навязывать именно свою точку зрения клиенту (как и в случае с культурой, можно было бы сказать, что нравственность начинается с признания иной мировоззренческой позиции), но, с другой стороны, нравственность предполагает и свою собственную точку отсчета (нравственный критерий) при отношении психолога к тем или иным событиям окружающего мира и к самому себе. Рассмотрение этических проблем на нравственном, мировоззренческом уровне нередко связывают с общечеловеческими ценностями. Но поскольку и здесь часто возникают недоразумение и путаница, мы также рассмотрим это более подробно в отдельном разделе (см. ниже).
При рассмотрении проблемы нравственности можно также выделить две основные плоскости: 1) отношение психолога с клиентом, что как раз и отражается в различных этических «Кодексах» и «Уставах»… и 2) отношение психолога к самому себе, к собственному представлению о должном, достойном и справедливом. Вторая плоскость рассмотрения проблемы неизбежно предполагает соотнесение себя с ценностями окружающего общества, мира и всей человеческой культуры…
2. Главный «этический парадокс »психологии
Во многих традиционных науках этика обычно находится за пределами тех «объективных» истин, которые данная наука исследует. Но в гуманитарных (ориентированных на человека) науках этика часто становится важнейшим условием лучшего осознания самих целей и смыслов данной научно–практической деятельности. Еще Г. Мюнстерберг[48] писал: «Об учителе, сидящем за своим столом, точно так же, как о священнике на кафедре, можно сказать, что, не имея веры в сердце, он осужден… Воодушевленная вера в ценность человеческих идеалов — это самое лучшее, что ребенок может приобрести, сидя у ног учителя. В высшем смысле это самая полезная вещь, которая может быть усвоена в классе» (Мюнстерберг, 1997. — С. 307—309). Естественно, все это в полной мере относится и к психологу.
Уже известный Вам психолог Э. Эриксон отмечает, что формирование «этической способности» у молодежи становится «истинным критерием идентичности», а «формирование общечеловеческой идентичности — абсолютной необходимостью» (Эриксон, 1996. — С. 48—49). (Идентичность, в понимании Э. Эриксона — чувство собственной истинности, полноценности, единства в пространстве и времени, включенности в человеческое сообщество). Другой Вам известный выдающийся психолог и психотерапевт В. Франкл, рассуждая о задачах образования, пишет о том, что «даже в эру отсутствия ценностей, он (ученик) должен быть наделен в полной мере способностью совести» {Франка, 1990. — С. 295). При этом сама совесть рассматривается им как «орган смысла» (там же. С. 38), как «интуитивная способность человека находить уникальные смыслы ситуации» (там же. С. 294). Но поиск смысла — это важнейшая экзистенциальная (жизненная) проблема самоопределяющейся личности, над решением которой бьются лучшие психологи мира… Можно даже предположить, что в современной психологии уровень профессионального самосознания в немалой степени определяется готовностью психолога рассматривать сложные этические проблемы, волнующие не только отдельного человека (клиента), но и все общество.
Даже на методологическом уровне, традиционно «свободном» от этических проблем (особенно в естественнонаучных направлениях), современная психология неизбежно сталкивается с этикой уже на уровне определения своего предмета и метода. В последние годы в психологии вновь заметно повышение интереса к теме «субъектности», «субъективности» (см. Петровский, 1996; Слободчиков, Исаев, 1995; Татенко, 1996 и др.). Даже сам предмет психологии все больше связывается с «субъектностью». Отмечается даже некоторая смена парадигмы в направлении «от психики субъекта — к субъекту психики» (см. Татенко, 1996. — С. 12).
Для рассмотрения нашей проблемы важно выделить две характеристики субъектности. Во–первых, это готовность к непредсказуемым, спонтанным действиям, готовность сделать что–то «просто так…», а не «потому что…» (по А. Г. Асмолову[49]).
В этом случае человека сложно просчитать и главное — сложно сказать о нем, что он «стоит столько–то и столько–то», то есть сложно назначить ему «продажную цену». Во–вторых, подлинный субъект способен на рефлексию своих ответственных действий и всей своей жизни, то есть о личности можно сказать, что она является одновременно субъектом своего счастья лишь тогда, когда она способна на постоянное размышление о самой себе и своих поступках. Ведь если человек не будет хотя бы стремиться осмыслить свои действия и найти в них определенный личностный смысл, то тогда не человек будет выполнять действие, а само «действие будет совершаться над ним», — отмечал Э. Фромм, размышляя о «субъекте деятельности» и пытаясь развести «внешнюю» и «внутреннюю активность» (Фромм, 1990. — С. 96—97).
Как отмечают В. И. Слободчиков и Е. И. Исаев, именно феномен рефлексии является «центральным феноменом человеческой субъективности». При этом сама рефлексия определяется как «специфическая человеческая способность, которая позволяет ему сделать свои мысли, эмоциональные состояния, свои действия и отношения, вообще всего себя предметом специального рассмотрения (анализа и оценки) и практического преобразования (вплоть до самопожертвования во имя высоких целей и смерти «за други своя»)» (см. Слободчиков, Исаев, 1995. — С. 78).
Но если в качестве предмета профессиональной деятельности психолога все больше выделяется именно субъектность, то возникает парадоксальная ситуация: нем больше (и лучше) мы познаем субъектность данного человека, тем в большей степени мы лишаем его этой субъектности, тж. человек становится более «понятным» и «предсказуемым», а наличие рядом «все понимающего» и способного «все объяснить» психолога делает для него не обязательный рефлексию своих поступков. Если сказать более жестко и откровенно, то эффективно работающий психолог должен был бы лишать человека его психики, поскольку безукоризненное (в идеале) знание и понимание доверившегося ему клиента создает отличную основу для манипуляции сознанием данного человека.
Отсюда следует, что и метод психологии (в идеале) должен стать манипулятивным. Ситуация осложняется тем, что многие «спонсоры» и «заказчики» (например, руководители многих фирм и организаций) только и мечтают о том, чтобы с помощью психологов не только «предсказывать» те или иные реакции персонала, но и «эффективно управлять» персоналом так, как это выгодно начальству. А поскольку психологам хорошо платят за такие «услуги», то отказаться от соблазна «подзаработать» многие наверняка не захотят и, как часто это бывает, постараются «замаскировать» свои манипулятивные исследования и воздействия красивыми разговорами об «истинной конгруэнтности», «личностном росте» и «самоактуализации». Кроме того, многие клиенты также мечтают о том, чтобы «полностью довериться» специалисту, который лучше, чем они сами, «знает, что к чему, и что надо делать». Ну как здесь не пойти «навстречу» таким клиентам! Что же позволяет более оптимистично смотреть на перспективу развития психологической теории и практики и все–таки не «запрещать» психологию как потенциально «самую страшную» науку? К счастью, в полной мере познать психику другого человека невозможно. Кроме того, срабатывает известная закономерность: чем с более высоким уровнем проявления психического (например, с уровнем личности) имеет дело психолог–профессионал, тем в большей степени он вынужден выстраивать свои отношения с клиентом в режиме реального диалога, когда клиент уже перестает быть обычным объектом исследований или воздействий. И наоборот, чем более простой уровень проявления психического (например, уровень психофизиологических реакций), тем в меньшей степени предполагается реальное взаимодействие психолога с клиентом, т.к. клиент многого просто не осознает в своих реакциях и ему лучше быть обыкновенным «испытуемым» или «обследуемым» (см. Дружи–нин[50], 1994. — С. 129–133).
Но главным обнадеживающим (и успокаивающим) аргументом в пользу того, что психологию все–таки не следует «запрещать», является все усиливающееся стремление и понимание со стороны психологов необходимости специального обращения к этической проблематике, а также все усиливающаяся этическая подготовка будущих студентов. Мы бы даже посоветовали студенту–психологу, если преподаватели как–то уделяют этической проблематике недостаточное внимание, самому все время стараться соотносить получаемые знания с ценностно–смысловыми вопросами и общественными проблемами, постоянно спрашивая себя: «В какой степени данное знание помогает мне лучше понять окружающий мир и свое место в этом мире?».
Среди авторитетных отечественных психологов пока еще продолжаются дискуссии о возможных связях этики и психологии. Примечательно то, что большинство современных отечественных психологов считают вполне «возможной нравственную психологию» (Б. С. Братусь), что «психология должна быть связана с этикой» (В, В. Давыдов[51]), что «союз психологии и этики весьма актуален» (А. В. Брушлинский), что «психология неотторжима от этики» (В. В. Умрихин[52]), и что «неправомерно мнение о несовместимости естественнонаучного образа мысли с ценностно–нравственным воззрением на сущность человека» (М. Г. Ярошевский[53]). В то же время ряд авторов (Н. Л. Мусхелишвшш, Ю. А. Шрейдер, В. И. Слободчиков, Б. Г. Юдин и др.) призывают к более осторожному рассмотрению связи этики и психологии (см. Психология и этика, 1999). Поскольку нет еще однозначной позиции о соотношении этики и психологии, но при этом многие убеждены в необходимости специально осмысливать эти «соотношения», мы также посчитали возможным обозначить свои представления об этом, ни в коем случае не претендуя на «последнюю истину» и не навязывая своей точки зрения.
Перед тем как перейти к анализу этических проблем в научно–исследовательской и практической деятельности психолога, обозначим основные этические противоречия, на основе которых часто и возникают более конкретные этические проблемы и «соблазны»:
1. Между правом человека на самоопределение и его неготовностью к этому, что создает «прекрасную» основу для оправдания манипуляции со стороны психолога.
2. Между интересами общества и конкретной личности (конкретных людей). Иногда любят говорить, что «интересы личности важнее интересов общества», но почему–то во все эпохи, у разных народов герои и выдающиеся личности всегда ставили интересы общества выше собственных интересов, за что потомки им и благодарны до сих пор… Кроме того, часто многие забывают о том, что общество само состоит из множества личностей. Хотя подлинная личность может оказаться и в одиночестве.
Например, в периоды массового преклонения перед вождями или кумирами, как это было в годы фашистских диктатур или в эпоху «массовой культуры».
Применительно к вопросам подготовки психологов, вслед за С. И. Гессеном, можно сказать, что «подлинно образовательное значение имеет то общение.., которое имеет место на почве общего дела, ибо только такое общение способно вывести личность за пределы самой себя и тем самым дать ей толчок к образовательному странствию» (Гессен, 1995. — С. 230). Сказанное близко к пониманию «самотрансценденции», предполагающей «выход человека за рамки самого себя» (по В. Франклу), что не только не противоречит идее «свободного самоопределения», но является одним из наиболее желательных его вариантов. «Образовательный интерес отдельной личности совпадает таким образом с развитой и интенсивной общественностью, — пишет далее С. И. Гессен. — А это означает, что общественность не только не противоречит личной свободе, но служит ее необходимым условием и дополнением» (там же. С. 230). Проблема лишь втом, как реально приобщить развивающуюся личность (в том числе и личность будущего психолога) к общественным интересам. Иными словами, проблема серьезна и очень неоднозначна.
3. Между мировоззрением психолога и конкретного человека — клиента.
Например, имеет ли право психолог обозначать в работе свою мировоззренческую позицию? Чего должно быть больше в психологе, специалиста или человека?
Интересно, что многие видные отечественные психологи и психотерапевты (Б. С. Братусъ, Ф. Е. Василюк[54] и др.), которым посчастливилось побывать в группе К. Роджерса во время его визита в Москву в 1986 году, отмечали, что великий мастер продемонстрировал не столько свой «метод» сам по себе, сколько право психолога «быть личностью» во время работы с клиентом — и именно в этом заключается суть метода К. Роджерса (см. Влияние современной американской психологии.., 1998).
4. Между высокими и благородными устремлениями психолога и его ограниченностью в адекватных методах, когда сложные проблемы он часто вынужден решать на уровне «красивых разговоров» (хотя в клиническом плане для кого–то — это тоже помощь).
5. Между высокими и благородными устремлениями психолога и прагматизмом нашего времени, когда ради получения «гонорарчиков» некоторые психологи «на все согласны».
6. Между все возрастающей свободой выбора (концептуального подхода, методики и т. п.) в работе психолога и усилением его зависимости от конкретного «заказчика–благодетеля», когда можно и не идти к «благодетелю», но «уж больно заработать хочется». Заметим, что раньше (при советской власти) реальной свободы на работе было меньше, но меньше было и внутренней зависимости от начальства. Таким образом, это противоречие между внешней свободой выбора и внутренней несвободой (внутренним «соблазном», «искушением»).
7. Между различными этическими системами и их уровнями. Данное противоречие порождает проблемы, связанные с необходимостью находить общий язык (точки соприкосновения) с разными клиентами, в том числе и с такими, кто имеет иные (и даже «чуждые» для психолога) ценностно–смысловые ориентации. Как сказал Л. Н. Гумилев, «культура вообще начинается с признания права на существование иной культуры, а когда мы утверждаем только свою культуру (как самую развитию, самую совершенную), то на этом культура и заканчивается».
Применительно к этике важно помнить, что также не существует единой (общепринятой) этической системы, так как в каждой культурно–исторической эпохе, у каждого народа, в каждой социально–профессиональной группе и вообще у каждого человека — свои представления о «должном» и «постыдном», которые, к тому же, еще и постоянно меняются (развиваются или деградируют). Поэтому стремление к «совмещению несовместимого», то есть к нахождению «точек соприкосновения», оказывается важнейшим условием построения доверительных взаимоотношений с клиентом. Вопрос лишь в том, как все это делать, в чем и в какой степени уступать/или не уступать другому человеку (клиенту, группе, классу) в своем стремлении к взаимопониманию с ним.
3. Этические проблемы в научно–исследовательской деятельности психолога
Можно выделить следующие основные проблемы, возникающие в ходе проведения психологом различных исследований, при публикации им научных текстов, при взаимодействии со своими коллегами и различными «авторитетами» психологической науки:
1. Чрезмерное экспериментирование, когда психолог ради получения «интересных результатов» ставит интересы науки (или свои карьерные интересы) выше интересов клиентов. Естественно, и психолог–исследователь, и психолог–практик должны вести научный поиск, но как только они почувствуют, что стали относиться к клиентам всего лишь как к «обследуемым», как к «испытуемым» и вообще как к «статистическому материалу», то следует восстановить приоритеты: на первом месте должны быть интересы клиента и вообще любого «обследуемого» человека, которые никак не должны пострадать!
2. Вторжение в личную жизнь, в духовный мир обследуемых людей. Проблема в том, что для «чистоты» исследования часто приходится работать в режиме «субъект–объектных» отношений, что предполагает повышенную этическую готовность и нравственную ответственность психолога–исследователя.
3. Страх перед исследованием наиболее острых социально–психологических проблем, что может не понравиться администраторам, заказчикам или научным руководителям, которые не хотят из–за «вашей инициативы иметь неприятности с вышестоящим руководством»… Заметим, что в условиях современной РФ пока еще существует относительная свобода при проведении различных исследований (ограниченная разве что финансовыми и организационными рамками), но времена меняются, и скорее всего изменятся, ведь как, известно, «разгул демократии обычно заканчивается самыми жестокими диктатурами»…
4. Проблема недобросовестности исследования. Можно даже выделить два основных варианта данной проблемы:
1) умышленная недобросовестность (подтасовка);
2) низкая квалификация или небрежность исследователя.
К сожалению, полученные таким образом результаты (да еще если они опубликованы в солидных журналах) могут дезориентировать многих других исследователей.
5. Некорректное соавторство и откровенный плагиат, что может выражаться в:
1) цитировании или пересказе в больших объемах других авторов без ссылок на них;
2) включение своей фамилии в работы своих подчиненных при отсутствии хотя бы одной строчки, написанной собственной рукой и т. п.
Этическая проблема заключается в вынужденной необходимости истинных авторов соглашаться на такое «соавторство» ради того, чтобы книга вообще была издана. Конечно, можно обозначить этическую проблему и самого «соавтора», но это уже зависит от наличия у него профессиональной совести.
6. «Кастовость» и «семейственность» в науке. Как отмечает Г. Селье, иногда причиной «кастовости» являются тщеславие и эгоизм некоторых исследователей, сильно обеспокоенных тем, чтобы кто–то не опередил их в научном поиске. Это заставляет некоторых уже «авторитетных» исследователей с предубеждением относиться к молодым ученым, не допускать их в «свои ряды», препятствовать их публичным докладам или публикациям в серьезных изданиях. Хотя иногда молодые ученые сами провоцируют к себе недоверчивое отношение, например, преувеличивают свой вклад, утаивают до «выгодного» для себя случая результаты некоторых исследований, с презрением относятся к своим коллегам и т. п. (см. Селье, 1987. — С. 175). Очень непростой является проблема «семейственности в науке», когда, с одной стороны, создаются благоприятные условия для откровенных бездарей — отпрысков известных ученых или научных администраторов, а с другой стороны, имеется довольно интересный опыт сотрудничества в науке супругов и других родственников {Пьер и Мария Кюри, Карл и Герти Кори и др.) (см. там же. С. 201).
7. Проблема «профессиональных секретов». Есть секреты, необходимость которых мало кем оспаривается, — это секреты от клиентов, которым далеко не все следует говорить о полученных результатах исследования (иначе они просто могут быть травмированы); секреты от администраторов, которым не следует сообщать информации, которая может нанести вред подчиненным или обучающимся в их заведении людям. Но это могут быть и секреты от своих коллег по работе, которые могут и не воспринимать каких–то ваших инноваций и свежих идей (и среди друзей находятся желающие все и вся критиковать и перестраховываться). Здесь рекомендуется примерно следующая схема действий. Если Вы уверены в плодотворности своих идей, то сначала придется пережить период одиночества и даже некоторой «партизанщины».
Например, Вы придумали новую игровую методику и тогда сначала сами, на свой страх и риск попробуйте включить ее в свою работу с клиентами (естественно, постоянно думая о последствиях для доверившихся Вам людей). И только после того как после первых неудач (а они часто неизбежны), когда методика приобретает более–менее симпатичный и «работающий» вид, об этом можно сообщить некоторым своим коллегам. Иными словами, лучше ставить своих коллег (и тем более руководство) перед «свершившимся фактом», когда уже никто не скажет, что Ваша новая методика «вообще никуда не годится»…
8. Проблема необоснованного «продвижения» в науке людей, которые не обладают для этого соответствующими достоинствами, что проявляется примерно в следующих ситуациях:
1) по дружбе «подмахивается» кому–то положительный отзыв, хотя сама работа примитивная;
2) содействие в карьере приятеля Вашего приятеля («ну как отказать!»);
3) кому–то «посодействовать» в карьере лишь только на том основании, что он «обаятелен» или просто «соблюдает правила игры», то есть где надо ведет себя в меру примитивно и т. п.
Главная беда здесь заключается в том, что часто все эти «приятели» и «очаровашки» занимают в науке места своих более достойных соперников.
9. Проблема излишней формализации многих аспектов научно–исследовательской деятельности, часто проявляющаяся в излишнем увлечении естественнонаучными методами, например, когда уникальная, неповторимая и несоотносимая ни с какими психометрическими нормами личность «просчитывается» с помощью так называемых «личностных тестов», как это делается по отношению к более простым проявлениям психического (психофизиологическим реакциям, некоторым репродуктивным интеллектуальным способностям и т. п.), где объективный метод вполне применим. Как это ни покажется парадоксальным, но при исследовании сложных (в частности, личностных) нроявлений психического больше подходят более простые методы, основанные на «понимании» и «прочувствовании», чем на скрупулезном изучении каких–то малосущественных нюансов, за которыми не видно целостной картины.
Поскольку у некоторых психологов–исследователей восхваление простых (и понятных!) способов может вызвать сомнения и даже раздражение, мы позволим себе сослаться на мнение по этому поводу такого известного и уважаемого естествоиспытателя, как Г. Селье: «Возьмем, к примеру, мое ярко выраженное предпочтение к применению максимально более простых методов. Мне нравится держать крысу на ладони и просто наблюдать за ней. Несмотря на мою докторскую степень по химии, я никогда не прибегал к сложным химическим процедурам. Я никогда не использовал изотопные методы, электронный микроскоп, рентгеновскую дифракцию или что–нибудь еще в этом роде не потому, что я недооцениваю их значимость, а просто потому, что меня больше интересует общая картина, чем детали. Легко распознаваемые, явные изменения формы или поведения не только меньше подвержены «инструментальным ошибкам», но и благодаря своей простоте лучше поддаются широкомасштабному экспериментированию. Порой мне казалось, что я выгляжу «отсталым» в этой моей страсти к простоте и всеохватывающему подходу. Тем более что в науке сегодня действует совершенно противоположная тенденция. Создаются все более сложные средства для все более глубокого «копания» в каком–то одном месте. Разумеется, это необходимо, но не для всех, вовсе не для всех! Узкий специалист теряет общую перспективу; более того, я уверен, что всегда будет существовать потребность в ученых–интеграторах, натуралистах, постоянно стремящихся к исследованию достаточно обширных областей знания. Меня не беспокоит возможность пропуска отдельных деталей. Среди нас должен остаться кто–то, кто будет обучать людей совершенствовать средства для обозрения горизонтов, а не для еще более пристального вглядывания в бесконечно малое» (Селье, 1987. — С. 12–13).
«Совершенствовать средства для обозрения горизонтов», — разве это не относится к психологу–исследователю и к психологу–практику, которые в совместной с клиентом деятельности стремятся «заглянуть в его будущее»? Парадоксальность простоты заключается в том, что для многих именно она часто оказывается невыносимо сложной.
Вероятно, для исследования человека как субъекта личностного и профессионального самоопределения еще предстоит разработать свои, специфические методы. В. Н. Дружинин отмечает, что «у психологов есть все основания претендовать на относительную самостоятельность в определении критериев научности и ненаучности получаемого ими знания» (Дружинин, 1994. — С. 157).
А этическая сложность здесь заключается в том, что часто психолог, даже понимая ограниченность многих существующих традиционных методов исследования, основанных на естественнонаучных подходах, все–таки вынужден (иногда «скрепя сердце») использовать эти методы для написания дипломных и диссертационных работ, чтобы не рисковать при построении своей научной карьеры, то есть не провоцировать гнев авторитетных психологов, ориентированных на устаревшие подходы. Заметим, что иногда и преподаватели, и члены различных экзаменационных комиссий (понимающие нелепость ситуации) вынуждены молча выслушивать дурацкие доклады и сами соблюдать, таким образом, существующие «правила игры». И относиться к этому следует спокойнее, ведь лучше хоть какая–то традиция, чем полный инновационный хаос, тем более что о новых подходах в исследовании личности пока еще больше говорят, чем предлагают действительно работающие методы.
10. «Подстраивание» под чей–то научный авторитет или прикрытие этим авторитетом и даже откровенная эксплуатация его для достижения своих далеких от науки целей. Печально, когда сам «авторитет» (уже в годах и мало что соображающий) спокойно наблюдает за тем, как эксплуатируют его доброе и заслуженное в прошлом имя. Давно замечено, что многие авторитетные психологи к старости теряют свою здоровую напористость и нетерпимость к научной некомпетентности, они часто оказываются переполнены благодушием и всепрощением. А недобросовестные психологи, умело войдя в доверие к таким авторитетам, творят свои глупые и часто нехорошие дела.
11. Откровенная травля своих коллег по работе. Обычно в основе этого лежит зависть и нездоровое соперничество. Этическая проблема заключается в том, что многие действительно творческие специалисты позволяют себя втянуть в эти склоки. Эта проблема усугубляется тем, что в науке (особенно, в психологической науке) не существует четких критериев эффективности проведенных исследований, что и порождает спекуляции по поводу «некорректности» или «низкой квалификации» соперников и конкурентов. Опыт показывает, что обычно этим занимаются люди, которые сами ничего значительного в науке сделать не могут и находят в склоках способ самоутверждения (хотя бывают и исключения, когда некоторые тщеславные ученые совмещают свои интересные исследования с откровенной травлей своих коллег).
12. «Научное обоснование» и участие некоторых психологов в глобальных общественных манипуляциях.
Например, ради тех же «высоких гонорарчиков» психолог участвует в избирательной кампании какого–то откровенного преступника или непорядочного человека, помогая ему «пройти во власть» (к сожалению, «грязные избирательные технологии» уже давно стали реальностью в современной России).
Этические проблемы начинаются для психолога тогда, когда он сам осознает свои действия и свою старательность как акт откровенной «продажности». Естественно, если у психолога нет профессионального достоинства и совести, то нет для него и этических проблем.., что еще печальнее.
4. Основные этические проблемы и «соблазны» практической психологии
Можно выделить следующие специфические проблемы и «соблазны» в практической деятельности психолога, в его взаимоотношениях с клиентами, коллегами и администраторами:
1. Проблема (она же — «соблазн») власти над сознанием клиента, когда психолог входит в доверие к клиенту и буквально «вьет из него веревки», принимая за него важнейшие жизненные решения, а то и «круто меняя жизнь клиента» своими советами и рекомендация. К сожалению, немалая часть клиентов именно так и представляет себе «помощь» со стороны психолога, как бы перекладывая на них всю ответственность за свои действия.
2. Проблема самокрасования психолога на работе (перед клиентами и даже перед коллегами). С одной стороны, психолог все–таки должен уметь «производить впечатление» на клиентов, иначе ему сложно будет установить с ними эмоционально–доверительный контакт и сформировать по отношению к себе уважение как к специалисту. Но, с другой стороны, если доводить «очаровывание» клиентов до абсурда, то вся работа превращается в «театр одного актера». Многие клиенты это даже чувствуют и не всегда воспринимают такого психолога как своего реального помощника. Заметим, что у педагогов и психологов возможностей для самокрасования на работе, быть может, даже больше, чем у артистов театра и кино и даже чем у различных теле–и эстрадных «звезд», поскольку педагоги и психологи работают не с безликими аудиториями, которые часто воспринимают своих «звезд» как неких «идолов успеха», но не как живых людей, тогда как в учебных аудиториях и психологических кабинетах возможно более «живое» общение с реальной «обратной связью» и взаимодействием.
Можно даже предположить, что у психологов и педагогов больше возможностей для подлинного творчества и импровизации на работе, поскольку им в меньшей степени приходится реализовывать какой–то чужой сценарий или многократно исполнять одну и ту же песенку. Кроме того, главная задача эстрадных и театральных «звезд» связана с тем, чтобы понравиться публике, привлечь публики побольше и побольше заработать (отчего часто и называют ласково таких звезд «пупсиками»), тогда как у психолога и педагога задача посложнее — донести до аудитории или до клиента какую–то важную идею, которая поначалу может даже кому–то и не понравиться, а кого–то вообще серьезно озадачить. Как отмечал Г. Мюнстенберг, психолог должен быть воодушевлен «благородной идеей», а С. И. Гессен писал, что такие идеи и сам метод научного познания должны передаваться от учителя к ученику «путем заразы», через живое общение. К сожалению, многие психологи и педагоги уже давно превратились в «пупсиков», не реализуя творческих возможностей своей профессии.
Главная причина этого — отсутствие в образовании идеи и смысла (отсутствие разнообразных, но все–таки благородных смыслов). Именно смысл составляет «душу» образования. Но, как отмечал В. П. Зинченко, «души» в образовании и в «родной психологии», скорее всего, нет» (Зинченко, 1995. — С. 13), и школа будущего, прежде всего, «должна учить мыслить, в том числе, мыслить о смысле» (там же. С. 21). А она все больше превращается в «школу самокрасования»… И, вероятно, эта тенденция — «театрализации всей жизни», ведущая к искажению в понимании мира, носит глобальный характер. Но тогда тем более это требует от психологов и педагогов активного поиска средств, позволяющих органично соединять смысл и форму, содержание и артистизм…
3. «Соблазн» следования «методическим модам», когда психолог, приобретая и осваивая очередную новомодную методику, как бы самоутверждается среди своих коллег (или среди впечатлительных клиентов), как бы заявляя, что «я на высоте», «я использую самые–самые лучшие методы работы»… Хотя известно, что и новомодные методы не всегда оказываются действительно лучшими. С одной стороны, понять такого психолога можно, поскольку он реально стремится улучшить свою профессиональную деятельность, а иногда и повышает этим свою профессиональную квалификацию… Но, с другой стороны, в погоне за очередной новомодной методикой или технологией психолог часто затрачивает слишком много сил, времени и денег (известно, как много ловких «продавцов» новых и не до конца апробированных методик делают себе на этом целые состояния). А главное, в погоне за методическими «новинками» психолог не осваивает по–настоящему одну методику, как на «рынке методик» появляется следующая мода и т. д., и все это в итоге нередко приводит к поверхностности в работе.
Наш совет: когда появляется очередная «новинка», лучше некоторое время подождать, пока не станет ясно, насколько она действительно эффективна, когда ее проще будет освоить, а главное, — когда она станет намного дешевле (что совсем немаловажно).