Аффект и его уголовно-правое значение в квалификации насильственных преступлений

Д. Н. Шевчук

(Представлено: В.А. Куряков)

Рассматриваются вопросы аффекта как особого эмоционального состояния и его влияние на квалификацию преступления. Отмечается новационное содержание аффекта в качестве самостоятельного института уголовного права, получившего впервые свое законодательное закрепление в ст. 31 УК РБ 1999 г. Обращается внимание, что на практике это значимое в уголовно-правовом отношении явление не получило своей достаточной востребованности и прежде всего по причине сложности его медицинской и правовой диагностики, проведение которой требует применения целого комплекс специальных знаний в области психологии, судебной психиатрии и др. По мнению автора, в каждом конкретном случае, когда есть основания полагать, что противоправные действия совершались под влиянием аффекта, принцип индивидуализации наказания требует детального изучения и диагностики эмоционального состояния субъекта в момент совершения им преступления, т.к. правильная квалификация уголовно наказуемого деяния является залогом определения справедливой меры ответственности за совершённое деяние.

С точки зрения общей психологии аффектами называются чрезвычайно сильные, быстро возникающие и бурно протекающие кратковременные эмоциональные состояния, возникающие большей частью внезапно и продолжающиеся иногда всего несколько минут. В состоянии аффекта сознание, способность представлять и мыслить суживаются, подавляются. При этом сильное эмоциональное возбуждение проявляется в бурных движениях, в беспорядочной речи, часто в неконтролируемых выкриках. Внешнее поведение человека при аффектах проявляется как бы в виде взрывов.

В психологии различают несколько видов аффекта: гнева, ненависти, отчаяния, страха, ужаса, радости. В судебной практике чаще встречаются аффекты гнева и страха. Каждый из них хотя и может быть вызван одинаковыми поводами, но выполняет в психике разную роль.

Так, аффект гнева относится к защитному рефлексу и действия в таком состоянии содержат в себе признаки агрессивной направленности. Чаще подобная разновидность аффект связана с неприязненным отношением к объекту (как правило, к человеку), который в той или иной форме противостоит стремлениям и вкусам лица. Самозащитный характер аффекта гнева состоит и в том, что человек испытывает потребность в эмоциональной разрядке путем агрессии как способе обретения оптимального состояния. Большинство преступлений, предусмотренных ст. ст. 141 и 150 УК, совершается под влиянием аффекта гнева. [3, ст. 98].

Аффект страха вызывается ситуациями, которые создают значительную угрозу (действительную или воображаемую) наиболее важным благам человека. Он связан с безусловным оборонительным рефлексом. Действия, совершенные в этом состоянии, преимущественно носят чисто оборонительный характер и направлены на устранение опасности, на защиту. Аффект страха возникает не иначе как от опасности для наиболее важных благ человека (жизни, здоровья). Испугавшись, и, как следствие, преувеличив опасность посягательства («у страха глаза велики»), лицо в состоянии возникшего так называемого аффект страха может допустить умышленное превышение, например, пределов необходимой обороны (ч. 3 ст. 34 УК) или крайней необходимости (ч. 1 ст. 36 УК). При других обстоятельствах правовая оценка отношения к наступившим общественно опасным последствиям может выражаться в форме неосторожной вины.

Законодатель в новом УК сохранил в прежнем объеме две уголовно-правовые нормы, устанавливающие щадящий объем ответственности за преступления против жизни и здоровья человека, называемые в теории уголовного права привилегированными.

В составах преступлений, предусмотренных ст.ст. 141, 150 УК, в качестве обязательного признака назван аффект. Имеется в виду физиологический аффект. Напомним, что патологический аффект есть расстройство психики, исключающее вменяемость. Он не может быть признаком состава преступления и регулируется ст. 28 УК.

Вышеуказанные два вида преступлений в соответствии со ст. 12 УК относятся к преступлениям менее тяжких, что продиктовано это, как представляется, следующими двумя обстоятельствами.

Во-первых, аффект вызван совершением преступления или аморального поступка. В этом случае поведение потерпевшего носит характер провокации, при которой в причинении ему вреда он сам частично повинен. Вполне обоснованно вину в причинении вреда разделить как бы на двоих, что и учтено, по нашему мнению, законодателем при формировании объема уголовной ответственности.

Во-вторых, преступление виновным совершается в состоянии аффекта, при котором вследствие торможения коры головного мозга и раскрепощения подкорковых центров резко сужается сфера сознания.

В таком состоянии лицо смутно осознает характер совершенных действий и еще более смутно предвидит их последствия. Кроме того, при аффекте лицо в значительной мере утрачивает контроль за своим поведением, которое становится импульсивным, хаотичным и нецеленаправленным. Тем не менее, лицо не теряет полностью способности осознавать наиболее существенные признаки совершения общественно опасных деяний и руководит своим поведением.

В юридической литературе отмечается, что доказательством наличия у виновного аффекта является характер посягательства. Считается, что оно должно заключаться в посягательстве, не опасном для наиболее важных благ потерпевшего. Другим доказательством выступает время ответной реакции на противоправное поведение потерпевшего.

Далее отмечается, что если виновный в момент совершения преступления получил ранение или как-то иначе потерял кровь, она должна быть передана на биологический анализ. Обнаружение в ней большого количества адреналина - верный показатель переживания, сильной эмоции. После окончания состояние аффекта у многих лиц начинается рвота. Исследование специалистами таких масс может выявить наличие необычного количества пищеварительных ферментов, характерных для аффекта.

Не менее значима при допросе свидетелей и потерпевшего постановка вопросов на предмет получения информации о внешнем облике обвиняемого, других признаках, совокупный анализ которых позволяет выявить проявление свойств в поведении, характерных для состояния аффекта. Это же касается внешних факторов действий обвиняемого.

Особое внимание при расследовании уголовного дела, как свидетельствуют опубликованные материалы следственно-судебной практики, необходимо обращать на обстоятельства и факторы, влияющие на возникновение аффекта. К ним следует отнести предшествующие действия,, травмирующие психику, обстановку конфликта, наличие болезней, нетрудоспособность, недомогание и т.д.. Важное значение здесь могут иметь психологические свойства - темперамент, характер, грубость, дерзость, нетерпимость к иному мнению и др.

В судебной практике для решения вопроса о наличии аффекта у виновного в момент совершения преступления все настойчивее внедряется проведение комплексной психолого-психиатрической экспертизы. [5, ст. 186].

Психологическая часть экспертизы на основании как представленных органами уголовного преследования, так и полученными в результате непосредственного общения с обвиняемым сведений о психическом статусе лица (темпераменте, характере), наличии обстоятельств, влияющих на возникновение сильной эмоции, данных о внешнем их облике и поведении и результатов биохимического исследования вещественных доказательств делает заключение о том, переживал ли исследуемый аффект, какой именно и какой степени.

Как с позиции науки, так и практики, по нашему мнению, предметный интерес представляет анализ основных признаков аффектированного состояния субъекта, совершившего преступление, предусмотренное ст. 141 УК (Убийство, совершенное в состоянии аффекта), в котором в качестве объекта посягательства является жизнь человека. По социальной сущности объекта это преступление имеет ряд тождественных признаков с содержанием объектов и объективной стороны других преступлений против жизни (ст. 139 УК – Убийство, ст. 140 УК – Убийство матерью новорожденного ребенка и др.). Однако лицо, на жизнь которого посягает преступник и которому в результате этого посягательства причиняется смерть (другими словами потерпевший) отличается от других категорий потерпевших тем, что сам провоцирует преступное посягательство своим противоправным (или аморальным) поведением.

Как следует из буквального толкования содержания ст. 31 УК, состояние аффекта приравнивается к уголовно-правовому состоянию вменяемости, что подтверждается анализом психологической природы аффекта. Ранее отмечалось, что одной из наиболее важных и существенных характеристик аффекта является влияние его на способность человека в полной мере сознавать значение своих действий и руководить ими. Это объясняется тем, что при аффекте происходит сужение сознания, концентрация его на аффективно значимых переживаниях. То же можно сказать и о характере действий, совершаемых в состоянии аффекта. Они, как правило, беспорядочны, возникают чаще всего вследствие общего возбуждения, « вырываются у человека, а не регулируются им, как бы «проходят через него, а не исходят от него» Все это позволяет прийти к выводу о том, что лицо в момент совершения аффектированного убийства не может в полной мере отдавать отчет своим действиям, способность руководить своими действиями (поступками) значительно ослаблена из-за сужения у него сознания. К тому же в условиях аффективной вспышки происходит торможение интеллектуальной сферы деятельности виновного, динамические моменты преобладают над смысловым содержанием. В такой ситуации лицо может принять такое решение, которое у него в обычном состоянии могло бы и не возникнуть, в том числе оно легче может совершить преступление. [2, ст. 44].

Для полноты характеристик субъекта, совершившего преступление в состоянии аффекта, можно назвать отдельные его личностные качества. Опубликованные результаты анализа уголовных дел показывают, что лица, совершившие убийство в состоянии аффекта, не ведут активной общественной жизни, отличаются сравнительно низким интеллектом и уровнем образования, у них достаточно узкий круг интересов и стремлений, т.е. такие люди, в большинстве своем, характеризуются бедностью социально-психологического содержания.

По результатам многих исследований, которые проводились разными учеными, доля мужчин, осужденных за убийство в состоянии аффекта, превышает долю женщин в таких преступлениях. Например, по данным, которые приводит в своей работе В.В. Сидоров [14, c.110], из числа осужденных за убийство в состоянии аффекта доля мужчин составляет 89,3% , женщин - 10,7% . По мнению В.Сидорова, мужчины обладают в состоянии аффекта большей нетерпимостью по сравнению с женщинами к разного рода обидам, а так же повышенной чувствительностью к посягательству на их честь и мужское достоинство, стремлением к скорому и насильственному разрешению конфликтных ситуаций, значительно большей подверженностью алкоголю.

Свыше трети осужденных мужчин систематически употребляли спиртные напитки, 63% совершили преступление в нетрезвом состоянии.

Женщины преимущественно совершили убийства в состоянии аффекта под воздействием длительной психотравмирующей обстановки на почве семейных неурядиц или другого неблагополучного поведения в семье. Потерпевшими от женщин в таких ситуациях чаще являлись их мужья (около 70%) и любовницы (около 17%).

Особенность объективной стороны убийства в состоянии аффекта заключается еще и в том, что оно может быть совершено только путем активных действий. Это объясняется тем, что зародившемуся и мгновенно прогрессирующему аффекту всегда необходима разрядка, и он находит ее в действиях, состояние покоя во всех проявлениях аффекта исключается.

Следует отметить, что действия, совершаемые виновным в состоянии аффекта, имеют отдельные отличительные признаки в сравнении с содержанием объективной стороны общих преступлений, связанных с посягательствами на жизнь человека.

В частности, временная продолжительность аффекта зависит от многих факторов, в том числе от психофизических качеств человека, остроты конфликтной ситуации, тяжести провокации со стороны потерпевшего. Но бесспорно одно – аффект может длиться секунды и иногда несколько минут, но не часы. Поэтому противоправные действия виновного по времени их совершения должны, как правило, совпадать с периодом пребывания виновного лица в состоянии аффекта. В противном случае преступное посягательство не может быть квалифицировано как совершенное в состоянии аффекта. В этом же состоянии виновный способен преодолеть значительные препятствия, возникающие на пути к достижению преступной цели, проявляет склонность хватать предметы, которые попадаются ему под руку, если таковых нет, пускает в ход руки и ноги, наносит множество беспорядочных ударов в разные части тела, готов задушить «обидчика» «голыми руками» или в бессильной злобе кусает его.

Как на объективную сторону исследуемого убийства, аффект накладывает свой отпечаток и на его субъективную сторону. [1, ст. 71].

Содержание и степень вины в преступлении, предусмотренном ст. 141 УК РБ, во многом зависят от особенностей конфликтной ситуации, обусловленных ими особенностей состояния виновного в момент возникновения и до реализации преступного умысла, характера и особенностей преступного поведения, поскольку вызванный неправомерными действиями (бездействием) потерпевшего аффект накладывает отпечаток на всю деятельность виновного. Умысел на убийство весьма тесно связан с состоянием аффекта, что дало основание именовать такой умысел в теории уголовного права «аффектированным». Последний возникает в состоянии аффекта, а значит, и внезапно, как и само это состояние, и должен быть реализован незамедлительно – не обязательно «немедленно» или «сейчас же», но важно, чтобы еще в состоянии аффекта, до его окончания. Таким образом, состояние аффекта должно сопровождать как формирование, так и реализацию преступного умысла. Формирование мотива и умысла на совершение преступления протекает всегда, непредвиденно и быстро, хотя и не так стремительно, как возникает аффект, но непременно вслед за неправомерным (или аморальным) поведением потерпевшего и непосредственно под влиянием возникшего аффекта.

На основании изложенного следует вывод, что точное установление состояние аффекта – сложная познавательская деятельность органов уголовного преследования, требующая от должностных лиц высокой не только научно-теоретической, но и практической подготовки. Небрежность, поверхностность, ошибки в установлении признаков состояния аффекта – это прямой путь к неправильной квалификации содеянного, когда при наличии признаков привилегированного состава виновному лицу будет вменяться состав убийства, например, по ч. 1 ст. 139 УК, предусматривающий значительно более высокий объем уголовной ответственности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бабий Н.А. Уголовное право Республики Беларусь. Общая часть. -Мн. Тессей - 2000, с. 408

2. Ткаченко В.И. Квалификация убийств и телесных повреждений в состоянии сильного душевного волнения.// Вопросы криминалистики. -1964 —N12.—С.42-47.

3. Уголовное право Республики Беларусь. Особенная часть: Учеб. пособие / Н.Ф. Ахраменка, Н.А. Бабий, В.В. Борода и др.; Под ред. Н.А. Бабия и И.О. Грунтовав— Мн Новое знание, - 2002. - 912 с.

4. Уголовное право Республики Беларусь. Особенная часть : учеб. пособие / А.И. Лукашов [и др.]; под общ. ред. А.И. Лукашова. - Минск : Изд-во Гревцова, 2009. - 960 с.

5. Фомин Ю.А. Уменьшенная вменяемость и аффект: некоторые дискуссионные теоретико-прикладные аспекты соотношения // Вестник Академии МВД Республики Беларусь. - 2006. - № 2(12). - С 184-187

Есть распеч.

Специальный субъект преступления как элемент основных составов преступлений

Проведенный анализ уголовного закона дает ос­нование заключить, что некоторые преступные посяга­тельства возможны лишь со стороны специального субъекта преступления, а именно — лица, обладающе­го помимо общих признаков субъекта преступления одним или несколькими дополнительными признаками на момент совершения преступления, которые позво­ляют отграничить возможность привлечения его к уго­ловной ответственности по конкретной статье УК РФ.

Надо сказать, что признаки специального субъек­та, являясь дополнительными признаками состава пре­ступления, играют троякую роль.

Во-первых, они могут выступать конструктивными (обязательными) признаками состава преступления. Отсутствие таких признаков свидетельствует об отсут­ствии данного преступления вообще. Так, субъектом отказа от дачи показаний (преступления, предусмот­ренного ст. 308 УК РФ) может быть лишь свидетель или потерпевший. Если же указанные действия были со­вершены иным участником процесса, данный состав преступления отсутствует.

Во-вторых, признаки специального субъекта могут выполнять роль квалифицирующего признака. Напри­мер, простое мошенничество предусматривается ч. 1 ст. 159 УК РФ, а мошенничество, совершенное лицом с использованием своего служебного положения, ква­лифицируется по ч. 3 ст. 159 УК РФ.

В-третьих, рассматриваемые признаки учитываются при индивидуализации наказания в качестве смягчаю­щего или отягчающего обстоятельства (ст. 61, 63 УК РФ).

По нашим данным, в действующем Уголовном ко­дексе Российской Федерации содержится 58% статей со специальным субъектом преступления, из которых 37,8% преступлений законодатель сконструировал как основные составы, а 20,2% как квалифицированные.

Рассмотрим, какое значение придает законода­тель различным признакам специального субъекта преступления.

Признаки специального субъекта касаются в ос­новном семейных отношений, служебных полномочий, рода деятельности, характера выполняемой работы, оп­ределенных обязанностей лица. Такие признаки либо прямо указываются в диспозиции уголовно-правовой нормы, либо устанавливаются путем толкования. На­пример, субъектами преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 157 УК РФ — за злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей, — являются только роди­тели, то есть лица, записанные отцом или матерью ре­бенка в книге записей рождения, в том числе и те, от­цовство которых установлено в порядке, предусмотрен­ном ст. 49 Семейного кодекса Российской Федерации'.

Изучение следственно-судебной практики пока­зало, что рассматриваемые преступления отличаются следующим:

♦ преобладают лица мужского пола (89,5%);

♦ преступления совершаются преимущественно лицами среднего возраста (30—49 лет), при этом са-

мой криминогенной является возрастная группа 30—39 лет, которой совершено 47,3% указанных пре­ступлений;

♦ преобладают лица с невысоким образователь­ным уровнем: у 10,5% имелось лишь начальное обра­зование, у 5,2% — неполное среднее, у 63% — среднее общее образование, у 5% — среднее специальное, у 5,5% — неоконченное высшее и у 10,8% — высшее образование;

♦ большинство лиц имело социальный статус ра­бочего — 21%, служащего — 5% и нигде не работаю­щего и не учащегося — 74%;

♦ семейное положение лиц, совершивших рас­сматриваемое преступление, выглядело следующим образом: основная масса состояла в разводе (63%), хо­лостые (незамужние) составляют 32%, и лишь 5% были женаты (замужем);

♦ из числа изученных преступников каждый пятый (21%) был ранее судим.

Таким образом, можно сделать вывод, что субъек­тами злостного уклонения от уплаты средств на содер­жание детей в основном являются неработающие лица мужского пола 30—39 лет со средним образова­нием, состоящие в разводе.

Субъекты же нарушения, допустим, правил безо­пасности на объектах атомной энергетики (ядерных ус­тановках, радиационных источниках, пунктах хранения ядерных материалов и радиоактивных веществ, храни­лищах радиоактивных отходов²) прямо в законе не на­зываются (ст. 215 УК РФ). Однако из смысла диспози­ции статьи вытекает, что ими могут быть лица, ответ­ственные за соблюдение указанных правил, в том чис­ле и должностные.

Надо сказать, что в ряде статей уголовного закона законодатель использует бланкетный характер норм. Например, ст. 342 УК РФ устанавливает ответствен­ность за нарушение уставных правил караульной служ­бы. Для правильной квалификации норм указанной статьи необходимо руководствоваться правилами Ус­тава гарнизонной и караульной служб Вооруженных Сил Российской Федерации³. Если совершенное дея­ние не нарушает конкретного правила, установленно­го военным законодательством, то оно не может рас­сматриваться в качестве преступления против военной службы.

Еще одним примером может служить глава 23 УК РФ «Преступления против интересов службы в ком­мерческих и иных организациях». Получается, что со­держание многих признаков может быть установлено лишь при обращении к положениям не уголовного за­конодательства, которое регулирует отношения, охра­няемые соответствующими уголовно-правовыми нор­мами.

Однако можно согласиться с позицией П.С. Яни, который утверждает, что «недопустима произвольная трактовка правоприменителем специальных терминов и стоящих за ними понятий гражданского, администра-

тивного и пр. отраслей права, используемых в то же время в уголовном законе». Так, следователь, проку­рор или судья не могут, руководствуясь исключительно собственными представлениями о содержании соот­ветствующего признака, ставить знак равенства меж­ду, например, государственным учреждением и госу­дарственным предприятием, а принадлежность юриди­ческого лица к числу государственных определять по доле государственного имущества в имуществе орга­низации. Для уяснения содержания этих понятий они должны обратиться к их законодательному закрепле­нию, в рассматриваемом случае — к Гражданскому кодексу⁴.

Также следует учитывать и положения, содержащи­еся в ведомственных нормативных актах: уставах, инст­рукциях, приказах, которые определяют служебные полномочия тех или иных работников государственных, общественных учреждений, организаций и предприя­тий⁵. Недаром в разъяснении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 апреля 1985 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за выпуск из промышленных предпри­ятий недоброкачественной, нестандартной или не­комплектной продукции и за выпуск в продажу таких товаров в торговых предприятиях» говорится, что субъектами производства, хранения, перевозки либо сбыта товаров и продукции, выполнения работ или ока­зания услуг, не отвечающих требованиям безопасно­сти (ст. 238 УК РФ), наряду с директором, главным ин­женером или начальником отдела технического конт­роля и лицами, на которых в установленном законом порядке возложено исполнение их обязанностей, мо­гут признаваться также иные лица, осуществляющие указанные функции независимо от наименования их должностей⁶.

Суд при квалификации общественно опасных дей­ствий (бездействия) обязан рассмотреть по существу и обсудить характер тех специальных обязанностей, пол­номочий, которые возложены на соответствующего работника. При этом данные ведомственных норматив­ных актов должны приниматься судом только лишь как один из аргументов (доказательств) того или иного ре­шения вопроса. Но не исключена и такая возмож­ность, что суд, оценив по существу те действия, которые совершал виновный, в какой-то части вполне обосно­ванно не согласится с ведомственной классификацией работников учреждения, предприятия и, исходя из оценки совершаемых лицом действий, не признает или, напротив, признает его специальным субъектом преступления⁷.

Обращается внимание, что уголовной ответствен­ности подлежат только руководители организаций или индивидуальные предприниматели — лица, зарегист­рированные в указанном качестве (особенно это каса­ется норм, изложенных в главе 22 УК РФ). Однако в данном вопросе стоит разделить мнение Б.В. Волжен-кина, который считает, что субъектами таких преступ­лений могут быть граждане, занимающиеся предпри­нимательской деятельностью — как зарегистрирован­ной, так и незарегистрированной⁸.

Общественная опасность преступления причиня­ет или создает угрозу причинения существенного вре­да общественным отношениям. Она свойственна пре­ступлению в целом и обусловлена совокупностью всех его объективных и субъективных признаков. В том чис­ле и признаков специального субъекта преступления⁹.

Законодатель, устанавливая преступность и нака­зуемость общественно опасного деяния, выделяет наи­более существенные признаки специального субъекта преступления с тем, чтобы подчеркнуть их значитель­ное влияние на общественную опасность, делая тем самым их обязательными признаками именно для конк­ретного состава преступления.

В одних случаях определенные признаки специаль­ного субъекта прямо содержатся в диспозициях уголов­но-правовых норм.

Как показывают результаты исследования уголов­ных дел данной категории, установление специального субъекта преступления не вызывает затруднений.

В других случаях признаки специального субъекта не указываются, а носят бланкетный характер. Приве­дем такой пример. За уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с организации ответственность несут ру­ководители организаций или главные бухгалтеры. Не­смотря на то что в диспозиции ст. 199 УК РФ о них пря­мо не говорится, указанные лица подразумеваются, и на этот счет имеются отдельные нормативные право­вые акты. Так, в соответствии со ст. 6 Федерального закона «О бухгалтерском учете» от 21 ноября 1996 г. № 129-ФЗ¹⁰ ответственность за организацию бухгал­терского учета в организациях, соблюдение законода­тельства при выполнении хозяйственных операций не­сут руководители организаций, а за формирование учетной политики, ведение бухгалтерского учета, свое­временное представление полной и достоверной бух­галтерской отчетности организации — главный бухгал­тер (ст. 7 того же закона). О субъектах рассматривае­мого преступления упоминает и судебная практика. В постановлении Пленума Верховного Суда Россий­ской Федерации от 4 июля 1997 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Российской Федерации уголовного законодательства об ответственности за уклонение от уплаты налогов» сказано, что к ответ­ственности по ст. 1 99 УК могут быть привлечены руково­дитель организации-налогоплательщика и главный (старший) бухгалтер, лица, фактически выполняющие обязанности руководителя и главного (старшего) бух­галтера, а также иные служащие организации-налого­плательщика, включившие в бухгалтерские документы заведомо искаженные данные о доходах или расходах либо скрывшие другие объекты налогообложения ".

По нашим результатам, среди лиц, являющихся специальными субъектами рассматриваемого преступ­ления, — мужчины (66%) среднего возраста (30— 54 лет), при этом самой криминогенной является воз­растная группа 30—39 лет, которыми совершено 50% указанных преступлений. Преобладают лица с высо­ким уровнем образования: у 42% имелось высшее об­разование, а у 34% — неоконченное высшее, а у 24% — среднее. Практически все преступники явля­лись городскими жителями, трудоспособными, ранее судимы не были. Большинство из них характеризова­лись по последнему месту работы положительно (60%).

Несмотря на то что бланкетных норм немало в УК РФ, некоторыми правоприменителями они попрос­ту игнорируются, что по понятным причинам является недопустимым'².

Таким образом, мы видим, несмотря на то что при­знаки специального субъекта преступления прямо в законе не названы, они в ряде случаев оказывают су­щественное, а порой и определяющее влияние на пра­вильную квалификацию совершенных действий. По-

этому следственно-судебными органами должны быть установлены и исследованы все обстоятельства, отно­сящиеся в том числе и к признакам специального субъекта преступления.

Говоря об общественной опасности деяния, надо заметить — и это совершенно не вызывает сомне­ний, — что должностные полномочия лица также влия­ют на общественную опасность совершенных им по службе правонарушений. Эти лица, в случае отступле­ния от законов в своей деятельности, представляют большую общественную опасность, а для их исправле­ния потребуются значительные усилия.

Наиболее часто в судебной практике возникает вопрос об уголовной ответственности медицинских работников и преподавателей вузов. Являются они должностными лицами или нет? Медицинские работ­ники в одних случаях выполняют должностные, а имен­но организационно-распорядительные функции, со­вершают по должности действия, влекущие правовые последствия (заведуют отделением, являются главны­ми врачами больницы, госпиталя, санатория, членами военно-врачебной комиссии, выписывают рецепты), а в других случаях они выполняют лишь профессиональ­ные функции (проводят операции, лечение пациен­тов). Соответственно в первом случае они отвечают как должностные лица, тогда как в остальных случаях их ответственность как должностных лиц должна быть исключена¹³. Например, Верховный Суд РСФСР не признал состава должностного преступления (взяточ­ничества) в действиях заведующего хирургическим отделением Р., который принимал подарки от больных после их выписки как благодарность за медицинскую помощь¹⁴.

Это подтверждается и результатами опроса прак­тических работников. 79% опрошенных нами отмети­ли, что врачи являются должностными лицами, если на них, кроме профессиональных обязанностей, возложе­ны функции организационно-распорядительного или административно-хозяйственного характера, о том, что неверно относить врачей к числу должностных лиц, заявили 15,8% респондентов, а 5,2% опрошенных счи­тают врачей должностными лицами во всех случаях.

Что же касается признания преподавателей субъектами должностных преступлений, то здесь нужно учитывать, что они, так же как и врачи, могут выполнять различные функции. Во-первых, это выполнение долж­ностных функций: заведовать кафедрой, являться дека­ном, членом государственной комиссии. Во-вторых, это осуществление только профессиональных обязанно­стей (например, чтение лекций, проведение семинар­ских занятий). В последнем случае преподаватели не выполняют функций, указанных в примечании первом к ст. 285 УК РФ, и следовательно, они не наделены функ­циями должностного лица, указанными в законе, и не являются специальными субъектами¹⁵.

Кроме того, по мнению 57,8% опрошенных, препо­даватели являются должностными лицами, если на них кроме преподавательской деятельности возложены функции организационно-распорядительного или ад­министративно-хозяйственного характера, например прием экзаменов, 37% практических работников счи­тают, что неверно относить их к числу должностных лиц, и лишь 5,2% опрошенных признают преподавателей должностными лицами во всех случаях.

Что же касается квалификации взяточничества, то, по мнению 42% опрошенных сотрудников правоохра-

нительных органов, наиболее сложной является про­блема субъекта.

Должностными лицами (согласно примечанию пер­вому к ст. 285 УК РФ) признаются лица, постоянно, вре­менно или по специальному полномочию осуществля­ющие функции представителя власти либо выполняю­щие организационно-распорядительные, администра­тивно-хозяйственные функции в государственных орга­нах, органах местного самоуправления, государствен­ных и муниципальных учреждениях, а также в Воору­женных Силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации.

В постановлении Пленума Верховного Суда Рос­сийской Федерации от 10 февраля 2000 г. № 6 «О су­дебной практике по делам о взяточничестве и коммер­ческом подкупе»¹⁶ раскрывается содержание полномо­чий названных в уголовном законе категорий должност­ных лиц.

Однако, как показывают результаты опросов прак­тических работников, существующее в УК РФ опреде­ление должностного лица несовершенно и требует до­работки. Такого мнения придерживаются 56,5% опро­шенных. 35% заявили, что было бы нелишним более подробно разъяснить признаки должностного лица в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации, а 8,5% считают правильным сохранить су­ществующее понятие должностного лица.

Понятие «должностное лицо» законодателем сформулировано таким образом, что «представитель власти» является его составной частью. Во-первых, не совсем понятно, представитель какой власти? Ес­ли опираться на примечание к ст. 318 УК РФ, то «пред­ставителем власти» признается должностное лицо пра­воохранительного или контролирующего органа, а также иное должностное лицо, наделенное в установ­ленном порядке распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от него в служебной зависимости. Однако данное определение представ­ляется нам достаточно неудачным, так как понятия «правоохранительный орган» и «контролирующий орган» в российском законодательстве отсутствуют. На уровне правоприменителей также нет единого по­нимания указанных понятий. Такую погрешность зако­нодателя необходимо, на наш взгляд, исключить. Во-вторых, понятие «представитель власти» распростра­нено на все статьи УК РФ, в то время как понятие «дол­жностное лицо» только на нормы главы 30. Получается, что одна из нескольких частей общего понятия имеет большее распространение, чем общее понятие. Это, как нам думается, ошибочно.

Подытоживая сказанное, нам представляется, что понятие «должностное лицо», изложенное в первом примечании к ст. 285 УК РФ, законодатель неоправ­данно распространил только на нормы главы 30 УК РФ. Указанное понятие в полной мере характерно и для других статей, так как преступления, субъектами кото­рых являются должностные лица, предусмотрены в раз­ных главах уголовного закона. Например, в статьях 140, ч. 3 ст. 141, 149, 169, 170, 215' УК РФ имеется четкое указание на должностное лицо как специальный субъект преступления. Следовательно, было бы целесо­образно, на наш взгляд, понятие должностного лица распространить не только на нормы главы 30 УК РФ, но и на все главы УК РФ, то есть дать определение в каче­стве примечания, например, к статье 140 УК РФ (где впервые упоминается понятие должностного лица).

Таким образом, можно сделать вывод, что законо­датель, вводя в уголовный закон определенные призна­ки специального субъекта, устанавливает ответствен­ность только конкретных, специальных, определенных, а не каких-либо других субъектов преступления. Призна­ки специального субъекта преступления, надо отме­тить, отграничивают одно преступное деяние от друго­го. Например, объективная сторона таких преступле­ний, как государственная измена (ст. 275 УК РФ) и шпи­онаж (ст. 276 УК РФ), похожи. Различие этих преступле­ний можно проследить лишь по субъекту преступного деяния: в первом случае специальным субъектом будет гражданин Российской Федерации, а во втором — ино­странный гражданин или лицо без гражданства.

Справедливо замечают некоторые ученые, что признаки специального субъекта оказывают прямое влияние на наличие, а чаще всего на степень опаснос­ти преступлений¹⁷. Например, за присвоение и рас­трату ответственность может нести лицо, совершив­шее хищение чужого имущества, вверенного виновно­му. Однако ч. 3 ст. 160 УК РФ устанавливает повышен­ную ответственность именно лица, совершившего аналогичное деяние с использованием своего служеб­ного положения. Учет таких признаков необходим для правильной квалификации преступного деяния.