Первый день школьных занятий 10 страница

Шон направился к машине.

Первым вылез Камерон, за ним Чарли, испуганная, напряженная.

— Дядя Шон! — Она обхватила его руками.

— Привет, детка.

— Я боюсь. — Чарли уткнулась лицом в его пиджак.

— Я тоже. — Он очень быстро понял, что не имеет смысла лгать Чарли. Она как будто видела его насквозь. — Давай поможем Лили с малышкой, а потом я кое с кем познакомлю тебя.

— Я Мора Райли. — Наклонившись, чтобы отстегнуть ремни детского кресла Эшли Шон услышал голос Моры.

Малышка что-то залепетала, потом сказала: «Привет!» и широко улыбнулась ему. Он поднял Эшли на руки и поставил на землю, а Лили взяла ее за руку.

Шон выпрямился и представил всем Мору. Не привыкнув общаться с детьми, она держалась несколько натянуто, но улыбалась искренне. Чарли смотрела на нее с опаской, Камерон — отстраненно. Эшли спряталась за юбкой Лили.

— Ты знала маму и папу? — спросил Камерон. Мора переложила сумочку из одной руки в другую.

— Нет, но я уверена, что они были замечательными. Я пришла сюда вместе с вашим дядей Шоном, потому что мы с ним близкие люди. Надеюсь, вы расскажете мне все о своих родителях.

— Уж конечно, — отозвался Камерон. — С большим удовольствием. — И направился в церковь.

Его сарказм обескуражил Мору, но сейчас Шону было не до того, чтобы заставлять племянника извиняться. Глупо ожидать, что они, как по волшебству, станут одной большой счастливой семьей.

— Пора идти в церковь, — негромко сказал он.

Джейн Кумбс, как обычно, опаздывала. Войдя в церковь, она бросилась к детям, заплаканная и несчастная, какой была всю эту неделю. Шон закусил губу, чтобы не

приказать ей заткнуться и не путать Чарли и Эшли. Но кто он такой, чтобы осуждать эту женщину? А что если она просто не может остановиться?

Еще три незнакомых ему человека вошли вслед за Джейн.

— Мои родители и сестра, — объяснила Лили. — Извините, я отойду на минуту.

Она подошла поздороваться с ними. Ее родители, красивая пара, оба были безупречно одеты, но держались с Лили крайне сдержанно. «Бога ради, да обнимите же ее, — подумал Шон. — Вы что, не видите, как ей это нужно?»

К счастью, сестра обняла Лили, и так крепко, что шляпка слетела с ее головы.

— Шон Магуайер, — представился он, подняв шляпку Лили и пожимая руки всем троим: Теренсу, Шерон и Вайолет. — Спасибо, что приехали.

— Дедушка здесь! — воскликнула Чарли, и лицо ее осветилось. Девочка бросилась к дверям.

— Привет, красавица. Конечно, я здесь. — Отец Шона, Патрик Магуайер, прилетел прошлым вечером. Он поздоровался с Лили и со всеми остальными, пожал руку Шону. — Как ты, держишься?

Шону очень хотелось ответить: «нет». «Нет, отец, мне очень трудно. Не поможешь ли мне?» Он никогда не сказал бы этого, потому что знал, каков будет ответ. Его отец будет запинаться и перечислять причины, которые помешают ему помочь Шону с детьми Дерека.

— Да, — ответил Шон, — с учетом обстоятельств.

— Извините, что не удалось приехать раньше, — сказал Патрик. — Мне нужно было кое-что закончить.

«Кто бы сомневался», — подумал Шон.

— Нет проблем, — произнес он вслух. На самом деле ему хотелось схватить отца, потрясти за плечи, потребовать, чтобы он осознал, что произошло в их семье. Но какое это имело сейчас значение! Шон высвободил свою руку и положил ее на плечо Чарли. — Пора начинать.

Когда все расселись на скамьях в церкви, Шон окинул взглядом собравшихся. Дети сидели чистенькие, в своих лучших нарядах, окруженные почтительным вниманием. Камерон казался уменьшенной копией Дерека в новом костюме и ботинках, купленных специально для похорон. На Чарли было темно-зеленое платьице с черным бантом, миниатюрная версия того же платья была и на Эшли. Лили надела темно-синий костюм и туфли на низких каблуках. В одной руке она держала сумочку, в другой — несколько бумажных карточек. Взволнованная и серьезная, она собиралась произнести прощальную речь на похоронах подруги.

Распорядитель похорон провел их к передней скамье. Директор школы Чарли сидела сразу за ними, готовая забрать Эшли, если та вдруг расшумится. Дубовые гробы, украшенные цветами, сверкали в солнечном свете. Он проникал в церковь сквозь окно с изображением Святого Духа. И Шон снова почувствовал, что поднимается вверх и не в силах удержаться на земле.

Глава 21

Похороны походили на жестокий спектакль, который отчасти был ритуалом для прессы, а не только печальной церемонией. Лили ощущала усталость и горечь, была измотана до предела. Службу сопровождали постоянные всхлипывания, музыка и прочувствованные речи. Все пытались выразить то, что нельзя описать словами: тяжесть страшной потери, безысходную печаль и страх троих детей, которым предстояло расти без родителей.

Лили удивило и тронуло, что приехали ее родители и сестра. Они мало знали Кристел, однако понимали, как важна она была для Лили. Когда пришла ее очередь говорить, Лили бросила испуганный взгляд на мать, и та спокойно кивнула ей. Это означало: «Ты справишься».

Лили встала и пошла к кафедре. Ради детей она заставила себя говорить ясным, ровным голосом, рассказывая людям, собравшимся в церкви, о том, какой прекрасной матерью, подругой и человеком была Кристел.

«Лучшая подруга и любящая мать». — Вчера вечером, когда Лили писала свою речь, эти слова казались ей самыми подходящими. Однако сейчас, усиленные микрофонами, они прозвучали сухо и безжизненно. Лили отложила свои карточки, на мгновение прикрыла глаза и представила себе Кристел.

— Мне было восемь лет, когда я познакомилась со своей лучшей подругой, — сказала она, открывая глаза. — Ей было тринадцать, и она совсем не собиралась дружить со мной, а была просто моей временной нянькой. Дружба возникла позже. И продлилась всю жизнь… — Лили умолкла и глубоко вдохнула, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Когда я была маленькой, то думала, что она знает все на свете. Двадцать два года спустя могу сказать, что так оно и было. Благодаря прекрасным детям, Кристел познала радость и счастье жизни, наполненной любовью. А ведь именно это нужно каждому человеку! — Лили сама удивлялась словам, которые произносила. Этого не было в ее заметках. Они содержали перечень Достижений Кристел, воздавали должное ее характеру. Но сейчас было поздно отступать, и Лили решила быть краткой. Она снова умолкла и посмотрела на детей. Эдна увела Эшли, когда та начала хныкать. Чарли сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Рядом с ней сидел Шон, на его лице было до странности похожее выражение. Камерон казался раздраженным, почти разъяренным, и постоянно ерзал.

Лили была рада видеть учеников и учителей из своей школы, однако они выглядели напряженными, беспокоились и перешептывались на задних рядах, явно стремясь поскорее оказаться в другом месте. Она не заметила Грега Дункана, и это разочаровало ее. Как тренер Камерона, он мог бы прийти, однако таков уж был Грег.

— Я не вижу высшего смысла в том, что моя подруга умерла, — сказала Лили. — Может быть, когда-нибудь мне удастся постичь его. Я вижу огромный смысл в ее жизни, а не в смерти. Я любила Кристел Бэрд Холлоуэй. И буду помнить о ней и о нашей дружбе всю жизнь. — Лили откашлялась; грудь ее сдавило так, что она с трудом дышала. — Прощай, Кристел. Ты будешь жить в сердцах тех, кто любил тебя.

Доктор Саш, психолог-консультант, обещала Лили назначить ей лекарство, если в этом возникнет необходимость. Спускаясь с кафедры, Лили пожалела о том, что не воспользовалась ее предложением.

Потом исполнили песню, которую выбрала Чарли. Голос лягушонка Кермита мог

показаться неуместным в подобных обстоятельствах, но почему-то нежные, задумчивые и простые слова песни прозвучали очень трогательно.

Ради Чарли и Камерона Лили стоически улыбалась, однако при этом чувствовала себя развалиной. Шон Магуайер предложил ей руку, чтобы помочь добраться до их скамьи. Ее рука как льдышка, ладонь покрылась холодным потом. «Наверное, ему это неприятно», — мелькнуло у нее в голове.

Его девушку, Мору, вся эта ситуация, казалось, выбила из колеи. В гладком черном платье и палантине она бала красива, как модель на рекламе компании «Виктория Сикрет». Рядом с ней Лили ощущала себя совершенно заурядной.

В данной ситуации она не должна была чувствовать ничего подобного, однако не могла избавиться от этого. Ее лучшая подруга умерла, а Лили думала о своей внешности. Она ужасный человек.

Кэдди Дерека проплакал всю церемонию — это было не слишком красиво, но трогательно. Тревис Джейкобс работал с Дереком пятнадцать лет и знал его, как никто другой. Его прощальная речь была длинной, иногда забавной и, безусловно, искренней. Когда он закончил, из динамиков донесся голос Луи Армстронга, который пел «Этот прекрасный мир», и сердце Лили сжалось от грусти.

Она постоянно посматривала на Джейн Кумбс, которая сидела рядом со своим адвокатом по другую сторону прохода. Судя по откровенному отчаянию, она была глубоко потрясена и искренне переживала. В последние дни они почти не общались. Джейн вела себя так, будто совсем не знала детей, и была растеряна не меньше, чем они.

Лили старалась не думать плохо о женщине, которая увела мужа ее лучшей подруги, однако это было нелегко. Она отчетливо помнила, как была потрясена Кристел, однажды вечером приехав к ней домой и сказав: «У Дерека есть другая. А я беременна». На одном дыхании. Даже одного из этих фактов было достаточно, чтобы совершенно изменить ее жизнь. Вместе они перевернули все с ног на голову.

Лили гнала от себя эти мысли. Пыталась не вспоминать о боли и унижениях, перенесенных Кристел. Как она упомянула в своей речи, Кристел испытала минуты великой радости и торжества. Лили заставляла себя думать об этих минутах, а не о распавшемся браке Кристел и ее финансовых проблемах. И уж, конечно, не о том, как перед смертью Кристел сообщила ей, что малышка Чарли не сможет перейти в следующий класс.

Лили увидела в глазах Кристел такую боль и растерянность, что воспоминания об этом преследовало ее по ночам и вторгалось в ее сны, когда удавалось задремать. Лили не знала, как избавиться от этого. Она оглядывала церковь и пыталась найти утешение у людей, собравшихся здесь, у друзей и знакомых, коллег по школе.

Благодаря им она продержалась до конца службы. Когда читали молитвы, они проникали ей прямо в душу, а когда пели песни, у нее щемило сердце. Только по одной причине Лили еще владела собой — дети Кристел теперь зависели от нее.

И именно из-за них она с таким нетерпением ждала оглашения завещаний. Чарли дернула ее за рукав.

— Когда мы пойдем на клавдище?

— Кладбище, — поправила ее Лили. — Через минуту. После того, как сыграют

«Радугу», — добавила она, вспомнив, что попросила еще раз поставить эту песню в исполнении покойного певца с Гавайев по имени Из. Лили подумала, что песня напомнит Камерону времена, когда они с Кристел вместе брали уроки игры на укулеле, гавайском

музыкальном инструменте. Он не выразил никаких пожеланий по поводу церемонии. Камерон удивлял Лили: он никак не проявлял чувства, которые вызывала в нем потеря родителей.

Наклонившись к Чарли, она прошептала ей на ухо:

— А почему ты спросила?

— Я должна знать, когда по-настоящему прощаться с ними. Лили обняла Чарли за плечи.

— О дорогая, — горьким шепотом выдохнула она, — тебе вовсе не надо с ними прощаться.

Глава 22

Лили не знала, что надеть на предстоящую встречу. Что вообще следует надевать, когда идешь на оглашение завещания?

Выбор ее был ограничен. Хотя Лили жила в доме Кристел уже неделю, вещей она перевезла немного. Конечно, ее школьный гардероб совсем не годился. Свитер с вышитыми медвежатами неплохо смотрелся в классной комнате, но не на подходил для серьезного собрания.

Она решила, что ее единственный деловой костюм вполне подойдет. Там соберутся адвокаты, будут обсуждаться финансовые вопросы. Кристел наверняка посоветовала бы ей одеться строго.

Завязав бант у горловины белой блузки, она ощутила себя более официально. Потом надела юбку в форме трапеции и пиджак с медными пуговицами. «Отлично, — подумала Лили, влезая в мокасины на низких каблуках. — Я выгляжу, как сержант Пеппер».

Она зачесала волосы назад и закрепила их заколками, потом, нахмурившись, посмотрела в зеркало. «И как только другим женщинам это удается?», — спросила она себя. Наверное, существовал какой-то секрет в том, чтобы они выглядели по-деловому, но Лили не знала его.

Смущенная тем, что размышляет над этими пустыми вопросами, она быстро нанесла на губы оттеночный блеск и решила, что готова к выходу.

Когда она спустилась вниз, дети завтракали в кухне. Чарли, как обычно, прилипла к телевизору и смотрела мультфильмы, Эшли ела яблочное пюре из пластмассовой чашки. Камерон склонился над учебником по физике, подперев голову рукой. Шон уехал — перед общим собранием он должен был переговорить с Редом Корлиссом.

— Привет! — Эшли зачерпнула ложкой пюре и протянула его Лили. — Пробуй. Лили сделала вид, что пробует пюре.

— М-м, очень вкусно! — Она протянула руку к пульту управления и приглушила звук телевизора. Когда все уляжется, ей придется положить конец постоянному просмотру мультфильмов. Жизнь в доме, полном детей, напоминала путешествие в одну из стран третьего мира, с яркими цветами, шумом и странными запахами. Лили изо всех сил старалась упорядочить этот хаос, однако пока это удавалось плохо.

— Я еду на встречу, — объявила она. — Меня не будет несколько часов. Камерон, ты остаешься за старшего.

— Ладно, — бросил он скучающим голосом.

— Ладно, — повторила за ним Эшли. — На встречу. — Она завозилась на своем детском стульчике.

— Камерон присмотрит за тобой. — Поцеловав девочку в макушку, Лили направилась к двери.

По пути к офису адвокатов Лили посетило странное чувство, что она больше не принадлежит себе. Она жила чужой жизнью, с детьми и бесконечными обязанностями, и даже не знала, за что браться.

Лили дала подруге необдуманное обещание позаботиться о ее детях, и это обернулось обязательствами, к исполнению которых она была совершенно не готова. Лили взяла недельный отпуск, однако в понедельник ей придется вернуться в свой дом и снова

приступить к работе. Жизнь шла вперед, это касалось их всех, что тоже следовало обсудить на предстоящем собрании.

В офисе адвокатской конторы «Логан, Шваб и Фуллер», застеленном коврами, царили тишина и покой. Лили указали зал для совещаний, где уже собрались все: Шон Магуайер и Ред Корлисс, Патрик, отец Шона, девушка Дерека Джейн Кумбс со своим адвокатом. Лили с облегчением увидела Фрэнсис Джеймисон, адвоката, занимавшегося разводом Кристел. Все остальные были со стороны Дерека.

Хотя нет, в зал вошла Сьюзи Ши. Социальный работник выступала здесь как адвокат детей.

Питер Логан, напоминавший в дизайнерском костюме умудренного годами государственного деятеля, открыл совещание. Он приветствовал собравшихся и положил перед собой толстую папку с документами.

— Благодарю вас за то, что собрались здесь, леди и джентльмены. Я хотел бы выразить искренние соболезнование семье и друзьям Дерека и Кристел Холлоуэй. Я знаю, как нелегко вам пережить эту утрату.

Лили бросила короткий взгляд на Шона. Неделя, которую она провела в одном доме с этим мужчиной, была самой странной в ее жизни. Он явно беспокоился о детях, но, когда настала пора заниматься ими, Шон растерялся не меньше, чем Лили. Очень усталый и осунувшийся, он внимательно слушал, как Логан зачитывает завещание. Рядом с Шоном сидел его отец, Патрик, отдохнувший и полный сил. Это был очень красивый мужчина, высокий и стройный, с проседью в пышных волосах. Хотя Патрик и приходился Дереку отчимом, но считался единственным дедушкой детей. Он привлекал к себе внимание мягкими манерами и обворожительной улыбкой. Странно, но, заглянув в его глаза, Лили ничего не увидела в них.

Все обратились в слух, когда Логан дошел до главного — распоряжений Дерека, касающихся его собственности. Кое-что он оставил Реду Корлиссу, Тревису Джейкобсу, Патрику Магуайеру, некоторым коллегам, сопровождавшим его на турнирах. Брату Дерек завещал все свои клюшки. По этому поводу Шон не выказал ни радости, ни разочарования. Лили не поняла, что выражает его лицо.

«Остальное мое имущество, включающее… — Логан передал присутствующим размноженные копии — должно быть поровну разделено между моими любимыми детьми, Камероном Крейгом Холлоуэем, Шарлей Луизой Холлоуэй и Эшли Бэрд Холлоуэй. Если на момент моей смерти они будут несовершеннолетними, то управление имуществом должна осуществлять Кристел Бэрд Холлоуэй, если же она не сможет выполнять эти обязанности, то поручаю это моему брату Шону Майклу Магуайеру, до достижения детьми совершеннолетия».

Последние слова были встречены столь глубоким молчанием, что Лили услышала, как человек, сидевший рядом с ней — адвокат Джейн — вдыхает и выдыхает воздух. «Итак, Джейн ничего не получила, — подумала Лили. — Так-так-так».

Чтение продолжалось. Теперь они перешли к вопросу о том, кто будет осуществлять опеку над детьми. Первой Дерек назвал, безусловно, свою бывшую жену, Кристел Бэрд Холлоуэй. Следующим шел Шон Майкл Магуайер. Судья по делам о наследстве должен был издать соответствующий указ после оглашения завещания.

Еще более глубокое молчание воцарилось в зале, когда собравшиеся переваривали эту новость. Дерек не назначил опекуном Джейн, сообщавшую на всех углах, что он собирался

жениться на ней. Не выбрал он и Патрика; услышав об этом, тот вздохнул с явным облегчением.

Нет, Дерек назначил Шона Магуайера, своего единоутробного брата, человека, едва знавшего этих детей.

Социальный работник быстро делала заметки в блокноте. Мистера Логана сменила Фрэнсис Джеймисон, адвокат Кристел.

Джейн поднялась.

— С меня достаточно, — негромко произнесла она, и вместе со своим адвокатом вышла из зала.

— Да уж, не повезло, — пробормотала себе под нос Фрэнсис.

Лили попыталась сосредоточиться на документах, которые оглашала Фрэнсис. Кристел составила завещание пять лет назад, когда они с Дереком еще были вместе. Там упоминались Дороти и Лили, не ожидавшая ничего: «Моей лучшей подруге, Лили Илейн Робинсон, я оставляю 10 000 долларов и мой гардероб. Лили, ты никогда не гналась за модой, но, может, ты изменилась».

Лили потрясло, что подруга упомянула ее в завещании. Она как будто слышала голос Кристел. Лили поискала в сумке бумажный платок, но оказалось, что она израсходовала все. Шон потянулся к коробке салфеток, стоявшей перед ним, и через стол подтолкнул ее к Лили.

Распоряжения Кристел по поводу детей были почти такими же, как у Дерека, однако в том случае, если дети будут несовершеннолетними, их имуществом поручалось управлять Дороти Мэнсфилд Бэрд, матери Кристел. Дороти также назначалась опекуншей детей.

Фрэнсис постучала стопкой бумаг по столешнице, обитой кожей.

— Леди и джентльмены, это распоряжение представляется проблематичным, именно поэтому я попросила мисс Робинсон присутствовать сегодня. Дороти Бэрд перенесла обширный инсульт. В настоящее время она прикована к постели и не узнает никого из членов семьи и друзей. Ее прогноз весьма пессимистичен, поэтому она не сможет взять на себя обязанности, упомянутые в данном документе. Вот почему у меня с Кристел была запланирована встреча: нам предстояло обсудить вопрос об опеке. Кристел хотела изменить свое завещание, назначив мисс Робинсон опекуншей детей на тот случай, если ее бывший муж не сможет выполнять свои отцовские обязанности.

— Это противоречит завещанию мистера Холлоуэя, которое, в отличие от завещания его жены, датировано, подписано и оформлено в соответствии со всеми требованиями, — заметил мистер Логан.

— Родители должны были согласовать между собой кандидатуру опекуна, но, поскольку этого не произошло, суд, очевидно, вынесет решение в пользу воли отца.

Полными отчаяния глазами Лили обвела всех сидевших за столом. Казалось, никто не обращает на нее внимания — кроме Шона Магуайера. Он смотрел на нее так пристально что у Лили дрожь пробежала по спине.

Сделав вид, будто не заметила его взгляд, она сосредоточилась на финальной части процедуры. Мистер Фулер огласил предварительное финансовое заключение, удивившее всех, кроме Реда. Несмотря на юридическую терминологию и математические выкладки, Лили поняла, что Дерек был по уши в долгах. То же самое касалось Кристел. Предаваясь экстравагантному образу жизни как до, так и после развода, они расходовали средства, превосходившие даже весьма крупные доходы Дерека. Никто не произнес этого вслух, но все

поняли, что Холлоуэи были близки к финансовому краху.

Ред окинул взглядом собравшихся.

— Профессиональный гольф — бессердечная игра. В один год ты делаешь миллион долларов, а в следующий получаешь ноль.

Последовали долгие объяснения, касающиеся страховки Дерека и распределения наследства в случае отсутствия наличных денег, однако Лили больше ничего не слышала. Она думала совсем о другом и, как только собрание закончилось, направилась к Сьюзи Ши.

— О детях должна заботиться я, а не Магуайер, — без обиняков заявила она. Вот так. Это решение пришло к Лили внезапно, словно что-то толкнуло ее изнутри. Когда-то она сознательно предпочла свободную, одинокую жизнь. Пришло время положить конец одиночеству.

— Может, у Магуайера есть собственное мнение на этот счет, — громко и враждебно возразил он. — Может, мнение Магуайера состоит в том, чтобы ты катилась куда подальше.

— На данный момент, — сказала Сьюзи, — мистер Магуайер — опекун, назначенный родителями. Тем не менее, мистер Магуайер, я надеюсь, что вы учтете, что мисс Робинсон играет важную роль в жизни детей Холлоуэев.

— Я не собираюсь прогонять ее, если вы имеете в виду это, но кто-то должен отвечать за детей, и этот человек — я.

Мисс Ши кивнула и отошла, чтобы поговорить с другими адвокатами.

Лили ощетинилась, стоя лицом к лицу с Шоном. Она хотела понять, что движет этим человеком, однако они принадлежали к разным мирам и их объединяло только одно — тревога о детях.

— По-моему, ты не оцениваешь дальнюю перспективу. Это тяжелая обязанность.

— Думаешь, я не знаю этого?

— Они переживают последствия травмы, и даже для того, чтобы лишь пройти с ними через это, следует приложить огромные усилия, — сказала Лили. — Но жизнь не стоит на месте. Существуют школа, домашние задания, приступы гнева, болезни, подростковый возраст, и тебе не скостят срок за хорошее поведение. Это пожизненный приговор.

— Да, в твоих устах это звучит просто как песня.

— Веселого в этом мало.

Шон хмыкнул, однако в его глазах таилась злоба.

— Ну конечно! «Веселого в этом мало», — язвительно передразнил он Лили. Она подавила раздражение.

— Я просто хочу, чтобы ты понимал…

— Что меня не ждет ничего хорошего?

— Что мы должны думать в первую очередь о детях.

— Давай посмотрим. Кто из нас предпочтительнее для них? Ты будешь следить за их режимом, а я не побоюсь показать показывать им, что жизнь снова может стать счастливой. Давай спросим у доктора Саш! — Шон вытащил из кармана мобильный телефон.

Лили не знала, что заставило ее вдруг прикоснуться к нему. Она протянула руку и дотронулась до его локтя.

— Они нуждаются в нас обоих.

Шон взглянул на руку Лили, потом на нее. Смутившись, она отступила.

— Объясни, почему ты так рвешься воспитывать этих детей, — попросил он.

— Потому что этого хотела Кристел. Потому что я знаю, как это делать. Кроме того, я

дала обещание.

Шон скрестил руки на груди.

— Но я не слышу, что ты хочешь этого.

— Я хочу того, что лучше для детей. — Внезапно жизнь, которую выбрала для себя Лили, будущее, которое она спланировала, резко изменились. Ее ладони увлажнились, но она подавила желание вытереть их об юбку. — Я знаю, что ты хочешь того же, Шон. Я знаю, ты беспокоишься о них, но это не значит, что ты должен принести все в жертву…

— Это не жертва. Это… просто жизнь. Буду делать то, что делают люди по всему миру

— растить детей, день за днем. Детям нужны стабильность и постоянство, и раз в завещании Дерека четко указано, что я должен стать их опекуном, то они остаются со мной.

— Но это я должна растить их! — Произнеся эти слова, Лили почувствовала, как кровь стынет у нее в жилах. «Скажи "да", — подумала она, а потом, сразу же: — Скажи "нет"!» Лили постаралась овладеть собой. Завещание Дерека, назначившего опекуном детей своего незадачливого братца, давало ей полную свободу. Но это было несправедливо. — Я говорю серьезно. И ты знаешь, что я права.

— Мой брат придерживался другого мнения.

— Да, он выбрал тебя, но это не означает что ты больше подходишь для этой роли.

— То, что ты знаешь их дольше и имеешь какое-то там педагогическое образование, не значит, что больше подходишь ты. Кроме того, я еще кое-чем отличаюсь от тебя, Лили.

— И чем же?

— Я не боюсь. А ты боишься.

Хотя возражения чуть не сорвались с губ Лили, она почувствовала, как что-то холодное и темное завибрировало у нее внутри. Как Шон догадался? Он что, словно хищник, нюхом чует страх?

Лили направилась к аппарату с водой и попыталась прийти в себя, пока наливала воду в конусовидный бумажный стаканчик и пила из него. Шон попал в точку — она действительно боялась. Всю жизнь Лили возводила вокруг себя оборонительную стену, чтобы никто не причинил ей боль. Она никогда, никогда не собиралась заводить семью. Это был осознанный выбор. Лили хотела, чтобы ее жизнь принадлежала только ей, хотела быть свободной, ездить туда, куда пожелает, и делать то, что пожелает, не отчитываясь ни перед кем. Трое детей неизбежно изменят положение вещей.

«Но подумай, сколько это даст тебе, — прозвучал в ушах голос Кристел. — Есть кое-что поважнее страха».

— Мы понапрасну тратим время, обсуждая это, — бросил Шон. — Мне пора домой. Дети должны знать, что происходит. Они любят тебя, Лили, поэтому сразу заметят твои сомнения. Ты этого хочешь?

«Они любят тебя, Лили». При этих словах она затрепетала.

— Я хочу, чтобы они чувствовали себя в безопасности.

— Мой брат доверил этих детей мне. Что бы вы с Кристел ни думали о нем, он был заботливым отцом. И я не подведу его.

Лили смяла бумажный стаканчик и бросила в мусорное ведро.

— Денег тоже не будет. Ты это уже понял, да?

— Я, конечно, тупой спортсмен, но все-таки умею складывать и вычитать. — Ослабив галстук, Шон посмотрел ей в глаза. — Ты начинаешь доставать меня. Нет, не так: ты уже достала меня.

Она ответила ему таким же взглядом.

— Ты сегодня тоже разозлил меня.

— Достал, Лили. Знаешь такое слово? — Шон говорил так громко, что головы всех присутствующих повернулись к ним.

Ее щеки горели.

— Как это по-взрослому! Наверное, это тоже нужно включить в отчет для судьи по делам наследства.

— Что? Что ты умеешь доставать людей? — Эти резкие слова Шон сопроводил обезоруживающей улыбкой. — Давай закончим этот спор и поедем к детям.

— Спор все равно не закончен.

— Нет, закончен. Ты свободна. Можешь отправляться домой. Я не откажусь от своих обязательств.

— Раньше тебе это отлично удавалось, — съязвила Лили. — Кристел мне все рассказала. Она говорила, что ты сам положил конец своей карьере.

— Мы говорим о детях, а не о карьере. От них нельзя отказаться. Конечно, я не идеален, однако сделаю для них все, что в моих силах.

Лили выпрямила спину, пытаясь придумать контраргумент. Потом смысл его слов дошел до нее, и ее плечи немного расслабились.

— Хороший ответ.

Глава 23

— У нас с Лили есть новости для вас, — объявил Шон Камерону и Чарли, когда они вернулись домой. Он старался, чтобы его слова звучали бодро. Именно так посоветовали им действовать социальный работник и психолог. Говорить с оптимизмом, не отрицая того, что случилась трагедия. Убеждать детей, что жизнь не стоит на месте и что скоро им станет лучше.

Как будто им могло стать еще хуже! Что может быть хуже для ребенка, чем в один день потерять обоих родителей?

Шон был взрослым, когда пять лет назад умерла его мать, но эта рана все еще кровоточила. В одну из их последних встреч она сказала ему нечто, весьма его озадачившее. Посоветовала сыну влюбиться, остепениться, завести семью.

«Ты создан для этого больше, чем кто-либо из нас». — Жизнь, которую вел Шон в течение последних пяти лет, в корне противоречила этому совету. Сейчас, глядя на племянника и племянниц, он снова вспомнил о матери. Она всегда отличалась великолепным чувством юмора.

— Привет, Лили! — Эшли играла с пластмассовым совком на полу у ее ног.

— И какие новости? — Камерон скрестил руки на груди.

— На встрече с адвокатами ваших родителей прочитали их завещания. Они оба оставили вам почти все, чем владели.

— Все? — глаза Чарли расширились.

— Почти. Ваш папа оставил мне свои клюшки для гольфа, а еще кое-что завещал Реду, Тревису, дедушке и некоторым другим людям. А ваша мама упомянула в завещании свою мать и Лили. «Добрую старую Лили», — подумал он. Шон все еще испытывал раздражение из-за того, что она усомнилась в его способности заботиться об этой семье. Лили как будто пыталась подорвать его уверенность.

Лили через силу улыбнулась.

— Ваша мама хотела, чтобы я взяла себе ее одежду. Она всегда убеждала меня в том, что нужно одеваться более модно, вы же знаете.