Глава тринадцатая. бородино каннами, однако ж, не стало

На следующий день, чуть рассвело, карфагеняне вышли на поле боя собрать добычу; даже врагу жутко было смотреть на груды трупов; по всему полю лежали римляне - тысячи пехотинцев и конников, - как кого с кем соединил случай, или бой, или бегство. Из груды тел порой поднимались окровавленные солдаты, очнувшиеся от боли, в ранах, стянутых утренним холодом, - таких пунийцыnote 13 приканчивали…

Взгляды всех привлек один нумидиецnote 14, вытащенный еще живым из-под мертвого римлянина; нос и уши у него были истерзаны, руки не могли владеть оружием, обезумев от ярости, он рвал зубами тело врага - так и скончался.

Тит Ливий, XXII, 51:5-9

Ганнибал после блестящей победы под Каннами погрузился в заботы, приличные скорее победителю в войне, чем тому, кто еще воюет.

Тит Ливий, XXII, 58:1

Все уверены в том, что однодневное промедление Ганнибала спасло и город Рим, и всю державу.

Тит Ливий, XXII, 51:4

Я должен был умереть в Москве! Тогда я имел бы высочайшую репутацию, какая только возможна.

Наполеон на о. Св. Елены

Кроме субвождей в руках сверхвождя пассивными марионетками являются также жухлые исполнители, но даже и они события вокруг себя формируют - все или почти все в их жизни не случайно. Это характерно для всех невротиков вообще, прежде всего, естественно, для одержимых моноидеей сверхвождей.

Невозможно при сравнительном жизнеописании Наполеона и Ганнибала не обратить внимание на то, что удивительно большое число узловых моментов судьбы Ганнибала загадочным - но лишь на первый взгляд - образом в точности воспроизвелись в судьбе Наполеона: особенности телосложения, переход через Альпы тем же ущельем, обстоятельства смерти, утраты власти и т. п. Эти и некоторые другие удивительные "совпадения" мы еще в дальнейшем рассмотрим.

В соответствии с теорией стаи вождь в большей мере, чем послушные воле вождя исполнители (жухлые некрофилы) вокруг себя события формирует - но тоже отнюдь не по своей свободной воле.

Человек обладает родовой памятью в том положительном смысле, что способен воспользоваться опытом всех своих предков, критически его осмысливая, - жаль только, что счастьем критического мышления себя одаривают лишь немногие. Удел остальных - отрицательная сторона родовой памяти, проваливание в неврозы, приобретенные не только на протяжении собственно своей жизни, но и унаследованные от предков; как следствие воспроизводятся уже некогда пережитые бедственные ситуации. И чем больше некий предок авторитарен (чем больше подонок), тем цепче когтит унаследованный от него невроз. А что может быть гнуснее сверхвождя (Ганнибала)?! У каждого человека двое родителей, соответственно четверо дедов, восемь прадедов, и так далее. Число предков и предков их предков хотя и ограниченно, но почти необозримо, - все средиземноморье.

И малорослый корсиканец поддался. В чем можно убедиться, сравнивая судьбы Ганнибала и Наполеона.

Но почему каждый конкретный невротик оказывается "в шкуре" неврозов данного великого военачальника, а не, скажем, земледельца? Выбор не случаен - он есть следствие многих факторов, плод диалектического единства внешних обстоятельств и нравственных решений, плод того, что принято называть душой.

Итак, что же могло повлиять на формирующегося Бонапарта, что он выбрал быть (не подражать! не казаться! а - быть!) Ганнибалом (или их, возможно, общим, историей забытым, предком)?

Какие особенности его пространственного, физического, физиологического и, как следствие, психического бытия определили или подтолкнули именно к этому "неврозу Ганнибала"? Некоторые из них уже были названы:

1. Наполеон себя осмысливал (с подачи окружающих) мужчиной, но жизнь внутри этого осмысления ему осложнял слишком малый рост - 151 сантиметр . Психопатологи вновь и вновь убеждаются, что одинаковые физиологические отклонения одинаковым образом определяют отклонения и в психике (или, может, наоборот: отклонения психики уже во внутриутробном развитии проявляются во внешности?), в частности низкорослые страстно желают стать в глазах других колоссами (помните, как Наполеона называли в бегущей Великой армии? - да-да, колоссом). Эту свою порочную потребность в сверхкомпенсации обычно реализуют в порочных же видах деятельности: заставляют собой восхищаться как гениальным актером, финансовым властителем, военачальником или императором - примеров множество. Но аномально маленький рост кроме определенных форм комплекса неполноценности и патологической ненависти к рослым людям (после правления Наполеона средний рост французской нации понизился на 2,5 сантиметра , - самые рослые в первую очередь шли в армию и, естественно, большая их часть гибла) требует также и некой идеологии, легенды, из которой следует, что особо маленький рост есть вовсе не проявление дегенеративности, следствие грехов предков, но, напротив, есть признак избранности - желательно судьбой и небесами.

Известно, что средний рост римлян (подчинивших, на удивление всем, всего за 53 года войн, включавших и три победоносные войны с Карфагеном, практически весь известный в те времена мир) был менее 160 сантиметров . Заальпийские кельты славились своим могучим ростом - но римляне их "мочили" без особого труда. Обратитесь за подробностями завоевания ойкумены Римом к какому-нибудь нынешнему студенту-историку " низкорослому и слабосильному " и он с величайшим удовольствием расскажет, как низкорослые римляне рубили крупных и мускулистых варваров (кельты дрались обнаженными по пояс - пугать врага должна была рельефность мускулатуры, объект зависти худосочных). Наполеон был, если угодно, таким же студентом, и у него были и эмоции, присущие этому типу студентов - только удесятеренные. Следовательно, болезненно воспринимавший свой дегенеративный рост Наполеон Буонапарте в выборе между римлянами и кельтами должен был подсознательно предпочесть римлян. Не потому, что они римляне, а потому что низкорослые.

Но, скажите, если бы объявился народ еще более низкорослый, но при этом как завоеватель не менее славный, пренебрег ли бы Буонапарте высокими ( 160 см ) римлянами или нет? Пренебрег бы.

А были ли такие?

Были.

Вот что пишет грек Полибий:

Вообще все италийцы превосходят финикиян карфагенян и ливийцев прирожденными телесной силой и душевной отвагой.

(Полибий, VI, 52:10)

В сущности, в образном восприятии человека ущербного (например, такого, как Наполеон) слабый - все равно, что более мелкий; карфагеняне, конечно, могли быть высокими, но слабыми, дистрофичными, - другое дело, что слабый и низкорослый все равно отождествлял себя с ними.

Психологическая достоверность - все; действительность же часто, в ущерб здравому смыслу, - ничто.

Итак, слабенький и женобедренький Наполеон должен был быть не на стороне высоких и мужественных римлян, а на стороне слабеньких (но покоривших весь мир!) карфагенян!

2. Наполеон, страдавший от своей уродливой низкорослости, просто не мог, защищая свое унаследованное от матери болезненное самолюбие, не уходить в мечту о собственной колоссальности, причем в форме, определенной для него уже его отцом: как воспитанник военной школы он понимал только величайших полководцев. Согласно античным авторам, ему как уроженцу Корсики, где в населении циркулировала и римская, и карфагенская кровь, выбирать приходилось между римлянами и карфагенянами. Здесь тоже Ганнибал просматривается как идол; всякий же идол паразитирует на пороке - и притом цепко.

3. Людям вообще свойственно отождествлять себя с тотемом (символом, идолом) своего племени (местности). А Ганнибал и был одним из таких тотемов: один из величайших, если вообще не величайший, полководец античности. Следовательно, для воспитанника военной школы Ганнибал, вообще говоря, олицетворял собой не только образец состоявшейся карьеры, но и символ древности рода (Франция - сословное государство, принадлежность к определенному сословию - непременное условие карьеры). Как тут не вспомнить свое карфагенское прошлое?!

4. Ганнибал из Карфагена в девятилетнем возрасте был вывезен отцом на европейский материк - военное обучение предваряло вступление в должность главнокомандующего. Наполеон тоже был вывезен отцом, и тоже на материк, и тоже в почти том же (восьмилетнем) возрасте, и тоже для военного обучения.

5. Ганнибала еще в детстве отец перед жертвенником заставил дать клятву ненавидеть Рим (недемократов; в Карфагене свирепствовала рабовладельческая демократия); логическое завершение подобной ненависти - невротическое желание захватить Рим и его уничтожить. И, это очевидно из всей жизни Ганнибала, к Риму у него было отнюдь не рациональное отношение, а эмоциональное (если угодно, ненависть была подсознательной; к тому же сливалась с неврозом великого города - об этом неврозе ниже). Многие современные исследователи Наполеона позволяют себе обратить внимание, что отношение Бонапарта к России тоже было отнюдь не рассудочным и диктовалось отнюдь не интересами Франции. Это пытаются объяснить разными причинами, как то:

а) полковнику корсиканской повстанческой армии и лейтенанту армии французской Бонапарту отказали в свое время в просьбе принять его на военную службу в российскую армию, поскольку притязания Бонапарта на майорский чин показались начальству чрезмерными;

б) Александр I отказался отдать за уже коронованного императора Франции Наполеона свою сестру Анну, но тут же выдал ее за незначительного немецкого князька, чем Наполеона оскорбил;

в) коротышка и пузан Наполеон не мог не завидовать недемократу Александру I - высокому, стройному и голубоглазому - и его по этой причине ненавидеть.

Все эти обстоятельства представляются причинами на том основании, что правителей интересуют только находящиеся на одной с ними ступени иерархии. (Скажем, в фашистской Германии впоследствии в Нюрнберге осужденные как военные преступники Гиммлер, Геринг, Борман, Шпеер и так далее, хотя были непосредственными сподвижниками Гитлера, друг с другом враждовали, друг против друга интриговали и один другого подсиживали. Они были одинаково преданы фюреру, но друг друга ненавидели - даже в стенах Нюрнбергской тюрьмы друг друга избегали. Делающий карьеру грабитель тоже, "разобравшись" внутри своей группировки и став в ней вожаком, начинает бороться за власть с соседними бандами.) Ужас перед неугодниками, ненависть по горизонтали, презрительное равнодушие к нижестоящим, раболепство перед вышестоящими - классические чувства элемента всякой иерархии. В ныне царящей суверенитической цивилизации постулируется, что главное чувство элемента иерархии - ненависть к сопернику. Отсюда и трактовка мотивов Наполеона: его ненависть к России есть плод недоуважения со стороны царя и его чиновников.

Но всей совокупности происходившего между Наполеоном и окружающим его миром одна только эмоция оскорбленности Наполеона не объясняет.

Кроме всего прочего отчетливо просматривается комплекс Ганнибала и подстилающие его более ранние комплексы и неврозы.

Итак, Наполеон был Ганнибалом, Ганнибал же страстно ненавидел Рим, следовательно, Наполеон не мог не искать города, духовно ему, сверхвождю, противоположного, и в страстной к нему ненависти совершать нелогичные (хотя и строго закономерные) поступки. Римом же XIX века была Москва-Санкт-Петербург! (Более корректно: Москва - пусть отдаленный, но символ русского неугодничества - в одном смысле, а Питер - немецкое начало, аналог "железного" Рима, "внешничество" - в другом; и то, и другое - некая противоположность Наполеона - "внутренника".)

Рассмотрим проблему в упрощенных формах.

Очевидно, что у наполеоноганнибала сильные чувства должен был вызывать не обязательно буквальный Рим, который послушно лег к его ногам и откуда его хвалили папы, но метафизический, нечто ему, Наполеону, сопротивляющееся. (Гипотеза, что Москва есть Третий Рим, не имеет ровно ничего общего с высказываемыми соображениями, хотя не исключено, что если эти взгляды Наполеону пересказали, то само заключенное в ней слово "Рим" могло вызвать дополнительную бессознательную волну ненависти - так, скорее всего, и было. Но это только дополнительная волна.) Для подсознательного распознания противоположности много не надо - человек живет в энергоинформационном поле всей планеты, и понятийное изложение гипотез не обязательно.

Таким образом, противостояние Ганнибала, великого вождя, и Рима, великого города, есть некая единая, не меняющаяся во времени константа, наполненная эмоциональным напряжением. Время от времени она, посредством пробуждающейся родовой памяти, со всей силой, присущей неврозу отрицания действительности, воплощается одержимостью конкретных людей, которые и становятся вождями, что, в частности, проявляется в желании захватить любой ценой великий город, который, однако, почему-то не захватывают. Опытный Ганнибал странно медлил после победы под Каннами, в чем угадывается страх перед великим городом, и так его и не захватил никогда, победа Наполеона над улетучившейся на его глазах Москвой тоже весьма условна.

Но как бы то ни было:

- и у Ганнибала, и у Наполеона равно просматривался "невроз великого города";

- и Ганнибал, и Наполеон утратили свое несущее им победы психоэнергетическое первенство и лишились власти примерно в одном и том же возрасте - в 45 лет;

- прежде этого возраста и Ганнибал, и Наполеон побывали вблизи великого города, что расценивали как пик своей карьеры ("Я должен был умереть в Москве! Тогда я имел бы высочайшую репутацию, какая только возможна". - Наполеон на о. Св. Елены);

- и Наполеон, и Ганнибал закончили свою жизнь от яда;

- и Ганнибал, и Наполеон чаще всего воевали руками и кровью людей чуждых им национальностей, что отличает их от великого множества других полководцев.

Было и множество других странных повторений судеб, интересующиеся могут найти их, сличая подробные биографии этих исторических фигур. К сожалению, о частной жизни Ганнибала осталось в истории немного - только самое ключевое (с точки зрения психоаналитика).

Итак, Наполеон был как бы новым воплощением Ганнибала, видимо, с достаточно молодого возраста. Если такое отождествление было движимо со всей неодолимой и испепеляющей силой невроза, то от Наполеона в России следовало ожидать странных поступков; очень, очень странных.

Например, Наполеон должен был страстно жаждать захвата "Рима" и перед единственной в своей жизни возможностью должен был дать величайшее в жизни "римлян" генеральное сражение - Каннское.

Если открыть любую энциклопедию (даже не военную), то выясняется, что Ганнибал вошел в историю среди прочего и тем, что во время битвы при Каннах впервые в истории войн и военного искусства применил маневр, в результате которого римляне были разгромлены не просто наголову, но их потери составили 10:1!!

Маневр был прост: ганнибаловцы начали фронтальное сражение, раззадорив римлян тем, что наскочивший ганнибаловский легкий передовой отряд подставился под истребление, остатки его начали отступление, римляне бросились в погоню и когда они оказались за линией засад, по ним разом ударили и по левому флангу, и по правому.

Именно эта одновременность и была новаторством (или особенностью - если история просто не сохранила предыдущую реализацию этого невроза).

Вообще говоря, удар сразу по двум флангам, действительно, есть некоторая оригинальность, поскольку в двух ударах практической (военной) надобности нет. Назначение всех и всяких засадных отрядов в генеральных сражениях заключается в том, чтобы одним только своим внезапным появлением тем более в таком месте, где военачальник противника вообще ничего встретить не рассчитывал, вызвать страх. У страха, как говорится, глаза велики, неизвестное пугает многократно сильнее известного, поэтому подвергшийся нападению из засады военачальник начинает представлять невесть что. А от громадного, до неба, "невесть чего" надо бежа-а-ать! И подчиненные субвождю воины без вербального приказа во все века послушно оставляли строй и бежали. Если военачальник успевал быстро справиться с галлюцинацией, то войско его, покачнувшись, оставалось на месте и, перестроившись, вступало в бой с очередным отрядом противника. Однако, "девочка" Ганнибал был гипнотизером такого масштаба, что обыкновенный субвождь типа сына мясника Варрона справиться с возникшей галлюцинацией не успевал и, повинуясь пришедшей, казалось бы, ниоткуда страсти, под видом бегства ради спасения жизни подставлял врагу для смертельного удара незащищенную спину…

Наблюдаемый при битвах феномен паники и повального бегства при неожиданном появлении даже ничтожного по силам засадного отряда противника можно объяснить как с использованием иных терминов, так и на примерах иных эпох. Известно, что современные солдаты, часто классически безалаберные, после первой же крови своих товарищей (бомбежка) и, вследствие новизны происходящего, - испуга, тут же становятся послушными воле своего командира (дисциплинированными). Если бы все это происходило в окопах в виду врага, то послушание можно было бы объяснить дарвиновской целесообразностью - ради выживания под руководством обученного в военном училище командира. Однако в точности та же картина спонтанного построения строгой иерархии наблюдается и в глубоком тылу - при бомбежках. На передовой, когда пространственно близки вожди противника (а уж тем более, если приблизился великий полководец), той же силы бомбежка может вызвать повальное бегство, как о том и мечтают нападающие.

Нет ничего более непрактичного, чем паническое бегство из окопов! Если солдат сидит в окопе, где он защищен от пуль и осколков слоем земли со всех сторон и тремя накатами блиндажа сверху - у него есть существеннейшая возможность пережить не только этот день, но и многие последующие. Если же он из окопов выберется и побежит - то его почти неминуемо ждет смерть.

Скажем, линию Маннергейма в Финляндии советские войска штурмовали в 1940 году три месяца, а в 44-м то же расстояние, и даже существенно более укрепленное, прошли всего за 10 дней. Укрепления к 1944 году стали для штурмующих и вовсе бесперспективны: толщина стальных бронеколпаков была такова, что их не могли пробить даже несколько попаданий снарядов артиллерии большой мощности. Но после одной из артподготовок советские солдаты, не встречая никакого сопротивления, пошли на стальные ДОТы в полный рост. И удивились: все пространство за ДОТами было усеяно телами мертвых финнов. Оказалось, что психика финнов, в 1940 году подпитываемая энергетикой их союзника Гитлера (американцы им тоже помогали), в 44-м не выдержала, они повыскакивали из безопасных для себя многоэтажных подземных укреплений и бросились бежать. И в этот момент получилось так, что советская артиллерия перенесла огонь на большую глубину…

Очень поучительно для освобождения от пут идиотической теории о суверенности воли исполнителей и для постижения теории стаи просмотреть кадры кинохроники Великой Отечественной войны, во всяком случае те из них, на которых запечатлено бегство "комсомольцев"note 15-сталинцев из окопов. Особенность сохраненного кинопленкой эпизода в том, что позади передовой линии окопов - на 500 метров - отрывались окопы так называемых заградительных отрядов, цель которых была заграждать путь вовсе не врагу, а расстреливать бегущих комсомольцев. Побег комсомольца-исполнителя в такой ситуации становится втройне непрактичным: выбравшись из окопа, он попадал не только под пули гитлеровцев, но и под пулеметные очереди - в упор - заградительных отрядов. Возможности выжить практически не оставалось, - они и гибли. А вот негипнабельные солдаты от окопа к окопу прошли до самого Берлина.

Но тем не менее кадры кинохроники свидетельствуют: комсомолец вопреки интересам выживания в массе своей выскакивал из окопов и бежал на захлебывающиеся очередями пулеметы "Максим". Полезнейшие кадры для освобождения от пут "суверенитизма": и если кому не хватит одного просмотра, пусть смотрит второй, третий раз… сотый - и так до тех пор, пока не зародится мысль…

Таким образом, для того чтобы обороняющийся стал послушным воле нападающего, его надо напугать. В этом случае он, утративший критическое мышление, начинает искать успокаивающее забытье в волнах некрополя "авторитетного" вождя. А поскольку сверхвождь нередко на стороне противника, то трус может быть принят в войско врага, а может и не быть. Вспомните грандиозные лагеря военнопленных 41-го года, штабеля умерших от голода военных и штатских. (И наоборот: отсутствие критического мышления есть состояние трусости; исполнитель, вообще говоря, трус, даже когда ордой идет против одного. Именно так описывают у нас поведение азиатов, которые нападают толпой на одного, но встретив малейший отпор - бегут. Но это качество не исключительно азиатское, - все толпы таковы, да и публика в сущности та же.)

В точности по тому же механизму подчинения воле сверхвождя гибли и римляне под Каннами. На 10 убитых обученных римлян приходился только 1 (!) убитый ганнибаловец. Никакими изъянами военной выучки такого соотношения погибших не объяснить (в 1812 году русские рекрутские солдаты неугодники, только что призванные, не успевшие освоить навыки владения оружием, выдерживали по сорок атак наполеоновцев - в дивизии Неверовского). Как объяснить, почему в первый период войны между Гитлером и Сталиным плохо вооруженным 3,2 миллионам гитлеровцев сдались более 3,8 миллиона советских военнослужащих? Находящихся в обороне, лучше обученных и лучше вооруженных!! Если среднее соотношение погибших в Великой Отечественной - на одного убитого гитлеровца шесть советских солдат, - то каково это соотношение было в 41-м?!

Таким образом, для того, чтобы появились милые сердцу великих некрофилов горы расчлененных трупов, достаточно создать непонятную, непредусмотренную, а потому деструктурирующую защитное критическое мышление ситуацию. Для этого достаточно одной пугающей неизвестностью черной точки на горизонте, одной засады, - но не двух. При одной засаде есть куда бежать, а при двух создается ощущение окружения, - а противник лучше напуганный, чем затравленный, приготовившийся продать напоследок свою жизнь подороже.

Словом, две засады, с точки зрения психологии, - это деградация, шаг назад в военном искусстве. Невроз.

Визитная карточка прошлого своих предков. И Ганнибал ее предъявил.

И вот спустя два тысячелетия наполеоноганнибал встал под великим городом, рядом с деревней, называемой Бородино (расстояние в 120 километров отсюда до Москвы, хотя и ничтожное по российским масштабам, почти равно расстоянию между Каннами и Римом).

И вот здесь Наполеон совершает "странный" тактический поступок: вместо предложенного сразу несколькими наполеоновскими маршалами очевидного маневра, который должен был привести к разгрому русских - а об этом очевидном варианте пишут не только французские историки и исследователи, но и русские - он совершает такой маневр, который привел к тому, что Бородинское сражение превратилось просто в грандиозную бойню с приблизительно равными потерями (Наполеон потерял 40 тыс., а русские - 50 тыс.).

Гибельным, по всеобщему мнению, для России маневром был план, предложенный начальником кавалерии маршалом Даву, одним из немногих относительно самостоятельных маршалов Наполеона. Даву предлагал под Бородиным бой за смоленскую дорогу лишь имитировать. В это время он, Даву, с 35 тыс. своих людей и 5 тыс. поляков (и евреев) по старой Смоленской дороге ночью обойдет русских с тыла, и, как всегда в таких случаях бывало по всей Европе, посеяв панику, обратит в бегство русских и их перережет. Такой разгром обошелся бы наполеоновцам практически без потерь. Даву брался к 7 часам утра завершить этот выигрышный (для французов) маневр.

Однако Наполеон этого очевидного плана не принял - почему-то.

Какими только глупостями не объясняли столь странный поступок Наполеона. Дошли до того, что веруют в jaloisie de metier (профессиональная ревность. - Фр.) непобедимого доселе императора к обреченному на забвение подчиненному!

Наполеон, действительно, принял странное и невыгодное решение - удар по обоим флангам, как под Каннами, - но странно вести себя он начал задолго до него.

Во-первых, он не спал ночь. Кроме того, у него была лихорадка, вызванная или усугубленная простудой. А еще у него резко обострились трудности с мочеиспусканием. Наконец, с ним произошло то, что пишущие о Наполеоне психиатры называют припадком эпилепсии. Во время этих припадков у колосса отключалось логическое мышление, вплоть до потери памяти. Иными словами, в таком состоянии решение принимается исключительно по механизму невроза.

Неврозы значимы всегда, но одни значимы более, чем другие. Включение простое - значимые внешние обстоятельства, такие, как войско впереди и близость великого города. Если самыми значимыми для индивида неврозами были юнговские неврозы, то есть неврозы родовой памяти, а его предок был при Каннах среди ганнибаловцев или римлян, то он может "провалиться" в Канны. И их воспроизвести. (Вариант - общий предок.)

У победы при Каннах была визитная карточка, которую при Бородине и предъявил больной Наполеон!

Русские рекрутские солдаты, однако ж, не быдло всеобщей воинской повинности (русские полками стали бегать только с 1904 года, после введения всеобщей воинской повинности) - и Бородино Каннами не стало.

Разгромить русских фланговыми ударами не получилось. Какие-то неправильные оказались эти рекруты.

Русские неугодники, защищаемые от Александра I, чичаговых и ростопчиных кунктатором Кутузовым, довершив совершенную еще до Бородина психологическую победу над сверхвождем, прошли через Москву якобы на рязанскую дорогу, потом обманным движением ушли на калужскую - причем настолько скрытно, что наполеоновская разведка потеряла их из виду, что не могло не спровоцировать у параноика Наполеона дополнительных приступов ужаса.

Великий город был перед Наполеоном. Он был оставлен с ним наедине. Бери, казалось бы, и владей.

Но не расчетами выгоды движимы люди и события.

Желанная столица, по самоназванию Третий Рим, явившаяся в сиянии - виданное ли дело! - золотых куполов, уже через несколько часов подожженная с десяти концов, начала растворяться в огне грандиознейшего пожара, раздуваемого невиданной в этих местах бурей… В сущности, и Наполеоном, как в свое время Ганнибалом, великий город взят не был… Как увидим в дальнейшем, во многом из-за их настоящих желаний.

После битвы под Каннами-Бородино (вне зависимости от того, что Бородино Каннами не стало), Наполеон просто не мог взять город, в который не захотел войти Ганнибал.

Потому он столько часов и стоял на Поклонной горе, без всякого разумного объяснения не двигаясь с места.

Он пошел, когда Москва стала возноситься - то есть, на пустое место.

"Москву сжег я", - сказал Наполеон на скалистом острове Святой Елены. И это было правдой.

***

В мире толп культивируется сплошное наоборот. Это отключает остатки унаследованного критического мышления элементов стаи - тем ее сплачивая. Именно за такие наоборот вожди и содержат так называемых ученых (идеологовnote 16).

Софья Андреевна представляется всем идеальной женщиной, а Лев Николаевич - сумасшедшим.

Ромео и Джульетта становятся всемирным символом возвышенной любви между мужчиной и женщиной; а описавший их классические некрофилические взаимоотношения педераст Шекспир становится, соответственно, - главным экспертом по межполовым взаимоотношениям.

Импотент Гитлер становится для миллионов женщин цивилизованной Европы образцом настоящего мужчины.

А невротик Наполеон, который, похоже, как суверенная личность вообще никогда не жил, а со школьной скамьи лишь ненавидел действительность, ставший Ганнибалом и им и умерший, почитается разве что не во всем мире (кроме неугодников России) образцом человека, разорвавшего ограничения этого мира, возвысившийся беспредельно и реализовавшийся как свободная личность!

И вел веровавшую в него толпу исполнителей к их якобы мечте - к свободе!

Ехидство истории пределов не знает.

Глава четырнадцатая. "МОСКВУ СЖЕГ Я!"

Москву сжег я!

Наполеон - 14-летней Бэтси Бэлкомб на о. Св. Елены

Но еще должно было пройти много времени, пока историография признала, что ее предназначение - в неукоснительной правдивости.

Зигмунд Фрейд

Единственный в своем роде взгляд на него (Наполеона. - А. М.) как на "самонадеянное ничтожество" - взгляд Льва Толстого - воспринимается сегодня как нонсенс, зубоскальство одного гения по адресу другого, хотя именно этому нонсенсу следовали большей частью советские (русские. - А. М.) историки и писатели.

Троицкий Н. А. Александр I и Наполеон. (М: Высшая школа, 1994)

Зимний лагерь карфагенян был целиком выстроен из дерева… <Римлянами> подожжены были ближайшие строения, сначала во многих местах вспыхнули отдельные огни, затем они слились в один огненный поток, поглотивший все.

Тит Ливий, XXX, 3:8 и 6:5

О причинах начала в Москве пожаров 1812 года, в результате которых от великого города, подожженного с разных концов, мало что осталось, бытует лишь три версии: две принадлежат историкам и одна - Льву Толстому.

Одна версия, навязанная нам всем еще со школьной скамьи, - та, что Москву подожгли французы своими руками, вопреки воле Наполеона - якобы для того, чтобы привести русских в трепет, - настолько никому не доставляет ни малейшего эстетического удовольствия, что, естественно, упоминается скорее как курьез в истории мысли. При этом старательно закрывают глаза на тот факт, что Москва запылала с разных концов, когда французы только начали втягиваться в город.

Казалось бы, Великой армии логически нецелесообразно жечь собственные зимние квартиры, тем более что они разве что не ломились от золота, серебра, произведений искусства, мехов и съестного - то есть, того, что было якобы целью похода в Россию. Но с другой стороны, в событиях человеческой истории первичен не расчет, а отклонения психики, поэтому наполеоновцы, привыкшие тащиться от разрушения как такового, могли уничтожить город ради самого уничтожения. В конце-концов, наполеоновцы немецкой крови в сохранившихся после пожара дворцах гадили в тех же комнатах, где и спали; в поисках драгоценностей не стеснялись разрывать могилы; поджечь что-нибудь по сравнению с этим - просто пустяк.

Вторая версия, поддерживаемая преимущественно нерусскими историками, находящимися на содержании правительств своих стран, - что Москву сожгли сами русские. Французы, немцы и прочие народы, чьи порождения составляли Великую армию, в таком объяснении событий видят подтверждение веры в природную жестокость русских, защищаясь от которой, французские захватчики и вынуждены были не только в Россию вторгнуться, но и творить на ее территории все те зверства, которые и были совершены. В концепции поджога Москвы самими русскими трудно не распознать дух гитлеровско-геббельсовской концепции Второй мировой войны - в бескрайние просторы России надо идти грабить и убивать, единственно защищаясь от особенной жестокости этих самых русских. Гады, одним словом, эти русские, гады и есть, самые главные на планете мерзавцы, даже собственную столицу спалить - вместе с неимоверными в ней богатствами! - им нипочем. И при этом своих раненых защитников в количестве 22,5 тысяч тоже!..

Поджог Москвы русскими патриотами - во главе с героем войны Ростопчиным - доказывают также тем, что, хотя золото и серебро на монетном дворе московские власти оставили, оставили даже 156 пушек и 75 тысяч ружей, которые все почему-то достались французам в целости и сохранности, а вот весь пожарный инструмент вывезли.

Эту концепцию поддерживают, стыдно сказать, и часть историков, видимо, в выгодных ситуациях причисляющие себя к русским - порой и фамилии у них тоже вполне русские. По их мнению, сожжение Москвы есть свидетельство величия русской души, дескать, святое чувство мщения и любви к собственной земле настолько возвысило души русских чудо-богатырей, что они оставили все меркантильные соображения и, обливаясь слезами от жалости к прекрасному, с десяти концов подпалили по большей части построенную из дерева столицу. О двадцати двух с половиной тысячах сгоревших при этом русских раненых солдат (лежали разве что не в каждом доме, и поджигатели не могли об этом не знать), разумеется, каким-то образом чудо-богатыри забыли.

Третья и последняя из ныне вспоминаемых версий, принадлежащая Льву Толстому, известному в своей семье и среди власть предержащих сумасшедшему, - статистически-вероятностная. Действительно, всегда есть рассчитываемая математически вероятность того, что скопившаяся в любой печной трубе сажа вспыхнет именно сегодня, а не вчера, и тем, по невниманию хозяев, вызовет в доме пожар. При этом, разумеется, не имеет ровно никакого значения, кто положил в печь дрова - русский, немец, француз или китаец. Просто - вероятность. По Толстому, Москва "не могла не сгореть". Русские, существенно более добродушные, чем европейцы, в рамках этой концепции переставали быть патологическими разрушителями…

Автор очень уважает теорию вероятности, в особенности с тех времен, когда в одном из академических институтов занимался вопросами химической физики с применением математического аппарата вероятностных процессов; уважает настолько, что сам иной раз при разрешении бытовых вопросов вспоминает о своих познаниях, - поэтому опровергнуть Льва Николаевича, казалось бы, просто не имеет никакого математического права. Однако, гипотеза Льва Николаевича, которая вполне достоверно объяснила бы сожжение Москвы от пожара, начавшегося в одном месте, никак не может объяснить, почему пожар начался в десятке мест и притом сразу, в тот день, а точнее час, когда в ней появился Наполеон.

К достоинствам образа мышления Льва Николаевича можно отнести то, что он смог вырваться из-под нажима концепции "русские как устроители империи зла", удовлетворяющей иерархически мыслящих функционеров любой национальности. Лев Николаевич, интуитивно чувствуя психологическую недостоверность концепции "русской империи зла", попытался переобъяснить "странности" в поведении Наполеона в России: странную его бездеятельность в Москве, его депрессию и странные вокруг него в этот период события. Одно это проявление неугодничества уже есть серьезнейший шаг к Истине.

Лев Николаевич и чувствовал, и понимал, что за событиями в Москве, в России, в мире и вообще во вселенной стоит нечто мощное, превосходящее человеческое разумение; происходит некое противостояние всепобеждающему началу, и происходящее в каждой точке пространства определяется именно этим противостоянием, а отнюдь не отсутствием в Москве "заливных труб" - пожарного инструмента.

Кстати, и этот аргумент "заливных труб" тех, кому нравится думать, что суть русского народа - вандализм, легко опровергается. Пожарное депо, очевидно, единственная военизированная служба в городе, в которой количество лошадей превышало необходимое их число для того, чтобы за один раз погрузить в штатные повозки весь числящийся под ответственностью брандмейстера инвентарь. Иными словами, у начальника над пожарными доставало лошадей не только вывезти (на всякий случай) казенное имущество, ему вверенное, но и личное тоже, а также имущество своих подчиненных. Подобных возможностей ни у монетного двора, ни у арсенала нет не только в наше время - не было и тогда - их имущество вывозили только сторонним, специально нанятым транспортом. Не удивительно, что в неразберихе бегства из Москвы начальникам золото и серебро не было на чем вывезти - даже для себя лично!

Из всех трех вышеприведенных гипотез (учитывая дух планеты, на которой Льва Николаевича причисляют к сумасшедшим, а жену его Софью Андреевну считают за идеал жены), естественно, не может не воцариться предположение о поджоге полной ранеными Москвы некими якобы русскими духовно-нравственными чудо-богатырями.

Да-да, во-первых, русскими, во-вторых, из них лучшими из лучших.

Однако, при ознакомлении с источниками (мемуарами) о пожаре Москвы невозможно не споткнуться о некоторые странности систематического характера - противоречащие гипотезе о нравственно озверевших русских. Прежде всего, никто при вступлении Наполеона не заметил русских чудо-богатырей. Обыкновенные русские (остались, например в Воспитательном доме, с маленькими детьми, старших пешком из города вывели) повально были заняты тушением пожаров, с чем им справиться не удалось, поскольку в тот день разыгралась такая буря, какой старожилы не помнили - и все это без капли дождя. Напротив, все те несколько поджигателей, которых захватили с поличным, находились в последней степени опьянения. (Кстати, в войска Гитлера из десятков тысяч английских военнопленных перешли только человек тридцать - все сплошь опустившиеся алкаши.) Иначе говоря, поджигатели находились в особогипнабельном состоянии, то есть не могли не выполнять разрушительных пожеланий самого сильного в тот момент в Москве гипнотизера!!

Среди поджигателей был также отмечен и один выживший из ума (!) слепой (!) старик (!). Как известно, этот тип, наравне с теми, кто находится в состоянии наркотического или алкогольного опьянения, намного лучше зрячих и не утративших от интоксикаций разного рода критического мышления чувствует, чего от него ожидает яркий некрофил - и исполняет ожидаемое. (Кстати, подхалим и субвождь Ростопчин, подобно алкашам, должен был действительно вдруг захотеть сжечь город.)

"Странности" во все времена разрешались одним единственным способом - выявлением скрытого стержня происходящего - достоверным объяснением, иногда с привлечением прежде замалчиваемого материала.

В данном случае - достаточно вспомнить о событии известном, том самом, за которое корсиканца высмеивали и высмеивают на Руси так, что "самонадеянное ничтожество" в гробу, наверное, не просто переворачивается, но крутится волчком.

Разумеется, это - четырехчасовое ожидание Наполеоном на Поклонной горе депутации бояр с ключами от города.

Наполеон так и говорил: "бояр".

Когда стало ясно, что делегации бояр не будет, наполеоновцы решили русским помочь и - благо от тогдашней Москвы до Поклонной горы было рукой подать - сели на коней и отправились отлавливать лучших русских людей.

Выбирали будто по списку некрофилических профессий из "КАТАРСИСА". Депутацию составляли двенадцать "лучших русских людей" - купчики, чиновники, неясных занятий мещане и один утверждавший, что он дворянин, - все пьяные.

Наполеону, которому уже довелось убедиться, что русские умирают, но не сдаются, достаточно было одного взгляда на "лучших людей", чтобы вынести им диагноз.

"Имбеци-илы", - брезгливо сказал страждущий ключей от великого города - и отвернулся, чтобы ни разу более не посмотреть в их сторону.

"Имбецил" - это французское слово. Означает оно - "идиот". Диагноз неизлечимой болезни.

Наполеон знал, что это - не русские.

Он жаждал победы над русскими, а привели своих. ("Вы все нуждаетесь в наркотике", - презрительно сказал Наполеон своим на о. Св. Елены.)

Итак, и изъявившие желание поклониться Наполеону, и те, которых задерживали при попытке поджечь Москву, и те, которые остались преданы вождю Наполеону вплоть до ссылки на остров, принадлежали к одному психологическому типу! Это была пьянь!

Таким свойственно выполнять пожелания вождя!

Но и те, и другие, и третьи менее всего были Наполеону интересны - одними лениво пользовался, к другим на Поклонной горе даже не подошел, а вот поджигателей приказал расстрелять.

(Расстрел или какой иной способ умерщвления вождем наиболее преданных ему соратников - сюжет в мировой истории весьма и весьма распространенный. Дело, разумеется, не в какой-то особенной глупости вождей. Просто сверхвожди - параноики и удержаться от панических мыслей о якобы готовящемся на них покушении не в состоянии; стоит же подобным мыслям появиться, как появляются и исполнители - парадоксально, но это наиболее преданные подхалимы. Так что, их уничтожение - способ продления вождем своего биологического существования. А в Москве - способ сохранить крышу над головой.)

Итак, огонь к деревянным строениям Москвы подносили, действительно, русские - по языку, в каком-то смысле по крови, но не по духу. Это была пьянь, подхалимы, торговцы, сволочь гипнабельная, наполеоновцы. И желание, вдруг и одновременно в них возникшее, было не их желанием!

Москва сгорела потому, что всякий сверхвождь - раб собственного извращенного влияния на людей…

А узнать свои тайные мысли и подсознательные влечения он может лишь наблюдая за вдруг возникшими одновременными желаниями тех, кто его окружает.

Все это звенья одной цепи, цепи единого металла, сковывающей "странности" той эпохи воедино. Странности поведения адмирала Чичагова, странные приказы графа Ростопчина, странности поведения Александра I, систематические победы Наполеона в сражениях с превосходящим по численности противником, странные обстоятельства его смерти от множества ядов, когда исполнителями казни стали свои, и так далее… Точно так же и Москва была подожжена все теми же своими - послушными тем галлюцинациям, которые властвовали над законченным невротиком Наполеоном.

Наполеон не мог войти в Москву, даже не защищаемую, - это да, но почему Наполеон, скучавший в ожидании бояр на Поклонной горе, не мог не думать о том, что Москва непременно загорится - и притом с десяти концов?

А вот почему.

Еще в 1805 году Наполеон во всеуслышанье заявил, что у полководцев есть свой возраст для завоеваний, что-де еще лет шесть, и его карьера полководца закончится.

Шестилетний срок истекал в 1811 году, соответственно, в кампании 1812 года, наблюдая, как многократно уступающие по численности русские армии из сражения в сражение ускользали от разгрома - причем даже новобранцы (а Наполеон, замечая, что его старая гвардия лучше остальных его гостей наступает, видимо, веровал, что профессионалы лучше и защищаются), - Наполеон не мог не вообразить, что карьера его кончена. А раз кончена, то впереди только гибель и, возможно, плен и даже издевательства в виде показа в клетке - с обнаженными-то сантиметровыми гениталиями! (Не случайно впервые в жизни после боя под Малоярославцем Наполеон приказал доставить ему яд!) Параноику не мог не пригрезиться конец!

Обстоятельства его смерти легко предсказываются.

Поскольку Наполеон прекрасно осознавал, что его жизнь странным образом воспроизводит жизнь Ганнибала, - причем воспроизводит во всех подробностях и мельчайших деталях, - то, естественно, и завершение карьеры должно было проходить в близких формах. А форма была та, что враги Ганнибала перед окончательным его разгромом лагерь карфагенян сожгли - вместе с войском. Немногих пытавшихся бежать прирезали. С Поклонной горы, разумеется, не видно, что Москва выстроена из дерева, но об этом Наполеон не мог не знать из описаний до безумия желанного им великого города.

Итак, надвигалась зима, и взору Наполеона открывались зимние квартиры его войска… Вот войска его входят…

Зимний лагерь карфагенян был целиком выстроен из дерева… <Римлянами> подожжены были ближайшие строения, сначала во многих местах вспыхнули отдельные огни, затем они слились в один огненный поток, поглотивший все.

(Тит Ливий, XXX, 3:8 и 6:5)

Охваченный ужасающей галлюцинацией Наполеон (его великолепную образную память отмечали все знавшие его) также не мог не вспомнить и идущее из средних веков о себе предсказание, в котором до сих пор исполнялось все. В этом предсказании среди прочего было сказано, что "враги сожгут огнем великий город" - и после этого начнется полный разгром и агония подвластной ему армии.

И Наполеон, въезжая в Москву, очень ярко представлял себе, как пьяные, похожие на свиней, русские имбецилы, образцы которых ему только что показали, сейчас повсюду высекают кресалом огонь у стен домов этого красивейшего города мира…

И Москва загорелась. Во многих местах… Одновременно… В тот момент, когда Наполеон к ней приблизился.

Это был тот самый случай, когда пророчество исполнилось в точности. Действительно, сожгли Москву враги Наполеона, - ведь отнюдь не руками французов подносился огонь к деревянным стенам оставленных хозяевами домов города. Это были враги - ведь Наполеон их за деньги не нанимал, а потом приказал расстрелять или повесить. Ведь нельзя же в пророчестве называть друзьями тех, кого расстреливаешь…

Наполеон, естественно, знал о себе больше, чем вещал перед сборищем обожавших его лакеев. Он мог и проговориться - но только перед человеком нейтральным. И он был прав, когда в пароксизме искренности он перед 14-летней девочкой на о. Св. Елены произнес те слова, которые если и приводят в биографиях Наполеона, то никак не комментируют:

- Москву сжег я!

Да, разумеется, патологический лгун Наполеон, продолжая на зрителях играть роль благодетеля человечества, говорил, что именно эти звери русские, сговорившись (а как иначе объяснить одновременность начала пожаров?), Москву и сожгли, и потому оправданы были все его, французского императора, злодеяния на территории России - не только расстрелы не сопротивлявшихся ему штатских, но и приказ о взрыве Кремля.

Убедительный голос самонадеянного ничтожества, трактующий и причины его в России поражения, и причины пожара, отдается эхом и двести лет спустя - но только среди тех, кто со стадом не порывает…

Москва, оказавшись накрытой некрополем Наполеона, не могла не сгореть - и этот великий город, о котором так мечтал Наполеон, приоткрывшись на несколько часов во всей своей красоте, ускользнул, вознесся к небу вместе с дымом от горящих богатств…

А ведь знакомый, согласитесь, образ!

Этот образ выступает временами из забвения на всем протяжении человеческой истории…

Страниц человеческой истории, достойных поминания, много.

Вспоминается Нерон, по приказу которого сразу с множества сторон был подожжен Рим. Прославившийся своим женоподобием омерзительный толстяк, любимец толпы, с башни дворца созерцал вознесение столицы прахом в небо - без этого уничтожения великого города жизнь Нерону казалась лишенной вкуса. А потом он, получив повод, под одобрительные вопли толпы казнил первохристиан и тоже наслаждался. Очевидно, оба поступка составляли единое целое некоего очень мощного невроза, настолько мощного, что его можно назвать состоянием души…

Вспоминается Ганнибал, целью всей жизни которого тоже было покорение великого города, он его безуспешно пытался уничтожить, странно вокруг него топчась и не решаясь подойти…

Сожжением великого города Карфагена любовался "дама" Сципион Младший и, изображая грусть, зная, что его слова войдут в историю (рядом стоял историк, бывший одновременно и одним из любовников), томно произнес:

" Sic transit gloria mundi ("Так проходит земная слава…").

Сципион тоже грустил, наблюдая вознесение великого города.

Зная психику людей, можно утверждать, что в боли наслаждались они все не столько происходящим с буквальными городами, но неким одним… великим городом, который всплывал из невротического их подсознания…

И Нерон, и Наполеон, и Сципион Младший, и Пирр, и Ганнибал и многие другие элементы иерархий, умеющие утонченно подчиняться и подчинять, и даже писатели - популярные в толпе! - в произведениях которых лирический герой отправляется завоевывать своими силами некую столицу, великий город, который и оказывался в итоге попранным под его ногами… Мечта…

Это - мощь и сила невроза.

Назовем это условно "неврозом великого города".

Невроз этот из тех, которые приобретаются отнюдь не в несчастиях собственной жизни.

…не из прошлого, а - из будущего…

И это истинно так, ведь время, в определенном смысле, закольцовано - порукой тому видения пророков.

Во вселенной, в которой время таково, конец известен от начала.

А смерть и ее обстоятельства навевают и грусть, и злобу, и стремление избежать неминуемого.

Но не иссушить им огнем пожаров захлестывающие их души волны ужаса…

Перед Великим Городом, с которым они связывают свою погибель.

Кто перечитывает "Апокалипсис", уже догадался, о чем идет речь.

Наши рекомендации