Эмпатия – приворотное зелье
Мир материальный к трем-четырем годам в целом освоен, пространство покорено, предметы подчинены. Настало время осваивать мир психический, мир отношений и чувств, понятий и образов, ролей и сюжетов. В это время ребенок вбирает в себя культуру общества, в котором живет – не культуру в узком смысле, не содержимое музеев и библиотек, а культуру социальных связей, представлений, архетипов. Он покорил мир вещей и входит в мир людей. Поэтому самое интересное и важное для него теперь – люди и отношения.
Двухлетний малыш играет в песочнице, его сверстник подходит и молча, без лишних предисловий, начинает тянуть у него из руки лопатку – понравилась. Хозяин не отдает. Тот тянет. Назревает скандал. С двух сторон подскакивают мамы и начинают объяснять: «Дай мальчику лопатку, он поиграет и отдаст», «Надо попросить: дай, пожалуйста, а не отнимать». Или совсем сложно: «Нельзя жадничать, никто не будет играть с жадиной», «Ты зачем отнимаешь, вот теперь мальчик не хочет тебе давать, попросил бы вежливо – он бы дал». Может быть, кто-то из детей послушается маму. А может, и нет, тогда придется их растаскивать и отвлекать-утешать. Но даже если они послушаются, и дело кончится миром, для них это будет история про лопатку, которую мама велела отдать/помогла забрать. Не про жадность и не про вежливость ни в коем случае. Мышление уровня «если я буду вести себя так-то, со мной будут хотеть/не хотеть общаться», или «если я поступлю так, то он отреагирует эдак», а уж тем более мышление на уровне социальных норм «надо делиться, жадным быть плохо» двухлеткам недоступно. Их интересует лопатка и собственные потребности: хозяина – сохранить свою вещь, отнимающего – получить желаемое. (Кстати, отдельный вопрос, почему взрослые по умолчанию уверены, что немедленно отдать свою игрушку в случае вежливой просьбы – правильно. Сами-то отдали бы, например, ноутбук, на котором работают, если кто-то подойдет и попросит?)
Другое дело пятилетние. Если пятилетка вдруг подойдет и просто вырвет из рук сверстника игрушку – скорее, всего истинной его целью будет не игрушка, а человек. Например, ему нужно привлечь к себе внимание, или показать, что он сильнее, или даже отомстить (если до того обидели его самого). А уж если правда нужна лопатка, то он попросит, конечно. Встретив отказ, может пригрозить: «Не дашь – не буду с тобой играть», или укорить: «Ты что, жадина-говядина?», или сказать: «Ну, дай, пожалуйста, ты же мне друг?». Он живет в мире отношений.
Дети в этом возрасте – как антенны, чутко ловящие состояния, реакции, правила взаимодействия. Они обычно хорошо знают, что с кем можно, а с кем нет, кто кого любит, кто кого не любит, кто с кем в ссоре. Вы с супругом можете сколько угодно делать вид, что не поругались, но ребенок сразу почувствует напряжение и насторожится. Если его общение в семье разнообразно и безопасно, он имеет возможность узнать и изучить мир эмоций и отношений во всех подробностях и нюансах. Если взрослые говорят с ним о его чувствах, и о своих, он может узнать, как называется то или иное состояние и настроение. Ребенок смотрит мультики, и ему уже не интересны простейшие истории вроде «Телепузиков» – ему нужен сюжет, чувства, отношения. То же самое с книгами – чистая радость от веселых звонких рифм Чуковского и Маршака сменяется интересом к волшебным сказкам, к длинным историям «с продолжением».
К пяти-шести годам ребенок, прежде поглощенный прежде всего собой, своими чувствами, желаниями, потребностями, постепенно словно разворачивается к людям, начинает интересоваться их желаниями и состояниями. Делает первые попытки поставить себя на их место, примерить из роль. Эта способность понимать, чувствовать состояние другого человека – очень важная для всей последующей жизни.
Какой родитель не хотел бы, чтобы его ребенок в будущем нравился людям? Чтобы у него были друзья, чтобы его любили, чтобы с ним хотели создать семью, чтобы с ним приятно было работать? Даже в сказках феи обязательно среди пожеланий ума и красоты успевали сказать об этом: «И ему/ей все будут рады». Есть даже имена-заклятия, которые выражают мечту родителей о том, чтобы ребенок был принят, желанен, любим другими. Конечно, в реальности эта самая приятность определяется вовсе не именем и не пожеланием фей, а как раз способностью понимать, чувствовать состояния людей – способностью к эмпатии . Общаться с эмпатичным человеком просто и приятно. Он чувствует, когда промолчать, а когда поддержать, ему не надо ничего объяснять – он сам догадается, что у тебя на душе тяжело или ты хочешь побыть один. Мы не осознаем этого, иногда сами не может объяснить, но бессознательно воспринимаем эмпатичного человека как «хорошего», «приятного», мы хотим с ним быть, хотим с ним работать, дружить, иметь дело. Поэтому у эмпатичных людей обычно хорошие отношения на работе, и за них держатся, даже если конкуренты более высокой квалификации, у них достаточно много друзей, даже если они интроверты, и с ними хотят вступить в брак, даже если они не очень красивы внешне.
И наоборот, с малоэмпатичными окружающим тяжело, и каждый раз когда есть выбор: общаться или нет, они бессознательно выбирают «нет». Да и сам малоэмпатичный человек то и дело попадает в неловкие ситуации, действуя невпопад.
У всех народов есть сказки про дурака, который на похоронах пляшет, а на свадьбе плачет, за что получает колотушек от участников этих действий. Конечно, он «дурак» не в смысле незнания таблицы умножения, а именно по части эмоционального интеллекта, способности эмпатически распознавать чувства окружающих.
Основы эмпатии закладываются еще в первый год жизни, во время позитивного отзеркаливания взрослыми эмоций ребенка. В дошкольные годы эмпатия становится осознанной, ребенок не просто «отражает» чувства другого, он их начинает распознавать и называть. Он может спросить маму: «Почему ты такая грустная?» или потребовать от дедушки: «Не сердись на мою маму!», хотя тот слова не сказал, и, может быть, даже сам не осознавал, что сердится.
Не менее важна и способность к рефлексии – умение распознавать свои собственные чувства и потребности и говорить о них. Такая способность является одним из признаков психологического благополучия, и наоборот: алекситемия, эмоциональная немота, неумение распознавать и называть свои эмоции – часто связана с психологическими проблемами и приводит к физическим болезням.
Как любая тонкая настройка, способность к эмпатии и к контакту со своими чувствами лучше всего развивается в безопасности и разнообразии. Невозможно развить тонкое обоняние, если вы живете на лакокрасочном заводе или у помойки. Невозможно сохранить тонкую тактильную чувствительность, если кожа покрыта мозолями и рубцами. Поэтому дети, которым приходится жить в атмосфере семейных скандалов, явной или скрытой неприязни членов семьи друг к другу, или постоянной тревоги всей семьи, нередко выбирают не чувствовать всего этого, вырабатывают защитное онемение чувств. Дети, которые очень мало общаются со взрослыми, все время предоставлены сами себе «иди поиграй сам в своей комнате», не видят своих родителей в непосредственном, живом общении, тоже могут с трудом развивать способность к эмпатии – у них просто слишком мало для этого материала.
Эмпатия и рефлексия – важные составляющие эмоционального и социального интеллекта, а они определяют качество жизни человека намного больше, чем академическая успеваемость. Так что лучший вклад в будущее ребенка – не тридцать три развивающих групп и спортивных секций, а просто большой объем разнообразного и живого общения со всеми членами семьи, в котором сами взрослые проявляют эмоциональную зрелость, внимание к чувствам своим и окружающих.
Нежный – значит уязвимый
Если младенец стремится быть поближе к своему взрослому инстинктивно, то ребенок-дошкольник свою любовь к родителям уже сознает. Он любит осознанно, страстно, всем сердцем, он чувствует и знает, что эти люди дороги и нужны ему больше всех на свете. Именно в этом возрасте мы слышим от детей первые настоящие признания в любви. Конечно, и двухлетка может повторить за нами «я тебя люблю». Но пятилетка скажет это иначе: чувство родилось у него внутри, это не подражание и не отражение, это свое. На родителей обрушивается дождь подарков: рисунки, аппликации, поделки, собственноручно приготовленные бутерброды с криво нарезанной колбасой – но с веточкой укропа сверху, «чтобы было красиво».
Для ребенка-дошкольника родители не просто любимы – они обожаемы и прекрасны. Мама самая красивая, папа самый сильный, он любит хвастаться родителями, он рисует их портреты в царских нарядах, в момент совершения героических деяний.
Поведение следования включено на полную катушку: дети в этом возрасте очень хотят нравиться родителям, соответствовать их ожиданиям, выполнять правила, быть «хорошими», послушными. Конечно, они иногда шалят и капризничают, но «качают права» по пустякам нечасто.
Понимая потребности возраста, можно лучше понимать и поведение ребенка. Например, детская ложь, с которой родители впервые сталкиваются обычно именно в дошкольном возрасте – и бывают шокированы: неужели наша милая нежная детка так бессовестно лжет? Где же здесь послушание и следование?
Как ни странно, именно они здесь и проявляются, дети в этом возрасте врут чаще всего из страха, что их поведение не понравится взрослым, а им очень важно быть «хорошими». То, что ложь может расстроить взрослого еще больше, чем сам проступок, пока не поддается пониманию, обман кажется простым способом решить проблему: скажи «халва» – и станет сладко. Если родители начинают выдавать такие сложные конструкции как: «Расскажешь честно – я не рассержусь, а за вранье накажу», ребенок оказывается вовсе дезориентирован. Ведь он понимает, что поступил плохо, именно потому и врет. Почему папа не рассердится за плохой поступок, но грозит наказать за попытку исправить дело? Обычно подобные высказывания вгоняют детей в глубокий ступор и они просто молчат или в растерянности повторяют ложь, приводя родителя в бешенство.
Гораздо лучше использовать естественную для ребенка потребность быть хорошим в ваших глазах и сказать: «Мне нравится, когда говорят правду, я хочу, чтобы ты был честным». Но, конечно, это не будет работать, если ребенок боится родителя или суровых наказаний.
Все это прекрасно, но, как и у любой уж очень прекрасной истории, у этой тоже есть теневая сторона. Ребенок в этом возрасте ориентирован на взрослых и «удобен в обращении». Он полностью открыт, у него нет энергии конфликта, сильного стремления к сепарации, он чувствителен и доверчив. И именно поэтому он максимально уязвим. Его легко обидеть, ему можно причинить сильную душевную боль, травмировать.
Практически все детские неврозы стартуют именно в этом возрасте: заикания, тики, фобии. Одно и то же действие: шлепок, оскорбительное обращение, которое раньше пугало, но быстро забывалось, теперь проникает глубоко в душу, очень сильно обижает. Буквально одного эпизода жестокого обращения в этом возрасте для чувствительного, душевно тонкого ребенка может хватить, чтобы последствия сказывались годами. Один раз заперли в темном чулане. Один раз выпороли. Один раз пригрозили отдать в детский дом. И через много лет взрослый, а то и немолодой уже человек обливается слезами в кабинете психолога, с болью и кровью вытаскивая из души эту занозу. Собственно, все классические труды по психотерапии написаны на примерах неврозов, взявших начало в событиях этих лет.
Дети этого возраста тяжело переживают конфликты в семье, разводы, потери, болезни и смерти родных. Те, кто младше, не вполне понимают, что происходит, те, кто старше уже имеют какие-то ресурсы совладания с бедой, интересы вне семьи, поддержку друзей, могут как-то осмыслить происходящее. А дети нежного возраста живут чувствами, осмыслить, найти объяснения, взвесить плюсы и минусы, они не могут, они просто глубоко страдают.