Организация терапевтического процесса
Сеттинг
Адлерианцы работают в любом вообразимом сеттинге: в офисе частной практики, больницах, дневных больницах, тюрьмах, школах и общественных программах. Офисам не нужна какая-то специальная обстановка, она отражает или эстетические предпочтения терапевта или состояние бюджета института. За исключением специальных программ никакое специальное оборудование как правило не используется. Хотя аудиозапись сессий является делом индивидуального выбора, их иногда сохраняют в качестве материала о пациенте. Некоторые терапевты просят своих пациентов прослушать эти записи в течение интервью или между ними. Некоторые аудио- и видеозаписи делаются для демонстрационных и учебных целей.
При первоначальных интервью терапевт получает главным образом следующие виды информации (вдобавок к демографической информации):
1. По собственной ли воле обратился пациент? Если нет, то участие и длительность может быть ограниченной. Подросток с сопротивлением может наказывать своих родителей, не соблюдая время встреч, предназначенное для лечения, за которое, как он знает, должны платить его родители. По этой же причине, пациент, которого прислали, может просто оказаться идентифицированным пациентом, получившим такой ярлык от кого-то, обычно родителей. Это одна из причин, почему, когда присылается ребенок, адлерианцы предпочитают взглянуть на всю семью целиком.
2. Если пациент уклоняется, а терапию ему показана, то необходимо попытаться превратить его в пациента. Четырнадцать таких “методов превращения” появились в терапевтическом конспекте (Mosak & Shulman, 1963).
3. С какой целью пришел пациент? Добивается ли он лечения, чтобы ослабить страдание? Если так, то страдания от чего? Выдвигает ли он безоговорочное требование, чтобы терапевт признал законным и подтвердил уже сделанное решение? Пришел ли он, чтобы другие отстали от него? Может быть, он думает, что пока он проходит терапии, он не должен принимать на себя ответственность или принимать решения? В конце концов, он может быть охарактеризован самим собой или другими как “больной” или “запутавшийся”.
Некоторые новые пациенты представляют собой “покупателей из супермаркета”. Они сообщают вам о ряде терапевтов, которые уже помогли им. Их секретной целью является быть совершенным. Если не будет раскрыта скрытая цель такого пациента и что-то не прекратит его поисков, вы, возможно, станете самым последним среди многих терапевтов, о которых он будет рассказывать следующему терапевту. Адлер описывает такую личность как принадлежащую к типу, стремящихся к преобладанию и завоеванию. Другие являются собирателями скальпов. Они проводят свои жизни, побеждая терапевтов, одерживая “Пирровы победы”. Терапевты любой ориентации непременно встречаются с такими пациентами (Mosak, 1971; Mosak & Shulman, 1963).
4. Каковы ожидания пациента от лечения? Пациент может проверить дипломы и рекомендательные письма своего терапевта, чтобы убедиться, что терапевт – не дилетант. Если в комнате нет кушетки, он беспокоится, потому что в кино у аналитиков есть кушетка. Те, кто склонны к контролю, или к “словесному поносу”, крикуны и другие подобные пациенты могут не позволить терапевту и слова сказать (а затем поблагодарить его за то, что им так помогли).
5. Чего ожидает пациент для самого себя? Ожидает он выйти из лечения совершенным? Считает он самого себя безнадежным? Ожидает ли он или требует решения специфической проблемы без какого-либо значительного изменения личности? Ожидает ли он немедленного излечения?
6. Каковы цели пациента в психотерапии? Мы должны проводит различие между декларируемыми целями – стать хорошим, узнать о самом себе, быть более хорошим супругом и отцом, приобрести новую философию жизни – и не выраженными словами целями – оставаться больным, наказать других, победить терапевта и саботировать терапию, сохранять хорошие намерения без изменения (“Смотри, как сильно я стараюсь, и какие деньги я трачу на терапию”). Значение этого различия нельзя переоценить. Адлерианцы определяют сопротивление как то, что происходит, когда цели пациента и цели терапевта не совпадают. Соответственно, если терапевту не удается понять цели своего пациента, или если они придерживаются противоположных целей, то терапевтические усилия могут стать порочным кругом сопротивления – преодоления сопротивления – сопротивления, а не совместным усилием, к которому стремится терапевт-адлерианец. Самая лучшая техника по преодолению сопротивления – избегать взращивать ее, слушать пациента внимательно и с эмпатией, отслеживать его продвижения в терапии, понимать его цели и стратегии, и поощрять развитие тенденции к “мы” в терапии.
Пациент может сопротивляться, чтобы принизить значение терапевта, или победить его. Он должен победить терапевта, потому что ему не хватает мужества жить на полезной стороне жизни, и он боится, что терапевт может направить его в этом направлении. Интенсификация таких методов уклонения может наиболее ярко проявиться в течение стадии завершения лечения, когда пациент осознает, что вскоре он должен будет столкнуться лицом к лицу с реальными жизненными проблемами без поддержки терапевта, а он не уверен в своем мужестве самостоятельно осуществить столь важное и рискованное начинание.
Тесты
С точки зрения образовательной ориентации терапевта, адлерианцам не требуются общепринятые медицинские обследования. Тем не менее, у многих пациентов все же есть физиологические проблемы, и адлерианцы научены быть чувствительными к наличию этих проблем. Когда у терапевта возникают подозрения о таких проблемах, он рекомендует пройти медицинский осмотр.
Адлерианцы расходятся по вопросу психологического тестирования. Большая часть адлерианцев избегают нозологических диагнозов, за исключением нетерапевтического назначения, таких как заполнение форм страховки. Ярлыки представляют собой статичные описания и игнорируют движение личности. Они описывают, чем обладает пациент, а не как он действует на протяжении жизни.
Среди старшего поколения, прошедших обучение еще в Европе психологическое тестирование было ругательным словом. Существовало предубеждение против тестов (Orgler, 1965), некоторым исключением были тесты Роршаха, Бине и словарный ассоциативный тест. Сам Адлер явно мало пользовался тестами, хотя разработал первый проективный тест, - метод ранних воспоминаний. Дрейкурс не доверял тестам, его мнение о них заключалось в том, что, как правило, они были не нужны, поскольку “результат теста показывает то, что является вероятной истиной. Осмотр позволяет нам установить то, что является истиной…” (Dinkmeyer & Dreikurs, 1963). Также Дрейкурс считал тесты ненадежными, потому что они могут давать обманчивые результаты и таким образом быть вредны (Dreikurs, 1968). Тем не менее, Дрейкурс направлял пациентов на тестирование.
Реджина Зайдлер (1967) больше доверяла проективному тестированию, чем так называемым объективным тестам, утверждая, что последние на самом деле являются субъективным тестами, поскольку “Субъективное отношение всякой личности к любому данному тесту обязательно сделает этот тест необъективным”. Для нее объективные тесты были полезны как мера отношения к прохождению теста, а не как мера того, что по замыслу измерял тест.
Для адлерианцев ранние воспоминания служат в качестве теста, помогая им при оценке стиля жизни. Адлерианцы младшего поколения используют многие традиционные и некоторые нетрадиционные тесты в диагностических и дифференциально-диагностических целях, а также в ходе лечении пациента.
Терапевт
В идеале терапевт-адлерианец представляет собой подлинно сочувствующего, заботливого человека. Хелен и Эрнст Папанек (1961) пишут: “Терапевт принимает активное участие. Без игры какой-то точно определенной “роли”, он демонстрирует теплое сердечное отношение и подлинный интерес к пациенту и особенно поощряет желание пациента к изменению и к улучшению. В этом взаимоотношении заключена одна цель: помочь пациенту помочь самому себе”. Адлер (1924) рассказывает, как он лечил молчаливого шизофренического пациента, который после трех месяцев молчания напал на него и “Я неожиданно решил не защищаться. После последующего нападения, во время которого было разбито окно, я самым дружеским образом наложил повязку на его слабо кровоточащую рану”. Поскольку идеальной целью при психотерапии является развитие социального интереса, то терапевт сам должен быть моделью для социального интереса.
Терапевт-адлерианец остается свободным в чувствах и взглядах и в их выражении. Выражения чувств и мнений спонтанным образом позволяет пациенту рассматривать терапевта как человеческое существо, препятствуя любому восприятию всемогущества или совершенства, которое может приписывать ему пациент. Если мы, терапевты, ошибаемся, то ошибаемся – но зато из этого опыта пациент может научиться мужеству быть несовершенным (Lazarsfeld, 1966). Этот опыт может также помочь терапии.
Терапевт не должен привносить в терапию оценку своей значимости, делая свою терапевтическую работу, не заботясь о престиже, не впадая в веселье при удачах и не падая духом при неудачах. В противном случае, они могут скакать вверх-вниз подобно резиновому мячу от одного терапевтического часа к другому, или даже в течение одного часа. Ценность терапевта не зависит от внешних факторов. Центр тяжести, чувство значимости, лежит внутри себя. Терапевт ориентирован на задачу, а не на себя.
Терапевт проявляет себя как личность. Поскольку терапевт аутентичен самому себе, то у пациента есть возможность оценить его как человека. Эти восприятия могут сопровождаться реалистическими суждениями, а также выводами, проистекающими из стиля жизни пациента. Понятие анонимного терапевта чуждо адлерианской психологии. Такая роль увеличила бы социальную дистанцию между терапевтом и пациентом, препятствуя установлению равноправного, человеческого взаимоотношения, которое адлерианцы считают обязательным. Роль “анонимного терапевта” была создана для облегчения установления переноса, а поскольку адлерианцы отвергают понятие переноса, по крайней мере, в понимании Фрейда, то такая позиция рассматривается как неприемлемаяе, если не вредная, для тех отношений, которые хочет установить терапевт со своим пациентом. Дрейкурс (1961) сожалеет о преобладающем среди терапевтов отношении к тому, чтобы не слишком сближаться с пациентом из-за того, что это может неблагоприятно отразиться на терапевтических отношениях. Шульман (Wexberg, 1970) определяет роль терапевта как роль “помогающего друга”. Самораскрытие может произойти только тогда, когда терапевты чувствуют себя в безопасности, не боясь быть людьми, подверженными ошибкам, и не боясь, таким образом, оценок своих пациентов, их критики или враждебности (аналогично понятию “конгруэнтности” Роджерса). По этой и по другим причинам, адлерианские институты время от времени требуют “дидактического анализа” своих кандидатов.
Является ли терапевт-адлерианец оценивающим? В некотором смысле все терапевты оценивают, в том смысле, что терапия покоится на некоторой ценностной ориентации: убеждении, что определенной поведение лучше, чем другое, что некоторые цели предпочтительнее других, что одна организация личности превосходит другую. Дрейкурс (1961) утверждает: “Всегда существует ценностная и моральная проблема, связанная с лечением [во всех терапиях]”. С другой стороны, пациент, который добивается помощи, часто утратил мужество быть человеком. Критикуя его, мы просто усилили бы его удрученность, лишила бы его остаточного чувства личной значимости, и возможно подтвердила бы некоторые его убеждения стиля жизни (например, “Люди нечестны” или “Я недостоин любви” или “Я все делаю неправильно”). Поскольку двумя кардинальными принципами адлерианского вмешательства являются убедить пациента и вселить в него мужество, то таких суждений лучше всего избегать.
Проблемы пациентов
Если терапевту не нравится пациент, то это создает проблемы для терапевта любых убеждений (Fromm-Reichman, 1949). Некоторые терапевты просто не принимают таких пациентов. Другие все же считают, что они не должны иметь таких негативных чувств или обязаны преодолеть их, и принимают таких пациентов, принося “страдание” обоим участникам. Трудно демонстрировать “безусловное положительное отношение” к пациенту, который вам не нравится. Вероятно, адлерианцы справляются с этой ситуацией точно так же, как это делают другие терапевты.
С проблемами соблазнения обращаются точно также как с другими проблемами пациента. Уверенный в себе терапевт не испугается этого, не станет жертвой и не поддастся панике. Тем не менее, если такая деятельность препятствует продолжению терапии, то можно направить пациента к другому терапевту – при этом переход легко осуществляется во время множественной психотерапии. Проблемы лести чем-то похожи и обсуждаются в других источниках (Berne, 1964; Mosak & Gushurst, 1971).
Угрозы самоубийства всегда воспринимаются серьезно (Ansbacher, 1961, 1969). Но все же Альфред Адлер предупреждает, что наша цель – “выбить это оружие из его рук”, чтобы пациент не мог сделать нас уязвимыми и не мог как угодно пугать нас своими угрозами. В качестве примера он рассказывает: “Как-то пациент спросил меня с улыбкой: “Кто-нибудь из ваших пациентов лишал себя жизни?”, я ответил ему: “Пока – нет, но я готов к тому, что это может случиться в любой момент” (Ansbacher & Ansbacher, 1956).
Курт Адлер (1961) постулирует, что при суицидальных угрозах “в основе лежит гнев против людей”, и что эта мстительная цель должна быть раскрыта. Он “выбивает оружие из рук пациента” следующим образом:
Пациенты уже проверяли меня вопросом, как бы я почувствовал себя, если бы мне пришлось прочитать в газете об их самоубийстве. Я ответил, что это возможно, и что некоторые репортеры, жаждущие новостей, выбрали бы такое сообщение из книги записей полиции. Но на следующий день эта газета перестала бы быть свежей, и возможно только собака удостоит внимания их самоубийство, задрав ногу на эту газету на каком-то из углов.
В целях более обширного описания трудностей психотерапии Александра Адлер (1943), Лазарфельд (1953-54) и Оскар Пельцман (1952) обсуждают проблемы, которые выходят за рамки задач этой главы.
Пример случая
Биографические данные
Пациентом был 53 летний мужчина, родившийся в Вене, находящийся на лечении психотерапевтов-фрейдистов почти непрерывно с 17 лет. С появлением транквилизаторов он перенаправил свою преданность на психиатров, которые лечили его, сочетая лекарства и психотерапию, и, в конце концов, только при помощи лекарств. Когда он начинал адлерианское лечение, то предыдущий терапевт прописывал ему производными опиума и Thorasine (Торазином). Он не рассказал предыдущему терапевту о своем решении увидеть нас, а также не сообщил нам, что он все еще получает лекарства от предыдущего терапевта. Процесс лечения был нетипичным в том смысле, что “болезнь” пациента мешала нам следовать привычной процедуре. Став на протяжении этих лет осведомленным в терапии, он вкладывал свою творческую энергию в попытки управлять терапией. В сущности, совместные усилия были невозможны. В традиционном понимании его ко-терапевты – доктора А. и В. – тратили все свои усилия на работу с сопротивлением и “переносом” пациента.
Проблема
Когда пациент приступил к лечению, он уже почти все свое время проводил в постели, потому что чувствовал себя слишком слабым, чтобы встать. Его жена была вынуждена все время находиться рядом с ним, иначе он впал бы в панику. Однажды один из приятелей уговорил ее посетить оперу. Пациент пожелал ей приятно провести время, а затем сказал ей: “Когда ты вернешься, то я буду мертв”. В обязанность его секретарши входило успешное ведение его дел. Иначе говоря, всякого заставляли “служить императору”. Ценой, которую он платил за такую службу, было сильное страдание в форме депрессии, обсессивно-компульсивного поведения, фобического поведения, в особенности агарофобии, исключение из социального мира, соматические симптомы и инвалидизация.
Лечение
Пациент проходил множественную психотерапию, проводимую докторами А. и В., но они не присутствовали оба на каждом интервью. Мы обошлись без оценки стиля жизни, потому что у пациента были другие незамедлительные цели. Из поведения пациента нам показалось, что вероятно его воспитали как избалованного ребенка, и он использовал “болезнь”, чтобы тиранизировать мир и получить освобождение от жизненных целей. Если эти догадки верны, то как мы предполагали, он будет стараться оставаться “больным”, будет сопротивляться отказу от лекарств, и будет требовать специального внимания от своих терапевтов. Частью стратегии лечения было решение терапевтов отучить его от лекарств, не уделять ему специального внимания, и не поддаваться его манипуляциям. В ходе лечения интерпретации использовались минимально. План лечения предусматривал тактический и стратегический подход, а не интерпретационный. Некоторые выдержки из ранней части лечения представлены ниже:
Марта
Доктор В. хотел собрать информацию о стиле жизни, но пациент сразу же пожаловался, что он хочет завершить разговор. Он сказал, что предыдущий терапевт, доктор С., лечил его по-другому. Терапевт В. был слишком беспристрастным. “Вы даже не дадите мне ваш домашний номер телефона. Вас не трогает моя болезнь. Ваше лечение имеет смысл, но оно не поможет мне. Ничего не поможет. Я собираюсь обратно к доктору С. и собираюсь попросить его положить меня в больницу. Он давал мне советы, а вы так жестоки, что не говорите, что мне делать”.
Марта
Относительно спокоен. Сравнивает В. с доктором С. Позднее сравнивает В. с А. Отдает предпочтение В. перед доктором С, потому что уважает силу первого. Отдает предпочтение В перед А, потому что он мог преуспеть, добившись раздражения последнего, а не первого. Разговор крутился вокруг его использования слабости для преодоления других.
Март 22
Звонит по телефону, чтобы сказать, что он должен быть госпитализирован. Жена покинула его (неправда) и секретарша покинула его (оказалось, что она вышла на обед). Не мог бы В. прийти к нему в офис, чтобы осмотреть его? В. предлагает оставить без изменения их встречу в офисе. Пациент высказался по поводу беспорядка в офисе. “Мне все это дается потом и кровью”. Когда при этом В. остается спокойным, пациент берет бутылку Thorazine и угрожает, что примет ее всю. Затем он вскарабкивается на радиатор, открывает окно (18 этаж), спрыгивает обратно и говорит: “Нет, слишком высоко”.
“Вы мне не помогаете. Почему я не могу получить инъекцию?” Затем сообщает, что В. Оказывает на него успокаивающее действие. “Я хочу иметь возможность провести с вами целый день”. Он мягко разговаривает с пациентом и пациент достаточно спокоен. Пациент просит совета, что ему делать в эти выходные дни. В. дает совет чего делать не следует, и просит его попытаться насколько возможно позаботиться об этом самому. Пациент удивился сказанному и отклонил его как “плохой совет”.
Марта
В. был болен 26 марта, и пациент встречался с А. “Это было бесполезно”. Более не беспокоится о больнице. Теперь будет вести себя как бездельник, потому что на прошлой неделе напился. Его секретарша сделала ему замечание, но он надеется удерживать ее с помощью “жесткого обращения. Никто не обращается с босом так, как она со мной”. На прошлой неделе встал с постели и работал. Вышел, чтобы заняться продажей, но “все отвергли меня”. Когда В. намекнул, что, кажется, ему стало лучше, он начал настаивать, что ему становится хуже. Когда В. спросил каким образом, его реакция была парадоксальной: “На этой неделе я побеждаю своих конкурентов”.
Апреля
Имеет привычку засовывать палец в глотку и вызывать рвоту. Сегодня угрожал проделать это, войдя в офис. В. рассказал пациенту о логических последствиях этого действия – он должен будет вытереть все это. Пациент выдернул палец. “Если бы вы оставили меня одного, то я бы немедленно уснул”. В. оставляет его одного. Пациент сердито восклицает: “Почему вы позволяете мне уснуть?”
Апреля
Слишком слаб, чтобы даже позвонить терапевту. Если жена выйдет в отпуск, то он убьет себя. Как он сможет выжить, если никто не попросит его поесть, лечь спать, проснуться? “Все, что я делаю – это рвота и сон”. В. выдвигает предположение, что он тиранизирует ее, подобно тому, как он тиранил свою мать и сестер. Он открывает окно и спрашивает: “Прыгнуть?” В. считает это попыткой запугать, а не серьезной угрозой, и отвечает: “Решайте сами”. Пациент закрывает окно и произносит с осуждением: “Вам тоже безразлично”. Спрашивает, сможет ли он в следующий раз увидеть А. и, до получения ответа, говорит: “Мне он вообще не нужен”. Затем следует: “Я хочу обратиться в больницу. Вы можете устроить мне персональную комнату?” К концу интервью падает на колени и рыдает: “Помогите мне! Помогите мне стать человеком”.
Апреля
Входит, падает на колени, обхватывает колени терапевта, хнычет: “Помогите мне”. Очень депрессивен. Если бы он только мог все это прекратить. В. дает ему совет Адлера, каждый день делать что-нибудь, что доставило бы кому-нибудь удовольствие. Пациент соглашается вести себя лучше. Прекращает досаждать секретарше и позволяет уйти домой пораньше из-за плохой погоды. Беспокойство прекратилось.
Апреля
В эти выходные не совершил ничего, чтобы доставить удовольствие другому. Однако, он поиграл в карты с женой. Взял жену покататься на автомобиле. Секс с женой “впервые за долгое время”. В. поощряет его и затем повторяет предложение “доставлять удовольствия”. Он не может этого сделать. Спокоен в течение всего часа. Говорит, что жена попросила его прекратить лечение. После наводящих вопросов выясняется, что она говорила не совсем это, а сказала: “Я предоставляю это на твое усмотрение”.
Апреля
Хочет, чтобы В. проводил его обратно в его офис из-за того, что он что-то там забыл. Хочет чтобы на этой неделе час был короче, и более длинным на следующей неделе. “Доктор С. позволяет мне так делать”. Когда В. отказал, он жалуется: “Доктор, я не знаю, что еще с вами делать”.
Апреля
Самоубийство - это не вариант. “Возможно, у меня мазохистическое желание жить”. В. предполагает, что он должен сердиться на жизнь. На это он отвечает, что хочет быть ребенком, чтобы все его потребности удовлетворялись. Миру надо бы быть большой грудью, а ему следовало бы иметь возможность пить, без необходимости сосать (вероятно, интерпретация, которую он получил в психоанализе). Вчера у него была фантазия разрушения целого города.
В эти выходные он помогал своей жене работать в саду. Он просил советов на выходные. В. и пациент играют в “да, но”. В. обратил внимание пациента на эту игру. После этого пациент самостоятельно предложил возможность моделирования из глины. В. указал на то, что это может оказаться хорошим выбором, при котором пациент может лепить, манипулировать и “быть жестким”.
Апреля
На прошлой неделе у него был день рождения и он решился было перевернуть листок для следующего года, но не сделал этого. Плачет: “Помогите мне, помогите мне”. Низко оценивает В. “Как долго вы будете обязывать меня приходить в мой летний дом? Я так болен, меня тошнит кровью”. Когда В. говорит ему, что если он так болен, то рекомендуется госпитализация, он улыбается и говорит: “Из-за денег вы себя выдали”. В. и пациент говорили об отношении к В. и об отношении к его отцу. Пациент низко оценивает обоих, возможно из-за того, что он не может доминировать над обоими.
Мая
Не думал, что он смог бы это сделать сегодня, потому что боялся идти пешком по улице. Не спал всю ночь. Так возбужден, так расстроен (хотя выглядит спокойным). Возможно, его следует госпитализировать, но что потом случится с его делом?
“Мы могли бы сидеть тут все время и все, что вы мне сказали бы – это заполучить глину. Почему вы не даете мне лекарства или совета?” В. указывает, что пациент гораздо сильнее, чем любое лекарство, как свидетельствуют ряд терапевтов и лечебные курсы, от которых он уже отказался.
Он говорит, что идет не в ногу с миром. В. повторяет, высказанную ранее интерпретацию А., что пациент хочет, чтобы мир подлаживался под него и продолжает далее констатацией его желания быть всемогущим, желания, которое заставляет его чувствовать себя слабым и одновременно компенсирует его чувство слабости. Он подтверждает это следующим: “Все Чикаго должно оставаться тихим, чтобы я мог иметь отпуск. Полиция под дулом пистолета должна остановить любого, кто захочет пойти на работу. А я не хочу. Я вообще больше ничего не хочу. Я хочу иметь чековую книжку, но я не хочу работать”. В. отметил сдвиг от “Я не могу” к “Я не хочу”. Пациент согласился и сказал: “Я не хочу, чтобы у меня было все хорошо. Следует ли мне назначать еще встречу?” Принятие решения об этом В. переадресовал обратно ему. Он назначил встречу.
Мая
“Я близок к концу, умирая от страха (перечисляет симптомы). С пяти утра я убиваю ... Такие приятные люди, а я убиваю их, и меня казнят на электрическом стуле. И моя секретарша, и моя жена не могут больше этого выносить. Заберите меня в больницу. Я не хочу идти. Заберите меня. Я становлюсь сумасшедшим, а вы не помогаете мне. Помогите мне, Lieber Doctor! Я сегодня дважды ходил в женский туалет, чтобы вызвать мою секретаршу и девушки пожаловались в администрацию здания. Я не выше правил. Я знал, что я их нарушаю. Моя ширинка снова была расстегнута (он часто “забывает”), и я застегнул ее только перед тем, как вы сегодня вошли”. В. соглашается, что если он становится “ все более сумасшедшим”, то больница могла бы оказаться подходящим решением. “Тогда моя жена разведется со мной. Это так ужасно. У них там решетки. Я не пойду. Я еще не настолько плох. Почему же тогда, на прошлой неделе я вышел и сделал большую продажу!” В. предположил, что он “применяет на практике” свои страхи и навязчивости.
Мая
Был осмотрен А. и В., которые сделали выводы о его семейном устройстве. Это было сделано достаточно приблизительно из-за скудости полученной информации.
Мая
Жалуется на симптомы. Взял с собой в кино жену, но “был слишком расстроен, чтобы смотреть фильм”. Помог рыхлить граблями возле дома. Возвращается к симптомам и выпрашивает Thorazine. “Как мне жить без Thorazine?” В. советует, что они должны поговорить о том, как жить. Он закричал: “С вашим спокойным голосом вы меня с ума сведете”. В. спрашивает: “Вы хотели бы, чтобы я кричал на вас, как делал ваш отец?” “Я не буду вообще с вами больше говорить”.
“Lieber Gott, избавь меня от дьявола внутри меня”. Молит всех о помощи. В. возражает: “Вы когда-нибудь просили о помощи самого себя?” Пациент отвечает: “У меня нет сил, я могу лишь плакать. Я могу кричать. У меня нет сил. Дайте мне вырвать”.
Мая
Требует Thorazine, иначе у него будет сердечный приступ. В. просит рассказать пациента о будущем. “У меня нет каких-либо предположений” и возвращается к вопросу о Thorazine. В. Указывает на его реальное достижение – отказ от Thorazine. Пациент ссылается на цену страдания. В. показывает, что это делает такое достижение даже еще большим. Пациент неохотно соглашается с этой мыслью. В. обращает внимание пациента на то, что направление их целей противоположно, поскольку пациент хочет продолжать страдать, но иметь таблетки; целью В. является заставить его прекратить страдания. “Я хочу таблетки”. В. предлагает глину. “Пошла она к черту ваша глина”.
Мая
Должен получить Thorazine. Есть фантазии убийства и самокастрации. Говорит А., что тот ничего не знает о медицине. Доктор С. знал. Почему мы не позволяем ему вернуться обратно к доктору С.? А. выходит из комнаты за пациентом. Через три-четыре минуты пациент возвращается и жалуется: “Вы называете это лечением?” А. указывает на требование пациента идти собственным путем. Он – маленький мальчик, который хочет быть большим, но не думает, что сможет это сделать. Он – избалованный тиран и А. упоминает любимую в детстве игру пациента, когда он вместе с сестрой лежал в постели и играл в “Императора и Императрицу”.
Пациент указывает на свою изначальную плохость. А. высказывает сждение, что он создает ее. Пациент говорит о враждебности и убийстве. А. интерпретирует выражение лица пациента, как ощущение чувства гордости за свое плохое поведение. Он хватает нож для вскрытия писем, начинает дрожать, затем хватает свою руку другой рукой, но продолжает дрожать. А. говорит ему, что это – ложная борьба между добром и злом, что он может решить, как ему себя вести.
В эти выходные он немного помесил глину.
Мая
На прошлых выходных он косил газон, пытался читать, но “нервы на пределе”. “Я разговариваю с вами как человек, но я не человек”. Болит горло. Боится, что у него может быть рак горла. Вследствие этого перестал засовывать палец в глотку, чтобы вызвать рвоту. Обсуждение прежде высказанной мысли о “подобии человеку”. Фантазия об управлении лодкой в шторм. Фантазии об А., которого шумно приветствует толпа, и пациент в фантазии спрашивает В.: “Вы привыкли к тому, что все внимание привлекает к себе А.?”
Сокрушается по поводу жены и секретарши, ни одна из них более не позволит тирании.
Июня
Рассказывает фантазию о том, как он стал волшебником и совершает невероятные подвиги в Белом доме. Он спросил Президента, счастлив ли он в браке, и затем создал кольцо Президента. Хорошие выходные. По своей инициативе занимался любовью с женой. Неохотно признался, что получил от этого удовольствие.
Июня
“На этой неделе игнорировал свою жену”. Тем не менее, проявил инициативу и они снова занимались сексом. Оба получили удовольствие, но он был напуган, потому что прочитал в журнале, что секс осушает сердце. Секретарша на работе сердита. После ее проверки, он перепроверил. Дал торжественное обещание Господу, что он больше не будет этого делать. Он только еще один раз проверит. Набрасывает несколько планов по улучшению бизнеса, “но у меня нет сил”. Хочет сократить встречи до одного интервью в неделю, потому что ему не становится лучше, и он не в состоянии платить. В. предполагает, что, возможно, ему становится лучше, раз он хочет сократить количество интервью. Пациент отказывается и соглашается на два интервью в неделю.
Июня
Говорит о страхах. В. говорит ему, что на следующей неделе он уйдет в отпуск. Пациент принимает это спокойно, хотя до этого жаловался, что будет невыносимо расстроен. Пациент рассказывает В., что он уже отказался от вызовов рвоты и от мастурбации, говоря при этом: “Вы оказываете на меня чрезвычайное влияние”. В. одобряет эти изменения , говоря при этом, что пациент самостоятельно принял решение.
Сентября
(Пациента не видели в течение августа, потому что он ушел в “чудесный” отпуск). Он прекратил пользоваться всеми лекарствами, за исключением эпизодического использования слабых транквилизаторов, которые прописывал его семейный врач. Снова в состоянии читать и сосредотачиваться. Отказался от своих обсессивных размышлений. Ладит со своей секретаршей без стычек, хотя он ей не нравится. В офисе пунктуален. Хорошо ладит с женой. Стал более внимательным к ней. Оба сексуально удовлетворены.
В. и пациент планируют лечение. Пациент проявляет нежелание, выражает чувство, что он продвинулся настолько, насколько хватило его способностей. В конце концов, один психоаналитик как-то сказал ему, что он безнадежен и рекомендовал ему лоботомию, поэтому, то что достигнуто - уже заметное улучшение. В. соглашается, говоря пациенту, что если бы он считал пациента безнадежным, он не предпринял бы лечения и не рекомендовал бы сейчас продолжения. “Какой вид лечения?” В. рассказывает ему, что никакой внешний элемент (например, лекарство, лоботомия) этого не сделают, что его избавление придет изнутри, что он может выбрать прожить ли жизнь деструктивно (и саморазрушающе) или конструктивно. Пациент предлагает приходить еженедельно в течение четырех недель, а затем раз в две недели. В. не принимает предложения.
Сентября
Со вчерашнего дня его симптомы вновь появились. Сильные сердцебиения.
Сентября
Прошлой ночью пригласил жену на ужин в ресторан. Очень доволен. Бизнес идет вяло, и у него много обязанностей, но он работает. Он вынужден напрягаться изо всех сил, чтобы не отступиться. В. назначает двойное интервью. Пациент не хочет видеть А. Это его расстроит. Он также не видит никакого смысла во встрече с В., но поскольку В. настаивает… Сильные сердцебиения исчезли после последнего интервью. Выразил в реалистичной манере свою обеспокоенность и прекратил обычную яростную манеру поведения. Хочет интервью раз в две недели. В. хочет раз в неделю. Пациент принимает без возражений.
По мере продолжения терапии, на смену обсуждения симптомов приходит обсуждение реалистичных проблем. Сопротивление уменьшилось. Когда он приступил к терапии, он воспринимал себя как хорошего человека, который вел себя плохо, потому что он был “болен”. В течение терапии он рассмотрел свой обман и согласился быть “плохим парнем”. Однако, как только он понял свою тиранию и стал способен принять ее, то у него появилась возможность спросить самого себя – как он предпочитает прожить свою жизнь – с пользой или без таковой. Поскольку терапевты использовали единый подход (Alexander & French, 1946; Mosak & Shulman, 1963), то после решения вопроса о его тирании, терапия перешла к другой его “базисной ошибке”. Со временем частота встреч уменьшилась, и по взаимному согласию произошло завершение лечения.
Послесловие
Пациент достиг улучшения не пользуясь медикаментами. Посвятив себя своему бизнесу, он преуспел до такой степени, что смог рано выйти на пенсию. Позже переехал в университетский городок, где изучал археологию - ту деятельность, которая больше всего нравилась ему в жизни. Отношения с женой улучшились и они отправились в путешествие за границу. Из-за географической удаленности друг от друга терапевт и пациент больше не имели контактов.
Резюме
Как теория личности адлерианская психология может быть описана следующим образом:
1. Подход адлерианской психологии является социальным, теологическим, феноменологическим, холистическим, идиографическим и гуманистическим.
2. Его основополагающими предпосылками являются следующие: (а) индивид уникален, (b) индивид самосогласован (self-consistent), (с) индивид ответственен, (d) человек склонен к творчеству, к принятию решений, к выбору и, (e) люди могут управлять своим поведением и контролировать свои судьбы.
3. Теория личности адлерианской психологии в качестве центрального конструкта содержит стиль жизни – систему субъективных убеждений, которых придерживается индивид, и которые заключают в себе его взгляд на самого себя и на мир. Из этих убеждений вытекают другие убеждения, способы действия, и цели. Человек ведет себя так, как если бы эти убеждения были истиной, и использует свой стиль жизни как когнитивную карту, с помощью которой он исследует, постигает, выносит суждение, прогнозирует и контролирует окружение (жизненные цели). Поскольку человека нельзя понять в вакууме, а лишь только в социальном контексте, то для полного ее понимания крайне важны взаимодействие личности с его жизненными целями и направлением движения.
4.“Психопатология”, “психическая болезнь” и подобная терминология - материализации (reifications), которые увековечивают номинальное заблуждение, “склонность путать называние с объяснением” (Beach, 1955). “Психопатологическая” личность представляет собой человека, утратившего уверенность в себе. Уверенность в себе по отношению к преодолению жизненных проблем или никогда не развивалась или была утрачена. Со своими пессимистическими предчувствиями, в значительной степени берущими начало из стиля жизни, индивид создает “заготовки” - отговорки, оправдания, второстепенные дела, симптомы – чтобы защитить самооценку, или, даже, может полностью “отступить”.
5. Поскольку проблемы человека проистекают от ошибочных восприятий, навыков, ценностей и целей, которые и привели к неуверенности в себе, то терапия состоит из стремления научить и переучить, при котором двое равных вместе, сотрудничая друг с другом, решают задачу обучения. Фокус терапии на поощрении индивида, опыте поощрения, получаемого и многих средств терапии. Индивид учится верить в себя, учится доверять и любить. Конечной, идеальной целью психотерапии является высвобождение социального интереса личности, так чтобы он мог быть дружественным человеком, сотрудничающим и содействующим в создании лучшего общества, личностью, которая чувствует причастность ко всему миру и весь мир воспринимает как свой дом. Про такого человека можно сказать, что он достиг самоактуализации. Поскольку терапия является учебой, по крайней мере, теоретически, то каждый может измениться. На входной двери клиники для несовершенолетних преступников, находящейся в Вене, есть надпись: “Никогда не бывает слишком поздно” (Kramer, 1947).
В целом можно сказать, что адлерианская психология постепенно обрела жизнеспособность, стала преуспевающей системой. Хотя в течение нескольких десятилетий ею пренебрегали, за последние годы она приобрела респектабельность. Институты, профессиональные общества, семейные образовательные центры и группы обучения продолжают быстро увеличиваться. Адлерианцы, главным образом те, кто получили университетское образование, все больше вовлекаются в процесс проведения научных исследований. В этих исследованиях также принимают участие неадлерианцы. Редкие до этого адлерианские диссертации получили гораздо большее распространение. В настоящее время адлерианцы выходят из клиник в общество, чтобы обновить свое внимание к социальным вопросам и проблемам, которые адлерианцы подняли 50 лет назад – бедность, война, разрешение конфликтов, агрессия, религия и социальное содружество. Как объявил Уей (1962): “Нам будут нужны не только, как говорят адлерианцы, более сотрудничающие люди, но и общество, более приспособленное к нуждам человека”.
Помимо собственно адлерианцев существуют также те, кто очень много позаимствовали у Адлера, часто однако без упоминания и осознания этого. Адлерианские формулировки так часто обнаруживаются в трудах неадлериацев, что они становятся частью того, что Адлер мог бы назвать “здравым смыслом”. Кейт Свард (1947), например, проведя обзор “Психоаналитической терапии” Александера и Френча, писал:
Создается впечатление, что Чикагская группа во всех отношениях адлерианская…Психоаналитический институт в Чикаго не одинок в своем переживании повторного открытия Ранка и Адлера. По всей видимости, и психиатрия, и психология движутся в том же направлении. Взгляды Адлера возрождаются в других энергичных кругах, в особенности в публикациях школы “Хорни”.
Мы наблюдаем проблески взглядов Адлера у фрейдистских эго-психологов, у неофрейдистов, в экзистенциальных системах, в гуманистической психологии, в теории, ориентированной на клиента, в рационально-эмотивной терапии, и в терапии реальностью. Это не является предвестием окончательного исчезновения психологии Адлера путем поглощения другими школами психологии. Поскольку, как гласит девиз Центра развития учителей в Рокфорде, в котором придерживаются воззрений Адлера: “Образование подобно пламени, вы можете раздавать его, при этом пламя, что вы раздаете, не уменьшается”. Как пишет Джозеф Уайлдер в своем введении к “Очеркам по индивидуальной психологии” (Adler & Deutsch, 1959): “…большая часть наблюдений и мыслей Альфреда Адлера незаметно и тихо пропитала всю современную психологическую мысль в такой степени, что правильно спрашивать не о том, является ли кто-нибудь адлерианцем, а в какой степени он адлерианец”.
Перевод Хамитовой И.Ю.
Аннотированная библиография
Adler, A. Social interest: A challenge to mankind. (1929) New York: Capricorn Books, 1964.
Адлер, А. “Социальный интерес: Вызов человечеству”.
Это последняя демонстрация мысли Адлера. В ней вы найдете легко читаемый обзор адлерианской психологии.
Adler, A. Problems of neurosis: A book of case-histories. (1929) New York: Harper Torchbooks, 1964.
Адлер, А. “Проблемы невроза: Книга историй случаев”.
Адлер представляет свою теорию невротического процесса и невротического развития, иллюстрируя большим количеством примеров из историй болезней. Х. Ансбахер написал превосходное введение к изданию в мягкой обложке, которое лаконично охватывает основную теорию адлерианской психологии.
Ansbacher, H. L. Individual Psychology. In R. J. Corsini & A. J. Marsella (Eds.), Personality theories, research and assessment. Itasca, Ill.: F. E. Peacock, 1983
Ансбахер, Х. Л. “Индивидуальная психология”, в кн. “Теории личности, исследование и оценка”, под ред. Р. Дж. Корзини и А. Дж. Марселлы.
Глава Ансбахера является двойником данной главы, компактно дающая сводку теории индивидуальной психологии, тогда как в этой главе внимание концентрируется на адлерианской психотерапии. Сводка Ансбахера, вероятно, является одной из самых удовлетворительных кратких разъяснений, как истории, так и теории индивидуальной психологии, которая дается одним из старейшин теоретиков-адлерианцев.
Ansbacher, H. L., & Ansbacher, R. (Eds). The individual psychology of Alfred Adler. New York: Basic Books, 1956, 1958; New York: Harper Torchbooks, 1964.
“Индивидуальная психология Альфреда Адлера”. (Под ред.) Ансбахер, Х. Л. и Ансбахер Р.
Почти энциклопедическое собрание трудов Адлера, эта книга показывает и то великое разнообразие тем, привлекавших внимание Адлера, и эволюцию его мышления. Из-за характера построения этой книги, читателю совершенно необходимо прочитать предисловие к ней.
Dreikurs, R., & Soltz, V. Children: The challenge. New York: Duell, Sloan & Pearce, 1964.
Дрейкурс, Р и Зольц, Ф. “Дети: вызов”.
Дрейкурс и Зольц написали эту адлерианскую книгу по воспитанию детей. Именно эту книгу наиболее часто изучали в университетских образовательных программах и группах родительского обучения..
Manaster, G. J. & Corsini, R. J. Individual psychology. Itasca, Ill.: F. E. Peacock, 1982.
Манастер, Г. Дж. И Корзини, Р. Дж. “Индивидуальная психология”.
Это первый учебник адлерианской психологии, написанный на английском языке двумя студентами Рудольфа Дрейкурса. Корзини был предыдущим редактором “Журнала индивидуальной психологии”, а Манастер сменил его на этом посту. Написанная гораздо более легким, по сравнению с учебником Ансбахера и Ансбахер (1956), стилем, эта книга охватывает общирный материал. Уникальным его делают две особенности: книга содержит резюме самого завершенного случая адлерианской психотерапии, опубликованного к настоящему времени, и в ней есть раздел, в котором в краткой форме даются наиболее важные исследования в области адлерианской психологии.
Mosak, H. H. (Ed.) Alfred Adler: His influence on psychology today. Park Ridge, N. J.: Noyes Press, 1973.
“Альфред Адлер. Его влияние на психологию в наши дни”. (Под ред. Моусак, Г. Г.)
Эта книга, написанная к столетнему юбилею со дня рождения Адлера, содержит главы Рудольфа Дрейкурса, Александры Адлер, Льюиса Уея, Эрвина Краусца, Вилларда и Маргарит Бичер и других. Эти статьи охватывают такие темы, как неврозы, гордость негров, Шекспир, логические последовательности, семейная терапия, Эдипов комплекс и социометрия.
Mosak, H., & Mosak, B. A bibliography of Adlerian psychology. Washington, D. C.: Hemisphere Publishing Corp., 1975.
Моусак, Г. и Моусак Б. “Библиография адлерианской психологии”.
Эта книга содержит почти десять тысяч ссылок на литературу по адлерианской психологии и неоценима как помощник исследователю для установления трудов адлерианцев.
Mosak, B., & Mosak, H. A bibliography of Adlerian psychology (Vol. 2). Washington, D. C.: Hemisphere Publishing Corp., in press.
Моусак, Б. и Моусак Г. “Библиография адлерианской психологии”. (Том 2)
Этот второй том библиографии будет охватывать публикации адлерианцев с 1973 по 1977.