Москва Июль 2009 — февраль 2010 14 страница

Под воду уходить нельзя ни в коем случае — гадина вылезла из реки, значит, это ее родная стихия. Вступать в бой — чистое самоубийство. Даже если псевдогидра и впрямь не так проворна, как упорно старается изобразить, силы явно не равны. Сомнет. Стало быть, выход один: валить подальше в глубь суши и надеяться, что повезет.

Остался сущий пустяк. Придумать, как попасть на берег и попутно не оказаться в пасти-давилке.

Я слегка подался влево, готовый в любой момент броситься в любую сторону. Нужно было проверить, как поведет себя змеюка. Риск, понимаю, но действовать наугад с незнакомым хищником — удел самонадеянных желторотиков. А с ними у Зоны беседа коротка.

Псевдогидра слегка изогнулась в «холке», как кобра, и повторила мое движение: тоже сместилась немного в сторону.

Позади нее, гудя нагнетателями, разворачивался катер. Дрой с Гостом перестали пулять из своих пука-лок, и сейчас «пылевики», наверное, решали, на каком берегу продолжить преследование. Интересно, бестии плевать на здоровенную жужжащую железяку или она учитывает возможность нападения с тыла? Я сдвинулся вправо. Змеюка тоже.

Интересный коленкор. А если я назад подамся, эта ебамба тоже отвалит? Что-то не верится.

Я осторожно отступил на шаг, чувствуя, как каблук ботинка скользит по илистому дну. Но псевдогидра оказалась не настолько тупа, чтобы «зеркалить» и это движение. Она выгнулась сильнее, зашипела, словно туча саранчи, и пошла вперед. На меня.

А вот теперь надо что-то делать, поздно умные теории строить!

Я присел, оттолкнулся изо всех сил и с воем выпрыгнул из воды, оскальзываясь и отползая на всех четырех конечностях. С точки зрения гадины я теперь скорее всего казался потерявшей надежду бутявкой. Легкой добычей. Но на самом деле это было не так. Я вполне расчетливо ушел с линии лобовой атаки, осознанно создал суету, контролируя каждое движение и оставляя резерв для решающего рывка.

Краем глаза отметил, что Лёвка тоже вскочил на ноги и начал отступать к овражку. И правильно: мне помочь он не мог никак, поэтому нужно было спасать свою шкурку. Заодно внимание тварюги рассеял: вместо одной цели перед ней задергались две. А сзади, уже выбрав наше направление, приближался катер.

Псевдогидра внезапно осела. Резко ушла вниз, оставив над водой крошечную часть туловища и башку с захлопнувшейся пастью. Что бы это значило?

На излете мысли я сиганул прочь от воды и угодил в заросли лопуха, огромные листья которого вольготно свисали с обрывистого берега. Приземление получилось мягким, хотя особой радости не принесло: чтобы подняться на ноги, нужна секунда, а за это время меня можно дважды сожрать без соуса.

Змеюка придвинулась к самому берегу и витком прошла вокруг коряги. Шустрая!

Я перевернулся, вскочил на ноги и повернулся лицом к опасности. Выглядел в этот миг я чрезвычайно дебильно: возомнивший себя вершиной пищевой цепи примат с крошечным ножичком в лапке, обрамленный мясистыми листьями лопуха. Лакомое блюдо, однако. Начинка, гарнир… Стоп. Вот за что я люблю свою лысую башку, так это за умение подкинуть нужную идею вовремя. Неоднократно сия способность спасала мне жизнь и берегла от незавидной участи калеки. Спасибо, череп, что терпишь мои нейронные сокровища. Пусть волос в тебе ноль, но с тобой я король.

Зубы. Вот что сразу показалось мне странным в облике чешуйчатого существа. Жевательные, а не колюще-рвущие. Такими неудобно хватать живую, сопротивляющуюся добычу. Этими пенечками в самый раз лопухи жевать.

Лопухи нашей змеюке нужны были, а не мельтешащий перед глазами примат. Нажористые, зеленые, радиоактивные лопухи. Не хищник на меня пер, как трамвай, а самое настоящее травоядное. Вот уж не думал, что причудливая эволюция Зоны такие шедевры творит.

Когда псевдогидра уже нависала надо мной, готовая расплющить помеху, преграждающую путь к вегетарианской жратве, я кувыркнулся в сторону, ругнулся на ударившийся о бок «калаш» и кубарем покатился по прибрежной грязи, чуть снова не оказавшись в реке.

Оп-оп-оп… Бамс. Успел затормозить. Ну и фиг с ним, что больной грудью о бревно, главное — не обратно в мутную водицу. Мало ли какие там еще жучки-червячки притаились.

Гадина с радостным шипением раззявила хлеборезку и только занесла башку над лопухами, как приблизившиеся на расстояние прицельного огня «пылевики» совершили роковую ошибку. То ли командир экипажа был слишком уверен в броне машины, то ли стрелок собирался первой же очередью срезать неведомую зверушку, но промазал… В общем, пушка разогнавшегося над водой «Урагана» выплюнула порцию свинца аккурат в заросли лопуха, превратив их в неаппетитное месиво. Псевдогидра вскинулась во весь рост и развернулась к помешавшим трапезе обидчикам. Не знаю, существуют ли у мутировавших змей эмоции, но мне показалось, что обалделый взгляд налился яростью, а на уродливой морде обозначилась нехорошая ухмылка. Ерунда, конечно, просто мозг додумал так, как ему удобней стало.

В любом случае идиотам в кабине катера я не завидовал. Самоуверенные, привычные к наглости, они не рассчитывали на тот отпор, который получили в следующий миг. Топорное солдафонское воспитание сыграло с экипажем злую шутку…

Псевдогидра атаковала настолько молниеносно, что я даже не успел заметить, как она оказалась возле борта «Урагана» и чудовищным ударом хвоста сбила машину с курса. Вот это силища! Многотонный катер завалился на правый бок, выдув из-под нагнетателей фонтан брызг. Пушка продолжала осыпать окрестности свинцовым градом. И хотя теперь огонь велся не прицельно, мне не улыбалось попасть под шальной крупнокалиберный снаряд.

Ситуация разрешилась сама собой. Два больших минуса в итоге схлестнулись между собой и дали крошечный плюс. Появился шанс свалить из этого негостеприимного затона! А такие возможности упускать — себя не уважать.

Я сунул нож в чехол и, стараясь глядеть под ноги, чтоб не угодить в аномалию, дернул к овражку, где уже дожидался Лёвка. Завидев меня, он махнул рукой и скрылся за поворотом. Одно слово — следопыт. Уже приметил путь для отхода.

Прощайте, братцы «пылевики». Если вас в ближайшее время не разберут на части, то утопят прямо в дорогостоящей консервной банке. Сами виноваты. Грешно травоядных обижать и вкусняшки-лопухи поганить. Овражек оказался с сюрпризом. За поворотом он резко расширялся и оканчивался озерцом «киселя». Впопыхах я чуть было не угодил в химическую дрянь, но успел притормозить. Ком грязи по инерции улетел в мерцающую зыбь и исчез без брызг.

Я проводил его взглядом, отмечая, что «кисель» не изумрудно-зеленого цвета, каким обычно бывает, а болотного, почти серого. Странная какая-то аномалия.

Лёвка карабкался по глинистому склону наверх в самом пологом месте, но даже там то и дело оскальзывался. Весь его комбез был в серо-коричневых пятнах, на берцах налипло несколько пластов, в волосах запутался репей. Шпала тупая! Мог бы предупредить, что здесь целый кислотный бассейн! А если б я был на йоту беспечней и вывернул без торможения? Спасай вот таким баклажанам после этого жизнь.

Я выбрал корень покрепче, ухватился за него и полез следом за парнем. Когда добрался до середины склона, нога все же соскользнула, и пришлось распластаться на пузе, чтоб не съехать в гостеприимную едкую муть. Отлично. Был только в иле, стал еще и в глине. Можно мумифицировать. Подтянувшись, вернулся на исходную позицию и продолжил подъем. Лёвка уже выбрался на твердую почву и тянул руку.

Я с негодованием отпихнул перчатку, под которой пряталась черная, измененная неведомым образом плоть, и вылез из причудливой канавы. Тоже мне помощник нашелся.

— Мы с северо-востока к Припяти подошли, — сказал он, не обижаясь на мой резкий жест. — А надо в район «Юпитера» и старого карьера, это западнее…

— Ты себя хорошо чувствуешь? — зло поинтересовался я, доставая из кармана ПДА.

— Приступ кончился, воду выблевал, — пожал плечами Лёвка. — Пока терпимо. А что?

— А то. Через полчаса адреналиновый драйв у тебя рассосется, мышцы остынут и замерзнешь, как сбитый финский летчик. Или ты уже так размутировался, что мелочи вроде переохлаждения не страшны? Он нахмурился и выскреб репей из волос. — Об этом я не подумал. Ты прав, нужно сушиться. — Именно. Спикари есть?

— Нет. Все в рюкзаке осталось. Спички, харчи, аптечка, патроны.

— Рюкзак Дрой выкинул за борт вместе с Зеленым. Так что если шмотьё и выплыло, то все равно мокрое и на другой берег. Двигаем к пятиэтажке, там что-нибудь придумаем. Знаешь эти места?

— Ходил, — коротко ответил Лёвка.

— Вот и веди, мутаген. А еще раз не предупредишь, что за поворотом аномалия, — пристрелю.

— У меня ствола нет, чтоб ведущим идти.

— Твои проблемы.

Церемониться я не собирался. День не задался с самого утра, а дальше, судя по простейшим логическим выкладкам, будет только хуже. Свой автомат я ему не отдам. И так почти голышом посреди Зоны очутились. Клоуны.

Парень достал нож и пошел вперед, вдоль разбитого забора. Изгородь загибалась влево, поэтому пространство визуально контролировалось. Листья жести местами были пробиты осколками и свернуты в рупор. Когда-то здесь отгремел жаркий бой.

Уже на ходу я снял с плеча «калаш», отстегнул магазин и вылил оттуда воду. Красота. Даже если в двадцати патронах из тридцати порох остался сухим, поди угадай — в каких именно. Автомат-то я сохранил, только это мало что меняло. Пока не найдем, где можно высушиться, — дело табак.

Без особых надежд я врубил ПДА и удивился, когда прибор включился, словно и не побывал только что в загаженной речке. Неужто Фоллен не брехал, когда говорил, что новые наладонники водонепроницаемы? Ну и ну, фартит же иногда. Не зря, ох не зря я ему в треньку продул. Хоть что-то радует.

Звуки сражения катера с псевдогидрой все еще долетали со стороны водоема, но пальба прекратилась, а гул аэронагнетателей стал похож на кашель туберкулезника. Кранты солдатикам. С одной стороны, это радует: некоторое время хвоста за нами не будет. С другой… Эта вечно мерзкая другая сторона, Демоны Зоны ее побери! С другой стороны, давно проверено: на место одного погибшего военного приходят два. А судя по тому, какую технику они подняли для преследования, за моего загадочного попутчика «пылевики» взялись всерьез и надолго.

Стараясь не упускать из виду раздолбанный забор и траву, по которой мы топали к одинокой хрущевке, неизвестно как оказавшейся вдали от остальных многоэтажных уродцев Припяти, я глянул на экран наладонника. Почта мигала двумя непрочитанными сообщениями, но сейчас не время объясняться с Датой. Иконка встроенного дозиметра неприятно пульсировала оранжевым — еще бы, искупались мы знатно. Не смертельно, но яйца бы неплохо в ближайшие сутки сполоснуть в дезактивирующем растворе. Детектор аномалий показывал скопление в правом крыле здания. На сканере движения горели лишь две точки — я да Лёвка. Ну и мельтешили неясные пятна возле реки. Либо нам повезло, и мы оказались в относительно чистом секторе, либо датчик врет. Впрочем, уже сам факт, что наша веселая компания до окрестностей Припяти по воде добралась, исчерпал лимит удачи на месяц вперед. А Зона, как известно, баланс блюдет. Поэтому готовиться лучше к худшему.

До пятиэтажки оставалось метров пятьдесят, когда Лёвка остановился и поднял руку, сжав кисть в кулак. Я замер. Парень долго вглядывался в дворовые постройки: останки детской песочницы, выщербленный закуток для помойки, сплющенный гараж-ракушку и огрызки лавочек.

— Пусто, — сообщил он, опустив руку и передернув плечами.

— Сам вижу. Чего пугаешь зазря?

— Ты не понял. Весь дом пуст. Я… — Лёвка обернулся. — Я же теперь вижу немного лучше, чем обычный человек.

— Ах да, совсем запамятовал, господин рентген. Может, глянешь в мои потроха? Рака там или еще какой гадости нет? А то печенка в последнее время шалит.

Парень не отреагировал на сарказм.

— Странно, что здание необитаемо, — сказал он. — Фон не выше обычного, из аномалий — только «жарки» в правом крыле и одна «карусель» на крыше. А живности совсем нет. Даже крыс.

Я напрягся.

— Как узнал про правую часть хрущевки? Карту в ПДА ты видеть не мог.

— Говорю же, я меняюсь. И довольно быстро. Поэтому у нас не очень много времени, чтобы добраться до шахты. Но здание подозрительное. Тебе решать — идем внутрь или нет.

— «Жарки», говоришь? — почесав под носом, прищурился я. Мокрая одежда уже давно липла к телу и создавала эффект морозильника. — Вот к ним и пойдем. Поболтаем, а заодно и согреемся.

Лёвка посмотрел на меня по-новому, без обыкновенной пустоты во взгляде.

— Знаешь, Минор, ты сталкер с известными закидонами, но каждый раз удивляешь по-новому.

— Девкам особенно нравится. Пошли, мутант, топ-топ. Мы двинулись мимо расплющенного гаража к щербатой пасти подъезда. Уже окончательно рассвело, и я обратил внимание на странное образование возле подвальных окошек, наполовину утопленных в мешанину из земли и остатков асфальта — вдоль стены тянулась поросль одуванчиков с белесыми шариками пуха на стеблях. Это в холодном-то апреле? Ну-ну. Запомним.

Глава десятая

Хрущевка и одуванчики

Научись приспосабливаться, и даже самая агрессивная окружающая среда станет тебе домом. Ладно, не домом, но приютом. Не первосортным отелем, конечно, с человеком в сортире, который подает горячие полотенца после того, как ты изволил покакать, но вполне приличной гостиницей — с не протекающим потолком, стираными простынями и вменяемой кухаркой. Просто — умей приспосабливаться.

В дальней части сквозного прохода воздух плыл, выдавая присутствие аномалии. Стены там потрескивали от жара, а на полу мерцало уже штук пять грошовых «капель» и один «огненный шар». В радиусе метров трех все, что могло сгореть, сгорело дотла, все, что могло сплавиться, — превратилось в бесформенные куски.

Я осторожно выглянул, потянул носом сухой воздух и только после этого вышел из-за угла. Стараясь держаться подальше от выжженного пространства, пощупал развешенный на каркасе стула комбез. Чутка влажноват.

Я почесал в лысом затылке. Нужно еще разок жахнуть.

— Может, все-таки опять поближе придвинуть? — предложил за спиной Лёвка.

— Боюсь, сгорит. Не хочу с голым задом по Припяти бегать.

Вернувшись в комнату, я вывинтил очередной болт из сетчатой кровати и приготовился. Высунувшись на миг в коридор, запулил его в марево и тут же убрал башку: мало ли.

Зашумело, словно небольшой вихрь вдруг решил ворваться на этаж и устроить погром. Стены в коридоре осветились мигающими сполохами, на бетонных плитах закривлялась тень от стула и комбинезона, что-то противно заухало, и яркая вспышка сменилась обычной серостью. Вяло.

— Кажется, ты умудрился вымотать «жарку», — сказал Лёвка. — Невероятно.

— В Зоне и не такое случается, — обронил я и вновь двинул проверять сухость одежды.

Лёвка тоже вышел за мной в коридор, как был, в одних труселях. Угольное почернение у него уже распространилось от кистей рук до самых плеч, прожилки проступили по груди, шее и правой скуле. С непривычки вид парня мог вызвать оторопь и желание немедля вскинуть оружие, но мне пестрый профиль уже примелькался. Пока он окончательно не превратился в смоляного человечка — даже симпатично. Узор напоминает замысловатую татуировку.

— Не пора ли вместо варварских методов сушки развести костер? — спросил Лёвка. — Есть «жарки», от которых можно поджигать. И горючего материала в хрущобе полно.

— О, у мутагена здравая мысль. — Я снял со стула комбез, ткань была шершавая и теплая. Повернулся к парню. — Инициатива наказуема. Иди собирай дровишки по квартирам. Думаю, у нас полчаса, максимум час — за тем нагрянут военные и разберут на дрова всю Припять.

Он переступил с ноги на ногу, зябко поежился, но без комментариев отправился крушить мебель. Впрочем, кому теперь нужна рухлядь, которую двум сталкерам тоже пустить на дрова? Правильно, никому. А значит, это вовсе не вандализм… Идея высушить шмотки на «жарках» пришла мне, когда мы были снаружи здания. Не знаю, занимался ли кто-то подобным экстримом раньше, но попробовать стоило. Максимум, что мы могли потерять при должной сноровке, — предмет сушки.

Подойдя к правому крылу пятиэтажки, мы тихонько сунулись в подъезд, по привычке сверяясь с ПДА и оглядывая каждый закуток. Тут было тихо. Пусто. Мертво. Мы обошли квартиры на первом этаже.

Одна дверь была заперта, но хорошего пинка оказалось достаточно, чтобы весь короб слетел с петель и грохнулся внутрь прихожей. Тлен. Везде тлен, гниль и запустение. Ни признаков сталкерских стоянок, ни аномалий, ничего. Как оставили хозяева эти убогие гнезда во время эвакуации в 86-м, так и замерло все здесь навеки. Диваны с продавленными и сгнившими до пружин подушками, покосившаяся мебель, пыльные люстры, простенькие детские игрушки. Удивил дешевый фарфор: в трех квартирах из четырех в кухонных сервантах за мутным оргстеклом виднелись нетронутые сервизы — хоть сейчас мой и садись пить чай. Такое редко встретишь в покореженном быту Зоны. Лишь на одной кухне порезвился ураган, ворвавшийся через глазницу рамы с разбитым зрачком стекла, — почти вся утварь была разбросана и перебита. А может, и не стихия постаралась, а шальной мутант? Кто его теперь разберет. Да и плевать, прямо скажем. Из полезностей мы вынесли с первого этажа кило соли, просроченный анальгин и пол пузырька йода.

Обследование второго этажа принесло немногим больше плодов. К тому же мы стали замерзать, поэтому пришлось ускорить поиски. В однотипных конурках с облупившимися от влаги обоями удалось раздобыть пару кусков мыла и детский шампунь. Жаль, что умывальные принадлежности без воды оказались бесполезны. Также нашлось охотничье ружье с коробкой патронов. Как ни странно, именно эта находка оказалась самой полезной, ибо боеприпас хранился в запаянном целлофановом пакете и выдержал проверку временем. Правда, порох слежался, а маркировка выцвела. Я хорошенько растряс коробку, зарядил и пальнул в стену дуплетом. Выяснилось две вещи: ствол пригоден к бою, в патронах крупная дробь. Ножовку по металлу найти не удалось, а то соорудил бы из двустволки кустарный обрез. Да и вообще лучше б владелец хранил вместо этой дробильной машины ближнего боя нарезную «Сайгу».

Третий этаж встретил запахом гари и теплым воздухом. Весь правый сегмент от лестничной клетки был уничтожен пожаром. Мокрые шмотки к тому моменту уже окончательно остыли на наших тушках, поэтому каскад «жарок», который Лёвка почуял еще снизу, пришелся как нельзя кстати. И чтобы поскорее унять дрожь, мы таки решились применить варварский метод сушки.

Первым же разрядом «жарки» я обратил в пепел чехол для фляжки. Хорошо, что не рискнул ничего более существенного из гардероба положить на рабочий стул. Изголодавшаяся по добыче аномалия долго ворчала на весь этаж, плотоядно выискивая нас языками пламени. Мы засели в дальней комнате, и все бы ничего, но эта зараза запустила цепную реакцию, и «жарки» выжгли едва ли не весь кислород в помещениях. Не угомонись они через минуту, и два балбеса задохнулись бы, несмотря на близость окна. Еле выжили, зато согрелись.

Как только стихия поутихла, я вышел в раскаленный коридор. Дождался, когда каркас остыл, стер с него гарь и отнес стул на пяток метров. Но и следующая попытка с треском провалилась. «Жарка» сработала гораздо слабее. А с учетом увеличенного расстояния энергии едва хватило на прогрев развешенных портков.

Лишь с третьего раза я угадал оптимальное соотношение. И дело заспорилось.

Дешевые артефакты от фонтанирующей аномалии летели во все стороны, шмотки сохли одна за другой, стены коридора трещали от ритмичных перепадов температуры.

Теперь, когда мы не стучали зубами от холода, и впрямь разумнее было разложить костер и бодрячком досушить мелочь — благо, самые габаритные вещи уже хрустели…

Огонь мы развели возле вышибленной балконной двери, чтобы обеспечить тягу. Наружу повалил столб дыма — демаскировка была обеспечена, но задерживаться в этой дыре надолго мы и не собирались. Пока костер разгорался, порывы ветра то и дело пытались швырнуть копоть то мне в глаза, то Лёвке. Ночные и утренние ссадины болели. И все же на какое-то время нам стало хорошо возле дрожащих язычков пламени. Готовых дарить тепло, но еще слишком слабых, чтобы убивать. Огонь — хитрая стихия.

— Кота детдомовского вспоминаю, — сказал Лёвка, суша над огнем перчатки. — Серо-полосатого, с брюшком, как из плюша, желтыми зенками и мягкими лапками.

— С чего бы это? — удивился я, про себя отметив: а пацан-то детдомовский.

— Коты — уютные твари. У беспризорников в жизни мало уюта — обычным людям, выросшим в семьях, это сложно понять. Кот у нас был вроде талисмана, пока его не выпотрошил какой-то малолетний живодер.

— М-м… — неопределенно покивал я, глядя на измененные пальцы парня, увенчанные когтями.

— А что ты хочешь? — спросил он.

— Густую шевелюру.

— Нет, серьезно. Вот что бы ты хотел прямо здесь и сейчас?

Я исподлобья посмотрел на его лицо. Угольные прожилки при таком освещении уже не смахивали на татуировку. Они напоминали корни, даже, скорее, цепкие щупальца. Жутковатое зрелище. Будто неведомая тварь схватила человека и неторопливо оплетает его тело.

— Блюдо, — ответил я наконец.

— Хочу блюдо.

— Какое?

— «Сказочное свинство». Литр водки и миска винегрета. В любой последовательности.

— Откуда такое название?

— Вариант первый. Сжираешь миску винегрета, выпиваешь литр водки и феерически блюешь. Вариант второй. Выпиваешь литр водки и падаешь рылом в миску с винегретом. По-любому получается сказочное свинство.

Лёвка улыбнулся. Прожилки сдвинулись на скуле, черный рисунок слегка поменялся. — И это твое сиюминутное желание?

— Ага. — Я не вернул улыбку. Пора перед финалом, каким бы он ни оказался, расставить все точки и апострофы в нужных местах. — Ты ночью пристрелил своего бывшего товарища и спас жизнь мне. Утром я вытащил твою тушку из-под воды. Мы квиты.

— Хочешь говорить со мной? — Лёвка тоже стал серьезным.

— Да.

— Спрашивай.

Я глянул на ПДА, там все еще мигали два непрочитанных сообщения. Подождут.

— Расскажи про «жемчуг». Парень с трудом натянул высохшие перчатки на почерневшие руки и уставился сквозь подрагивающую над угасающим костром пелену в серые тучи. Отсюда открывался чудесный вид на детскую площадку, заросшую дорогу, пресловутый «кисельный» овражек и заводь, где недавно отгремел бой между псевдогидрой и «пылевиками». Но Лёвка остановил взгляд на сером месиве облаков.

Беспросветная, призрачная, холодная мгла походила на туман. Зеркально отраженный, зернистый, как на плохом фотоснимке. Быть может, облака — это туман небес? Быть может.

— Ку-ку, мутаген, — поторопил я, отгоняя бесполезные мысли. И добавил то ли для него, то ли для самого себя: — Не тупи.

Лёвка наконец оторвался от созерцания серой каши неба и посмотрел на меня. Я встретился с ним глазами, не мигнул. Он не стал упорствовать, перевел взгляд на догорающий костер и начал:

— Истинной цели операции «Фарватер» я не знаю. Нас просто погрузили в «вертушки» и отправили в Зону. Задача была поставлена предельно ясно: захватить один из промышленных объектов на севере Припяти и удерживать его до подхода ученых. Нас предупредили, что в том квадрате замечена сильная аномальная активность. Также сканеры показывали перемещение групп мутантов. В общем, требовалась грубая мужская сила, пока не подползет высоколобое снобьё.

— «Фарватер»? — Я наморщил лоб, припоминая. — Но ведь это случилось много лет назад.

— Много, Минор, много, — ответил Лёвка, и в тоне паренька промелькнула совсем не юношеская тоска. — Половина штурмовой группы состояла из солдатиков и сержантиков, только-только прошедших «учебку», не обстрелянных. Старослужащие нас обидно называли «мясным буфером». Было страшно.

Он помолчал, поворошил куском трубы угли. На фоне бесцветного пейзажа мелькнули искры, по балкону запрыгали хлопья пепла.

— Думаю, ты знаешь историю про упавшие «вертушки», — продолжил Лёвка. — Провал операции «Фарватер» всплыл и пошел в массы почти сразу. Командование в то время уже не боялось шумихи вокруг Зоны, и штабисты спустили инфу.

Я пожал плечами, натягивая защитный наколенник поверх штанины.

— Официальную версию слышал. Связь с бортами была потеряна через три минуты после пересечения Периметра. Десантная группа пропала без вести. Очевидцы из сталкеров и патрульных наблюдали крушение нескольких вертолетов, пожары, задымление. Пилот штурмового Ми-24 совершил аварийную посадку и был эвакуирован с юга Припяти.

— Верно.

Я смочил кусочек ткани йодом, протер кожу вокруг глубокой царапины на солнечном сплетении, которой перед смертью разукрасил меня угольник, и снова посмотрел на Лёвку.

— Судя по тому, что передо мной сидит сержант Коломин, который, по логике, должен быть лет на десять старше, чем выглядит, — это вовсе не конец истории.

— Когда навигационные приборы сошли с ума, а турбины отказали, я решил, капец. — Парень застегнул пряжку, поправил портупею. — Первый транспорт и впрямь рухнул, а наша «вертушка» отделалась жесткой посадкой. Закрутились, грохнулись на склон. Нас по инерции тащило до самого дна котлована, тряся, как шпротин в банке. Врезались в старый карьерный экскаватор. Кабина — всмятку, но хвостовая часть фюзеляжа уцелела. Из двух взводов выжили девятнадцать человек.

— Странно. Я, кажется, понимаю, о каком карьере идет речь, но никогда там не видел обломков транспортника. Двадцать шестой?

— Да. Ми-26. Обломки… — Лёвка хмыкнул. — После провала «Фарватера» по локациям катастроф был организован совместный рейд спецназа и инженерных служб. Вывезли металлолом и уцелевшее оборудование. Вояки те еще мародеры. Хотя предпочитают называть себя хозяйственниками.

— Понятно.

— В хвосте сидели салаги, поэтому из офицеров выжил лишь один комвзвода, старлей. Связи не было, зато боеприпасов осталось — хоть попой жуй. И, когда начался гон, мы стали воодушевленно отстреливаться от мутантов, поваливших с севера. В горячке боя даже не сразу сообразили, что за гоном следует выброс. Да что тут говорить, многие солдатики вообще в Зону впервые попали.

— Короче давай, — нахмурился я. — Обычно ты не такой разговорчивый.

— Может, слишком долго молчал? — пожал плечом Лёвка. — В общем, чтобы переждать выброс, мы спустились в единственное укрытие, которое успели найти.

— Старая угольная шахта? — догадался я. — Та, что неподалеку от карьера?

— Именно.

— Но она же засыпана. Наглухо.

— Тогда вход был, — возразил парень, вкручивая высохший фильтр в дыхательную маску. — Ее взорвали позже, при зачистке — тогда же, когда остатки вертолета вывезли. Особо умные штабисты посчитали, что таким образом пришибут двух зайцев: тела похоронят, а заодно скроют останки группы от лишних глаз. Кстати, завален ствол шахты только на десяток метров у поверхности. Чтоб дурачье всякое не лазало.

— О как, — я выпятил нижнюю губу, — не знал.

— Мало кто знал… У тебя остался йод?

Я глянул пузырек на просвет.

— На донышке. Я не заметил на тебе открытых ран.

— У меня во фляжке есть немного воды. Давай раз ведем и выпьем. Хоть как-то радионуклиды выгонит.

— И снова мутаген дело говорит, — покачал я головой, бросая ему флакончик. — Вот что. Я устал слушать о твоей трудной судьбе. Если мне понадобится заряд вселенской печали, обращусь к Зеленому — он профи. Про «жемчуг» рассказывай.

Лёвка развел во фляге несколько капель йода, глотнул и передал мне.

— Я почти закончил, — сказал он. — Мы стали спускаться по лестнице и внезапно обнаружили, что на минус втором ярусе проход перекрыт стальной переборкой. Долго ли умеючи двум десяткам солдафонов справиться с такой простой помехой? Взорвали запорный механизм, откупорили люк и обалдели. Объект был лишь замаскирован под брошенную шахту. На самом деле — переоборудован в исследовательский комплекс.

Я навострил уши. А вот это уже и впрямь занятно. Я знал о многих подземных лабораториях в Зоне, но об этой слышал впервые. Такую информацию стоило мотать не только на ус, но и на все остальные шерстяные покровы.

— Внутри, начиная с минус третьего яруса, был свет, шуршала вентиляция, даже лифт работал. И ни души. Возможно, бригада тех ученых, которую мы должны были эскортировать, как раз и предназначалась для обслуживания этой станции? Не важно… — Лёвка напрягся, словно прислушался к чему-то внутри себя. Я не стал торопить парня. И он сам продолжил через минуту. — Дальше с нами случилось нечто… жуткое. Прошло много лет, но до сих пор те… события стоят передо мной, будто произошли час назад. Память — коварная сучка… Если думаешь, что я опять о тяжелой судьбе заливаю, не волнуйся — скоро будет про «жемчуг».

Я глянул на ПДА, Часы ритмично помигивали двоеточием между цифрами.

— Терпимо. Рассказывай.

— Наверху зарокотало. Наша группа к этому моменту была на приличной глубине, и комвзвода, уже имевший дело с катаклизмами Зоны, успокоил: мол, не дрейфьте, лососи, здесь вашим плавникам ничего не грозит — переждем и выберемся к солнышку. Но когда грянул выброс, в недрах словно бомбу взорвали. Многотонные плиты на минус третьем ярусе вывернуло розочками, лифт сорвался вниз, электропроводка загорелась, и все освещение, кроме аварийного, вырубилось. А из ствола шахты… — Лёвка поежился, будто вспомнил о чем-то крайне мерзком. — С предельной глубины, от самого нижнего забоя, пошел черный туман.

— Какой-какой туман? — уточнил я, рассовывая ружейные патроны по карманам.