К испанскому изданию 1959 г. 3 страница

Коллектив морально поошраяет эго в той мере. в какой оно идентифицирует себя с персоной, то есть с коллективизированной, внешней личностью. Происходит это потому, что внешняя личность наглядно свидетельствует о согласии с ценностями коллектива.

Процесс формирования персоны может протекать на различных уровнях, в зависимости от масштаба и типа личности индивида и эпохи, в которую он живет. С этой точки зрения представляются несущественными специальность и общественное положение носителя персоны. Носителем персоны, с помощью которой эго идентифицирует себя с требованиями и ценностями общества, класса или племени, может быть врач или юрист, военачальник или партийный функционер, король или художник. В равной мере представляется несущественным тип общества, который навязывает индивиду эту коллективную маску. Общество может быть первобытным или цивилизованным, демократическим или фашистским.

Различие между “совестью” и “внутренним голосом” (на котором мы в дальнейшем остановимся более подробно) свидетельствует в поддержку нашего мнения о существовании взаимосвязи между этикой и структурой персоны. Наиболее ярким примером этого различия служит судьба основателей новых религиозных и этических движений. Они всегда были “преступниками” и поэтому к ним неизбежно относились как к преступникам. Авраама (сокрушившего идолов своего отца), пророков, Иисуса и Лютера (отвергших соответственно ограниченный религиозный национализм евреев. Ветхий завет и католицизм) считали преступниками, подобно тому, как считали преступниками Сократа, который ввел новых богов, Маркса и Ленина, поставивших перед собой задачу уничтожить сложившйся уклад общества.

Революционер (любого типа) всегда выступает в защиту внутреннего голоса и против совести своего времени, которая неизменно отражает старые доминирующие ценности. Поэтому революционеров всегда казнили, исходя из благих, “этических” побуждений. В конечном счете история нередко, хотя и не всегда, как об этом свидетельсвует история ересей, признает, что эти “преступники” внутреннего голоса были провозвестниками новой этики. И тем не менее сознание новой эпохи, отчасти сформировавшееся под влиянием многих революционеров внутреннего голоса, неизбежно восстанавливает свод доминирующих ценностей и требует, чтобы индивид адаптировался к этому своду, формируя внешнюю личность.

Опираясь на авторитет совести, персона отказывается от ряда психических компонентов. Эти компоненты частично вытесняются в сферу бессознательного, причем некоторые из них остаются под контролем эго и сознательно устраняются из жизни личности. Теперь все качества, способности и тенденции, несовместимые с коллективными ценностями (то есть все, что прячется от света общественного мнения), совместно формируют тень, темную сторону личности, которая осталась непознанной и неопределенной для эго. Бесконечный ряд теневых персонажей и доппельгенгеров* в мифах, сказках и литературных произведениях идет от Каина и Едома** через Иуду и Хагена*** к мистеру Хайду у Стивенсона и “безобразному человеку” у Ницше. Такие фигуры непрестанно возникают и учтиво раскланиваются перед человеческим сознанием. И тем не менее человечество до сих пор не осознало психологический смысл архетипа соперника или врага.

Тень— это другая сторона. Она отражает наше несовершенство, приземленность, отрицательное, несовместимое с абсолютными ценностями. Тень воплощает в себе нашу низшую телесность как нечто отличное от абсолютности и вечности души, которая “не от мира сего”. Но она может проявляться и в противоположном качестве — как “дух”, например, когда сознательный ум признает только материальные ценности жизни. Тень олицетворяет уникальность и эфемерность нашей природы: она отражает нашу ограниченность и зависимость от пространственно временных характеристик. В то же время она составляет центральную структуру нашей индивидуальности.

* двойников (нем.}

** Бытие. 25:30 *** персонаж “Нибелунгов” Р. Вагнера

Старая этика допускает две реакции на психическую ситуацию, созданную совестью. Обе реакции таят в себе опасность. Но они опасны в различной степени и приводят к различным результатам для индивида. Более распространенной и знакомой обычному человеку является ситуация, в которой эго отождествляет себя с этическими ценностями. Эта идентификация осуществляется с помощью идентификации эго с персоной. Эго не отличает себя от внешней личности (которая в действительности составляет лишь часть личности, сформированной в соответствии с требованиями коллектива) и забывает, что обладает особенностями, несовместимыми с персоной. Это означает, что эго вытеснило теневую сторону и утратило связь с темными содержаниями, которые играют отрицательную роль и поэтому отделяются от сознательной сферы.

Благодаря своей идентификации с коллективными ценностями эго теперь имеет “чистую совесть”. Эго считает, что его существование находится в полной гармонии с теми ценностями своей культуры, которые рассматриваются как позитивные. Эго чувствует себя носителем не только сознательного света человеческого понимания, но и морального света мира ценностей.

При реализации упомянутого процесса эго становится жертвой весьма опасной инфляции, то есть такого состояния, в котором сознание становится напыщенным или надменным (“надутым”) под влиянием бессознательного содержания. Инфляция чистой совести заключается в неоправданной идентификации весьма личностной ценности (то есть эго) с трансперсональной ценностью. В результате такой инфляции индивид забывает о существовании своей тени (то есть своей тварной ограниченности и телесности). Более того, инфляция неизбежно приводит к полной утрате гармонии между эго и коллективными ценностями, утрате, которая молчаливо сбрасывается со счета.

Вытеснение тени и идентификация с позитивными ценностями составляют две стороны одного процесса. Идентификация эго с внешней личностью позволяет осуществить вытеснение, которое, в свою очередь, обеспечивает возможность идентификации это с коллективными ценностями с помощью персоны.

Внешне такая этика может принимать самые различные формы: от искреннего заблуждения и “условной” установки до лицемерного притворства и откровенного вранья. Существование этих ложных психологических реакций на этические требования не ограничивается каким-либо одним историческим периодом. В то же время было отмечено, что в последние полтора века истории западной цивилизации эта псевдоустановка проявлялась с особой интенсивностью. Действительно, иллюзорная самоидентификация западного человека с позитивными ценностями, скрывавшая истинное положение дел, получила невиданное распространение в буржуазную эпоху, которая теперь приближается к своему завершению. В отличие от предыдущих периодов истории это заблуждение было подвергнуто в наше время анализу с различных точек зрения благодаря критическому отношению западного человека к самому себе.

Позитивистская вера в прогресс была одной из провозвестниц первой мировой войны. Высокомерие западного человека, возомнившего себя смыслом и венцом творения, привело при национал-социализме к безосновательным, омерзительным притязаниям арийской “расы господ” ( Herrenvolk).

В военное и мирное время заблуждения и лживость коллектива являются причиной и следствием заблуждений и лживости отдельных его членов, которые изменяют своим псевдохристианским, псевдогуманистическим, псевдолиберальным и псевдочеловеческим взглядам во всех сферах жизни.

Инфляция эго неизменно предполагает такую ситуацию, в которой содержание с более сильной энергетикой.

Чем сознание, подчиняет себе эго и таким образом вызывает в сознательной психике состояние сродни одержимости. Независимо от природы содержания, вызвавшего это состояние, опасность одержимости заключается в том, что она не позволяет эго и сознательному разуму определить истинный подход к реальности.

Все состояния инфляции и одержимости сопровождаются некоторым сужением сознания. Наиболее ярким примером такого сужения является навязчивая идея, которая настолько подчиняет себе эго, что оно перестает обращать внимание на существенные аспекты реальности. Тирания содержания, овладевшего сознанием, приводит к вытеснению тех элементов реальности, которые оказались несовместимыми с идеей, установившей свое “господство”. Игнорирование этих факторов приносит несчастье.

Как свидетельствует множество исторических примеров, каждая форма фанатизма, каждая догма и каждый тип компульсивной односторонности в конечном счете гибнет из-за тех элементов, которые она вытеснила, подавила или игнорировала. Идентификация эго с коллективными ценностями приводит к инфляции эго. Опасность такой инфляции не есть нечто, присущее ценностям как таковым. При отождествлении личностного эго с трансперсональным в форме коллективных ценностей ограниченный индивид теряет связь со своими ограниченными возможостями и таким образом становится бесчеловечным.

Однако существенная личностная неидентичность трансперсональному в действительности составляет основу жизни индивида. Неповторимость и индивидуальность человека реализуются путем самоидентификации тварного и отграничиваются от безграничной власти Творца. При инфляции не учитывается важность этой ситуации, и человек превращается в химеру, “чистый дух” или бесплотный призрак.

Эта констелляция нередко проявляется в форме сна о полетах или превращениях в невидимку и заканчивает свое существование так, как заканчивается полет Икара, в котором символическими средствами мифа была запечатлена упомянутая психологическая ситуация. Крылья эго, пребывающего в состоянии инфляции, скреплены воском, который при легкомысленно высоком полете плавится под лучами трансперсонального солнца. В результате Икар падает в море. Бессознательное поглощает эго, возомнившее себя бессмертным.

Причиной падения человека является низший элемент, то есть та часть психики, на которую он не обращал внимания в своем высокомерии и греховной гордыне. В конечном счете мстит именно тот элемент, который был вытеснен и не учитывался при высокомерном полете.

Из символизма мифов и сновидений известно, что всепоглощающее море является образом бессознательного. В мифологии принято считать, что человек должен нести наказание за гордыню в форме его падения и мести богов. Но эта точка зрения заключает в себе проекцию психологического закона. Каждая инфляция, каждая самоидентификация эго с трансперсональным содержанием, а именно в этом заключается значение слова “высокомерие”, в котором человек считает себя богоравным, неизбежно заканчивается падением. Трансперсональное содержание (то есть боги) уничтожают эго, поскольку эго значительно уступает по силе этому содержанию.

Мифологический образ показывает последствия инфляции для эго индивида. Однако в данный момент нас интересуют те коллективные беды, к которым приводит поведение, обусловленное старой этикой. Ценностная инфляция является не единственным методом реализации старой этики, хотя именно этим методом чаще всего предпочитает пользоваться обычный человек.

На первых этапах своего существования старая этика была элитарной. Определяющую роль играли сильные личности, стремившиеся разрешить этическую проблему с помощью подавления, то есть с помощью сознательного отрицания отрицательного.

Психологическая ситуация элитных групп подвергает их иным опасностям, существенно отличным от тех опасностей, которые таят в себе вытеснение и инфляция эго. Они характеризуются совершенно иной психической констелляцией. В их случае дегуманизация, вызываемая инфляцией, предотвращается благодаря психическому феномену, связанному как с подавлением, так и с жертвой. Дегуманизацию предотвращает страдание.

Аскетическая тенденция старой этики неизменно сопровождается сознательным страданием индивида, столкнувшегося со своей экзистенциальной дилеммой, то есть с разделением на “две души”: отвергнутую душу, которую необходимо подавить, и сознательную душу с ее признанием ценностей. В таких случаях форма страдания — аскетическое отрицание, набожность или верность закону — имеет второстепенное значение. При страдании признается и реализуется психологическая ситуация человеческой ограниченности. Напряженность двойственной природы человека и принесение в жертву отвергнутой им части психики вызывают у человека чувство страдания, и тогда он воспринимает как живую реальность невозможность идентификации своего личностного эго с трансперсональной ценностью.

Цель старой этики выражается в повелении “человек должен быть благородным, полезным и добрым” или с помощью таких этических предикатов, как набожный, верующий, храбрый, деятельный, преданный и благоразумный. Как уже неоднократно отмечалось, для достижения этой цели применяются два метода: вытеснение и подавление всех “негативных” компонентов. Отсюда следует, что старая этика в принципе дуалистична. Она рассматривает мир как противоположность света и тьмы, разделяет существование на две полусферы чистого и нечистого, добра и зла, бога и дьявола, и в контексте этого дуалистического мира ставит перед человеком соответствующую задачу.

Эго должно выполнять функцию представителя светлой стороны. Эта установка проявляется по-разному. Она может быть активной или пассивной, экстравертной или интравертной, политической или религиозной, философской или художественной. В борьбе со злом эго идентифицирует себя со светлой стороной и стремится действовать в качестве ее представителя. Но эго может и самостоятельно вести борьбу и страдать. В обоих случаях дуалистический мир с характерным для него расколом на свет и тьму находит отражение в самом человеке.

В сущности индивид расщеплен на мир ценностей, с которыми он должен отождествить себя, и мир антиценностей, составляющий часть его природы. Принимая форму могучих сил тьмы, антиценности вступают в борьбу с миром сознания и ценностей.

Дуализм старой этики, особенно заметный в ее иранской, иудейско-христианской и гностической формах, разделяет человека, мир и божество на два слоя, яруса или типа: высший и низший человек, высший и низший мир, бог и дьявол. Это разделение реализуется на практическом уровне, несмотря на все философские, религиозные и метафизические декларации крайнего монизма. Реальная ситуация западного человека и по сей день определяется этой дихотомией.

В основе старой этики лежит принцип борьбы противоположностей. Борьба между добром и злом, светом и тьмой составляет основную проблему старой этики. И тем не менее при всех изменениях содержания добра и зла в индивиде суть старой этики заключается в принципе противоположностей и их разрешении через конфликт. Идеальной фигурой такой этики всегда является герой, будь то святой, отождествляемый с принципом света, который символически изображается в виде нимба, или святой Георгий, поражающий дракона. Противоположная сторона всегда истребляется, терпит решительное поражение и изгоняется из жизни. И тем не менее борьба противоположностей длится вечно. Она соответствует основной иранской концепции борьбы света и тьмы, поскольку вытесненная, подавленная и побежденная тьма вновь возрождается; вместо отрубленных голов Гидры неизменно появляются новые.

Перед человечеством стоит странная и, с точки зрения старой этики, парадоксальная проблема, суть которой заключается в том, что мир, природа и душа человека являются местом вечного возрождения зла. Высшие силы тьмы не в состоянии уничтожить свет. Но нет свидетельств и тому, что высшие силы света когда-либо одержат верх над тьмой.

С точки зрения обычного человека, основу старой этики составляют вытеснение и инфляция эго; псевдорешение этической проблемы, предлагаемое старой этикой, предполагает идентификацию эго с ценностями коллектива. Однако в случае моральной элиты проблема усложняется. Для ситуации элиты характерна противоположная констелляция, то есть дефляция эго. Эта дефляция (идентификация с негативной ценностью или злом) принимает форму непреодолимого сознания греха. Ее классическая формулировка содержится в концепции первородного греха: “Человек греховен с младых ногтей”.

Девальвация эго и катастрофичность чувства неполноценности по отношению к трансперсональной силе могут достичь такого высокого уровня, что этика перестанет играть сколь-нибудь заметную роль. В таких случаях человек настолько остро переживает власть зла над собой, что никакие его поступки и переживания не способны восстановить равновесие. И тогда спасти его может только милость Господня.

На пути к крайне односторонней идентификации со злом сознание греха проходит множество иных ступеней и стадий. На начальной стадии идентификация со злом воспринимается как относительно безысходное отчаяние, вызванное земной, материальной, телесной и животной стороной жизни. Далее идет промежуточное состояние. Человек, наконец, начинает сознавать двойственность своей природы, одновременно доброй и злой. Однако и здесь превалирует страдание, вызванное злой стороной личности индивида (которую необходимо подавить), и поэтому “жизнь в этом мире”, например, в понимании пуритан и фарисеев, принимает аскетический, безрадостный, безжизненный характер.

Одна из особенностей этой установки заключается в том, что инфляция это и идентификация с этической ценностью способны сосуществовать с депрессией, вызванной сознанием греха. Высокомерие инфляции, которая знает, что есть “добро”, и самонадеянная уверенность в том, что в практической жизни индивид “творил добро”, способны сосуществовать со смиренностью глубокого раскаяния в грехе.

В этой психологии можно обнаружить все привходящие элементы, от морального иллюзионизма и исполнения заповедей господних как отражения личной праведности до обязательств борца за правое дело, напряженного страдания, вызванного дуализмом мира, отчаяния при виде зла своего сердца и разъедающего душу сознания греха. Однако в каждом из этих случаев переживание страдания придает жизни мрачноватый оттенок, и таким образом подавленный элемент возвращается, опосредованно входя в соприкосновение с сознанием.

В отличие от вытеснения, при котором все связи с темными. вызывающими страдание содержаниями разрываются благодаря отделению бессознательных компонентов, страдание позволяет супрессору (субъекту подавления) жить сравнительно нормальной жизнью. Он не подвергается, подобно репрессору, нападению и заковыванию со стороны темных сил бессознательного. Добровольное, жертвенное самоограничение и подавление составляет образ жизни, который не всегда превращает индивида в больного. Для коллектива, однако, такое подавление имеет губительные последствия, даже когда индивид обходится без психологической травмы. В то же время между этими методами — подавлением и вытеснением — существует много общего: в обоих случаях коллектив вынужден расплачиваться за ложную добродетель индивида.

Подавление и тем более вытеснение: приводит к накоплению в бессознательном подавленных или вытесненных содержаний. С точки зрения экономии энергии подавление находится в более выгодном положении. Подавленный элемент продолжает играть определенную роль в сознании, превращаясь в проблему, составлюшую предмет беспокойства сознательной психики. Борьба со злом требует к себе много внимания со стороны сознания. Эго также отдает значительную часть психической энергии подавленным элементам. В какой-то мере затраченная при подавлении энергия является психическим эквивалентом нереализации подавленного содержания. Энергия, которую следовало бы затратить на реализацию этого содержания, теперь передается данному содержанию в форме энергии, необходимой для его подавления. Эквивалентное количество энергии остается связанным с отвергнутым содержанием и затрачивается на реализацию механизмов торможения, блокирования и сдерживания, которые входят в аппарат подавления.

Упомянутая борьба с бессознательным имеет частичное оправдание с точки зрения развития сознания. Но ни перенос эквивалентной энергии, ни сознательное подавление, ни восприятие подавленных элементов через страдание не являются адекватными способами решения психологической проблемы, вызванной подавлением этически непризнанных (то есть плохих) компонентов личности.

С другой стороны, в вытеснении отсутствуют те частично ассимилятивные процессы, эквиваленты и предохранительные механизмы, которые можно обнаружить в подавлении. Силы и содержания, полностью вытесненные и лишенные средств доступа к сознанию, не остаются неизменными в сознании и не сохраняют первоначальный характер—они изменяются. Вытесненные содержания приобретают “регрессивный” характер и попадают в зависимость от отрицательного подкрепления. Данный контекст не позволяет нам подробно остановиться на процессе регресии.* И тем не менее здесь следует отметить, что при регрессии осуществляется активизация более примитивных форм реакции. Например, самоубийство, совершаемое в порыве страсти, представляет собой примитивную форму реакции, которая была преодолена благодаря развитию сознания (в форме совести), законодательства и правосудия. При регрессии происходят распад и замещение высших форм сознания низшей, примитивной реакцией.

Принято считать (мы не можем подробно остановиться на этой точке зрения), что содержания, способные стать сознательными, но лишенные доступа к сознанию, приобретают зловещий, деструктивный характер. Из повседневной жизни известно, что неспособность или нежелание признать существование какого-нибудь факта или содержания или, так сказать, “абреагировать” какой-либо материал нередко приводит к превращению безобидной мухи в слона. Отторгнутое от сознания содержание становится регрессивным и насыщается иными, примитивно-негативными содержаниями, что нередко приводит к превращению незначительного раздражения (в нестабильной личности) в приступ гнева или серьезную депрессию. Вообще говоря, изгнанные из сознательной психики силы накапливаются и создают в сфере бессознательного напряжение, которое носит отчетливо деструктивный характер.

Какова же в таком случае судьба, уготованная всем личностным компонентам, побуждениям, силам и инстинктам, которые изгоняются из жизни старой этикой? Чем догматичнее навязывается старая этика индивидам и обществам, то есть чем сильнее влияние совести, тем радикальнее осуществляется указанное изгнание и тем больше становится разрыв между сознанием с его ценностной идентификацией и бессознательным, которое в порядке компенсации занимает противоположную позицию.

' Jung. “On Psychic Energy”. CW. 8.

При подавлении совесть демонстрирует свою силу в форме сознательного чувства вины: при вытеснении это чувство имеет бессознательный характер. В обоих случаях источником чувства вины служит апперцепция тени. И тем не менее, как уже отмечалось, чувство вины открыто проявляется в форме страдания или остается бессознательным в зависимости от того, какой механизм сработал — подавления, инфляции или вытеснения.

Чувство вины, опирающееся на существование тени, изгоняется из системы индивидом и коллективом одним и тем же путем, то есть с помощью проекции тени. Тень, конфликтующая с общепринятыми ценностями, не воспринимается как негативная часть психики индивида и поэтому проецируется, то есть переносится на внешний мир и воспринимается как внешний объект. Вместо того, чтобы рассматривать тень как “свою внутреннюю проблему”, с тенью сражаются, ее порицают и истребляют как “внешнего врага”.

Способ, с помощью которого старая этика обеспечивает устранение чувства вины и разрядку отвергнутых негативных сил, ставит человечество перед лицом грозной опасности. Я имею в виду классический психологический способ изгнания козла отпущения. Этот метод решения проблемы можно обнаружить в любой эпохе существования человеческого общества.* Известно, что в качестве ритуала он существовал в иудаизме. Очищение коллектива осуществлялось в иудаизме путем торжественного возложения всех прегрешений на главу козла, которого затем отсылали в пустыню для отпущения (к Азазелу).**

Наиболее ярко бессознательные психические конфликты групп и масс проявляются в таких повальных умопомешательствах, как войны и революции, когда скопившиеся в коллективе бессознательные силы одерживают верх и “творят историю”

* “Золотая ветвь” Фрезера. ";Левит. 16:7-10.

Психология козла отпущения представляет собой одну из первых попыток разрешения таких бессознательных конфликтов. Эта психология определяет внутреннюю жизнь государств и международные отношения. Вспышки массовых умопомешательств и психология козла отпущения нередко представляют собой взаимосвязанные психологические реакции, проистекающие из одного бессознательного конфликта. С точки зрения окончательного исхода представляется несущественным, был ли такой конфликт не готов для осознания или предварительно вытеснен.

На примитивном уровне, на котором сознание индивидов, составляющих коллектив, еще относительно слабо развито, только внешняя проекция тени способна обеспечить сближение с ценностями, необходимыми обществу. На этой стадии зло может быть осознано только с помощью его торжественного показа толпе с последующим церемониальным уничтожением этого зла. Эффект очищения достигается с помощью процесса осознания зла, когда зло становится зримым, и освобождения бессознательного от этого содержания через проекцию. Поэтому на этом уровне зло опознается как зло, хотя индивид и не осознает его как свое личное зло. Точнее говоря, зло опознается как принадлежность коллективной структуры рода или племени и устраняется коллективными средствами, например, с помощью искупительной жертвы в виде козла отпущения, на которого первосвященник возлагает грехи народа.

Упомянутое очищение сохраняет психологическую значимость до тех пор, пока совершающий его сознает свою идентифицированность с искупительной жертвой, испытывая искреннее волнение, то есть до тех пор, пока жертвоприношение не будет низведено до уровня простого спектакля.

На этой стадии в психологии козла отпущения еще доминируют самые примитивные этические нормы, а именно, групповая ответственность и групповая идентичность. Следует отметить, что на более поздней стадии иудаизма индивид также участвовал в очищении, исповедуясь в своих прегрешениях и таким образом осознавая существование своей теневой стороны. Но даже на этой стадии исповедь не носила личностного характера, — она рождалась из чувства коллективной ответственности, так как каждый человек бичевал себя за прегрешения коллектива, провозглашая: “мы согрешили, мы предали”.

Примитивная личность (а в каждом народе, как известно, массовая личность реагирует как примитивная личность) не способна осознать зло как “свое личное зло”, поскольку его сознание еще так слабо развито, что не способно разрешить возникшие конфликты. Поэтому массовая личность неизменно воспринимает зло как нечто чуждое и, как результат такого восприятия, везде и всегда чужестранцы становятся жертвами теневой проекции.

В стране объектами теневой проекции становятся национальные меньшинства. Очевидно, что благодаря расовым и этническим особенностям, и тем более при наличии иного цвета кожи, национальные меньшинства наиболее подходят для теневой проекции. Существуют различные варианты психологической проблемы национальных меньшинств: религиозный, национальный, расовый и социальный. Однако все варианты имеют одну общую особенность—раскол в структуре коллективной психики. Роль чужаков, которую в прежнее время выполняли военнопленные и потерпвшие кораблекрушение мореплаватели, теперь выполняют китайцы, негры и евреи. Один и тот же принцип определяет отношение к религиозным меньшинствам во всех религиях. Фашист выполняет в коммунистическом обществе ту же роль, что и коммунист в фашистском обществе.

Чужак как объект проекции тени играет чрезвычайно важную роль в психической энергетике. Тень — чуждая эго часть нашей личности, наша сознательная, противоположная точка зрения, оказывающая губительное воздействие на нашу сознательную установку и чувство безопасности — может быть экстериоризирована и затем уничтожена. Борьба с еретиками, политическими противниками и врагами народа по существу является борьбой с нашими религиозными сомнениями, уязвимостью нашей политической позиции и односторонностью нашего национального мировоззрения.

Коллектив будет стремиться к своему освобождению с помощью психологии козла отпущения до тех пор, пока существует чувство вины, возникающее в процессе формирования тени в качестве фактора расщепления. Наше сублиминальное сознание говорит нам, что мы недостаточно хороши для претворения в жизнь идеальных ценностей, и таким образом приводит к формированию тени. В то же время сублимированное сознание приводит к появлению бессознательного чувства вины и внутренней неуверенности, поскольку тень показывает несостоятельность светлой мечты эго о своей идентичности с идеальными ценностями.

Из сказанного можно заключить, что мы должны найти и использовать любую ситуацию, способную вселить в нас чувство уверенности, что наша жизнь действительно находится в гармонии с идеальными ценностями. Но самый простой способ достижения этой цели заключается в том, чтобы уничтожить тень в лице козла отпущения.

Вторую группу лиц, выполняющих роль жертвы в психологии козла отпущения, составляют “этически неполноценные” личности, то есть лица, не способные жить в соответствии с абсолютными ценностями коллектива или не способные к этической адаптации путем формирования “внешней личности”. Этически неполноценные личности (к числу которых относятся психопаты и иные патологические и атавистические личности, а также все те, кто психологически принадлежат к более раннему периоду эволюции человечества) становятся объектом порицания, наказания и преследования со стороны закона и его представителей. Это происходит в тех случаях, когда коллектив не способен использовать эту группу лиц в своих целях. С другой стороны, коллектив весьма активно использует эту группу лиц в военное время.