Илигде обитают сказочные принцессы? 7 страница

Им выгодно, чтобы мы их жалели. Мы расслабляемся и получаем психоэнергетическую травму, определяющую нашу от них зависимость.

“Работа на жалость” в некрофилах укоренена на подсознательном уровне; некрофил не упускает своего, даже когда ему ампутируют ногу. Он — некрофил.

У Анатоля был, как некоторые полагают, прототип. На самом же деле их было даже два. Вторую болезненную “любовь” Тани Берс (сестры Софьи Андреевны) так и звали — Анатоль. Он был очень молод, его половые “победы” еще только начинались, он чувствовал себя неуверенно, и ему, чтобы эту уверенность обрести, требовалось абсолютное обожание объекта. Этим объектом и стала Таня, которая, безо всякого на то основания, возомнила, что эротические поползновения Анатоля свидетельствовали о его способности оценить ее как личность. Анатоля из Ясной Лев Николаевич выставил лично.

Второй из жизни Тани прототип, который, как и Анатоль, был в связи с цыганкой — брат Льва Николаевича, Сергей Николаевич. Он был третьей, наиболее болезненной “любовью” Тани Берс, болезненной настолько, что на этот раз Таня даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Он с ней поступил подлее всех предыдущих. Однажды Лев Николаевич спал в Пирогове во флигеле, потом записал: “У Сережи с Таней что-то было — я вижу по признакам, и мне это очень неприятно. Ничего, кроме горя, и горя всем, от этого не будет. А добра не будет ни в каком случае”. Доброжелательно настроенный к Сергею Николаевичу А. А. Фет упомянул в воспоминаниях, что брат великого писателя страдал болезненной мизантропией (человеконенавистничеством). Он обещал Тане Берс (прототипу Наташи Ростовой) на ней жениться, хотя сам был женат, пусть даже и невенчан. Он даже, как уверял, хотел от жены вырваться, но, как уверял, не смог. Невенчаной женой Сергея Николаевича была цыганка, которую он выкупил из хора и которая с цыганским табором была разобщена пространственно, но не душевно. Последнее очень важно. Подобно тому, как одни люди более подавляющие, чем другие, так, естественно, и несхожи и целые народы. Цыгане, в особенности из табора, — народ особый, они полностью отказались от созидательного труда и профессионально посвятили себя актерству, попрошайничеству, жульничеству — всем тем занятиям, успех в которых основывается на гипнотическом воздействии, то есть, на их, цыган, способности к подавлению. Веками в цыганских таборах шел отбор: те, кому жизнь за счет других была внутренне не приемлема, с табором порывали и ассимилировались с окружающими народами. Те же, кому порядки табора были органичны, приемлемы, — продолжали род и сохраняли нацию. Отсюда, можно не сомневаться, что артистка цыганского хора в состоянии страстно в себя влюбить, страстно вплоть до полного некроза объекта. Естественно, что рядом с такой дамой мужчина время от времени будет чувствовать себя неуверенным, подавленным, униженным, иногда ему будет хотеться, чтобы не он ею все время восхищался, а, хотя бы иногда, и им кто-то (принцип садо-мазохистского маятника). Таким образом, цыганка была полной противоположностью нашей Тани, но в борьбе за мизантропа Сергея Николаевича победила, естественно, дама более подавляющая. Так, в сущности, почти всегда и бывает. В конечном счете, некрофил-мужчина, справившись рядом с биофилкой со своими проблемами (в том числе и с половыми), непременно вновь окажется подле близкой ему по духу некрофилки. Что и произошло в действительности между Сергеем Николаевичем, Таней Берс и артисткой цыганского хора.

Но были ли Анатоль и Сергей Николаевич действительно прототипами — в прямом смысле? Бытует мнение, что художник, творя, работать без прототипов не в состоянии. Очень увлекалась выявлением прототипов Софья Андреевна, ей почему-то это очень нравилось, может быть, потому, что в живописи и рисовании она была не более чем копиистом. Софью Андреевну противоречия не затрудняли, она их просто старалась не замечать, видимо и в данном случае она бы не затруднилась не обратить внимания на тот факт, что Лев Николаевич, создавая образ Наташи Ростовой, рассказал о ее увлечении Анатолем еще до того, как Таня Берс с Анатолем — реальным! — познакомилась ! Да, Лев Николаевич описал все это раньше, и уже тогда Анатоль в романе был Анатолем. История же с Сергеем Николаевичем, любителем цыганок, произошла и того позже.

Что это — предвиденье гения? А может, происшедшее попросту типично для пар подобной полярности и случайно только совпадение имен?

Как бы то ни было, размышления о взаимоотношениях Наташи и Анатоля были для Льва Николаевича прежде всего попыткой решить свои собственные проблемы. Попыткой выявить скрытый стержень происходящего у, якобы, литературных образов, а поняв смысл, изменить “картинку” (“пейзаж”), тем подготавливая себя к решению своих проблем в физическом мире.

Не только мизантропы выбирают свою мать, но мизантропы — в особенности. О матери Сергея и Льва Николаевичей известно мало, разве только то, что замуж она вышла поздно, в 32 года, муж ее был младше ее, страдала она болезненным комплексом неполноценности (рассказывала сказки детям только в темноте и не позволила, чтобы сохранилось хотя бы одно ее изображение); как следствие того, она стала тем, что публика (толстоведы) называет яркой натурой. Яркой в каком смысле? Документы обманчивы, воспоминания — тем более, однако, почти всегда восстановить облик матери можно, во всяком случае, в смысле выбора в основной нравственной альтернативе “некрофил — биофил”. Сделать это можно по особенностям жизни ее дочери и по тем женщинам, которых себе выбирали ее сыновья. А Николаевичи выбрали женщин совершенно однотипных, хотя по второстепенным признакам и несхожих. Один выбрал себе певичку цыганского хора, другой рано умер от чахотки на руках проститутки, которую выкупил из публичного дома, третий — умер, так и не выбрав себе женщины, а четвертый выбрал — Софью Андреевну, женщину, по отношению к которой многие (современники и потомки) не могут сопротивляться чувству восхищения: как любящей матерью, идеальной хозяйкой дома и замечательной женой. Всякий, кто позволил себе понять принцип некрофилии, скажет, что в компании таких женщин не хватает только монахини какой-нибудь из государственных религий. Самое интересное, что в этой компании монашка была. Это единственная сестра своих братьев — Мария Николаевна. Муж, живя с ней, спился, она с ним развелась, от одного из своих увлечений за границей прижила ребенка, которого скрывала. Словом, шлюха международного масштаба. Блудила она даже с Иваном Тургеневым, тем показывая общность своего характера с его патологически жестокой матерью. Состарившись, ушла в монастырь.

Таня же Берс в компанию подобных женщин явно не вписывалась, и была, в сущности, обречена на то, что ни Сергей Николаевич ее не выберет, ни Лев Николаевич. Предпочтение будет отдано некрофилкам: цыганке, проститутке или Софье Андреевне.

Итак, некрофилам биофилы нужны не надолго, а для каких-то целей. Не по большому счету, не для вечного супружества, но для удовлетворения неких потребностей. Нужны именно некрофилам, а не наоборот, потому что инициаторы взаимоотношений именно некрофилы: порабощают — они, они же эти отношения, как правило, и разрывают, когда более в них не нуждаются.

Итак, что же некрофил хочет получить от биофила? Всеобъемлюще ответить на этот вопрос без систематических изысканий целого коллектива исследователей вряд ли удастся, но некоторые общие закономерности судеб наших Психотерапевта и Возлюбленной отчетливо видны. Если наш Психотерапевт, еще не став таковым, лишал некрофилок фригидности (в том числе, и имевших прежде обширный сексуальный опыт) способом, если можно так выразиться, непосредственным , то Возлюбленная, прежде чем ею стала, лечила некрофилов от импотенции иначе, почти что одним своим присутствием. Разобраться, как она это делала, поможет — удивительно, правда? — художественный гений Льва Толстого.

Если, действительно, Лев Николаевич в борьбе с человеческим холуйством использовал, как пояснительный материал, образ Анатоля, то проблемы Наполеона и Анатоля должны совпадать. У Наполеона была наирастипичнейшая жена властителя — Жозефина, мать шестерых детей от разных любовников. В точности такие же по характеру и по своему влиянию на мужей жены были и у прочих императоров : у погибшего от перепоев Александра Македонского (которым помыкала шлюха), у причисленного к лику святых последнего императора российского Николая II (обычно депрессивная, жена его оживлялась только при ампутациях — она была практикующей хирургической медсестрой), у Ирода Антипы, того самого, который “с удовольствием” (Мк. 6:20) слушал проповеди Иоанна Крестителя, его обличения в сожительстве его, Ирода, с женой брата, но разорвать связь с Иродиадой не смог (очевидно, не хотела она), и по ее наущению приказал признаваемого им за пророка человека казнить, и т. д. и т. п. Женщины этого типа своей прихотью, но по чьему-либо наущению (российская императрица — Гришки Распутина) ставили и низвергали министров, женщинами этого типа восхищались современники и потомки, мужья же с ними играли роль некоей унижаемой прислуги, хотя для страны были императорами. Та же Жозефина любила повторять своему низкорослому супругу:

— У моего маленького такой маленький-маленький …

И этой фразой и собственно отношением к своему мужу-повелителю мира принято объяснять раннюю импотенцию гипнотизера Наполеона. Мы не знаем, что говорила своему супругу-гипнотизеру Зигмунду Фрейду его жена, но он тоже в том же возрасте (40-41 год) стал импотентом. А блистательнейший во всей плеяде гипнотизеров магнетизер Месмер и вовсе таким был от начала.

Итак, Анатоль, по всей видимости, угадал в Наташе возможность хотя бы некоторое время получать то, что он не мог надеяться получить от себе подобных — обезмысленное безусловное восхищение. В сущности, он, хотя бы на подсознательном уровне, догадывался, что его любовницы — барахло. Они, по всей видимости, тоже насчет него не заблуждались, и у них не всегда хватало терпения разыгрывать друг перед другом достаточной силы восхищение. Психогенная импотенция, равно как и фригидность, как следует из практики психоанализа, уходит корнями в комплекс Эдипа, в детские взаимоотношения с отцом и матерью. Некрофил живет не в настоящем и не в будущем, он живет, вообще говоря, в прошлом, в области же эротики — с матерью или отцом. Реальный же партнер взрослой жизни проигрывает отцу с матерью отсутствием безусловной любви. А без этого ничего не получается . Нет умершего прошлого. Оглупленный же некрополем биофил, заблуждаясь относительно сущности его употребляющего некрофила, наилучшим образом имитирует либидозное поле детства. Некрофил, раз испытав оргазм или, хотя бы, обнаружив у себя эрекцию, может добиваться этого вновь, подсознательно возвращаясь к умершему первому — а потому самому яркому — опыту неанального удовольствия. Все это очень напоминает онанизм, поэтому не вызвать омерзения может только у партнера подобного себе — некрофила (садо-мазохиста), да и то такого, который не позволил себе вышесказанное перевести на логический уровень. Как можно заниматься онанизмом в присутствии партнера другого пола, отнюдь не тема нашего исследования — но так есть. Надо только научиться видеть . Если же называть вещи своими именами, то два некрофила, жухлые в том числе, именно этим друг с другом в постели и занимаются — онанизмом. Биофил же (в широком смысле) для онанизма не нужен, поскольку в его присутствии нет помрачения ума и отношения с ним не переходят даже в жухлую форму садо-мазохизма. Использованному биофилу и окружающим внушают, что виноват в ухудшении отношений именно он, и за ненадобностью вышвыривают.

Инверсированное проявление импотенции — приапизм (в первоначальном, уже несколько устаревшем смысле этого слова: это когда не опускается). Тоже психическое заболевание, тоже форма лишенности нормальных половых взаимоотношений. Какого происхождения подобная “активность” можно догадаться хотя бы по преимущественным маршрутам распространения СПИДа. Повышенное поражение страшной язвой гомосексуалистов объясняется тем, что они совершают коитусы в среднем в четыре раза чаще , чем сторонники более традиционных форм. Кроме того, они менее разборчивы в выборе партнеров. И импотентов, и приапистов на самом деле интересует только анальный “секс”. Женщина их возбуждает в той и только той мере, в какой она напоминает прелести заднего прохода. Иными словами, чем дерьмовей женщина, тем на больший успех (страстная “любовь”) она может рассчитывать у мужчин. (Но только у тех мужчин, у которых еще есть собственное здоровье. У тех же, у кого его нет, механизм временного восстановления потенции иной — через паразитирование на другом живом организме: не на том, кто вызывает страстную любовь, но на источающем жизнь.)

Медицинский термин “приапизм” произошел от имени античного божества — Приапа, сына богини любви Афродиты и бога специфического веселья и наркомании — Вакха. Афродита изменяла своему первому мужу, да и Вакх, похоже, никогда даже и не слыхал слова “половинка”. Он менял партнерш, не замечая того, что они меняются. В этом апофеоз некрофилии: чем меньше в партнере замечаешь личности, тем менее он живой , его как бы нет, он — мертв , труп. Апофеоз — даже не спросить имени. Очень распространенный сюжет восточных сказок. Он, Алладин, идет по запутанным улочкам города, вдруг открывается в стене дверка, Алладина туда вводят, в бассейне плещутся веселые девушки, его раздевают… и т. д. Найти эту дверку он в дальнейшем не в состоянии. В русской “любовной” поэзии он просыпается с похмельной головой, смотрит на незнакомую голову рядом на подушке и силится вспомнить имя. “Окультуренный” вариант — любовь с первого взгляда.

“Без Вакха Афродита грустна”, — подмечали древние тот факт, что без некоторого одурманивания то, что в толпе принято называть “любовью”, не идет . А когда достаточно одурманишься, то тогда уже все равно, кто . А это — самое лучшее.

Правда, в отличие от своего бога, многие некрофилы (и яркие, и жухлые), как показывают исследования, остаются верны своим некрофильным женам, но только потому, что не уверены, получится у них что-нибудь с другой или нет. Или выразимся иначе: то, каким образом у них получается с женой, они бы не хотели, чтобы стало известно хотя бы еще одной даме. Потому что — стыдно. По сути, они замерли на уровне импотенции, на том уровне, когда начинают искать невызревшего биофила (в широком смысле слова, себя не осмыслившего), чтобы уподобиться своему богу и впасть в болезненный приапизм. Очевидно, что психика и дух при таком изменении не меняются. Человек остается тем же. Да, действительно, тождественность при близком рассмотрении психологии ярких импотентов и дешевых бабников (властителей гаремов, “Анатолей”) поражает. К осознанию этой тождественности можно придти только через непосредственное наблюдение, потому что бытующие “теории” только своим невысоким уровнем и смогли завоевать признание широкой публики. Скажем, теория компенсации. Весьма вероятно, что теория эта — создание женского ума. При изучении “любовных треугольников” часто выясняется, что женщины сплошь и рядом изменяют своим, если не идеальным, то, во всяком случае, верным и здоровым супругам с импотентами. Не умея объяснить свое влечение, дамы объявляют своих избранников светлыми, чистыми людьми и рационализируют свое сожительство сразу с двумя мужчинами поисками возвышенной любви. Но такого преклонения от женщин удостаиваются не только импотенты или бабники, но и прочие извращенцы. Жена Толстого много лет пыталась согрешить с гомиком Танеевым и свою неудачу лечь с ним в постель Льву Николаевичу объясняла тем, что ее влекла “чистая, возвышенная любовь”.

Многолетние попытки Софьи Андреевны не привели к оздоровлению половой сферы у Танеева. Не получилось. А вот у нашего Психотерапевта и Возлюбленной, до того, как они таковыми стали, получалось . Что интересно и важно!

Что же происходило с некрофилками, “осчастливленными” будущим П.? Эволюционировали они до зевоты однотипно. Эйфория от вновь обретенного навыка рассеивалась быстро и сменялась неудовлетворенностью в умопомрачении. После неуклюжего повода к расставанию (разводу) и самого развода они однообразно впадали в женский вариант приапизма (не по генитальному типу, а по анальному, хотя и с манипулированием гениталиями), что, как мы уже сказали, то же самое, что и некрофилическая фригидность. Конец приапическим увеселениям с однотипной кратковременной остановкой на страстную любовь наступал только как следствие потребности удовлетворить еще неудовлетворенные потребности: иметь постоянный источник материального содержания, воспроизвести мир “семьи”, виденный в детстве, страх перед венерическими заболеваниями и т. п. Находили они партнера, естественно, на этот раз уже себе подобного. Словом, изменение акцентов с анального на генитальный было лишь временным.

Это из опыта П. А что В.? Что ее Центр биоэнергетического целительства, в котором она, если вы помните, лечила импотентов? И не только клиентов, но и того, кто в Центре всем заправлял. Да-да, главный целитель — источник, так сказать, здоровья для клиентов, — тоже импотент, что, однако, не мешало ему установить в Центре порядки, напоминающие гаремные. Возможно, после того, как В. “властителя гарема” вылечила от импотенции (как она предполагает, временно), он в этот период некогда платонический (гитлеровского типа) гарем превратил в буквальный. Однако и это сомнительно, ведь “властитель гарема” к тому времени сорокалетний рубеж уже преодолел.

Если наша гипотеза о причине интереса некрофилов к биофилам верна, то тогда появляется возможность объяснить “целительский” успех будущей Возлюбленной без феномена эмоционально-стрессового “лечения”. Уважительное отношение, переходящее в подавляющей атмосфере Центра (директора банка, “властителя гарема”) в достаточно обезмысленное восхищение, поражало клиентов; восхищение, переходящее в безусловное, бережный массаж спины (кстати говоря, психоэнергетические травмы половой сферы обнаруживаются в области поясницы), сниженный уровень подавления, злоба к клиенту не большая, чем индуцированная прочими сотрудниками Центра, — все это позволяло импотенту рядом с будущей В. догадаться , что он не законченное барахло, а если дерьмо, то не абсолютное. Следовательно, он что-то может . Он — потент. С психического уровня эта догадка переходила на физический, и человек становился пригоден к женитьбе.

За подобные догадки люди держатся. Держатся крепко, держатся вопреки очевидному и, порой, вопреки возможности выжить. И это обособление от действительности и позволяет перейти к другой форме импотенции — приапизму. И его онанистическим подвидам. Как, скажем, групповщине (среди умопомрачающих индивидов), практикуемой в целительстве.

Кроме того, классический прием в целительстве заключается в том, что целитель создает мыслеформу больного органа. Если у клиента болят почки, то создается мыслеформа здоровой почки. При этом предполагается, что целитель с этим больным органом работает, изменяет баланс энергий, дурную энергию отсасывает, а здоровую, наоборот, вливает. По этой методике учили работать и будущую Возлюбленную. Следовательно, когда она работала с импотентами, то представлять ей приходилось здоровый орган. А что, скажите, должно произойти со здоровой женщиной, когда она представляет мужской соответствующий орган, да еще здоровый ? Да, она возбудится. Естественно, что для целителя — директора банка или какого иного явного или тайного мага — это новый опыт. Прежде все оказывавшиеся рядом с ним женщины не возбуждались, а впадали в транс, забывались или влюблялись до умопомрачения; словом, все что угодно, но только не возбуждались. Разумеется, оказавшись впервые рядом с возбужденной женщиной, маг вдруг обнаружит, что его вялый орган примет пусть слабое, но подобие создаваемой мыслеформы. Именно этим механизмом можно объяснить, почему многочисленные попытки других целителей вылечить “властителя гарема” оказались безуспешными, а нашей героине это удалось.

Анатоль был глуп. Но мы, читая, этого не замечаем. Анатоль производит впечатление справляющегося с этой жизнью, и это впечатление настолько яркое, что начинает казаться, что он хозяин этой жизни. По внешним атрибутам он, как и “властитель гарема”, неутомимый любовник, отнюдь не страдающий от комплекса неполноценности. Анатоль изображен так, как он того хотел бы, чтобы его воспринимали — почти что идолом для поклонения. Но мы мыслью проникаем в истинную сущность вещей и вместе с Толстым постигаем, что Анатоль — глуп.

А еще Анатоль нуждался в услугах обманутой биофилки, поскольку на генитальные взаимоотношения был попросту неспособен.

Читающий — да разумеет.

Глава двадцатая.