Герои сами придумывают пьесу 2 страница

ВОПРОС: Трудно точно определить основное переживание, основную эмоцию в пьесе. Возьмем "Ромео и Джульетту", напри­мер. Не будь ненависти между двумя семьями, любовники были бы счастливы. Поэтому мне кажется, что не любовь, а ненависть – основное переживание в этой пьесе.

ОТВЕТ: Разве ненависть оказалась сильней любви? Нет. Наоборот, она только подвигла юношу и девушку на новые усилия во имя любви. Они хотели отказаться от своих имен, они презрели фамильную ненависть и в конце концов отдали жизни ради любви. Не любовь, а ненависть была побеждена в конце пьесы. Любовь боролась с ненавистью и победила. Любовь выросла не из нена­висти, а вопреки ей. Как мы видим, основная эмоция "Ромео и Джульетты" – это любовь.

ВОПРОС: Я все-таки не знаю, как определить основное нап­равление или переживание пьесы.

ОТВЕТ: Рассмотрим другой пример: "Привидения" Ибсена. Посылка этой пьесы: "Сластолюбие ведет к гибели". Капитан Алъвинг гоняется за женщинами до и после женитьбы. Он умирает от сифилиса, подхваченного в этих похождениях. Остается сын, который унаследовал отцовскую болезнь, и который должен стать слабоумным. Он обречен смерти по воле своей ми­лосердной матери. Все другие темы пьесы, включая связь с горничной, вырастают из приведенной выше посылки. Очевидно, что в центре пьесы – наследственность.

Первая завоевавшая признание пьеса Лилиан Хеллман "Детский час" была основана на ситуации, о которой она узнала из отчетов Вильяма Рафеда о шотландских судах. Об этом гово­рится в интервью, которое взял у нее Роберт Гельдер ("Нью-Йорк Таймс", 21 апреля 1941). Дальше там сообщается следующее: "Творческая история "Стражи на Рейне", – сказала мисс Хеллман, – очень запутана, я боюсь, не очень интересна. Когда я работа­ла над "Лисичками", мне пришло в голову что-то такое – городок на среднем Западе, обычный, или чуть-чуть провинциальней, чем обычно, и вот в этот городок прибывает сама Европа в облике титулованной пары – пары знатных европейцев – сделавшей оста­новку по дороге к Западному побережью. Я была захвачена этой идеей и хотела разрабатывать ее, забросив "Лисичек". Но когда я принялась за работу, все стояло на месте, началось хорошо, а потом встало. Затем пришла еще одна идея. Как бы отреагировали достаточно чувствительные и тонкие люди, которые большую часть жизни бедно жили в Европе, если бы они оказались в гостях у каких-нибудь богатых американцев? Что бы они делали со всей этой суетой, с питьем снотворного, когда нет времени спать, с роскошными обедами, которые никто не ест, и т. д. и т. д. Но эта пьеса тоже не пошла. Меня это все время беспокоило, и титулованная пара тоже все время всплывала. Мне нужно два дня, чтобы рассказать, как два замысла превратились в конце концов в "Стражу на Рейне". Знатная пара осталась, но в качестве вто­ростепенных персонажей. Американцы очень милые и т.п. Все пе­ременилось, но новая пьеса появилась из тех двух".

Драматург может недели проработать над каким-нибудь сюже­том, прежде чем поймет, что нуждается в посылке для того, что­бы была видна суть пьесы. Давайте проследим путь от идеи до посылки. Допустим, вы хотите написать пьесу о любви. О какой любви? О великой, решаете вы, о такой, которая преодолеет предрассудки, ненависть, вражду, которую нельзя купить. Зрите­ли будут рыдать, глядя, как влюбленные жертвуют всем друг для друга, как любовь торжествует. Да, это замысел, и не очень плохой. Но у вас нет посылки, и пока вы ее не найдете, вы не напишете этой замечательной пьесы. Есть очевидная посылка, уже содержащаяся в вашем замысле: "Любовь сильнее всего". Но это очень туманное утверждение. Оно говорит слишком много и поэто­му не говорит ничего.

Что значит "все"? Вы можете сказать, что имеются в виду препятствия, и тогда мы спросим: "Какие препятствия?" А если выскажете, что "Любовь движет горами", мы вправе спросить, что же в этом хорошего. В вашей посылке вы должны точно обоз­начить, насколько велика эта любовь, в чем ее цель и как далеко она зайдет. Давайте пойдем до конца и покажем любовь столь великую, что она побеждает даже смерть. Наша посылка ясна: "Побеждает ли любовь смерть?" – "Да, любовь сильнее смерти". Это указывает дорогу, по которой пойдут влюбленные, они умрут во имя любви. Это деятельная посылка, так что когда вы спраши­ваете, что будет побеждено любовью, можно решительно ответить: смерть. А как следствие этого, вы уже почти представляете ха­рактеры ваших героев. Может ли девушка быть глупой, бесчувственной, коварной? Вряд ли. Может ли юноша, или мужчина быть легкомысленным и непостоянным? Вряд ли – если только их встреча не переменила их. Тогда начнется борьба, во-первых, против пошлой жизни, которую они вели до своей встречи и, во-вторых, против семей, религии и всего, что будет против их любви. Пойдя по такому пути, они будут нравственно расти и в конце концов соединятся вопреки самой смерти.

Если у вас есть четкая посылка, почти автоматически раз­вертывается целый план. Его остается разработать, добавляя подробности и оттенки. Мы считаем само собой разумеющимся, что если вы выбрали посылку "Любовь сильнее смерти", вы верите в это. Вы должны в нее верить, потому что вам предстоит ее дока­зывать. Вы должны убедительно показать, что жизнь без любимого человека ничего не стоит. А если вы не верите в это искренно, вам придется нелегко, когда вы попытаетесь достичь напряжения чувств такого, как у Норы в "Кукольном доме" или у Джульетты в "Ромео и Джульетте". Верили ли Шекспир, Мольер и Ибсен в свои посылки? Почти наверняка, но если нет, их гений был достаточно силен, чтобы заставить их чувствовать все описываемое и прожить жизнь своих персонажей так, чтобы зрители поверили в их искренность. Вы, однако, ничего не напишете, если не будете искренни. Посылка должна быть вашим собственным убеждением, так что вы сможете доказать ее. Пусть она нелепа для меня, вы должны в нее верить.

Хотя посылка ни разу не прозвучит в тексте пьесы, зрители должны знать, что вы хотите им сказать, – и доказать.

Мы видели, как идея – частое зерно пьесы – может придти к вам в любую минуту, и мы видели, как превратить ее в посылку. Это нетрудно. Можно начать сочинять как угодно – даже наобум – если в конце все необходимые части будут на месте.

Может случиться так, что сюжет уже сложился у вас в голо­ве, но посылки все еще нет. Можете ли вы приступать к сочине­нию пьесы? Пожалуй, нет, пусть даже сюжет представляется вам совершенно законченным. У ревности – печальные последствия, и вам хотелось бы написать пьесу о ревности. Но подумали ли вы об ее источнике? Была ли женщина легкомысленной? Или ее муж – дурным человеком? Или друг семьи что-то сказал мужу о поведе­нии жены? Или ей наскучил муж? Или у мужа были любовницы? Или жена отдалась кому-то за деньги, чтобы спасти больного мужа? Или это было всего лишь недоразумение? И так далее.

Каждая из этих возможностей требует своей посылки. Напри­мер: "Измены ведут к ревности и убийству". Если вы выберете такую посылку, вы будете знать, что было причиной ревности, и что ревность привела изменника к убийству или смерти. Посылка укажет вам путь – и этот путь будет единственно возможным. Во многих посылках может идти речь о ревности, но вы будете знать ту единственную силу, которая поведет вашу пьесу к логическому концу. Изменница будет действовать иначе, чем невинная или чем женщина, отдавшаяся кому-то, чтобы спасти мужа. Итак, пусть у вас есть сюжет, без ясной посылки вам все равно не обойтись.

Бессмысленно рыскать в поисках посылки, поскольку, как мы сказали, она должна быть вашим убеждением. Вы ведь знаете, ка­ковы ваши убеждения. Обратитесь к ним. Может, больше всего вас интересуют человеческие странности, изберите одну из таких особенностей, и у вас уже есть материал для нескольких посы­лок.

Помните историю о синей птице? Человек по всему миру искал синюю птицу счастья, а, вернувшись домой, обнаружил, что она все время была там. Нет никакой нужды мучиться и ломать голову в поисках посылки, когда у вас столько их под рукой. Всякий обладатель простых убеждений – это неиссякаемый источ­ник посылок. Предположим, вы даже отыскали посылку. Сколь бы хорошей она ни была, она все равно вам чужда. Это не ваше де­тище, это не ваша часть. А хорошая посылка должна отражать ав­тора.

Мы не сомневаемся, что вы хотите написать хорошую пьесу, нечто долговечное. А как ни странно, все пьесы – включая фарсы – лучше, если автор хочет сообщить что-то для него важное. Так ли это для такого легкого жанра, как криминальная пьеса? Да­вайте посмотрим. У вас есть блестящая идея драмы, в которой кто-то совершает "безупречное преступление". Вы разрабатываете идею в мельчайших деталях, и вот приходит уверенность, что сделано что-то "ударное" и любая аудитория будет смотреть не отрываясь. Вы рассказываете все своему приятелю – а ему скучно. Вы обескуражены, в чем дело? Может насобирать больше мнений? Вас вежливо хвалят. Но вы чувствуете, что на самом-то де­ле пьеса не нравится, вы начинаете сомневаться в своей идее. Попытки поправить там и сям, опять скука слушателей, и руки уже совсем опускаются. Вы понимаете, что пьеса никуда не го­дится, и хотите только, чтобы и вы и все остальные о ней забы­ли. Не взглянув на вашу пьесу, можем сказать, в чем дело: у нее нет ясной посылки. А если так, то, скорее всего, и персона­жам не хватает жизненности. Откуда ей взяться, если преступник не знает, почему он совершил свое "безупречное преступление"? Его единственный мотив – это ваши распоряжения, и поэтому все поступки и диалоги искусственны.

Преступление – это не самодовлеющая цель. Даже одержимый следует своей логике. В чем причина безумия, садизма, нена­висти? Она должна быть, и именно она – причина – нас инте­ресует. Газеты полны сообщений об убийствах, насилии и т.д. Нам уже скучно. А еще в театре смотреть на это – увольте. Мы хотим объяснений, а не изображений.

Девушка убивает свою мать. Жутко. Но почему она это сде­лала? И чем больше причин откроет драматург, тем лучше. Обсто­ятельства, психология и физиология убийцы, его мотивы, чем яснее вы это объясните, тем удачнее будет пьеса. Все существу­ющее тесно связано друг с другом. Ни об одном предмете нельзя говорить так, как если бы он был отделен от остальной жизни. Если читатель согласен с нашими рассуждениями, он оставит мысль – писать пьесу о том, как было совершено преступление, и задумается над тем, почему оно произошло.

Рассмотрим по порядку построение криминальной пьесы.

Каким будет преступление? Растрата, шантаж, воровство, убийство? Выберем убийство и перейдем к преступнику. Почему он убил? Страсть? Деньги? Месть? Честолюбие? Возможностей здесь так много, что ответить нужно сразу же. Выберем честолюбие в качестве мотива и посмотрим, куда оно нас приведет. Убийца должен оказаться в такой ситуации, когда кто-то стоит у него на пути. Сначала он постарается повлиять на мешающего ему че­ловека и сделать все, чтобы приобрести его расположение, эти люди станут друзьями, и убийство не состоялось. Значит, предпо­лагаемая жертва не должна идти ни на какие уступки – иначе не получится пьеса. Но отчего же она так непреклонна? Этого мы не знаем, потому что не знаем посылки. Можно попробовать продол­жать и без нее, но это бессмысленно, потому что с первого взгляда ясно, какая непрочная структура у нашего замысла. Че­ловек собирается убить того, кто мешает осуществлению его честолюбивых планов. С этой идеей написаны сотни пьес, но она слишком слаба, чтобы в таком виде служить основой. Давайте по­думаем и найдем посылку. Преступник убивает, чтобы достичь своей цели. Конечно, он дурной человек Убийство – это дорогая цена за чье-то честолюбие, и нужно быть безжалостным, чтобы... Вот оно! Наш убийца безжалостен и слеп ко всему, кроме своих эгоистических целей.

Это опасный человек, и обществу от него один вред. Пред­положим, он сумеет уйти от ответственности и достигнуть высо­кого положения. Сколько зла он тогда натворит! Ведь он может идти по этому безжалостному пути бесконечно, от удачи к удаче! Но может ли он? Нет. Безжалостность, как и ненависть, несет в себе семена собственной гибели. Замечательно! Вот и посылка: "Безжалостное честолюбие ведет к своей собственной гибели". Теперь мы знаем, что как бы осторожен ни был наш убийца, честолюбие приведет его к гибели, это открывает широкие воз­можности. И хотя "безжалостный убийца" – это слишком просто для создания характера, основные черты у нас уже есть.

Возьмем другой пример. Предположим, драматург, идя ночью домой, видит, как шайка юнцов нападает на прохожего. Ребята шестнадцати, восемнадцати, двадцати лет – уже закоренелые преступники! Драматург так поражен, что решает написать пьесу о молодежной преступности. Но это слишком широко. Какое же преступление выбрать? Уличное ограбление, решает он. Именно оно его поразило, значит, и зрители будут реагировать так же.

Он размышляет: ну и идиоты же эти ребята. Если их поймают, то считай их жизни конец. Дадут лет по двадцать, а то и пожизнен­ное. Ну и дураки. А у пострадавшего, небось, и денег-то почти не было. Выходит, они рисковали жизнью из-за ничего! Да, да! Это отличная идея. Он начинает работать, но дело не движется. В самом деле, попробуйте-ка накатать три акта об уличном ограб­лении. Драматург в бешенстве и клянет себя за неумение обработать такую здоровую идею.

Налет он и есть налет. Ничего нового. Необычным поворотом может быть молодость преступников. Но почему такие молодые ре­бята грабят? Может, их родители не заботятся о них. Может, их отцы пьют. Но почему они пьют и не думают о детях? Ведь, таких малолетних воришек много – неужели у всех отцы – равнодушные пьяницы? Ну, пусть их дети не уважают. Или пусть они будут очень бедные и не смогут поддерживать детей. А отчего бы им не поискать работу? А, ну конечно, депрессия. Работы нет, и ребя­та проводят жизнь на улице. Бедность, невнимание и грязь – вот все, что они знает. Такая обстановка – мощный толчок к преступлению. А речь ведь идет не только об этих детях, живущих в этом квартале. Тысячи ребят по всей стране обращаются к преступлению как к единственному выходу. Бедность делает их преступниками. Вот оно! "Бедность толкает на преступление". Это посылка.

Теперь драматург ищет место действия. Он вспоминает свое детство, газетные статьи, чьи-то рассказы. Он думает о домах, людях. О причинах бедности. Затем он начинает думать о самих ребятах. В самом ли деле они глупы? Или их вынуждают заброшен­ность, болезни, голод? Он решает сосредоточиться, на одном ха­рактере: красивый парень, шестнадцать лет, есть сестра. Отец бросил двоих детей и больную жену. Он не мог найти работу, по­терял вкус к жизни и ушел из дома. Его жена вскоре умерла. Восемнадцатилетняя сестра заменяет мальчику мать. Она должна работать. Конечно, Джонни мог бы попасть в приют, но тогда "Бедность толкает на преступление" перестает быть посылкой. Итак, пока сестра вкалывает на фабрике, Джонни ошивается на улице. У него свои взгляды на все. Другие ребята ждут настав­лений от учителей и родителей. Те учат: будь послушным, будь честным. Джонни знает, что все это – туфта. Если слушаться за­конов, сдохнешь с голоду. У Джонни свое правило: "Если ты ло­вок, можешь что-нибудь стащить". И в самом деле – он хватал и удирал. Против Джонни – закон, гласящий: "Сухим из воды не выйдешь" и "Красть невыгодно". У Джонни свои герои! Он уверен, что они перехитрят любого мента. Вот Джек Колли. Все менты за ним гоняются, а ему хоть бы хны.

Мысли Джонни, желания, мечты – все это вы должны знать. Тогда посылка подойдет и ему и миллионам других ребят. Если для вас Джонни – просто хулиган, а почему он такой вы не знае­те, найдите другую посылку, например: "Слабость полиции толка­ет на преступление". Конечно, возникает вопрос: правда ли это? Может невежда и скажет "да". Но вам-то нужно объяснить, почему сынки богачей не крадут, как Джонни, корку хлеба. Разве чем больше полиции, тем меньше нищета? Итак, первоначальная посыл­ка правдивей. Эта посылка "Тупика" Сиднея Кингсли.

Вы должны решить, что делать с посылкой. Будете ли вы об­винять общество? Вы только изобразите бедность или покажете и как от нее избавиться? Кингсли ограничился только изображением бедности и оставил выводы на усмотрение зрителей. Если вам хо­чется все-таки ответить на вопрос: "Ответственно ли общество за бедность?" – ответьте и докажите свой ответ. Но ваша посыл­ка должна будет соответственно измениться и будет не такой, как у Кингсли.

Вы можете придти к посылке любым из множества способов. Вы можете начать с идеи, которая быстро приведет вас к посыл­ке. Можете сначала развить ситуацию и затем найти ту посылку, которая придаст ситуации смысл и укажет логический конец.

Эмоция может вызвать к жизни много посылок, но их нужно довести до того, чтобы они выражали вашу идею. Возьмем, напри­мер, такое переживание как ревность: она питается ощущениями, вызванными комплексом неполноценности. Она сама по себе не мо­жет быть посылкой, потому что не предоставляет персонажам це­ли. Может тогда лучше сказать так: "Ревность губит"? Нет, и этого мало, хотя эмоция теперь стала действенной, активной. Пойдем дальше. "Ревнивец губит самого себя". Вот теперь есть и цель: драматург и мы знаем, что пьеса продлится, пока ревнивец не погубит себя. Последний вариант можно дополнить, например, так: "Ревнивец губит и себя, и того, кого любит и ревнует". Мы надеемся, что читатель понимает разницу между двумя последними вариантами, число которых безгранично, и каждый новый вариант посылки предполагает новую пьесу. Но если вы меняете посылку по ходу дела вам нужно вернуться назад и все переделать. Нельзя строить пьесу на двух посылках точно так же, как нельзя построить дом на двух фундаментах.

"Тартюф" Мольера – это хороший пример того, как пьеса вы­растает из посылки. Посылка здесь такая: "Кто роет другому яму, сам в нее попадет". Пьеса начинается с того, что г-жа Пернель распекает вторую жену своего сына, юную Эльмиру и двух своих внуков за то, что они не выказывают должного уваже­ния Тартюфу, который был принят в дом ее сыном, Оргоном. Тар­тюф – это негодяй, прикрывающийся набожностью. Его настоящая цель – соблазнить жену Оргона и завладеть его состоянием. Оргон всецело доверяет почти святому – как он думает – Тартюфу. Но вернемся к началу пьесы. Задача автора состоит в том, чтобы ввести первую часть посылки как можно скорее. Г-жа Перель говорит: "Было бы хорошо, если б этим домом и в самом деле уп­равлял Тартюф" – это первый намек на то, что должно случиться позже. Мольер заботится о том, чтобы все ключевые моменты упомянуть (или хотя бы намекнуть на них) заранее. Из первой сцены ясно, что некий Тартюф дурачит доверчивых, невинных людей – Оргона и его мать – своей притворной набожностью. И это даст ему возможность, если он преуспеет, завладеть состоянием Оргона и сделать Эльмиру своей любовницей. Мы с самого начала пь­есы чувствуем, что эта счастливая семья в опасности, хотя мы еще не видели ни Оргона, ни Тартюфа, а только слышали, как г-жа Перель защищает лже-святого. Но мы уже знаем, что Тартюф тонкими методами и с помощью самого Оргона – своей предполага­емой жертвы – роет тому яму. Упадет ли он в нее? Этого мы еще не знаем, но нас заинтересовали. Посмотрим, так ли прочна вера Оргона в Тартюфа, как об этом говорила в первой сцене его мать, в пятом явлении первого действия Оргон расспрашивает Дорину о том, что происходило в доме, пока он отсутствовал. Быстро выясняется, что интересует по-настоящему его только Тартюф, и как бы Дорина ни старалась говорить о нем издевательски и в насмешку, Оргон все истолкует к выгоде Тартюфа. Ясно, что Оргон совершенно не замечает яму, которую роет Тар­тюф. Таким образом, Мольер безошибочно заявляет свою посылку уже в первой трети пьесы. Тартюф вырыл яму, упадет ли туда Оргон? Мы не знаем этого до самого конца пьесы.

Очевидно, что и рассказ, и роман, и киносценарий, и радиопьеса подчиняются тем же правилам, т. е. посылка должна быть ясной и действие должно вырастать из нее. Постараемся найти посылку в новелле Мопассана "Ожерелье". Матильда – юная, меч­тательная, тщеславная женщина – берет у своей богатой подруги ожерелье, чтобы пойти на бал. Она теряет его. Приходится зани­мать деньги, чтобы купить копию. Она и ее муж должны работать десять лет, чтобы возместить долг. Они становятся изможденными, старыми и уродливыми, и только тогда обнаруживается, что потерянное ожерелье было поддельным. В чем посылка этого бессмертного рассказа? Мы думаем, что он начинается с мечтаний и грез. Обычно мечты – это бегство от реальности, с которой мечтатель боится столкнуться лицом к лицу. Мечты – это замена действия. Великие люди тоже бывали мечтателями, но они воплощали свои грезы в реальность. А Матильда была праздной мечтательницей, она жила в воображаемом царстве, где она была королевой. Конечно, она не могла признаться своей подруге, что она не может заплатить за потерянное ожерелье. Поэтому она должна была купить замену, хотя ей и мужу остаток жизни теперь надо было потратить на уплату долга. Посылка: "За бегство от реаль­ности надо расплачиваться".

Давайте найдем посылку в романе Адрии Ленгли "Лев на ули­це". Уже в молодости Хэнку Мартину было суждено стать великим человеком. Он торговал булавками и лентами, чтобы втереться к людям в доверие и потом воспользоваться этим. И он воспользо­вался так удачно, что стал губернатором своего штата. И он грабит народ, пока большинство не восстает против него. Он погибает. Посылка: "Безудержное честолюбие ведет к гибели".

"Гордость моряков". Фильм, снятый по рассказу Альберта Мальца. Это история об Эле Шмиде, моряке, ослепшем после ране­ния. В госпитале его не могут убедить поехать домой, к невесте – он боится, что стал ей теперь не нужен. Его хитростью отправляют домой. Невеста убеждает его, что она его все равно любит и что он, несмотря на слепоту, может найти работу. Он на­чинает работу и готовится к свадьбе. И хотя врачи оставили на­дежду на возвращение зрения, он понемногу начинает видеть. Посылка: "Жертвенная любовь сильнее безнадежности". Недостаток этого (в целом удачного) фильма в том, что ни Эл Шмид, ни дру­гие персонажи ни разу не дают понять, за что они сражались и ради чего Эл потерял зрение. А такой поворот значительно углу­бил бы фильм.

"Земля и небо", роман Гветалин Грем – это история богатой канадской девушки, которая, влюбляется в иудея. Ее отец – из религиозных соображений – делает все, чтобы расстроить их брак. Отец и дочь были очень привязаны друг к другу, но теперь она должна выбирать между ним и любимым евреем. Она решает выйти замуж за еврея и рвет тем самым со своей семьей. Посыл­ка: "Нетерпимость ведет к одиночеству".

Не все рассмотренные произведения обладают литературными достоинствами, но во всех есть ясная посылка, а это необходимо для хорошей литературы, поскольку хорошо сформулированная посылка содержит и определяет наисущественнейшие вещи: харак­теры, конфликт и развязку.

Нельзя забывать и вот о чем. Ни одна посылка не обязана быть универсальной истиной. Бедность не всегда ведет к преступлению, но если вы выбираете такую посылку, в вашем слу­чае это должно быть правильно. Посылка – это концепция пьесы. Посылка – это зерно, в котором уже содержится будущее расте­ние. Посылка не должна выпирать, превращая характеры в марио­неток, а противоборствующие силы – в механическую конструкцию. В хорошо построенной пьесе или новелле невозможно определить с точностью, где кончается посылка и начинается характер или сю­жет.

Великий французский скульптор Роден только что закончил статую Оноре де Бальзака, На фигуре длинное одеяние с просторными рукавами. Руки сложены впереди. Роден отходит назад, обессиленный, но торжествующий, и с удовлетворением глядит на свою работу. Это шедевр! Как и любому художнику, ему нужен кто-то, с кем можно было бы разделить эту радость. И хотя вре­мя – четыре часа ночи, он спешит разбудить одного из своих учеников, и напряженно ждет, что скажет юноша. Глаза ученика останавливаются на руках статуи. "Замечательно! – восклицает он. – Какие руки... Маэстро, я никогда не видел таких велико­лепных рук!" Лицо Родена мрачнеет. Приходят по его зову новые зрители, и все в один голос восхищаются именно руками, скульптор не выдерживает и с топором бросается к своей скульптуре. Студенты в ужасе: "Он сошел с ума! Он хочет уничтожить свой шедевр! Остановите его!"

Но Роден с нечеловеческой силой отбрасывает всех, кто хо­чет ему помешать, кидается к статуе и отрубает ей руки, вели­колепные руки. Со сверкающими глазами скульптор поворачивается к оцепеневшим ученикам. "Идиоты! – кричит он. – Я уничтожил эти руки, потому что они жили отдельной жизнью. Они не принадлежали целому. Запомните это хорошенько: ни одна часть не дол­жна быть важнее целого!" Вот почему статуя Бальзака стоит в Париже без рук. Кажется, будто они спрятаны широкими рукавами, но на самом деле Роден отсек их, потому что они казались важ­нее, чем вся фигура в целом.

Ни посылка, ни любая другая часть пьесы не должна вести отдельную жизнь. Все должно быть соединено в гармоничное це­лое.

ХАРАКТЕР

Костяк

В предыдущей главе мы показали, почему посылка нужна как первый шаг в сочинении хорошей пьесы. В данной главе мы обсу­дим значение характера. Постараемся расчленить это понятие и обнаружить, из каких именно элементов состоит то существо, ко­торое зовется "человек". Характер – это основной материал, с которым нам приходится работать, так что мы должны знать его как можно подробнее.

Генрих Ибсен, рассказывая о своем творческом методе, ска­зал: "Когда я пишу, я должен быть один. Ведь если в драме, над которой я работаю, восемь персонажей, то это большое общество, и я должен учиться их пониманию. Процесс знакомства долог и мучителен. Как правило, я три раза переписываю свои пьесы. Когда я первый раз приступаю к материалу, я чувствую, как если бы я познакомился с моими персонажами в поезде – есть общее представление, немного поболтали о том, о сем. Когда я пере­писываю, я многое вижу гораздо яснее и знаю этих людей так, как если бы провел с ними месяц на водах. Я понял и их главные свойства и их мелкие особенности". Что видел Ибсен? Что он имел в виду, говоря: "Я понял их главные свойства"? Постара­емся обнаружить главные свойства не только в одном, но и во всех характерах.

У каждого предмета есть три измерения: глубина, высота, ширина. У человеческих существ есть еще три: физиология, соци­ология, психология. Не зная этих измерений, мы не можем постичь человека.

Изучая человека, мало знать, груб он или вежлив, религио­зен или безбожник, порядочен или низок. Нужно знать, почему он таков, почему его характер непрестанно меняется и почему эти изменения неизбежны независимо от того, желает их сам человек или нет.

Если располагать эти измерения в порядке возрастающей сложности, то первым будет физиологическое. Хромой, слепой, глухой, уродливый, красивый, высокий, низкорослый – каждый ви­дит мир не так, как другие. Больной считает здоровье высшим благом, а здоровый преуменьшает значение здоровья, если вообще о нем задумывается. Нет сомнений, что наш телесный, физический склад влияет на наше мировоззрение, отношение к жизни. Это влияние безгранично, оно делает нас робкими или наглыми, терпимыми или надменными. Оно определяет наш душевный облик, служит основой для комплекса превосходства или неполноценности. И это измерение – самое яркое и очевидное из всех.

Второе измерение, которое необходимо знать, – это социологическое. Если вы родились в подвале и играли в уличной грязи, ваше поведение будет отличаться от поведения мальчика, ко­торый родился в особняке и играл чистыми и красивыми игрушка­ми. Но точный анализ ваших различий невозможен, пока мы не уз­наем достаточно о вас обоих. Кто были ваши родители? Были они больны или здоровы? Где работали? С кем вы дружили? Как вы и ваши друзья влияли друг на друга? Что вы предпочитаете из одежды? Какие книги вы читаете? Ходите ли вы в церковь? Что вы едите, думаете, любите, ненавидите? Кто вы такой в социальном смысле?

Третье измерение, психологическое, – это продукт двух первых. Их совместное воздействие порождает темперамент, комп­лексы, душевные свойства, надежды и т.д. Таким образом, психо­логия завершает трехмерную схему человека.

Если мы хотим понять чьи-либо поступки, мы должны увидеть мотивы, заставляющие человека поступать именно так. Взглянем сначала на его физический облик. Болен ли он? Может у него есть какая-нибудь скрытная болезнь, о которой он сам ничего не знает, но о которой обязан знать автор, потому что только так он может понять этот характер? Эта болезнь влияет на отношение человека к окружающему миру. Ведь мы ведем себя совершенно по-разному, будучи больными, выздоравливающими или здоровыми. Может у этого человека большие уши, глаза навыкате или длинные волосатые руки? Все это способно повлиять на его взгляды, а они, в свою очередь, проявляются в каждом его поступке. Он не­навидит разговоры о сломанных носах, толстых губах, больших носах? Может из-за того, что один из этих недостатков есть у него. Один человек спокойно относится к своим физическим недостаткам, другой сам готов над ними посмеяться, третий злится из-за них. Ясно одно – никто не может быть вполне свободен от воздействия такого рода телесных особенностей.

Наши рекомендации