Адаптироваться / адаптация / адаптационный процесс 3 страница

Проблема конкурирующих привязанностей становится еще бо­лее острой, когда родители находят новых партнеров. И снова, дети очень часто избегают контакта с мачехой или отчимом, чтобы со­хранить близость с родным родителем. Как для приемных, так и для биологических родителей, основной задачей становится создание новой привязанности, которая не конкурирует, а, в идеале, даже по­могает сохранить существующие отношения. Только когда отноше­ния дополняют друг друга, детский мозг привязанности перестает защищаться и становится восприимчивым к попыткам налаживания связи с обеих сторон.

Входе супружеских конфликтов, предшествующих разводу, про­белы привязанности могут формироваться задолго до того, как случится сам развод. Когда родители теряют эмоциональную под­держку друг друга или начинают беспокоиться из-за проблем в отно­шениях друг с другом, они становятся менее доступными для своих детей. Лишенные эмоциональных контактов с взрослыми, дети об­ращаются к своим ровесникам. Кроме того, в стрессовых ситуациях родители сами испытывают сильный соблазн отдохнуть от воспита­ния детей. Один из самых простых способов сделать это - нацелить ребенка на общение с ровесниками. Когда дети общаются друг с дру­гом, они меньше требуют от нас.

Исследования детей, переживших родительский развод, показало, что эта группа в целом более восприимчива к возникающим в школе проблемам и агрессии. У них чаще возникают поведенческие откло­нения. Тем не менее, ни одно исследование не дало точного указа­ния на причины этого. Благодаря пониманию феномена привязанно­сти мы видим, что эти симптомы оказываются прямым результатом потери эмоциональной связи с родителями и излишней веры в от­ношения с ровесниками.

Все сказанное выше вовсе не означает, что для детей лучше, что­бы родители, во что бы то ни стало, сохраняли свои разрушенные конфликтами браки. Но нам необходимо лучше осознать влияние родительских раздоров на привязанности наших детей. Если мы ста­новимся менее доступными для ребенка по причине натянутых отно­шений с супругом (супругой) или в результате развода, правильным будет привлечь других взрослых к воспитанию наших детей. Вместо того чтобы использовать ровесников детей для отдыха от родитель­ских обязанностей, нам следует обращаться к нашим родственникам и нашим друзьям, которые смогут заполнить собой образовавшийся пробел и создать сеть безопасных привязанностей.

Даже полные и бесконфликтные малые семьи подвержены обра­зованию пробелов привязанности. Сегодня очень часто оба родителя вынуждены работать полный день, чтобы обеспечить своей семье тот же уровень жизни, для которого тридцать-сорок лет назад было достаточно одного кормильца. Усиление напряжения в обществе и всёвозрастающее ощущение экономической нестабильности, даже при относительно неплохом уровне благосостояния, вместе привели к формированию среды, в которой быть спокойными родителя­ми, сохраняющими связь со своими детьми, становится все сложнее. Именно в то время, когда родителям и другим взрослым необходимо установить крепкие, как никогда раньше, отношения привязанности со своими детьми, у них остается совсем мало времени и энергии для этого.

Роберт Блай замечает, что «в 1935 году средний работник имел со­рок свободных часов в неделю, включая субботу. К 1990 году этот показатель снизился до семнадцати. Двадцать три часа свободного времени в неделю, потерянных после 1935 года - это те самые часы, в которые отцы могли заниматься воспитанием своих детей, быть опорой семьи, и это те самые часы, в которые матери могли почув­ствовать, что у них есть мужья». Эти примеры относятся не только к ранним годам родительства, но ко всему периоду детства. Несмотря на то, что многие отцы сегодня с большей охотой делят с супругами ответственность за воспитание детей, стресс от современной жизни и хроническая нехватка времени препятствуют реализации их самых добрых намерений.

Наше общество гораздо больше заботится о потреблении, чем о здоровом развитии детей. По экономическим причинам, общество активно препятствует формированию естественной привязанности детей к своим родителям. Как семейный доктор, мой соавтор часто оказывается в нелепой ситуации, когда ему приходится писать рабо­тодателям письма, в которых он оправдывает «необходимостью для здоровья» решение женщины остаться дома на несколько дополни­тельных месяцев после рождения ребенка, чтобы кормить грудью, не только удовлетворяя тем самым основную психологическую потреб­ность младенца, но и обеспечивая реализацию мощного природного механизма формирования привязанности, важного для всех млеко­питающих, но особенно для человека. Именно по экономическим причинам родительство не является столь уважаемой функцией, ка­кой должно быть. Тот факт, что мы живем там, где живем, а не в под­держивающем нас окружении - среди друзей, расширенной семьи, наших родных общин - обязан своим появлением экономическим причинам, многие из которых не зависят от желания отдельных ро­дителей, как, например, закрытие или перемещение целых отраслей промышленности. Именно по экономическим причинам мы строим

школы, слишком большие для формирования истинных связей, и именно поэтому у нас слишком большие классы, в которых дети не получают индивидуального внимания.

Как станет видно в части третьей, ориентация на ровесников очень дорого обходится обществу, поскольку она подпитывает агрессию и делинквентное поведение, делает учеников менее обучаемыми и подталкивает к выбору нездорового образа жизни. Если бы мы смог­ли оценить действительные объемы экономических потерь в сфере судебной системы, образования и здоровья, которые ориентация на ровесников приносит нашему обществу, у нас не осталось бы и тени сомнений в собственной недальновидности. Некоторые страны уже осознали это. Они предоставляют налоговые льготы и даже обеспе­чивают прямую поддержку родителям, чтобы те могли оставаться дома дольше после рождения или усыновления ребенка, прежде чем вернуться к работе.

Перемены наступают, технологии идут вразнос

Больше, чем где бы то ни было, наши потери заметны в сфере обыча­ев и культурных традиций, которые собирали расширенную семью вместе, объединяя взрослых и детей в заботе друг о друге, которые обеспечивали взрослым друзьям родителей место в жизни детей друг друга. Функцией культуры является развитие связей между взрос­лыми и находящимися на их попечении детьми, а также предотвра­щение пробелов в привязанностях. Существует множество причин, по которым культура сегодня не оправдывает наших ожиданий, но о двух из них стоит сказать отдельно.

Первая причина кроется в бешеном ритме изменений, происхо­дивших в индустриальных обществах двадцатого века. Для развития обычаев и традиций, которые обеспечивают поддержание привязан­ностей, требуется время, для создания действующей культуры, ор­ганизующей жизнь в определенной социальной и географической среде, необходимы века. Наше общество менялось слишком быстро, чтобы культура могла за ним поспевать. Психоаналитик Эрик X. Риксон посвятил целую главу в своей книге «Детство и общество», за которую он получил Пулитцеровскую премию, размышлениям об американской идентичности. «Наша динамичная страна», - писал он, - «подвергает свое население более резким контрастам и крутым переменам на протяжении жизни отдельного человека или поколе­ния, чем это обычно бывает с другими великими народами». Такие тенденции только прогрессировали с тех пор, как Эриксон сделал это замечание в 1950 году. Теперь в пределах десятилетия происхо­дит гораздо больше изменений, чем раньше случалось за целый век. Когда обстоятельства изменяются гораздо быстрее, чем культура, традиции и обычаи разрушаются. Не удивительно, что сегодняшняя культура уже не выполняет своей традиционной функции поддержа­ния отношений привязанности между детьми и взрослыми.

Частью этих быстрых изменений стала электронная передача культурных веяний, которая позволила коммерчески собранной и упакованной культуре транслироваться в наши дома и напрямую в головы наших детей. Сиюминутная культура заменила то, что рань­ше передавалось через обычаи и традиции, от одного поколения к другому. «Почти каждый день мне приходится бороться с массовой культурой, влиянию которой подвергаются мои дети», - сказал мне один расстроенный отец, когда я собирал материал для этой книги. Не только содержание культуры является, как правило, чуждым для родителей, но и процесс ее передачи заставляет бабушек и дедушек почувствовать себя отставшими от жизни. Даже игры стали теперь электронными. Раньше игры всегда были инструментом культуры, который объединял людей друг с другом, особенно детей с взрос­лыми. Теперь игра стала индивидуальным развлечением, игры либо смотрят по телевизору, либо в них играют один на один с компьюте­ром.

Наиболее значительные изменения в последнее время претерпели технологии коммуникации - сначала появился телефон, а затем и интернет, с его электронными письмами и программами для обмена мгновенными сообщениями. Мы свихнулись на технологиях комму­никации, забыв о том, что одна из ее важнейших функций - форми­рование привязанностей. Мы, сами того не осознавая, даем эти тех­нологии детям в руки, а те используют их для поддержания связи со своими ровесниками. Из-за сильной потребности в привязанности такой контакт вызывает серьезную зависимость, которая становится поводом для еще большего беспокойства. Наша культура оказалась нев состоянии использовать обычаи и традиции, сдерживающие это развитие, и поэтому все мы оставлены на милость наших собствен­ных электронных устройств. Эти замечательные новые технологии могли бы стать отличным инструментом, если бы использовались длястимуляции связей между детьми и взрослыми - и именно так они и работают, когда обеспечивают общение между студентами, жи­вущими вне дома, и их родителями. Но их бесконтрольное использо­вание способствует усилению ориентации на ровесников.

Традиционная поддержка привязанности

Неполноценность нашей североамериканской культуры становится очевидной, если сравнить ее с обществом, в котором традиции при­вязанности еще сильны. У меня была такая возможность совсем не­давно, когда я, вместе с моей женой Джой и нашими детьми, жил в деревне Ронье (Прованс).

При упоминании Прованса возникают ассоциации с культурой, живущей вне времени и пространства. Солнечный край, виноград, очарование старого мира, изысканная еда - все это пробуждает но­стальгию. Очень поучительно посмотреть на прованское общество с другой стороны и поучиться установившемуся в нем отношению к привязанности. Как будет показано в последней главе, даже в аб­солютно непохожих на прованские реалиях постиндустриальной Северной Америки можно применить некоторые полученные нами знания на практике, чтобы воссоздать свою собственную деревню привязанностей, как я это называю.

Впервые отправляясь в Прованс, я предполагал, что увижу там со­вершенно иную культуру. В контексте привязанности, для меня ста­ло очевидно, что это гораздо больше, чем другая культура - это куль­тура, которая работает. Дети и родители там живут в гармонии друг с другом. Не только взрослые общаются с взрослыми, а дети с детьми - в общении задействованы целые семьи. Вся деревня занимается только одним видом деятельности в одно время, так что семьям не приходится двигаться в разных направлениях. Воскресным днем все семьи прогуливаются по деревне. Даже у деревенского фонтана, традиционного места сборищ, подростки смешиваются со старшими.

Гулянья и праздники, которые там проходят регулярно, считаются общесемейным делом. Музыка и танцы собирают представителей разных поколений вместе, а не разделяют их. Культура берет верх над материализмом. Там даже хлеба нельзя купить без вступитель­ных ритуалов приветствия. Деревенские магазины закрываются на три часа в середине дня, в это время школы пустеют, а семьи воссое­диняются. Обед проходит в подобающей обстановке, представители нескольких поколений собираются вместе за трапезой и беседой.

Обычаи, поддерживающие отношения привязанности в деревен­ской начальной школе, не менее впечатляющи. Каждого ребенка про­вожают в школу и забирают из нее родители, бабушки или дедушки. Школа окружена забором, и попасть на ее территорию можно через единственные ворота. У ворот стоят учителя, ожидая, когда учени­ков передадут им из рук в руки. И снова, культура диктует правила, согласно которым связи устанавливаются через соответствующий ритуал приветствия между сопровождающими детей взрослыми и учителями, между учителями и учениками. Иногда, если класс уже в сборе, но школьный звонок еще не прозвенел, учитель ведет сво­их учеников через детскую площадку, как гусыня ведет гусят. В то время как североамериканец может посчитать подобный ритуал под­ходящим лишь для дошкольников и даже абсурдным, в Провансе он является, очевидно, частью естественного порядка вещей. Из школы детей выводят класс за классом, и идут они точно так же, с учителем во главе. Учитель ждет у ворот, пока всех учеников не заберут взрос­лые. Учителя там остаются учителями - на территории школы, на деревенском рынке или на деревенском празднике. «Узких мест» в отношениях не много. Прованская культура сводит к минимуму про­белы в привязанности.

Я пытался спрашивать их, почему они выполняют то или иное действие. И никогда не получал ответов. Я чувствовал, что мои во­просы неуместны, как если бы на анализ обычаев и традиций было наложено табу. Культуре следует подчиняться, не задавая вопросов. Мудрость привязанности заложена в самой культуре, а не в сознании людей. Как же прованскому обществу удалось удержать всю мощь традиций старших поколений и передать своим детям их культуру и ценности? Почему молодежь во французской провинции может создавать отношения привязанности между ровесниками, которые не конкурируют с их привязанностью к взрослым? Ответ заложен в том,каким образом формируется привязанность к ровесникам.

Естественный путь формирования привязанностей

Привязанности обычно появляются на свет одним из двух способов. Они либо естественным образом вытекают из уже существующих привязанностей, либо вызываются к жизни в ситуациях, когда про­белы в привязанности становятся невыносимыми. Первый из них можно наблюдать уже в младенчестве. К шести месяцам от роду боль­шинство детей сопротивляются контактам и близости с теми, к кому они не привязаны. Чтобы это сопротивление преодолеть, взрослый, к которому ребенок привязан, должен пообщаться с «незнакомцем». Например, если мать какое-то время дружески общается с незнако­мым человеком, стараясь не принуждать малыша к контакту с ним, а просто позволяя ему наблюдать, сопротивление, как правило, смяг­чается, и ребенок открывается для контакта с вновь прибывшим. Не­обходимо дружеское представление, «благословение», так сказать. Рядом с близким человеком включаются инстинкты привязанности младенца, и через некоторое время ребенок уже сам начинает стре­миться к контакту с новым человеком и позволяет ему заботиться о себе. Изначально «незнакомый» взрослый - друг семьи, например, или няня - теперь получает «позволение» ребенка стать одним из его воспитателей.

Это идеальный сценарий. Когда новая привязанность рождает­ся из существующей действующей привязанности ребенка, гораздо меньше риск возникновения конкуренции между ними. Привязан­ность к родителю, скорее всего, будет только укрепляться. Позиция родителя в качестве главного полюса притяжения будет подтвержде­на, а отношения с родителем останутся приоритетными. Контакты с братьями и сестрами, бабушками и дедушками, со всей расширенной семьей и с друзьями семьи вряд ли будут мешать близости ребенка с родителями, даже если в дело будут вовлечены ровесники.

Способность действующих привязанностей создавать новые от­ношения позволяет формировать то, что я называю естественной деревней привязанностей, в основе которой лежат отношения ребенка с родителями. Привязанности родителей, в конечном итоге, стано­вятся привязанностями ребенка и формируют контекст, в котором ребенок растет. Вот почему привязанность к ровесникам у детей в Ронье не конкурирует с привязанностью к их родителям, и именно поэтому дети в Ронье восприимчивы к воспитывающему влиянию почти всех взрослых в деревне.

Рождение привязанностей из пробелов

В американском обществе - и в других обществах, которые разви­ваются по американской модели - большая часть привязанностей к ровесникам не формируется естественным путем. Они берут начало в детской неспособности смириться с пробелами привязанности - пробелами, которые появляются, когда традиционные связи разру­шаются, и дети оказываются лишенными естественных ориентиров. В подобной ситуации, мозг запрограммирован на то, чтобы подо­брать замену, кого-то, кто выполнял бы функции действующей при­вязанности. Для эмоционально зависимых детей, это вопрос перво­степенной важности.

История и легенды дают нам множество примеров того, как бес­порядочны и случайны бывают привязанности, рожденные из необ­ходимости - они дети совпадений и хаоса. Близнецы Ромул и Рем, мифические основатели Рима, были выброшены за борт человече­ских привязанностей и вскормлены волчицей. Тарзан попал в такую же ситуацию, и его вырастили обезьяны. В классической детской по­вести «Сверстники» Марджори Киннан Ролингс осиротевшего фав­на воспитал маленький мальчик. Газель может привязаться ко льву. Кошка может привязаться к собаке. Мой любимый петушок-бентам­ка нежно полюбил «Харли-Дэвидсон» моего брата.

Пробелы привязанности, ситуации, когда естественные привязан­ности ребенка отсутствуют, опасны именно тем, что их результаты так непредсказуемы. Как было показано ранее, если мама-утка не находится рядом, когда утята вылупляются из яиц, у детенышей сформируется привязанность к ближайшему к ним движущему­ся объекту. Процесс импринтинга у детей гораздо более сложен, но

полюсом притяжения с большой вероятностью станет человек, ко­торый сможет заполнить пробел привязанности. Программирова­ние человеческой привязанности не принимает во внимание такие факторы, как зависимость, ответственность, безопасность, зрелость и способность к воспитанию. В вопросе замещения интеллект мол­чит. Многие из наших привязанностей, даже сформировавшихся во взрослой жизни, являются печальным подтверждением этого фак­та. Ребенок не проводит собеседований, прежде чем выбрать объ­ект привязанности, он даже не задается важными вопросами внутри себя. В сознании ребенка никогда не возникает мыслей вроде: «Со­впадает ли моя стрелка компаса с направлением, которое указывают мне родители? Смогу ли я быть близок и с ней, и с ними одновремен­но? Стоит ли мне впадать в зависимость от этого человека? Могут ли эти отношения обеспечить мне безусловную любовь и принятие? Могу ли я доверять советам этого человека, в состоянии ли он вести меня за собой? Позволяют ли мне эти отношения быть самим собой, полностью выражать себя?» Нередко место взрослых воспитателей занимает группа ровесников. То, что начинается как временное заме­щение в специфических ситуациях, когда присутствуют пробелы в привязанности, впоследствии становится постоянным замещением.

Вероятность того, что привязанность вырастет в «связь на сторо­не», которая будет конкурировать с привязанностью к родителям, гораздо выше в ситуациях, когда она появляется на месте пробе­лов, а не вытекает из существующих и действующих отношений. Взаимоотношения с ровесниками абсолютно безопасны, когда они естественным образом вытекают из привязанности к родителям. К несчастью, вместо того, чтобы вырастать из связи, чаще всего они по­являются па свет в результате ее отсутствия.

Чем больше привязанностей формирует ребенок с ровесниками, Не связанными с нами, тем выше вероятность их несовместимости. Результатом становится все шире распространяющийся вирус ори­ентации на ровесников. Наши родители были менее ориентирован­ными на ровесников, чем мы, а наши дети, очевидно, станут ориен-тироваться на своих сверстников еще больше, если мы не остановим процесс.

Современная ситуация в иммигрантских кругах Северной Аме­рики является печальной иллюстрацией того, как ориентация на ровесников размывает освященные веками культурные связи. Про­белы в привязанностях у детей иммигрантов огромны. Сосредото­ченные на работе родители делают все, чтобы поддержать финансо­вое благополучие своих семей и, не знакомые с языком и обычаями новых обществ, в которые попадают, не могут сориентировать сво­их детей, поскольку не обладают достаточными для этого знания­ми и уверенностью. Ровесники часто оказываются единственными людьми, способными оказать поддержку таким детям. Увлечение ориентированной на ровесников культурой часто приводит им­мигрантские семьи к быстрому разобщению. Пропасть между ро­дителем и ребенком становится непреодолимой. Родители таких детей теряют уважение, влияние и свою ведущую роль. Ровесники впоследствии замещают родителей, а банды становятся заменой семьи. И снова, иммиграция или вынужденное переселение лю­дей, произошедшие в результате войны или экономического не­благополучия, сами по себе не являются проблемами. Переселяясь в ориентированное на ровесников североамериканское общество, традиционные культуры погибают. Мы губим наших иммигрантов из-за неумения нашего общества защитить детско-родительские отношения.

В некоторых частях нашей страны все еще можно встретить семьи, чаще всего выходцев из Азии, вместе отправляющиеся на прогулку. Родители, бабушки с дедушками и даже еле передвигающие ноги прабабушки и прадедушки проводят вместе время, смеются и обща­ются со своими детьми и с детьми своих детей. Печально, что такое можно увидеть только в кругу относительно недавних иммигрантов. Как только молодые люди интегрируется в североамериканское об­щество, они теряют связь со старшими представителями своего рода. Они дистанцируются от своих семей. Их кумирами становятся ис­кусственно созданные гиперсексуализированные фигуры, тиражи­руемые Голливудом и музыкальной индустрией США. Очень быстро происходит их отчуждение от культур, которые их предки создавали на протяжении многих поколений. Наблюдая быстрое разобщение иммигрантских семей под влиянием ориентированного на ровесни­
ков общества, мы видим, как при ускоренном воспроизведении, крах нашей собственной культуры, разраставшийся на протяжении по­следних пятидесяти лет.

Можно было бы надеяться, что другие части мира окажут достой­ный отпор ориентации на ровесников. Но, по-видимому, имеет место как раз противоположное, по мере того, как глобальная экономика распространяет свое разрушительное влияние на традиционные культуры других континентов. Проблемы подросткового отчужде­ния сегодня возникают в странах, наиболее близких к американской модели: Британия, Австралия и Япония. Мы можем спрогнозиро­вать появление аналогичных ситуаций везде, где происходят серьез­ные экономические изменения и массовое перемещение населения. Например, количество обусловленных стрессом расстройств резко возрастает среди российских детей. Как говорится в одном из ре­портажей «Нью-Йорк Таймс», в течение 10 лет со времени распада Советского Союза около трети из 143 миллионов жителей России - примерно 45 миллионов - сменили место жительства. Ориентация на подростков грозит превратиться в одно из самых неприятных по­следствий экспорта американской культуры.

Примечания

1. John Bowlby, Attachment, 2nd ed. (New York: Basic Books, 1982), p.46.

2. Robert Bly, The Sibling Society (New York; Vintage Books, 1977), p. 132.

3. К таким выводам пришли двое ученых, проанализировав результаты девяноста двух исследований с участием тринадцати тысяч детей. В до­полнение к снижению успеваемости и росту числа поведенческих про­блем, такие дети чаще страдали заниженной самооценкой и испытывали трудности в отношениях с родителями. Их выводы были опубликованы в «Психологическом Бюллетене» 110 (1991): 26-46. Статья называется «Развод родителей и благополучие детей; мета-анализ» (Parental Divorce and the Well-being of Children: A Meta-analysis). Косвенно эти же выводы подтверждает исследование 1996 года, проведенное Комитетом по стати­стике Канады, согласно которому дети одиноких родителей гораздо чаще остаются на второй год, чаще получают диагнозы, связанные с поведен­ческими расстройствами, более склонны к тревожности, депрессиями и агрессии.

4. Исследование, проведенное британским психиатром сэром Майклом Рат-тером, иллюстрирует эту точку зрения. Он выяснил, что поведенческие проблемы гораздо чаще встречаются у детей, чьи родители живут вместе, но постоянно конфликтуют, чем у детей разведенных родителей, живу­щих в спокойных условиях. (Michael Rutter, "Parent-Child Separation: Psychological Effects on the Children", Journal of Child Psychology and Psychiatry 12 [1971]: 233-256).

5. Bly, The Sibling Society, p. 36.

6. Erik Erikson, Childhood and Society (New York; W.W. Norton, 1985).

МЫ УТРАЧИВАЕМ СИЛУ БЫТЬ РОДИТЕЛЯМИ

Кирстен было семь лет, когда ее родители впервые обратились ко мне, расстроенные и обеспокоенные внезапно произошедшей переменой в характере дочери. Она делала все наперекор родителям и позволяла себе грубить им, особенно в присутствии своих друзей. Родители были сбиты с толку. До второго класса Кирстен, старшая из трех сестер, была любящей и внимательной дочерью, всегда ста­ралась угодить близким. «Воспитывать Кирстен было одно удо­вольствие», - вспоминала ее мать. Теперь же она стала упрямой и неуправляемой. Самые безобидные просьбы вызывали у нее раздра­жение, и по любому поводу возникали конфликты. Мать девочки в этих обстоятельствах открыла такие стороны своего характера, о су­ществовании которых раньше даже не догадывалась: она раздража­лась, а порой просто приходила в бешенство. Она, будто со стороны, слышала свои крики, ей самой становилось не по себе от тех слов, которые она произносила в гневе. Отцу девочки атмосфера казалась столь накаленной, а споры такими изматывающими, что он старался с головой уходить в работу. Как и многие родители в таких ситуаци­ях, они все чаще прибегали к ругани, угрозам и наказаниям - но всё было тщетно.

Многих это может удивить, но в норме родительство вовсе не должно быть таким трудным. Наши дети должны следовать нашему примеру, выполнять наши указания и уважать наши ценности без до­полнительного напряжения, усилий, принуждения или даже возна­граждения с нашей стороны. Если родителям приходится применять тактику давления, значит, они что-то упустили. Отец и мать Кирстен столкнулись с необходимостью прибегать к принуждению, потому что, не осознавая этого, они утратили свою родительскую силу.

По своей природе родительство нуждается в «усилении». В этом смысле оно очень напоминает современные автомобили класса люкс, с усиленным рулевым управлением, тормозной системой и окнами. Если усилитель неисправен, многими из этих машин становится не­возможно управлять. Справляться с детьми, испытывая недостаток родительской силы, практически невозможно, но именно это стара­ются делать миллионы родителей. И если хорошего механика, спо­собного отремонтировать ваш автомобиль, найти достаточно просто, среди экспертов, занимаюшихся проблемами детей, толковых спе­циалистов явно недостает. Слишком часто детям навешивают ярлык «трудный», взрослых обвиняют в неумелости, а их воспитательные техники объявляют неполноценными. Как правило, ни родители, ни специалисты не отдают себе отчета в том, что корни проблемы лежат не в родительской неумелости, а в родительской слабости в самом узком значении этого слова: отсутствии достаточной силы.

Качеством, которого не хватает, является сила, а не любовь, зна­ния, желание действовать или навыки. Наши предки обладали го­раздо большей силой, чем современные родители. Нашим бабушкам и дедушкам было гораздо проще добиваться послушания от своих детей, чем нашим родителям, а, тем более, нам. Если тенденция оста­нется неизменной, наши дети столкнутся с колоссальными трудно­стями, когда придет их черед стать родителями. Мы утрачиваем силу быть родителями.

Естественный родительский авторитет

Родительское бессилие сложно распознать и больно признавать, наш ум старается ухватиться ,за более удобные объяснения: нашим детям мы больше не нужны, или наши дети - особенно трудные, или нам недостает родительских способностей.

В наши дни концепция родительской силы не популярна. Буду­чи детьми, многие из нас испытали на себе всю силу родительской власти и слишком хорошо поняли, как велика опасность злоупотре­бления ею. Мы не забываем о том, что власть вводит в соблазн, мы по опыту знаем, что тем, кто стремится квласти, чтобы влиять на других, нельзя доверять. В некоторых случаях слово «власть» при­обретает негативную окраску, как, например, в прилагательном «вла­столюбивый» и в выражении «жажда власти». Не удивительно, что многие стараются воздерживаться от ее использования - подобное отношение я часто встречаю среди родителей и педагогов.

Многие также путают силу и принуждение. Но не в этом смысле мы используем слово «сила» в данной книге. В нашем разговоре о родительстве и привязанности сила быть родителем означает естествен­ный родительский авторитет. Этот естественный авторитет вытекает не из принуждения или насилия, но из правильно выстроенных отно­шений с ребенком. Сила быть родителем появляется сама собой, она возникает без усилий, позерства и без наказаний. Именно когда нам не хватает власти, мы склонны применять силу. Чем больше у родителя силы, тем меньше насилия ему приходится применять при выполне­нии повседневных родительских обязанностей. С другой стороны, чем меньшей силой мы обладаем, тем чаще мы склонны повышать голос. проявлять жестокость, угрожать и искать рычаги, которые позволят заставить наших детей выполнять наши требования. Потеря силы, с которой сталкиваются современные родители, привела к тому, что литература по воспитанию теперь изобилует техниками, которые в любых других обстоятельствах мы бы назвали подкупом и шантажом. Мы же маскируем эти симптомы нашего бессилия эвфемизмами вро­де «поощрение» и «естественные последствия».

Наши рекомендации