Ндогенные преступники. Главные их разновидности. Обитая характеристика. 2 страница

Импульсивные преступники решаются на преступление без внутренней борьбы; и если отсутствие нравственной борьбы само по себе не дает еще основания зачислить преступника в разряд импульсивных, то, признав преступника импульсивным по другим данным, можно смело сделать заключение, что у него не было перед преступлением внутренней, нравственной борьбы. Импуль­сивный преступник решается на преступление вовсе не тогда только, когда испытывает нужду в чем-либо. Иногда он действует под влиянием неожиданно мелькнувшей или кем-либо подсказан­ной мысли, что можно таким - то преступлением несколько улучшить свое положение, например, получить некоторую сумму на кутеж. Вот один случай в этом роде. Двое молодых людей служивших в Москве, в военно-хозяйственном управлении, — Нико­лай Р., 20 лет, и Николай Ч., 18 лет, 16 февраля 19-22 года воз­вращались в пятом часу вечера со службы. Так как они хотели прямо со службы пойти на вечеринку в довольно глухую часть Москвы и оттуда им пришлось бы поздно возвращаться домой, то Р. захватил с собой револьвер. Шли они через Смоленский рынок, на котором встретили своего приятеля Михаила Г., 19 лет, который в то время службы не имел. Стали толкаться по Смо­ленскому рынку. Заметили одного торговца, продававшего драго­ценности. Николай Ч. не то в шутку, не та серьезно сказал: «ограбить бы кого-нибудь». Мысль понравилась другим товари­щам. Быстро составили план ограбить торговца С. Рынок скоро стал закрываться. Они стали следить за С, пошли за ним с рынка.

Когда он вошел в квартиру, они не знали, кому из них первому за ним идти, бросили жребий, оказалось Николаю Ч. Тот посту­чал и, когда отворили, сказал: «жилищная комиссия по осмотру квартиры». Стали осматривать квартиру. Ходили по комнатам минут 20 — 30, все не решались. Потом Николай Ч. сказал: «надо или решаться, или уходить». Подтолкнули Николая Р., у которого был револьвер. Тот выхватил револьвер и направил его на С., требуя от него денег и драгоценностей. Тот сказал, что у него ничего нет. Стали искать сами, нашли, уложили в мешок, с которым Николай Ч. ушел. Двое остальных нашли еще сверток с серебром. С. закричал. Бандиты бросили ключи от двери, которую сначала хотели, было запереть, и убежали. Один из них — Г., — страдавший одышкой, оказался менее быстр на ноги, чем товарищи, и был задержан. Николай Р. убежал к Николаю Ч., с которым вместе скоро пошел на вечеринку. Узнав, что Г. арестован, приятели стали ждать, что и их скоро арестуют. Вещи они снесли к знакомому на продажу, не сказав ему ничего о их происхождении. Николай Р., в ожидании ареста, написал два прощальных письма: одно — даме своего сердца, а дру­гое — приятелю. Из героев этой драмы мне подробно пришлось беседовать с Николаем Р. Никто из них настоящей нужды не знал. Сравнительно в худшем положении был Г., лиши­вшийся места и имевший на своем иждивении жену и ее мать. Но он как раз играл в преступлении пассивную роль. Мысль о преступлении явилась неожиданно и без особого внешнего повода. Все они были трезвы, да и вообще пьют мало. Нельзя им приписать и никакой особой темноты, и никаких обуревавших их страстей. Они — со средним образованием. Николай Р. даже закончил среднее образование, — в 1917 году он кончил Петроградское коммерческое училище. Его родители—отец его кучер - живы, работают и не требовали от него большей материальной поддержки, чем давала его служба. Преступление сына страшно опечалило их. Никто из этих трех юношей раньше не судился. На вопрос, зачем он пошел на такое дело, Николай Р. говорит: — «не могу объяснить». «Появилась мысль, что я могу себе немного достать, чтобы лучше устроить свою жизнь». «Попал по каким-то порывам». Совершенного им он стыдится. Говорит, что и на вечеринке чувствовал себя плохо; ему казалось, что все знают, что он сделал, и считают его преступником. А голову стала сверлить мысль, что «скоро придет расплата». Он присужден на 5 лет и по отбытии наказания думает уехать в Петроград; в Москве, полагает он, «теперь уже жить будет неловко». Надо добавить, что он на вид — добродушный юноша и, по-видимому, не без способностей и некоторых умственных интересов. Он не только любит посещать вечеринки, по приодеться и поухажи­вать за барышнями, но и почитать книжку и не только роман, а и научную. У него хорошая память. Он хорошо учился в ком­мерческом училище и мечтал поступить в университет, на физико-математический факультет.

Во всех приведенных выше примерах интересно то, что дей­ствующими лицами являются не какие-либо опытные профес­сионалы, для которых вопрос о совершении преступления есть лишь вопрос технический, вопрос большего или меньшего риска потерпеть неудачу, а новички на преступном поприще, для кото­рых преступление, уже в силу одной новизны положения, должно бы, казалось, представлять более или менее трудную задачу. Притом это молодые люди 20 и более лет, прошедшие начальную школу или даже несколько классов средней школы. Из этих примеров ясны уже некоторые характерные черты импульсив­ного типа: способность действовать по импульсам, непосред­ственно рождающимся из живых антиципации известных ощуще­ний, — ради того, чтобы устранить нечто, доставляющее неприят­ные ощущения, или получить приятные ощущения от самого про­цесса совершения преступления, или от его плодов. Но характер­ные черты импульсивного, типа приобретают очень различную окраску в отдельных его разновидностях. Среди этих разновид­ностей надо различать, прежде всего, две главных, а в пределах каждой из них, в свою очередь, по несколько типов.

Первую основную разновидность импульсивных преступников составляют те, которые ведут еще трудовой образ жизни, но имеют склонность неразборчиво добывать себе определенные приятные ощущения, руководясь одними соображениями личного удобства и риска. У них нет таких комплексов морального и соци­ального характера, которые могли бы послужить источником импульсов к удовлетворению этой склонности в соответствии с моральной и социальной оценкой способов ее удовлетворения. Они составляют первый основной тип или разряд импуль­сивных преступников; их можно назвать преступниками с огра­ниченной или частичной импульсивностью. Их предрасполо­жение к преступлению состоит в указанной склонности, причем нередко, вне сферы этой склонности, они обладают довольно значительной сопротивляемостью внешним влияниям, стремя­щимся увлечь на преступный путь. Они могут многое претер­петь, во многом себе отказать, чтобы только не сбиться с пути честной, трудовой жизни, но известная потребность чувствуется ими особенно остро, приятные ощущения от удовлетворения ее воспроизводятся в их памяти, антиципируются тук живо, что из этой антиципации родится сильный импульс к поведению, спо­собному доставить эти ощущения, и не встречает себе у них задержки.

Второй основной тип или разряд импульсивных преступников составляют те, у которых, кроме указанных свойств первого типа, заметна уже склонность к образу жизни, более или менее резко уклоняющемуся от нормальной, трудовой жизни и приспособлен ному к тому, чтобы доставлять субъекту те чувственные удоволь­ствия, к которым у него имеются особые склонности. Эти люди или совсем оторвались от нормальной трудовой жизни в обще­стве и стали «социальными паразитами» или находятся уже на пути к этому. Их можно назвать преступниками с широкой или полной импульсивностью. Они способны удовлетворять в фор­мах импульсивной преступности гораздо более широкий круг потребностей, чем преступники первого типа. Их предрасполо­жение к преступлению сложнее по своему составу, обыкновенно труднее поддается воздействию и представляет собою более широ­кий базис для преступной деятельности.

Сначала остановлюсь на преступниках первого из указанных двух типов и на главных разновидностях, которые встречаются в пределах его.

II.

Очень интересную группу, среди импульсивных преступников, образуют те, у которых предрасположение к преступлению состоит в не ограничиваемой комплексами морального и социаль­ного характера склонности производить на других впечатление людей с определенным весом и значением, с определенными свя­зями или способностями, «показывать себя» другим как неспо­собных терпеть известное положение или отношение к себе, или, наоборот, как способных совершить известный поступок, умею­щих вести себя в известном положении, «умеющих подать и при­нять не хуже, а даже лучше всякого другого», и т. п. Иногда этими людьми руководит главным образом тщеславие, а иногда — главным образом, так называемое, «ложное» самолюбие. Боль­шею частью это — люди недалекие, очень обидчивые, «мелко самолюбивые», как говорят иногда, «помешанные на внешности», больше всего боящиеся, как бы не показаться другим находящи­мися в каком-либо неприятном или конфузном положении... Более всего приятно им ощущать, что они произвели известное впечатление, показали себя с известной стороны. Если склон­ность к этим ощущениям не сдерживается соответствующими комплексами морального и социального характера, побуждающими воздерживаться от проявления ее в антисоциальных формах, и если обладатель этой склонности попадет в положение ей противо­речащее, или грозящее показать его обществу в невыгодном свете, то она становится источником сильного импульса к любому поступку, в котором субъект будет видеть подходящий выход из создавшегося для него неприятного положения. При таких усло­виях пред нами будет более или менее сильное предрасположе­ние к преступлению, и, быть - может, даже к очень тяжкому. Для этих преступников всего более подходит название тщеславно-самолюбивых импульсивных преступников. При этом не следует думать, что внешние поводы, по которым действуют эти пре­ступники всегда значительны. Наоборот, иногда они так незна­чительны, что их трудно заметить. Вот несколько интересных примеров такой импульсивной преступности.

18 апреля 1923 года, в 3 часа дня, Иван Михайлович Ж., 17 лет, шел из Серпухова в одну из близлежащих деревень. Он заметил идущую впереди себя крестьянку лет 30 и задумал ее ограбить. Догнав ее и предложив ей свои услуги в качестве про­вожатого, он затеял с ней беседу. Оказалось, что она слышала о его дедушке, семью же его не знает. Не доходя до Таруссы, через которую Ж. нужно было пройти, дорога разветвлялась надвое, при чёлн в обоих направлениях вела к городу. По мино­вании этого пункта Ж. вдруг нанес своей спутнице 7 ударов камнем по голове, взял у нее мешок с башмаками, галошами, платьем и быстрым шагом направился назад к месту, где раз­ветвляются две дороги, и теперь уже пошел в Таруссу по второму пути. Спутницу свою он оставил на первом пути и считал мертвой; впоследствии обнаружилось, что она не была даже при­ведена в бессознательное состояние, а лежала и молчала со страху. Взяв мешок, он хотел посмотреть, что в нем, да поме­шали, посмотрел, пройдя уже Таруссу. Придя домой, он пере­дал похищенные вещи матери, как подарок от тетки. Возвра­щался Иван от дяди, у которого служил в лавке. «От дяди, — рассказывает он, — потребовали, чтобы он на меня взял патент, а он сказал: не могу платить, иди домой». Отпустил он племян­ника не с пустыми руками: на Иване был хороший «френчик», хорошие брюки и крепкие башмаки, а хорошо одеться он любит; были у него и деньги в размере 200 миллионов. К деньгам он относился бережно и очень старался не истратить лишнего. До Серпухова он доехал без билета, а когда был замечен, стал уве­рять, что забыл взять билет, так как в ожидании поезда спал на станции, а затем, проснувшись, прямо бросился в стоявший уже поезд; от милиционера он откупился 10 миллионами, клятвенно уверив его, что у него всех денег 20 миллионов. Он вообще на деньги скуп.

Знакомясь с его личностью, мы узнаем, что он из доста­точной крестьянской семьи и жил дома до 16 лет. Отец его, кроме крестьянского хозяйства, занимался портновским делом. У них была лошадь, корова, овцы, разная птица. В помощь матери держали работницу. Детей у его родителей было 4, один в раннем детстве умер. Иван — старший в семье. Родители его — люди добрые, детей не били. Иван у отца был любимцем: «он меня больше всех обожал», — говорит он. Родители часто ссорились: мать ругала отца за сильное пьянство. Когда в 1914 году продажа водки прекратилась, отец стал пить всякие суррогаты и вскоре умер. Иван любит мать и сохранил хоро­шую память об отце. Учился он в сельской школе 3 года, кончил ее. Учился средне, ленился. Из предметов ему более других нравилась арифметика, а менее всего — закон божий: священник был очень строг. К религии Иван всегда был равно­душен. В общем, в детстве и в ранней юности его не было ника­ких событий, которые как-либо особенно могли на нем отра­зиться. Половой жизни он еще не начинал, онанизмом не зани­мался. Половое созревание протекает нормально. Он заметно хозяйствен и домовит; живя на стороне, все думал о доме и домашнем хозяйстве. Уволенный дядей, он шел домой очень печальный; смущало его и самое увольнение, — как будто неловко все-таки, — а также то, что он в хозяйство мало несет. Вот здесь и лежит ключ к пониманию его преступления. Он был на хорошем счету в деревне, ни в чем дурном замечен не был, и вдруг прогнанный возвращается ни с чем. Обидно. Он предчув­ствовал, что мать будет удивлена и огорчится, и это было ему очень неприятно. Явилось стремление вернуться домой, по край­ней мере, с чем-нибудь, что нужно для хозяйства, или могло быть принесено в качестве подарка. Это побуждало его всячески эко­номить бывшие у него деньги и толкнуло на преступление: нужно было как-нибудь скрасить свое возвращение домой и показать, что отпустили его с подарком для матери, любовно, по-род­ственному.

Иван — человек здоровый, никаких особых болезней у него не было; в детстве болел «какой-то простудой», о которой не сохранил воспоминаний. Припадками никогда никакими не стра­дал. Только спит он беспокойно, особенно в тюрьме: ночью вскакивает, бродит по камере, а проснувшись, часто не скоро приходит в себя и не сразу понимает, где он находится. Вот и перед последней поездкой со станции Лопасня до Серпухова он, ожидая поезда,. заснул, а затем, когда поезд пришел, он от общей суматохи проснулся, но не сразу понял, где он, не мог сна­чала найти выхода на платформу, забыл взять билет и, когда нашел, наконец, выход, прямо бросился в вагон. Пить он перед этим ничего не пил и вообще почти не пьет: «как-то раз поку­шал самогонки, вырвало». С тех пор он не пьет. Кокаина никогда не нюхал. В его внешности нет ничего особенного: это — юноша среднего роста, с круглой головой, с широким , толстокостным и толстокожим лицом, с несколько угрюмым выражением глубоко сидящих серо-голубых глаз, с тонким, сред­него размера, прямым, загнутым книзу носом, с оттопыренными, плоскими, среднего размера, ушами, с приподнятой, резко очерченной верхней губой. В общем, его внешность более оттал­кивает, чем располагает. Рассказывает он довольно связно, но медленно и монотонным голосом и производит впечатление человека, соображающего не сразу и комбинирующего признаки и факты с некоторым трудом. Память у него слабая. Он развит умственно слабо и отличается притупленностью нравственного чувства. Его моральные представления скудны. Свой поступок он осуждает, но по соображениям невыгодности его для него самого: приходится сидеть, да и на всю деревню себя опозорил, «будут в глаза тыкать: — вот, мол, жулик какой, человека убить хотел». Просто отнять лучше, чем с насилием, а то будут думать: «хотел человека убить». У богатого украсть можно, у бедного нельзя. Про свое преступление говорит: «по-своему малоразумию совершил, сразу вздумалось». Сначала он ударил поднятым из лежавшей у дороги кучи камнем раз и, когда женщина упала и заорала, «с испуга затрясся весь», а потом нанес один за другим ряд ударов. Помнит, что первый удар нанес по правой стороне головы. Вернувшись, домой, он был вполне спо­коен и сразу погрузился в хозяйственные заботы; на следующий же день нанялся в соседний совхоз работать и там и был аресто­ван, при чем «при народе никак не хотел сознаться в убийстве, за что его сперва ладонью по морде ударили, а потом — кулаком по шее». Сознался он на очной ставке с потерпевшей, которая находилась в больнице. О совершенном он нередко вспоминает, но подходит к нему с указанной личной точки зрения: как на него будут в деревне смотреть, когда он придет домой. Сожа­ления к потерпевшей у него не заметно. Правда, он говорит, что две ночи после убийства почти не спал, но, оказывается, от страха, что арестуют. Днем потом как-то думал: «что сделал, человека мог убить». Но это сознание, что человека убивать нельзя, не имеет у него должного эмоционального тона, а носит характер какого-то отвлеченного положения, которое он слышал, но за которым у него не заметно голоса какого-либо чувства. Он производит впечатление черствого, бессердечного человека с рас­судочно-эгоцентрическим складом характера. На вопрос, почему он нанес ей столько ударов, говорит, что после первого удара она сначала упала, а потом стала приподниматься, и он опасался, что она поднимется и уйдет, но добавляет, что убить все-таки он ее не хотел. За свое преступление он приговорен к 3 годам заклю­чения и считает это наказание справедливым.

Склонность всячески поддерживать свою репутацию, скрывать отсутствие, на самом деле, приписываемого себе влияния, склон­ность казаться значительным и влиятельным сыграла главную роль и в другом преступлении, к описанию которого я теперь и обращаюсь. Но в этом случае с ней конкурировало стре­мление получить известное вознаграждение. Последнее, впро­чем, играло вторую роль. Действующим лицом в этом преступле­нии был молодой человек — Федор Васильевич Г., 18 лет, уроже­нец Тульской губернии, Веневского уезда, русский, из бедной крестьянской семьи. Его отец по зимам работал в Москве как ломовой извозчик и в этом имел для себя подсобный источник дохода, благодаря которому его семья из 6 человек детей жила хотя и бедно, но, — за исключением 1918 и 1919 г.г. — не голо­дала. К сожалению, отец Федора — сильный алкоголик и чело­век раздражительный. Детям от него нередко попадало ремнем. Про мать же свою Федор говорит, что у нее такой хороший характер, «какого и во всей Москве не сыщешь». В общем, однако, несмотря на пьянство и раздражительность отца, смягчае­мую добротой матери, семья жила довольно дружно и тяжелой атмосферы внутри ее не было. Учился Федор в сельской школе 3 года, но ее не кончил. Не давалось ему ученье, главным обра­зом арифметика. Дробей он никак понять не мог, да и целыми числами ему очень трудно справляться; такие, например, задачи как 13 X 7 или из 121 —19 он решить не мог. Учился он ста­рательно, но плохо. Комбинаторная деятельность ума у него сильно понижена. Память — слабая; то, что читает, он помнит лишь в момент чтения, а стоит отложить книгу в сторону, как он совершенно не в силах рассказать прочитанное. Читать он любит, читал, между прочим, из классиков Пушкина и Л. Тол­стого, но совершенно ничего не усвоил из прочитанного. В 1921 году он был помещен отцом в одно учреждение, в Соколь­никах, курьером, но справиться с обязанностями курьера не мог: ему дали развести несколько пакетов по разным комнатам Делового Двора, он бился над этой задачей несколько дней, не выполнил ее, испугался и больше на службу не явился. В 1922 году он был помещен отцом на лесной склад мальчиком. Там он уви­дел рабочих, пиливших лес продольной пилой, выучился продоль­ной пилке и с течением времени стал пилить хорошо и зараба­тывал этой работой рубля 4, 5 даже 6 в сутки. Ему этих денег хватало, и он даже посылал немного в деревню отцу. С того времени, как он стал заниматься пилкой, он начал пить и выпи­вал постоянно, без этого, по его мнению, нельзя работать. Главным развлечением для него служило посещение вечеринок, ухаживание за «девчонками», с которыми у него, — то с той, то с другой, — затевались мимолетные половые связи. Жениться он не собирался. В половом отношении считает себя человеком холодным. Кроме вечеринок и ухаживанья любит ходить в кине­матограф, посмотреть что-нибудь смешное. Что касается харак­тера этого юноши, то он очень вспыльчив и раздражителен, нетерпелив, ревнив и очень самолюбив. Склонен драться. Раз подрался с товарищем из-за одной «барышни». В другой раз пьяный ударил лошадь палкой по голове, а на ругань отца по этому поводу ответил руганью же, бросился на отца, повалил его, избил и исцарапал ему лицо. Был случай, когда он сильно подрался с компаньоном по пилке. Один раз, когда он запрягал лошадь и попросил мать подать ему возжи, а она ответила «возьми сам», он вдруг сильно раздражился, изругал мать и едва удержался, чтобы ее не избить. Таков характер этого юноши, который 23 июня 1924 года учинил следующее деяние.

Его приятель, сапожник Григорий К., имел брата 12 лет, которого очень хотел поместить в какое-нибудь учебное заведе­ние, и просил Федора помочь ему в этом деле. Федор натолко­вал ему о своих мнимых связях и о возможности для него это сделать. Незадолго перед этим он записался в члены Сокольнического отдела народного образования и по этому поводу много нахвастал своим мнимым влиянием. За устройство мальчика в школу он должен был получить от сапожника новые ботинки и в перспективе имел от него еще угощение. Его попытки устроить мальчика не удались. Пойти и сказать сапожнику правду, значило расстаться с ботинками и угощеньем, а главное обнару­жить свое хвастовство. Этого Федору не хотелось, и он задумал убить мальчика. Сапожнику он сказал, что его брат определен им в школу в 14 верстах от Москвы и что он отведет его туда .немедленно. Сапожник был очень доволен, благодарил его и отпра­вил их около 6 часов вечера из дому. Выйдя за город, Федор с мальчиком пошли сначала лесом, потом — по полотну желез­ной дороги. По дороге мальчик был спокоен, собирал цветы, задавал Федору разные вопросы, на которые тот ему отвечал, хотя волновался в ожидании момента, когда придется присту­пить к задуманному. Отойдя верст 6 от Москвы, свернули в лес и сели отдохнуть. Федор сидел и курил, а мальчик собирал цветы, а затем спросил, скоро ли они придут, и при этом рядом с Федором. Последний сказал, что осталось недалеко, вдруг встал на колени и, схватив мальчика за горло, стал душить. Тот не успел даже вскрикнуть и брошенный на землю, как каза­лось Федору, забился в предсмертных судорогах. Федор бросил свою жертву, как он говорит, из жалости и побежал прочь, а затем, увидев гуляющую публику, пошел шагом. По дороге домой он зашел к сапожнику, застал его сидящим на дворе, под­сел к нему, и они стали курить и мирно беседовать. Он сказал своему приятелю, что комиссия освидетельствовала его брата, приняла его и сейчас же отправила верст за 40 от Москвы на какую-то дачу. Сапожник не заметил в своем собеседнике ничего странного и поверил всему, что тот сказал. Побеседовав с ним, Федор пошел домой, не стал ужинать и лег спать. Долго ему не спалось, все думал, что сделал. Было у него и опасение, что мальчик оживет. Что тогда ему, Федору, будет? Под конец он заснул, а проснувшись — был арестован участковым надзира­телем, которого привел с собой сапожник. В 11 часов вечера мальчик очнулся и коё-как добрел домой. Сидя в тюрьме, Федор удивляется, «как его сердце позволило ему сделать такое дело». Всякие корыстные побуждения с своей стороны он категорически отвергает, ссылаясь на то, что у него всего было достаточно, что в самый день преступления он дал в долг одному приятелю 9 рублей. По данным дела надо думать, однако, что и корыстные побуждения играли в его преступлении некоторую роль, но они не были главными пружинами.

III.

Следующую разновидность импульсивных преступников соста­вляют те, которые совершают преступление ради того, чтобы полу­чить какой-либо предает, которым они могут украсить себя или жилище, или увеличить свой домашний комфорт. Широко рас­пространенная у людей склонность к украшениям приобретает у них особую силу и выбивается из-под всякого нравственного контроля.

Примером может служить следующий случай. 4 ноября 1922 года, между 3-мя и 4-мя часами дня, в Волоколамском уезде Московской губернии, на шоссе между деревнями Аннино и Покровским был убит крестьянин Воеводин, возвращавшийся с покупками к себе в деревню. Убийство произошло при следую­щих обстоятельствах. Воеводин проезжал через одну деревню и остановился там выпить чаю в чайной. Два крестьянина этой деревни — Иван 3. и Иосиф Н. — выследили его, видели, как он уехал, и затем, на лошади Ивана 3., погнались за ним, нагнали его приблизительно на четырнадцатой версте и убили. Когда они его настигли, Иван 3. выскочил, бросился на Воеводина, свалил его и крикнул Иосифу: «стреляй». Последний, подойдя к лежавшему Воеводину, в упор выстрелил в его затылок, отчего Воеводин тут же скончался. Иван и Иосиф оттащили убитого с дороги в лес, отобрали деньги, документы и вещи и вернулись, захватив лошадь и экипаж Воеводина, назад в свою деревню. Лошадь и экипаж Вое­водина они поставили у односельчанина своего Николая К., на его дворе, затем саней полок у него же сожгли, а лошадь отдали ему. К. сперва согласился взять лошадь, но потом отказался из страха, что лошадь будет узнана и ему придется отвечать. Он потребо­вал, чтобы эта лошадь была обменена на новую в Москве. Иосиф Н. на следующее утро и поехал в Москву, с целью переме­нить лошадь, но на Сухаревском рынке был задержан родственни­ками убитого, которые узнали лошадь. Дело раскрылось. Какие же обстоятельства побудили Ивана и Иосифа совершить это пре­ступление и что представляют собою эти молодые люди?

Иван 3. старше Иосифа Н. ему 23 года, а Иосифу —19 лет. Иван происходит из местных крестьян, женат и живет своим хозяйством. В семье своего отца он был старшим. Кроме него, у отца был еще один сын, — маленький, ему в 1923 году исполни­лось только 7 лет, — и несколько дочерей; всего их было 8 чело­век. Отец его занимался крестьянским хозяйством и, кроме того, ходил на отхожий промысел, работал как конопатчик. Родители Ивана живы до сих пор. Отец его все время сильно пьет, в послед­ние годы — самогонку. Иван также любит выпить. В 1922 году он судился за изготовление самогонки вместе с Иосифом, и это единственная их судимость. Образование у Ивана небольшое, он учился всего полторы зимы, но выучился недурно писать и обла­дает довольно красивым почерком. Умственных интересов у него нет никаких; он ничего не стремится узнать, ничего не читает и не хочет читать; только недавно, в ноябре, ему захотелось почитать, что делается в Германии, да газеты не нашел. Его жиз­ненный план сводится лишь к тому, чтобы жить безбедно своим хозяйством и возможно веселее и беззаботнее. Он любитель выпить, поплясать и побалагурить. Когда выпьет, бывает очень весел. Вообще он производит впечатление человека, у которого нет никаких серьезных, омрачающих забот и смущающих, тягост­ных мыслей. Он ко всему относится легко. События жизни как бы скользят по нем, глубоко его не затрагивая. Даже когда разговор коснулся его жены, на которой он женат по любви, и речь зашла о ее отношении к его преступлению и ее жизни теперь, он с бла­годушной улыбкой заявил, что получил сведения, что она теперь без него «закрутила» — «ну, да дело молодое», добродушно доба­вил он. Его она не посещает в тюрьме, на свидание к нему при­езжают лишь родители. В преступлении своем он не видит ничего особенного: «по пьяной лавочке дело вышло, — говорит он, — не сообразили, что за такое дело даже расстрелять могут»; именно, вот в этих тяжелых для него последствиях, — ему и Иосифу заме­нили расстрел десятилетним заключением, — он только и видит плохую сторону своего дела. В преступлении своем он винит Николая К. и рассказывает следующее. Николай К. — портной, у которого он с Иосифом заказали себе пиджаки из старых пальто. И раньше они немного задолжали Николаю, и теперь им заплатить было нечем. Николай же приискивал себе лошадь и когда они, — пред престольным деревенским праздником, — яви­лись к нему за пиджаками, пиджаков он им без денег не дал, а указал на Воеводина, как на человека, у которого можно отнять лошадь, а его убить. Он сказал им, что Воеводин в чайной и что его можно узнать по следующей примете: на телеге у него стоят сани, которые он везет из починки. Воеводин будто бы человек богатый, ездил торговать арбузами, наторговал денег и теперь едет назад. Для храбрости он им дал самогонки, которую они и рас­пили. Когда они подходили к чайной, то видели Воеводина, кото­рый отвязывал лошадь. Они выпили еще, потом Иван 3. запряг свою лошадь и они пустились догонять Воеводина. Он хорошо разглядел потерпевшего и помнит все обстоятельства и обста­новку преступления.

После убийства он вечер провел довольно весело, подвыпил еще, а экипаж вечером сжег. Ни ужаса, ни большого смущения от содеянного он не испытывал. Да и когда он рассказывал о всем этом происшествии, то говорил просто, добродушно, с улыбочкой как о самом простом деле, за которое, к сожалению, приходится сидеть в тюрьме. Иван 3. представляет собою довольно яркий при­мер импульсивного убийцы - новичка на преступном пути. Физи­чески и психически он вполне здоров; из болезней у него была года 2 тому назад лишь испанка.

Его соучастник по преступлению — Иосиф Н., — по нацио­нальности латыш, НО' с двух лет живет в России и говорит только по-русски. Отец Иосифа был железнодорожным сторожем на станции Лесодолгоруково Балтийской железной дороги. Кроме Иосифа, у него было еще три сына моложе Иосифа. Жили бедно, но кое-как концы с концами сводили. Сыновья рано стали помо­гать отцу; Иосиф с 12 лет стал работать на железной дороге, помогая рабочим при ремонтных работах. Школы он, вследствие бедности, не окончил, так что малограмотен, но учился охотно, и по выходе ив школы, при случае, любит почитать книжку. Осо­бенно ему нравятся стихи. Он читал Пушкина, Лермонтова и Жуковского, и сам очень любит писать стихи. Всю свою био­графию он изложил стихами. Жизнь его, по его словам, текла скучно и печально; радостные дни были только в детстве. В сти­хах своих он и воспевает по преимуществу разные тяжелые пере­живания, которые ему пришлось испытать в жизни. Однако есть у него и стихи, в которых звучит надежда на лучшее будущее и видно бодрое настроение юноши, смело смотрящего вперед. Вот стихотворение, которое он озаглавил «Светлое будущее»:

Наши рекомендации