Функциональные области. стадии и типы 2 страница

Движения начинаются уже у зародыша. Ведь функции в процессе онтогенеза начинают вырисо­вываться по мере развития тканей и соответствующих органов еще до того, как они могут быть использованы. К четвертому месяцу беременности мать ощущает пер­вые активные движения ребенка. Минковский (в Цюри­хе) изучал последовательные этапы дородовой подвиж­ности у зародышей различного возраста, жизнь которых вне материнского организма поддерживалась насколько это было возможно. Хотя подвижность зародышей падает одновременно с угасанием жизнеспособности, Минков­ский смог обнаружить, что она состоит из более или ме­нее обширных систем движений и положений тела, кото­рые при наличии одного и того же раздражения могут быть нерегулярными и изменчивыми. Такая изменчивость влияния детерминирующих воздействий объясняется, бесспорно, незаконченностью анатомических и функ­циональных структур. Цикл, по которому распростра­няется возбуждение, не имеет еще замкнутых контуров, что позволяет возбуждению легко проникать в другие циклы, имеющие такой же недифференцированный ха­рактер. В то же время реакция, хотя она часто бывает слишком экстенсивной, остается в какой-то мере парци­альной из-за недостатка координации между различными областями или системами организма, который сам пред-

ставляет собой комплекс еще слабо связанных друг с дру­гом компонентов.

Изменчивость, вытекающая отсюда, противоположна изменчивости, наблюдаемой при более сложной и более совершенной организации нервной системы. Здесь она есть нечто случайное или, по меньшей мере, отражающее очень общие колебания в органических предрасположени­ях. Изменчивость же второго типа, наоборот, позволяет приспосабливаться к различным условиям и потребностям, когда взаимная интеграция функциональных систем и об­ластей делает возможным избирательное согласование раздражении, имеющих самые различные источники, с разнообразными желаниями и самыми различными реакциями.

После рождения продолжают существовать определен­ные системы движений и положений тела, отвечающие определенным раздражителям. В частности, это шейные и лабиринтные рефлексы Магнуса и Клейна. Одни из них вызываются вестибулярным раздражением, которое яв­ляется следствием быстрого перемещения тела в простран­стве, другие — вращением головы. И те и другие рефлек­сы стоят в определенной связи с положениями головы и конечностей новорожденного. У него, так же как и раньше у зародышей, ожидаемая реакция не всегда сле­дует за соответствующим раздражением, но в основе этого явления лежит иная причина. Этот эффект резче выражается у преждевременно родившегося ребенка или при нарушении некоторых нервных связей вследствие травмы, нанесенной акушеркой. Причина неустойчивости реакций заключается в их случайной задержке центрами торможения, которые даже у нормальных новорожденных еще не полностью подчиняют себе соответствующие реф­лексы. Неустойчивость реакции может, таким образом, зависеть либо от сравнительной незаконченности и недо­статочно четкой детерминации соответствующего цикла, либо, наоборот, от уже начавшегося включении этой реак­ции в более совершенную систему движений.

Спонтанная жестикуляция новорожденного нередко сравнивалась то с неожиданными та. скачкообразными замещениями одних положений тела другими, то с авто-матизмами или фрагментами автоматизмов, которые уже функционируют так, как позже этого может потребовать лишь полностью сформированная функция. В действи-

<27

тельности мышечная деятельность новорожденного еще недостаточно дифференцирована. Быстрая тетанизация мышцы, возникающая при раздражении электричеством, часто сопоставлялась с сокращением мышцы при уста­лости и сближалась с судорогой или спазмой. Иначе го­воря, если интервал между клоническим толчком и кон­трактурой невелик, может легко произойти слияние этих двух основных форм активности мышцы — сокращения и тонуса, т. е. собственно движения и положения тела. Впрочем, должны пройти недели и месяцы, прежде чем' для каждого из них возникнут условия эффективного и дифференцированного осуществления.

Действительно, на мышце сосредоточивается чередую­щееся или комбинированное воздействие различных цент­ров. Одной структуры мышцы недостаточно, для того чтобы объяснить ее сокращение. Согласно Боттаци, два составных компонента мышцы — миофибриллы и сарко­плазма — служат инструментами для осуществления со­ответственно клонической деятельности и тонуса. Так функциональное различие объясняется различием орга­нов. Но тонус — явление далеко не простое. Соответст­вующие ему токи действия, зарегистрированные осцилло­графом, имеют очень изменчивый ритм; различна и роль тонуса в двигательном механизме. Наконец, патология показывает, что тонус выявляется в различных формах контрактуры в зависимости от уровня повреждений, изо­лирующих друг от друга регулирующие его центры. Сле­довательно, в каждый момент тонус представляет собой результат импульсов, приходящих из различных источни­ков, изменяющихся в зависимости от окружающих усло­вий и потребностей.

У ребенка формирование этой сложной тонической функции завершается только через ряд последователь­ных этапов. Нервные центры, от которых она зависит, достигают зрелости не одновременно. Их функциональное равновесие меняется с возрастом. Встречаются даже устойчивые индивидуальные различия. Отсюда следует различие моторных, а также психомоторных типов. Ведь между тонусом и психикой существуют тесные отноше­ния, осуществляющиеся через посредство положений рав­новесия и установок и, следовательно, через посредство связей, которые существуют в среднем мозгу между цент­рами аффективной чувствительности и центрами различ-

ных автоматизмов, в которых функции положений тела играют значительную роль. Именно так я смог выделить экстрапирамидные типы — низшие, средние и высшие.

В течение периода детства изменяется не только при­рода тонуса, но и распределение его на периферии тела Гомбургер описал инфантильный моторный тип у субъ­ектов, сохранивших некоторые положения тела, харак­терные лишь для ранних периодов жизни ребенка. Так, низшие конечности новорожденного согнуты кольцеобраз­но, а ступни имеют тенденцию складываться ножницами, предплечья согнуты, ладони повернуты к подбородку, а не к грудной клетке. Позже, когда предплечья распрямляют­ся, ладони поворачиваются назад, а не к оси тела. Раз­гибание большого пальца ноги, нормальное в первые ме­сяцы, интересно тем, что оно уподобляется рефлексу, опи­санному Бабинским в качестве патологического рефлекса у взрослых. Действительно, повреждение пирамидного пути, передающего спинному мозгу двигательные импуль­сы коры мозга, влечег за собой извращение рефлекторно-ю положения, которое принимает большой палец ноги при прикосновении к внешней стороне ступни: он вы­прямляется, вместо того чтобы согнуться к подошве ноги, как при нормальном состоянии. У ребенка распрямл^нпс уступает место сгибанию к 7—8 месяцам, когда идущая сверху вниз миэлинизация пирамидального пучка позво­ляет корковым импульсам доходить до центров нижних конечностей, помещающихся в спинном мозгу. Этот при­мер показывает, как интегрирование одних нервных цент­ров с другими может изменять периферические реакции. Впрочем, часто происходит чередование изменений. На­пример, в течение нескольких часов или даже двух или трех дней после рождения большой палец ноги находится в согнутом состоянии; включение пирамидальных им­пульсов, следовательно, лишь восстанавливает началь­ную реакцию. Итак, один и тот же периферический эф­фект может возникать при различных условиях, в соот­ветствии с той стадией развития, к которой он относится.

Изучение движении, в собственном смысле слова, по­зволяет проверить это положение. Нет, например, ника­ких оснований видеть в поочередном движении ног ново­рожденного уже сложившийся акт ходьбы, поскольку ходьба появляется лишь много месяцев спустя, в течение которых начинают действовать новые нервные центры,

5^/4 Психическое pd ви нс рсоспка

что видимым образом изменяет движение нижних конеч­ностей. Невозможно выделить элементарные автоматиз-мы,на которые расчленяется ходьба, из их общего рав­новесия, в котором слияние этих автоматизмов должно происходить беспрестанно и сохранение которого пред­полагает наиболее точную' интеграцию мышечной дея­тельности и регулирующих органов.

В отношении рук происходит то же самое. Когда ре­бенок цепляется за предмет, который касается ладони, то это еще не схватывание, а самое большее — рефлекс хва-тания. Движение ноги в поисках контакта, поддержки, в то время как другая нога только опустилась, скорее является движением лазания, чем ходьбы. Движения, бесспорно, передаются от одного действия к другому, воз­никающему позже, но они видоизменяются уже потому, что интегрируются с другими системами и подчиняются другим потребностям.

/ Между последовательно формирующимися системами часто можно наблюдать конфликты. Шевелясь в своей ванночке, ребенок видит, как удаляется пробка; сначала он может только повторять те же движения, затем ему удается двигать рукой в направлении пробки, но кулак у него сжат, и ребенок еще сильнее отодвигает пробку. Лишь впоследствии он научится протягивать открытую руку и сжимать ее только тогда, когда она лежит на пробке. Часто одно движение ребенка становится пре­пятствием для другого. Устранение этого явления требу­ет появления новой схемы движений, которая вовсе не является простым сложением первично различных эле­ментов. Таким же примером являются действия, которые предшествуют ходьбе. Бесспорно, в ряде попыток при­подняться на руках, которые постепенно начинает делать ребенок, следует признать начало формирования устано­вок тела, необходимых для ходьбы. Но эти попытки, как уже было сказано выше, не являются законченными фрагментами вертикального передвижения на двух но­гах. Они относятся к системам, лежащим в основе таких действий в пространстве или способов передвижений, ко­торые в один прекрасный день могут войти в противоре­чие с ходьбой, как например у тех детей, которым нельзя позволять передвигаться на четвереньках, чтобы заставить их встать на ноги. Движение не строится подобно зданию из отдельных частей, согласно заранее созданному пла-

ну; собственная схема движения должна заменить пред­шествующие схемы.

Нередко думают, что мышечная клавиатура состоит из простых элементов, различная комбинация которых поро­ждает целые серии движений. Но если действительно существуют центры, возбуждение которых позволяет вызвать сокращение тонко дифференцированных элемен­тов мышечного аппарата, то это наиболее совершенные центры мозговой коры, которые развиваются в животном ряду последними и последними начинают функциониро­вать у индивида. До них вступают в действие центры, регулирующие более или менее обширные системы по­ложений тела или движений, которые принято называть несколько туманным термином «природные автоматиз-мы». Двигательная зона коры, в которой отдельно прое­цируются различные области мышечного аппарата, без всякого сомнения, представляет собой инструмент для анализа движений. Но для того чтобы этот анализ стал возможным, необходимо тщательное обучение. Анализ — вторичная и несколько искусственная операция. Если происходит патологический разрыв между двигательной зоной коры и нижележащими центрами, то возникают патологические соединения мышечных сокращений, кото­рые больной не в состоянии ни изменить, ни ог­раничить.

Ребенок вначале также находится в состоянии борьбы с комплексами движений. Первыми появляются наиболее диффузные и массивные комплексы. Проходит много вре­мени, прежде чем ребенок научится разлагать их па более частные системы, лучше приспособленные к многообразию вещей и обстоятельств. Столкнувшись с новой задачей, он должен бороться против синкинезии, т. е. против по­явления всей той группы движений, к которой относится требуемое движение и которая часто отягощает это дви­жение, делает его неточным, парализует. Разложение синкинезии у взрослого и большей частью у ребенка — это дело упражнения, но появление способности к этому возникает лишь вслед за функциональным созреванием и не может ему предшествовать. Первые движения ребен­ка билатеральные. Односторонние движения наблюдают­ся лишь спустя много недель после рождения (Bergeron). Контроль, который может осуществлять ребенок над сво­ими движениями, т. е. способность тормозить их, отбирать

и применять, формируется постепенно, охватывая одну сферу движений за другой. При этом развитие его зависит от общей физиологической эволюции. Вначале ребенок начинает упражняться в движениях верхней части кор­пуса и в проксимальных частях конечностей. Значительно позже наблюдаются упражнения такого рода в движени­ях нижней части тела и дистальных частях конечностей (Shirley). Это объясняется тем, что деятельность пира­мидального пучка может обнаружиться только после за­вершения миэлинизации, которая идет от тела клетки к периферии и совершается быстрее в коротких путях, чем в длинных. Кроме того, Турней (Tournay) показал, что миэлинизапия происходит у правшей в правой сторо­не на несколько недель раньше, чем в левой.

Другим условием точности движений является обоюд­ное прилаживание дифференцированных движений и то­нических позиций тела в процессе выполнения движения. Тонические позиции бывают двух видов. Одни имеют в своей основе тоническое сокращение мышц, которое сопровождает перемещение членов тела, находящихся в движении, поддерживает их последовательные поло­жения и обеспечивает непрерывность движения и сопротив­ляемость внешним помехам. Может случиться, что при внезапном прекращении движения характерная для него тоническая позиция продолжает поддерживаться. Иногда же сохраняемая поза препятствует выполнению движе­ний, как это бывает в состояниях, называемых кататони-ческими, или при проявлениях ступора, оцепенения. У маленького ребенка отсутствует способность сохранять позу при движениях. Поэтому они сейчас же прекра­щаются, как только затихает первый импульс. В то же время Колен (Colin) показал наличие у грудного ребен­ка тенденции к кататонии. Следовательно, в этом возрасте еще отсутствует интеграция тонической и клонической функций.

Второй вид позиций тела является результатом тони­ческих сокращений, возникающих в связи со всяким дви­жением в тех частях тела, которые не находятся в дви­жении. Так как у маленького ребенка эти позиции еще не сформировались, то во всяком его движении участвует все тело. Поэтому ребенокне может самостоятельно со­хранять какое-либо положение и его необходимо под­держивать, чтобы он не упал. Такое состояние продол-

жается очень долго, так как неподвижность частей тела, внешне не участвующих в движении, является результа­том очень сложного процесса. При всяком перемещении частей тела может сместиться центр тяжести. Чтобы из­бежать потери равновесия, необходимо сопротивление, которое и обеспечивается компенсирующими сокраще­ниями мышц в остальных частях тела, по преимуществу в области оси тела, вдоль позвоночника. Основная функ­ция этих мышц тоническая: это и есть мышцы равнове­сия.

Сопротивляемость движения внешним помехам долж­на изменяться не только в зависимости от амплитуды движения, но и в соответствии с теми противодействиями, которые оно может встретить в пространстве. Соответст­вие сопротивляемости противодействиям становится оче­видным, когда противодействия внезапно ослабевают. Тог­да наступает нарушение равновесия, и тем чаще, чем менее способен ребенок к быстрому исправлению положе­ния тела.

Трудность еще более увеличивается, когда в движении находится все тело. Тогда сокращения, компенсирующие каждое частичное перемещение, должны включаться в об­щую двигательную задачу, гармонически сливаясь с ней в некоем подвижном и развивающемся равновесии. Так именно и происходит при ходьбе и родственных ей дей­ствиях: беге, танце, прыжке и т. д. Из-за отсутствия точ­ной синергии между тоническими компенсациями и не­прерывной последовательностью движений возникают по­мехи, способные полностью прервать ходьбу. Так, в со­стоянии опьянения тяжесть ноги, оторвавшейся от почвы, увлекает в свою сторону все тело, и чередование этого нарушения равновесия делает походку зигзагообразной. Подобные явления наблюдаются у маленького ребенка:

его походка зигзагообразна, так как его толкает впе­ред тяжесть тела. «Он бежит вслед за своим центром тяжести». Не умея еще регулировать равновесие соответ­ствующими сокращениями мышц, он часто может оста­новиться, лишь наткнувшись на препятствие. Ему удается не падать и не делать зигзагов, только раздвинув ноги и тем самым расширив свое опорное основание. При постепенном переходе от позы к движению также необ­ходимо согласование постуральных реакций с движе­ниями, требующими точных операций. Если нужно схва-

тить мелкий предмет пли манипулировать им, значитель­ные передвижения тела и конечностей должны постепенно свестись только к движению пальцев. Но неподвиж­ность других частей тела не остается нейтральной: она должна ежеминутно создавать податливую или твердую, пластичную или фиксированную поддержку в соответст­вии с требованиями каждого этапа манипуляции. Эта спо­собность долго остается у ребенка недостаточной. Его движения выходят за пределы цели и отличаются коле­баниями слишком большой амплитуды вследствие неуме­ния локализовать движение с помощью фиксации тех частей тела, которые должны представлять точку опоры. Рука ребенка сначала совершает над предметом плани­рующее движение, затем опускается на предмет в рас­прямленном состоянии и, наконец, крепко сжимает его.

Все эти недостатки согласованности между клониче-скими и тоническими действиями представляют собой проявление асинергии. У взрослого они связаны с пато­логией мозжечка, а у ребенка — с задержкой созревания мозжечка. Эта задержка иногда может продолжаться за пределами нормального для нее возраста и даже превра­титься в состояние длительной дебильности функции. Описанный в литературе двигательный асинергический тип отличается и особенностями психики.

Любое движение невозможно отделить от его про­странственной ориентировки. Эта ориентировка зави­сит от структуры движения. Существует двигатель­ное пространство, которое еще не является ни представ­ляемым, ни понятийным, вопреки обычному мнению, объ­единяющему различные функциональные уровни в некую неподвижную и непременную реальность, которая якобы сразу возникает сама собой. Нельзя противопоставлять движение среде «в себе», в которой уже сформированное движение якобы лишь вторично находит свои локальные определители. Самим своим существованием движение уже предполагает среду, в которой оно должно происхо­дить. Движение не изначально имеет характер поиска, проб. Оно приобретает эту характеристику благодаря опыту. Конечно, движение нужно направлять. Но оно может стать направляемым только тогда, когда преодо­леет определенный функциональный порог. Турней по­казал, что, пока не начнет функционировать пирамидный путь, ребенок, двигая рукой в пределах своего зритель-

ного поля, не обращает на нее внимания. Но как только происходит соединение поля зрения и поля действия, взгляд следует за рукой, а затем ее направляет. В опре­деленной последовательности появляются другие, более сложные сочетания движения и его целей, благодаря чему происходит приспособление движений к структуре предметов и использование их. Адаптация не является простым результатом экспериментальных или случайных проб. У взрослого повреждение определенных нервных центров может уничтожить эту адаптацию, у ребенка же адаптация требует возможности упорядоченного исполь­зования этих центров, т. е. их функциональной зрелости. То же самое происходит в отношении способности нахо­дить в сенсо-моторном поле способы преодолеть или устранить препятствие, применяя инструменты там, где для этого недостаточно естественных сил. Адаптация име­ет весьма различные степени, в зависимости от вида жи­вотных, и даже внутри одного и того же вида она различ­на у разных индивидов.

Формам приспособительной деятельности отвечают различные уровни функциональной организации. Эти уровни являются следствием эволюции. Как бы ни было необходимо обучение, само по себе оно не может заме­нить функциональную организацию. Однако важность обучения неоспорима: ведь приспособительная деятель­ность является поведением, имеющим собственную цель и предполагающим выбор средств. Количество условий, которым подчиняется адаптационная деятельность и кото­рые она может охватить, увеличивается вместе с ее слож­ностью.

Изучение приспособительной деятельности предпола­гает изучение мотивов, от которых она зависит.

Действиями наиболее низкого уровня яв­ляются импульсивные реакции, мотивация которых ми­нимальна. Они кажутся двигательными разрядами, про­исходящими сами по себе. Степень их простоты или слож­ности зависит от тех прочно сложившихся систем, в кото­рые они включены. У взрослого они могут состоять из автоматических операций, переплетающихся между со­бой. У ребенка их представляют простые двигательные и голосовые реакции, приближающиеся к спонтанным агрессивным движениям при захвате пищи или защите.

Роль внешних обстоятельств в этих реакциях незначи­тельна. Они являются результатом как бы самоактива­ции, отсутствия сдерживающих начал и ослабления обыч­ного контроля над поведением. Этот контроль у ребенка еще слаб и неорганизован. У взрослого он может быть дезорганизован в результате внутренних, или физиологи­ческих, изменений. Порыв проходит, не оставляя побуж­дений для последующей деятельности, так же как не оставила их предыдущая деятельность.

Первыми мотивациями являются сенсорные эффекты случайных действий ребенка, которые он внезапно заме­чает и пытается вызвать вновь. Например, двигая рукой в своем поле зрения, ребенок в какой-то момент останав­ливает руку перед глазами, отодвигает и приближает ее;

затем он овладевает умением различным образом двигать рукой, стремясь как бы установить направления и воз­можности перемещения руки. Ощущение дифференци­руется, узнается и закрепляется только с того момента, когда ребенок становится способным воспроизвести его с помощью соответствующих движений. Иначе ощущение остается неразличимым среди неразличимых впечатле­ний, в которых элементы, исходящие от раздражителя, смешиваются с элементами, исходящими от рефлектор­ной реакции. Так образуются циркулярные реакции, в которых ощущение вызывает движение, способное про­длить или воспроизвести это ощущение; движение долж­но соответствовать ощущению, чтобы сделать его распо­знаваемым, а затем систематически видоизменять. Это точ­ное приспособление движения к его результату устанав­ливает между движением и внешними впечатлениями, между проприо- и экстероцептивной чувствительностью системы связей, в которых эти виды чувствительности разграничиваются и противопоставляются друг другу, по мере того как они комбинируются в тесно связанные между собой серии.

Последствия такого взаимодействия весьма значитель­ны. Прежде всего формируется сенсо-моторная основа, которая делает возможным усовершенствование грубой деятельности моторных и сенсорных аппаратов. Глаз и рука оказываются тесно связанными, благодаря чему совершенствуются возможности познания окружающих вещей и манипулирования ими. Но наиболее яркий при­мер, бесспорно, представляют собой слуховые и голосовые

серии, которые в течение долгого времени формируются в лепете маленького ребенка. Звук, который он болееилименее случайно произвел, повторяется, совершенствуется, модифицируется и, наконец, распадается на длинный ряд фонем. В этом процессе формирования речевых звуков все отчетливее выступают закономерности работы слуха.'

Лепет ребенка проходит несколько этапов в своем раз­витии. Сначала обнаруживается преобладание двигатель­ных импульсов. Постепенно вступают в силу звуки, кото­рые могут производиться губами, движения которых уже от рождения достаточно хорошо отрегулированы благода­ря сосанию. Затем возникают те звуки, которые вызывают максимум мышечных ощущений в подвижных частях ро­товой полости, раздражая мягкое нёбо, т. е. гортанные звуки (Ronjat), потом звуки, представляющие собой ре­зультат удара языка о нёбо и, наконец, как считает П. Гийом, звуки, возникающие от прижимания языка к деснам под влиянием раздражения, вызванного ростом зубов. В то же время вокализация делается более богатой оттенками и часто становится превосходной, доходя иног­да до самого совершенного произнесения согласных. Бо­гатство этого фонетического материала соответствует фактическому материалу всех живых языков и, несом­ненно, превосходит его (Grammont, Ronjat). Ребенок должен лишь черпать материал из этого богатства со­гласно потребностям родного языка. Но раньше чем ре­бенок сумеет сам группировать фонемы в слова, тонкая индивидуализация звуков, основанная на этих сенсо-мо-торных круговых реакциях, дает ему возможность разли­чать тончайшие нюансы, от которых зависит структура и специфика слов. Интерес ребенка к словам повышается по мере роста способности придавать им значение. Таким образом, движение оказывается способом развития вос­приятия.

Другим следствием соединения сенсорных явлений и движения является объединение различных сенсорных полей. Движение является для них как бы общим знаме­нателем. Изменения, которые производит движение, мо­гут одновременно ощущаться во многих полях. Бесспор­но, для того чтобы возникло переживание одновремен­ности получаемых впечатлений, необходима некоторая степень функциональной зрелости. Гордон Холмс показал, что такое ощущение одновременности утрачивается после

некоторых повреждений мозга. У ребенка именно благо­даря движению устанавливается корреляция между раз­личными впечатлениями. Движение составляет новое средство координации в мире впечатлений. Оно позволя­ет группировать те из них, которые относятся к одному предмету, к одному типу существования, следить за пере­мещением впечатления из одного сенсорного поля в дру­гое, предвосхищать появление определенного ощущения;

короче говоря, заменять постоянство причины многообра­зием и изменчивостью ощущений.

Зависимость восприятия окружающего мира от этапов развития движения может быть проиллюстрирована на примере формирования способности воспринимать про­странство, проходящей у ребенка три этапа. Эти этапы, согласно В. Штерну, знаменуют собой последовательность открытия мира ребенком и выражаются в последователь­ном образовании у него трех «пространств». Прежде всего это пространство рта: новорожденный подносит лю­бой предмет ко рту. Он делает это не для того, чтобы съесть предмет, но потому, что рот — единственное место его тела, которое благодаря точному соответствию движений и ощущений, требуемому с самого рождения сосанием, позволяет определить контур, объем, сопротивляемость предмета. Все это еще, конечно, ощущается смутно и пло­хо отличимо от других случайных качеств, таких, напри­мер, как температура или вкус. Ребенок овладевает бли­жайшим пространством, когда его движения уже не просто совершаются в пространстве, но определенно ориенти­рованы в нем, когда" руки могут схватывать и их движе­ния согласовываются. Но пространство перестает быть просто коллекцией последовательных частных про­странств только тогда, когда ребенок становится способ­ным двигаться самостоятельно. Восприятие непрерыв­ности этих пространств, их слияние или сведение к одной протяженности, содержащей различные предметы,— все это требует операций, не осуществимых до тех пор, пока ребенок не сможет путем собственного движения преодо­левать расстояния, сочетать друг с другом различные области своего опыта, узнавать неизвестное и все изме­рять мерой своих собственных шагов.

Однако такие результаты не являются автоматиче­ским продуктом сенсо-моторных действий. Наоборот, та­кие действия, предоставленные самим себе, беспрестанно

обращаются на себя, как это случается у некоторой ка­тегории идиотов, которые, замыкаясь в цикле одних и тех же упражнений, могут достичь самого бесполезного со­вершенства. Однако стереотипные повторения движений необходимы для приобретения навыков. У маленького ребенка обнаруживается любовь к повторению, удоволь­ствие от повторения действий. Это удовольствие и порож­дает настойчивость, необходимую для обучения. Именно таким путем ребенок осваивает чисто игровые операции. Пока материал и средства остаются неизменными, ребе­нок лишь научается ловко с ними обращаться. Но стре­мление к исследованию, возникающее у всякого нормаль­ного ребенка, побуждает его к попыткам перенести при­обретенный навык в новые условия. В ходе этих попыток выявляется общая формула действия. Майерс настаи­вал на важности таких переносов, позволяющих отдель­ным навыкам способствовать общему развитию деятель­ности ребенка. Путем ассимиляции или смешения можно применить выученное действие к новому объекту. Можно также осуществить это действие при помощи другого ор­гана, заменив, например, одну руку другой рукой или, в случае необходимости, даже погон. По мнению Каца, прогресс выражается уже в умении сделать одной рукой то, что раньше выполнялось двумя руками.

Сенсо-моторная деятельность направлена главным об­разом на установление отношений между движением и соответствующими изменениями в различных сенсор­ных полях. В результате происходит замена проприоцеп-тпвных ощущений экстеропептивными эффектами или, наоборот, внешних условий движения проприоцептивны-ми схемами, как это случается при образовании автома-тизмов и навыков. Эта сенсо-моторная деятельность развертывается в пространстве, которое благодаря ей вос­принимается как единое и однородное, но содержащее пока лишь эпизодические, случайные цели деятельности. Необходимы другие формы деятельности, чтобы ребенок начал размещать в этом пространстве постоянные цели и связывать их с определенными средствами.

Наши рекомендации