II. Текст в массовой коммуникации 6 страница

7. Делай как все (Band wagon device). В этом случае пропагандист пытается убедить реципиента в том, что все члены соответствующей группы разделяют определенное мнение и ему, реципиенту, не остается ничего иного, как присоединиться к этому мнению. Например, во время англо-аргентинского военного конфликта на Фолклендах именно этим приемом активно пользовались британская пресса и ТВ.

В западной литературе по теории пропаганды описаны и некоторые другие приемы, имеющие хождение в массовой коммуникации и политической пропаганде ( Daugherty, Janowitz , 1958 и др.). К ним относятся, в частности, следующие.

8. Напористая продажа. Смысл этого приема в следующем: «ври-ври, что-нибудь да останется». Иными словами, приводятся многочисленные фальшивые «факты» или утверждения в расчете на то, что даже если многие из них не вызовут доверия у реципиента, какие-то отдельные все же возымеют действие. При этом чем утверждение более дикое, тем больше шансов, что оно задержится в памяти реципиента. Сюда относятся ставшие классическими газетные россказни о белых медведях, гуляющих по улицам российских городов, или о русском национальном напитке под названием «запой», готовящемся из бумажной макулатуры и тряпок. Классический пример пропагандистского использования «напористой продажи» относится к парламентским выборам 1948 г. в Италии (в это время около 40% итальянцев поддерживали кандидатов Итальянской коммунистической партии!), когда широко распространялся следующий текст, подготовленный американскими специалистами: в случае победы коммунистов на выборах «папа будет вынужден, вероятно, покинуть Рим, а Святой Город – светоч всего мира – будет превращен в кучу развалин». Очень распространен этот прием и в пропагандистской деятельности КНР.

9. Упрощение. Этот прием базируется на том, что на фоне ряда верных утверждений утверждение, не соответствующее действительности, принимается реципиентом без критики. Здесь тоже есть своя «классика» – прошедший по американской прессе в 1951 г. рассказ одного украинца-перебежчика о библиотеке советской воинской части в составе Западной группы войск (в ГДР): «Там были книги Горького, Льва и Алексея Толстого, Пушкина, Крылова и ряда современных авторов. Книги американских авторов тоже имелись, но библиотекарь делал специальные заметки об имени каждого, кто брал американские книги…». Поясним, что даже в личных библиотеках советских граждан из произведений американской литературы в то время присутствовали – если не считать классиков вроде Марка Твена, Брет Гарта, Бичер Стоу, – в основном книги Джека Лондона, Теодора Драйзера, Эптона Синклера и Синклера Льюиса, Говарда Фаста и Альберта Мальца и др., то есть авторов, считавшихся критиками буржуазного общества (а иногда и прямо связанных с коммунистической партией США) и идеологически абсолютно «безопасных». Поэтому поверить в истинность данного сообщения невозможно.

10. Аксиоматичность. Это опора на банальность, подающуюся как непререкаемая истина, типа «Колесо истории не повернуть вспять». В последнее время в качестве такой банальности, используемой как доказательство, в российских СМИ и политической пропаганде часто выступает положение, что «терроризм не имеет национальности» (иногда добавляется: «и религии»).

11. Инсинуация – это опора на объективно имеющиеся различия, осознаваемые реципиентами. Таков пропагандистский ход Китая на одной из международных конференций 60-х г. в Танзании, когда утверждалось, что в Африке «нет места для белых». Аналогичные приемы широко применялись в японской пропаганде на американскую армию во время Второй мировой войны, когда японцы апеллировали к цветным американским солдатам, подчеркивая их дискриминацию на родине. В американской пропаганде времен «холодной войны» имела широкое хождение концепция, согласно которой советские крестьяне и рабочие восприняли дореволюционную структуру общества с его культом «начальников» (противостоящих «простому человеку»). С этой точки зрения ожидалось, что средний информант должен противопоставлять «их» «нам». Однако проведенное в СССР исследование Х. Кэнтрила дало обратный результат – преобладало «мы», когда речь шла о государстве или обществе в целом. Помнится, фельетон об этом исследовании был опубликован в журнале «Крокодил» – авторы и редакция явно недооценили значение работы Кэнтрила и высмеяли ее совершенно зря.

12. Отвлечение внимания. Это подчеркивание или преднамеренное распространение какой-то информации (часто ложной), дискредитирующей «потенциального противника», чтобы скрыть столь же (или еще более) дискредитирующую информацию о «своей» стороне. Так, в ходе армяно-азербайджанского конфликта вокруг Нагорного Карабаха азербайджанская сторона делала упор на «изгнание» азербайджанцев, проживавших на территории Армении, чтобы скрыть или притушить бесспорный факт массового бегства армян из Баку под угрозой их жизни (между тем ничего подобного с азербайджанцами в Армении не происходило – это во многих случаях была организованная миграция).

Как легко видеть, подавляющее большинство описанных выше приемов имеет откровенно психологическую (или, уже, психолингвистическую) природу. См. в этой связи обзорные работы В.Л. Артемова ( Артемов , 1974) и нашего чешского коллеги, известного психолингвиста Яна Прухи ( Пруха , 1974). Как показала в цикле своих исследований А.Д. Кульман-Пароятникова, основным механизмом введения в заблуждение обычно является сдвиг в соотношении денотативного и коннотативного компонентов содержания слова, а также «метод скрывающей номинации» ( Кульман , 1979). Из классических американских работ аналогичный анализ можно найти у Чарлза Осгуда ( Osgood , 1971), Д. Грэбера ( Graber , 1974) и Г. Босмаджана ( Bosmajan , 1975).

4.2. Отечественный опыт психолингвистического подхода к анализу СМИ и политической пропаганды

В начале перестройки в Агентстве печати «Новости» была создана специальная исследовательская группа по политической семантике, состоявшая из А.Д. Пароятниковой, Б.И. Ноткина и автора настоящих строк. Ее задачей было – дать конкретные рекомендации лингвистического (психолингвистического) характера для советской печати, рассчитанной на зарубежного читателя. Группа проработала недолго и распалась с уходом В.М. Фалина; но за время существования она успела кое-что сделать. В частности, по аналогии с «железным занавесом» был «запущен» в сознание читателей термин «занавес невежества». Был предложен также «симметричный» известному американскому лозунгу «мир через силу» (Peace through Power) лозунг «мир через просвещение» (Peace through Education). Был осуществлен экспертный анализ откликов американской печати на первый саммит М.С. Горбачева с Р. Рейганом. Авторы пришли, в частности, к следующим выводам (цитирую по оригиналу справки): «1. Основной упор при освещении встречи в верхах американская пропаганда сделала на отделении личности Генерального секретаря от советской политической системы по модели: "американцам он нравится, но они испытывают страх перед политической системой, которую он представляет" (Washington Post). 2. Перенос акцента с содержания и значения договора на внешние атрибуты встречи в верхах. 3. Постоянные исторические аналогии с предыдущими встречами в верхах, которые в конечном итоге не привели к ожидаемым результатам.

4. Использование огромного интереса к визиту советского лидера для оживления и закрепления практически всех основных антисоветских стереотипов, выработанных ранее.

5. Резкое увеличение удельного веса проблемы "прав человека" по отношению как к проблеме разоружения, так и к другим… Бросается в глаза как в выступлениях Рейгана и других политических деятелей, так и в комментариях прессы отсутствие новых пропагандистских лозунгов, сравнимых с "крестовым походом против империи зла" и т. д., и слабое пропагандистское обеспечение американской концепции мира…» Давались консультации и отдельным журналистам – так, была показана бесперспективность термина «новые большевики», который один из видных журналистов пытался использовать в своих статьях на франкоязычную аудиторию (из 6 фундаментальных словарей французского языка 4 давали при слове «большевик» помету типа «неодобр.»).

Нам, к сожалению, неизвестны более близкие к нашему времени попытки систематической исследовательской и практической работы в данном направлении. В связи с этим хотелось бы вспомнить еще о двух исследовательских программах 60–70-х гг. Одна из них реализовалась в курсе автора «Психология общения в больших системах», читанном на факультете психологии МГУ в начале 70-х гг. Другая отразилась в цикле публикаций Группы психолингвистики и теории коммуникации Института языкознания АН СССР (ныне РАН). См. о них Леонтьев А.А. , 1997, с. 259—262. Сошлемся прежде всего на три коллективных работы: сборники «Речевое воздействие» (1972) и «Психолингвистические проблемы массовой коммуникации» (1974) и коллективную монографию «Смысловое восприятие речевого сообщения в условиях массовой коммуникации» (1976). Концептуальные модели речевого воздействия под общепсихологическим, социально-психологическим и психолингвистическим углом зрения разрабатывались, в частности, Ю.А. Шерковиным ( Шерковин , 1973) и автором настоящей работы ( Леонтьев А.А. , 1999).

К сожалению, не была опубликована (и разошлась по журналам и сборникам) коллективная книга «Язык пропаганды», написанная в начале 70-х гг. по заказу Центра научного программирования Гостелерадио. Ее авторами были А.Р. Балаян, Б.Х. Бгажноков, Т.М. Дридзе, И.А. Зимняя, А.С. Коломинская, Н.Н. Кохтев, А.А. Леонтьев, С.А. Минеева, Е.И. Негневицкая, К.Р. Парсамян, Е.Ф. Тарасов, Б.С. Шварцкопф, Д.А. Шахматов и Л.С. Школьник. Приведем оглавление этой книги:

«Глава 1. Пропаганда и ее особенности. 1. Пропагандистское общение и место в нем языка пропаганды. 2. Отражение особенностей пропагандистского общения в особенностях языка пропаганды.

Глава 2. Общие особенности языка пропаганды. 1. Как строится пропагандистский текст. 2. Грамматика пропагандистского текста. 3. Отбор и сочетание слов в языке пропаганды. 4. Звуковые особенности языка пропаганды. 5. Как можно облегчить восприятие печатного текста «на глаз».

Глава 3. Язык разных видов пропаганды. 1. Слово лектора (языковые особенности устного публичного выступления). 2. Особенности радио– и телевизионной речи. 3.Язык газеты. 4. Средства, используемые в рекламе и наглядной агитации.

Глава 4. Язык пропаганды и язык слушателя (читателя). 1. Уровни понимания текста слушателем. 2. «Ножницы» в языке пропаганды и языке читателя. 3. Ориентация оратора на разную аудиторию.

Глава 5. Принципы и методика анализа языка пропаганды (на конкретных примерах). 1. Анализ устного публичного выступления. 2. Анализ радио– и телепередач. 3. Анализ газетного текста. 4. Анализ образцов наглядной агитации.

Глава 6. Некоторые проблемы языка пропаганды. 1. Штампы и их восприятие. 2. Типичные недостатки газетных заголовков. 3. «Быстрое» и «медленное» чтение: как их различие отражается на восприятии пропаганды и на ее языке. 4. Характерные ошибки диктора и их происхождение. 5. Организация телевизионного диалога.

Заключение».

Уже из перечня авторов и оглавления видно, насколько интересной могла стать эта книга. Но заказчик остался не удовлетворен ее слишком большой теоретичностью, недостаточной «идеологичностью» и недостаточной критикой буржуазной пропаганды… Мы честно пытались переделать рукопись по указаниям рецензента, но в результате книга на глазах начала разваливаться, и наши отношения с Центром научного программирования на этом прекратились.

Научное изучение технологии речевого воздействия СМИ в России и СССР началось задолго до наших дней. Признанным классиком психологии речевого воздействия является Н.А. Рубакин, чья основная книга сравнительно недавно переиздана ( Рубакин, 1977); см. также Рубакин , 1972. Из широко известных авторов 20–30-х гг. назовем Я. Шафира ( Шафир, 1927), С.Л. Вальдгарда ( Вальдгард, 1931). Специально психолингвистическими проблемами радиоречи (хотя, конечно, без использования термина «психолингвистика») в те годы занимался С.И. Бернштейн – эти его работы в настоящее время переизданы ( Бернштейн, 1977). Интересны и публикации Л.П. Якубинского – напр. Якубинский, 1926. С середины 30-х гг. такого рода исследования по понятным причинам не проводились и не публиковались.

Но вернемся к механизмам или технологиям введения в заблуждение. Мощным орудием манипуляции сознанием реципиента, особенно в последние десятилетия, является все более широкая опора на подсознание, эмоции, настроения и т. д., в частности то, что можно назвать эмоционализацией информации. Мало кто знает, как американским телевидением «обыгрывался» печальный инцидент со сбитым южнокорейским самолетом. Сделано это было так. Давался специально смонтированный и разыгранный профессионалами-актерами телефрагмент, показывающий, «как это могло быть». С этим фрагментом был смонтирован кадр с улыбающимся представителем СССР в ООН Трояновским. После чего шел дикторский комментарий примерно такого содержания: «Смотрите: люди гибнут, а советский представитель смеется»… Впрочем, уже в предшествующие годы в американской теории пропаганды получило хождение различение так называемых «рычащих слов» и «мурлыкающих слов» (см. об этом Ухванова , 1980).

В заключение настоящего раздела приведем из практики западных СМИ некоторые типичные психолингвистические ошибки.

В северокорейских листовках, адресованных американским солдатам во время войны в Корее, содержалось значительное число ошибок в английском языке. Кроме того, текст, якобы написанный американскими пленными, заканчивался призывом «немедленно прекратить вмешательство во внутренние дела Кореи».

Многие, вероятно, помнят, как российская интеллигенция развлекалась чтением пропагандистского журнала «Корея» на русском языке (кое-кто даже специально его выписывал!). Его авторы и редакторы представляли себе советского читателя по аналогии с официальным представлением о сознании гражданина КДНР.

Во время Второй мировой войны американцы разбрасывали над японскими позициями листовку – пропуск в плен. На ней большими буквами было напечатано: «Я сдаюсь» (I surrender), что для японцев звучало оскорбительно. Правда, осознав ошибку, американцы вскоре заменили оскорбительные слова другими: «Я прекращаю сопротивление» (I cease resistance).

Американцы неоднократно попадали впросак с условными названиями, дававшимися тем или иным организациям или акциям. Так, союзническая военная администрация в Италии (во время Второй мировой войны) получила сокращенное название Amgot, что в турецком языке является крайне неприличным словом. Еще хуже вышло с акцией по раздаче подарков немецким детям американской оккупационной администрацией в Германии: эта акция получила название schmoo, что в берлинском слэнге обозначает «мошенничество».

В американской пропаганде на японских солдат Второй мировой войны был сделан еще один, но фундаментальный просчет. Коннотации, касающиеся понятия «пленный», мыслились пропагандистами по прямой аналогии с англоязычным понятием пленного; и поэтому японским солдатам без дальнейших околичностей предлагалось сдаваться, причем их заверяли, что они вскоре вернутся и все в их жизни и жизни их семьи будет в порядке. Между тем в японском сознании солдат, попавший в плен, смотрит на себя как на «социального мертвеца».

Подводя итог сказанному выше, отметим, что, во-первых, существует острая необходимость систематизации и научного анализа психолингвистических приемов, употребительных в современных российских СМИ и в российской политической пропаганде в целях введения аудитории в заблуждение; во-вторых, концептуальной основой для такого анализа вполне может послужить опыт теоретического осмысления эффективности пропаганды в целом и ее психолингвистических факторов в частности, накопленный в отечественной науке от Н.А. Рубакина до работ Московской психолингвистической школы.

4.3. Психолингвистические характеристики текстов СМИ, являющиеся предметом психолингвистической экспертизы

В настоящем разделе дается предварительный перечень психолингвистических характеристик текстов СМИ, наличие которых является основанием для положительного заключения эксперта о наличии в тексте нарушений национального (этнического), расового или религиозного (конфессионального) равноправия, подпадающих под соответствующие статьи российского уголовного законодательства.

1. Наличие в текстах прямых призывов к насильственным действиям в отношении лиц иной национальности, иной расы, иной конфессии, в форме императивных конструкций или синонимических им конструкций с тем же содержанием, например модальных ( нужно…, следует…, хорошо бы…). Можно сказать, классическим примером здесь является знаменитая формула Бей жидов, спасай Россию. Другой пример – из приведенной в первом аналитическом отчете нашей экспертизы «трудов» А. Селянинова: Необходимо отстранение жидов от руководства Россией (имеется в виду, по словам автора, «хирургическое вмешательство», то есть насильственные действия).

2. Наличие у текста общей направленности на нарушение национального, расового, религиозного равноправия, которая может, в частности, выражаться:

– в формировании у адресата текста позитивного отношения к насильственному способу разрешения имеющихся проблем путем истребления (или другой формы физического воздействия), депортации, лишения тех или иных прав представителей данной социальной группы (этноса, расы, конфессии);

– в формировании у адресата текста общего негативного отношения (негативной оценки) представителей данной социальной группы (этноса, расы, конфессии);

– в формировании у адресата текста неправомерных причинно-следственных связей между теми или иными высказываниями, социальными действиями, поступками, событиями или характеристиками состояния общества и принадлежностью данного лица (лиц) к той или иной этнической, расовой, конфессиональной группе.

Приведем самые свежие примеры из опубликованного в газете «Московские новости» (№ 48 за 2002 г.) интервью с одним из руководителей Национально-державной партии России, бывшим министром печати РФ Б.С. Мироновым:

Нацисты «просто убирали болячку. Ведь евреи в веймарской Германии контролировали и издательское дело, и шоу-бизнес, оскорбительный для немцев, – прямо как сейчас в России для русских. Ситуация – один к одному. Недопустимо, чтобы один народ отплясывал на земле чужого народа “семь сорок”». Оттуда же: «В России русских – 84 процента. Некоренных народов – максимум пять процентов. Разве хирург не режет палец, когда он видит, что он может привести к гангрене?» (формирование позитивного отношения к насильственным действиям).

«Еврейский законодатель может писать законы только для евреев; для коренных россиян они зачастую чужеродны». Или: «Вот, допустим, один коган (курсив в тексте интервью. – Авт. ) нахапал пятьсот заводов: коган и виноват» (формирование негативного отношения к определенной социальной группе).

«Два с половиной миллиарда в месяц выводится по банковским каналам из России… Вот вам пример, как работает родная кровь» (формирование причинно-следственных связей).

3. Преднамеренное употребление в отношении определенной этнической, расовой, конфессиональной группы или отдельных лиц, входящих в ее состав, слов и выражений, имеющих в языковом сознании реципиентов СМИ однозначно негативный характер. Таковы слова жид ( в выступлениях генерала Макашова) , коган (в приведенном отрывке из интервью Б.С. Миронова) или у него же интересный образ, относимый им к «некоренным народам»: «Мышь, родившаяся в конюшне, не может называть себя лошадью».

Вернемся теперь к приведенному выше перечню основных содержательных характеристик текстов СМИ, направленных на возбуждение социальной, этнической, расовой или религиозной вражды, и покажем эти характеристики на материале материалов СМИ на этнические темы (см. Малькова, Тишков , 2002; Остановитесь… 2002; Психология национальной нетерпимости, 1998, и др.).

Возбуждение социальной, национальной, расовой или религиозной вражды есть умышленное и целенаправленное действие (как правило, речевое), целью которого является:

а) создание или подкрепление отрицательной эмоциональной оценки или отрицательной смысловой установки в отношении той или иной социальной, этнической (национальной), расовой (антропологической) или религиозной (конфессиональной) группы или отдельных лиц как членов такой группы.

Вот очень яркий пример такого рода. И. Шафаревич ссылается на историка французской революции Огюстена Кошена, который «обратил особое внимание на некий социальный или духовный слой, который он назвал "Малым Народом"». Какие же черты свойственны этому слою? «Он жил в своем собственном интеллектуальном и духовном мире: "Малый Народ" среди "Большого Народа". Можно было бы сказать – антинародсреди народа… Именно здесь вырабатывался необходимый для переворота тип человека, которому было враждебно и отвратительно то, что составляло корни нации, ее духовный костяк… Механизм образования "Малого Народа" – это то, что тогда называли "освобождением от мертвого груза". От людей, слишком подчиненных законам "Старого мира": людей чести, дела, веры». И так далее. Следующий логический ход Шафаревича – что в любой стране и в любую эпоху есть такой «Малый Народ». И, наконец, заключительный аккорд: «По-видимому, в жизни "Малого Народа", обитающего сейчас в нашей стране, еврейское влияние играет исключительно большую роль…». Все это насквозь фальшивое построение тем более опасно, что оно подано весьма наукообразно и в каком-то смысле даже «интеллигентно». В то же время здесь заметно торчат пропагандистские уши.

Другой пример – из «Комсомольской правды». Сама статья названа вызывающе: «Через 100 лет от нас не останется даже русского духа». (Это интервью с демографом Б.С. Хоревым.) В ней, в частности, говорится: «Сейчас в Россию приезжают китайцы, вьетнамцы, арабы, негры, кавказцы. Они и займут освободившееся место русского этноса. Они будут говорить по-русски, ощущать себя русскими. Таких людей к концу века будет 50—60 миллионов». И так далее. Конечно, никакие демографические прогнозы не способны предсказать, на каком языке будут говорить и кем будут себя ощущать мигранты ХХI века. Стоит обратить внимание и на вопиющую «неполиткорректность» данного интервью. Не только в США, но и в российской прессе и политической жизни уже вышел из обихода термин «негры»; а особенно странно выглядит в устах профессионала-демографа идиотский обобщающий термин «кавказцы». В осадке остается четкая ксенофобическая декларация;

б) формирование негативной оценки или негативной установки в отношении других лиц, групп, организаций или их отдельных действий путем связывания их с социальной, этнической, расовой или конфессиональной группой, в отношении которой у адресатов существовала ранее или создана в результате действий данного лица (организованной группы лиц) негативная оценка или негативная смысловая установка.

Пример из чеченской (удуговской) пропагандистской прессы на русском языке: «И русский, и еврей могут принять ислам, отказавшись от сионизма и шовинизма. Искажения от самых первых учеников Иисуса заложили зависимость христианского мира от сионизма и реакцию на него в виде фашизма»;

в) формирование у адресатов убеждения в изначальной неравноценности лиц, принадлежащих к той или иной социальной, этнической, расовой или конфессиональной группе, с представителями других групп (прежде всего группы, к которой принадлежит адресат) в интеллектуальном, морально-нравственном или другом отношении.

Естественно, в прямой форме высказывания такого рода редки – в сколько-нибудь приличных СМИ даже явно ксенофобически настроенный автор непременно сопроводит свою позицию извинительными оговорками об исконном равенстве всех народов… Тем не менее их можно найти. Депутат Государственной Думы Александр Федулов, как известно, обратился с письмом к Президенту РФ, где констатирует, что в российское общество навязчиво внедряются идеи о жителях Кавказа как о преступниках и террористах, о татарах и башкирах – как о людях «второго сорта»… (цит. по статье Дейч , 2001);

г) формирование представления об изначальном интеллектуальном, морально-нравственном или ином превосходстве адресата как члена социальной, этнической, расовой, конфессиональной группы или группы в целом, к которой он принадлежит, перед другими лицами или группами (проповедь национальной, расовой, религиозной исключительности).

Такого рода высказывания достаточно типичны для изданий и телепрограмм русско-шовинистической («национал-патриотической») направленности;

д) призывы к непосредственным действиям в отношении лиц иного социального положения, иной национальности, расы или конфессии, направленным на угрозу их жизни, здоровью, материальному благосостоянию, носящим оскорбительный или унизительный характер и обоснованным (мотивируемым) принадлежностью этих лиц к данной социальной группе, национальности, расе или конфессии.

Так, лидер Народной национальной партии России Иванов-Сухаревский в 2002 г. был осужден, в частности, за выступление на митинге, где требовал: «Смерть кавказцам и жидам!»;

е) умышленное распространение ложных сведений, касающихся истории, культуры, обычаев и других особенностей, присущих данной этнической, расовой, конфессиональной группе, с целью формирования или поддержания у адресата негативной оценки или смысловой установки в отношении лиц, принадлежащих к этой группе, или группы в целом.

Вот заголовок одной из статей в МК: «Гости с юга по привычке тормозят трамваи автоматными очередями». Или (в АиФ) такой пассаж: «…от ракеты, пущенной в кибуц, или от бомбы в дискотеке откупиться невозможно. Для настоящего русского еврея это совершенно нетерпимо. Как это так, нельзя откупиться?!»;

ж) умышленное оскорбление данного лица или в его присутствии других лиц, принадлежащих к той же социальной, этнической, расовой или конфессиональной группе, исключительно либо преимущественно на основании его или их принадлежности к данной группе.

Сформировался целый «лексикон» оскорбительных кличек для различных этнических групп, правда, в СМИ (кроме откровенно фашистских и национал-шовинистских изданий типа газеты «Русский порядок») не употребляющихся, но весьма охотно ими приводимых: «жиды», «черномазые», «черножопые», «чучмеки», «чурки», «азеры», «хачики». Интересно, что невозможность (неприличность) прямого употребления таких ксенофобических прозвищ заставляет СМИ употреблять в том же ксенофобическом смысле ранее нейтральные обозначения типа «джигит». На этом фоне заголовок в МК «Москва – москвичам, тяжелая работа – хохлам» выглядит уже почти невинно;

з) умышленное распространение односторонней информации о социальных, межэтнических, межрасовых или межконфессиональных конфликтах, их причинах и протекании, связанное с выпячиванием негативной информации о действиях или высказываниях одной из конфликтующих сторон и замалчиванием негативной информации о действиях или высказываниях другой стороны.

Такого рода факты неоднократно имели место в пропаганде конфликтующих сторон во время грузино-абхазского и особенно азербайджанско-армянского противостояния. Более того, именно данный прием был одной из основ системы антиармянской пропаганды в Азербайджане; например, не упоминалось о хорошо организованном геноциде армян в Сумгаите («эксцессы» относились за счет отдельных уголовников), но зато выпячивалась вынужденная эмиграция азербайджанцев из Армении, фактически спланированная и осуществленная самим Азербайджаном;

и) умышленное распространение заведомо ложных позорящих измышлений в отношении лиц, фактов, идей, событий, документов, входящих в число общенациональных или религиозных ценностей данной этнической или конфессиональной группы.

За десять лет чеченского конфликта, а особенно в связи с ростом исламского терроризма, в СМИ появлялось огромное число публикаций, направленных на дискредитацию ислама как конфессии, на объяснение действий и высказываний чеченских боевиков этнокультурными особенностями чеченского народа и т. п.;

к) умышленное распространение заведомо ложной информации о принадлежности той или иной этнической или конфессиональной группы к иной группе, в отношении которой у адресата уже была ранее сформирована или формируется в результате действий или высказываний данного лица (организованной группы) негативная оценка или негативная смысловая установка. Так например, определенные конфессии неправомерно причисляются к числу «тоталитарных сект», ассоциируемых обычно с организациями типа «Аум сенрике».

Следует признать, что большинство таких содержательных особенностей газетных и иных текстов СМИ и политической пропаганды с трудом поддается процессуальной квалификации. Даже в случае положительной экспертизы, бесспорно удостоверяющей наличие в тексте установки на нарушение национального или расового равноправия (иногда такая установка сочетается с призывами к насильственному изменению конституционного строя РФ), до суда дело доходит крайне редко. Автор настоящего раздела может засвидетельствовать это собственным опытом – ни одна из произведенных им экспертиз не получила процессуального продолжения. Даже знаменитое митинговое выступление генерала Макашова не имело процессуальной перспективы (см. в связи с этим: Диагностика… 2002; Методические рекомендации… 1995; Нетерпимость и враждебность… 2000—2002; Понятия чести… 1997; Тарасов , 1986; Цена слова, 2002).

4.4. Некоторые группы психолингвистических методик, пригодных для экспертизы текстов