ISBN 5-699-00510-2 © Издательство «Сова», 2001 10 страница

Я вижу здесь два наиболее впечатляющих признака формирования здоровых семейных взаимоотношений: открытое признание Хэлом своей ревности к сыновьям, с которыми он соперничает из-за любви Бекки, и его искушенный, зрелый, ориентированный на взаимопомощь подход к решению проблем (самым замечательным результатом этого подхода можно назвать прекращение серьезных приступов астмы у старшего сына, лишний раз доказывающее, что теперь мальчик живет в целебном климате дружной и заботливой семьи).

Впечатляет то, что в первую очередь это союз двух личностей и лишь во вторую — межрасовый брак.

Однако значение последнего обстоятельства не следует преуменьшать. Супругов окружают косые и удивленные взгляды, заговор молчания и стена отчуждения со стороны белых женщин, ревность чернокожих женщин, вульгарные реплики на трибунах. Подозрительность Хэла по отношению к белым традиционна, но, очевидно, и вполне актуальна. Вне всяких сомнений, Хэл и Бекки — «странная пара» для всех, с кем они пересекаются: для белых и черных, образованных и малограмотных, коллег на работе и прихожан в церкви, для его чернокожего семейства и ее белых родственников. Однако супруги идут по своему пути, что возможно лишь благодаря той великой уверенности, источником которой для каждого из них служат сейчас их отношения.

Как справедливо отметил Хэл, всякий брак — вещь трудная и сложная, а смешанный брак лишь добавляет новую грань к этим трудностям и сложностям. Я, конечно, не берусь что-либо предсказывать, но на сегодняшний день меня просто восхищает, как супруги справляются с проблемами, возникающими не только в их отношениях, но и при взаимодействии с соответствующими субкультурами черных и белых. Особенно отраден для меня тот факт, что Хэл не старается превратить Бекки в чернокожую, а она не старается сделать его белым. Если супруги сумеют и дальше развивать это взаимопонимание и взаимоприятие своих весьма реальных различий, а также своих, на редкость хорошо дополняющих друг друга, достоинств, тогда прогноз может быть самым благоприятным.

Глава 7

Коммуны

как брачный эксперимент

Невозможно написать книгу о современном браке, не рассмотрев в ней коммун, которые зачастую служат альтернативой традиционному браку. Однако я подхожу к этой главе с долей неуверенности, основанной на некоторых фактах и соображениях.

1. В нашей стране, по разным оценкам, от двух до трех тысяч коммун и организованных общин одновременно существуют, трансформируются, закрываются и возникают заново, причем с такой быстротой, из-за которой сразу устаревает все, что только может быть о них написано.

2. Разнообразие коммун так велико, что любое общее утверждение, которое можно было бы высказать, одновременно будет истинным по отношению к одним и ложным по отношению к другим.

3. В последнее время о коммунах было написано много превосходных книг, поэтому попытка втиснуть в одну короткую главу все многообразие этого феномена может показаться чересчур самонадеянной.

4. Поскольку я никогда не жил в коммунах, мне не достает понимания их жизни изнутри. В этом отношении мне особенно помогли два человека — Натали Р. Фухс и Роберт Дж. Уиллис.

Человеческие взаимоотношения как главная тема

Естественно, я не стану и пытаться охватить все вопросы, связанные с коммунами. У них существуют чисто экономические проблемы — как выжить. Прослеживаются

идеологические нюансы — мистика, бихевиоризм, пионерская жизнь на природе, упор на раскрепощение женщин, поиски путей к высшему сознанию, к ненасильственной революции. Различаются организационные идеи — от коммун диких хиппи до философствующих анархистов и групп со строгой дисциплиной. Существует также множество проблем в отношениях с соседями — живет ли группа в глухом лесу или в центре большого города. Но и об этом говорить не буду, а тем, кто предпочел бы узнать побольше, советую почитать литературу, указанную в библиографии.

Мои интересы сосредоточатся, в соответствии с замыслом книги, на исследовании того, каким способом в коммунах регулируются брачные, сексуальные и другие межличностные отношения. Я постараюсь сделать это так, чтобы не раскрывать анонимности любого конкретного человека или коммуны. Основываться я буду главным образом на магнитофонных записях бесед, наблюдениях людей, которых я знаю и которым доверяю, а также на письмах и воспоминаниях членов коммун.

Некоторые общие сведения о коммунах

Прежде чем приступить к делу, я хотел бы избавить читателя от некоторых ошибочных представлений, которые могли у него сложиться.

Во-первых, коммуна — вовсе не «сборище хиппи» в том смысле, в каком это выражение понимается широкой публикой. Члены коммун стараются воплотить в жизнь систему ценностей, отличную от той, которая утвердилась в обычном обществе, и зачастую это проявляется в их своеобразных, ни на что не похожих одеждах. Однако те люди, которым будет предоставлено слово в данной главе, относятся к группам примерно следующего состава: бывший инженер, социальный работник, руководитель крупной фирмы, научный работник, практикующий психолог, бывший программист, студент богословия, бывший агент ЦРУ,

специалист по обработке данных, столяр, художник, пестрая компания выпускников Рэдклиффа, Суортмора, Гарварда и других очень известных мужских и женских колледжей. Это представители нашей интеллигенции, пытающиеся создать свой, революционный, мир в самом сердце мира «истеблишмента». В этом свете их и нужно рассматривать.

Во-вторых, большинство современных коммун в той или иной мере склонно к философии анархизма. Поскольку для многих людей «анархия» — синоним хаоса, беззакония и терроризма, следует, наверное, сказать несколько слов о подлинном, философском смысле этого термина. В основе его лежит идея свободного волеизъявления. Анархия предполагает отказ от любой формы насильственного управления и отрицание властных полномочий как государственных, так и религиозных. Бертран Рассел отразил дух анархизма, когда сказал об одном человеке: «Он склонен к анархизму — ненавидит систему, организацию и единообразие». Под этим подписались бы многие члены коммун.

Во многих отношениях члены коммун по своей философии не слишком отличаются от первых христиан из Книги Деяний 2: 4—46: «Все же верующие были вместе и имели все общее: и продавали имения и всякую собственность, и разделяли все, смотря по нужде каждого... принимали пищу в веселии и простоте сердца». Не во всех коммунах до такой степени отрешаются от личной собственности, однако многие из них достаточно далеко зашли в ее обобществлении, что лишний раз свидетельствует, насколько решительно они отвернулись от прагматической, конкурентной культуры, в рамках которой выросли.

Возможно, самое лучшее из кратких определений коммун дано в старом издании «Нового международного словаря Вебстера»: «В своих более практичных формах анархизм... берет за идеал образование малых самоуправляющихся коммун, члены которых уважают независимость друг друга, при том, что они объединяются для отпора агрессии.

В своих лучших образцах они ратуют за создание общества, которое упорядочено скорее посредством благонравия, нежели посредством закона, и в котором каждый человек производит по своим способностям и получает по своим потребностям». Уверен, что многие члены коммун сегодня подписались бы под такой декларацией, хотя признали бы, что зачастую еще слишком далеки от этой цели.

В этом отношении современные коммуны разительно отличаются от утопических коммун, существовавших в нашей стране в прошлом веке и характеризовавшихся соли-даризующей религиозной идеологией, сильным харизматическим лидером и регламентированной жизнью своих членов. В одном интересном исследовании этих старинных коммун (Kantor, 1970) выявляется, что определенные признаки резко отличают более устойчивые коммуны от менее устойчивых (очевидно, что устойчивость не может выступать единственным критерием для оценки их характеристик).

Поразительным отличием более устойчивых коммун от менее устойчивых является то, что в первых практикуется либо свободная любовь, либо целибат, тогда как во вторых этого нет. Иными словами, в постоянно существующих коммунах половое поведение однозначно определено — или самими членами коммун, или для них. Остальные характеристики более устойчивых коммун следуют в таком порядке: отсутствие вознаграждения за общественный труд; совместное участие в повседневных работах; ежедневные собрания; празднование особых событий в жизни коммуны. На мой взгляд, это небезынтересные предварительные сведения для нашего знакомства с современными коммунами.

Девять лаконичных примеров

Я хотел бы, чтобы вы сейчас окунулись в многообразие существующих видов коммун. Я попытаюсь дать вам представление о широком спектре групп, причисляемых к ка-

тегории коммун, уделив по одному короткому абзацу описаниям нескольких из них (названия групп я намеренно опус-каю).Теперь, я надеюсь, вы не станете составлять скороспелых суждений, а задумаетесь, как жизнь в такой группе может выглядеть изнутри. Все это — примеры коммун, реально существующих или существовавших вплоть до самого последнего времени.

1. Коммуна сельскохозяйственного типа, состоящая из одиннадцати взрослых и шестерых детей, по своему устройству очень напоминает большую семью. Работа делается и замыслы осуществляются без каких-либо специальных организационных усилий, как и в обычной семье. Самообеспечение не достигнуто, и некоторые члены коммуны время от времени недолго работают в городе, чтобы сбалансировать бюджет. Используются также льготные продуктовые талоны системы социального обеспечения. Никто не имеет властных полномочий. Регулярной заботы дети не видят, но пользуются всеми преимуществами жизни в большой семье. Взрослые в основном живут парами, однако не возбраняются и половые отношения вне пары. Межличностные проблемы обычно улаживаются путем весьма откровенного обсуждения в группе или между участниками конфликта.

2. «Коммунальная семья» состоит примерно из двенадцати образованных мужчин и женщин (и одного ребенка), которые живут в городском доме. Они перестраивают свой дом, чтобы у каждого было больше возможностей для личной жизни. У всех — за исключением человека, занятого перестройкой дома, — есть своя работа в городе. Общественные обязанности они распределяют между собой. Пары фиксированны, однако, с ведома группы, осуществляются эксперименты с выходом за пределы пар. Зачастую для сглаживания межличностных трений используются процедуры группового обсуждения. Практически у всех есть опыт участия в подобных тренингах. Соседи поначалу проявляли подозрительность по отношению к такой «семье», но потом стали гораздо приветливее.

3. Коммуна наполовину сельскохозяйственного типа, имела открытый доступ для всех желающих погостить или обосноваться. Каждый мог, по желанию, заниматься каким угодно общественно-полезным трудом или ничего не делать. Интенсивно употреблялись наркотики. Жилищные и санитарные условия стали просто невообразимыми, и, в конце концов, коммуна была закрыта, как представляющая опасность с точки зрения здравоохранения. Местных жителей она приводила в бешенство.

4. Общежитие в колледже с совместным обучением: дюжина (или чуть более) его обитателей по большей части являются студентами, и все это длится уже восемь лет. Было решено, что сексуальных партнеров все квартиранты ищут себе на стороне. Все обязанности (готовка и прочее) — общие, независимо от половой принадлежности. Взаимоотношения похожи на семейные узы между братьями и сестрами. Поскольку все — студенты, состав коммуны то и дело меняется, однако сильны чувства привязанности. Возникающие конфликтные вопросы решаются на собраниях. Много праздников по случаю и студенческих «ритуалов». Это, очевидно, способствует сближению.

5. Городская группа — одна из тех, которые экспериментируют с групповым браком, — включает в себя трех мужчин и трех женщин. Дом содержится в хорошем состоянии. Кто-то работает в городе. Все происходят из образованного и привилегированного слоя, по большей части «белые, англосаксы, протестанты». С групповым сексом возникали проблемы, и, в конце концов, было составлено расписание на каждую ночь — кто с кем спит (слово «спит» не обязательно подразумевает секс). Одну ночь в неделю — «выходной». По ряду причин межличностные взаимодействия хотя предполагались по своему характеру сходными с ситуацией групповых тренингов, зачастую бывают язвительными и циничными, заостренными против слабых мест личности. Это далеко не гармоничный «брак».

6. Большая группа родственных коммун, история которых насчитывает свыше четырех столетий. Все общины занимаются сельским хозяйством, и каждая содержит от пятидесяти до ста тридцати членов. Неукоснительным принципом является моногамия. В качестве внешней политики укоренился пацифизм. Объединяющей силой служит религия. Высшее образование презирается. В каждой общине есть два руководителя — проповедник и распорядитель работ. Обе должности выборные. Уверен, что общинники были бы шокированы, узнав, что попали в этот список, но они, бесспорно, являются членами коммуны: все трапезы у них общие и вся собственность находится в общем владении. Живут они в отдельных домах или помещениях. Характеризуются непоколебимой верой в свое будущее, основанной на том факте, что они выдержали все гонения (одно время и в США), вызванные их отказом служить в армии и за-ставлявшие их перемещаться из страны в страну.

7. Еще одна коммуна — чистенькая, аккуратная, высокоорганизованная, насчитывающая тридцать мужчин и женщин (и только двоих детей), в которой каждый член должен заработать за день определенное количество трудовых баллов. Чтобы выполнялись все работы, больше баллов дается за такие обязанности, от которых люди предпочитают уклоняться. Некоторые члены также периодически уходят на заработки сроком в два месяца, однако им это не слишком нравится. Целью в коммуне ставят построение жизнеспособной альтернативы капитализму (и относятся к этой цели чрезвычайно серьезно), а также изменение своего личного поведения в желательную сторону. Сначала все важные решения принимались тремя «плановиками», но постепенно группа перешла к самоуправлению на основе консенсуса. Изначально коммуна состояла из десяти человек, приверженных традиционным матримониальным ценностям. Ныне почти у каждого члена коммуны есть товарищ противоположного пола, живущий в той же комнате. Порядок во всем является отличительной чертой этой коммуны.

6 - 5001

8. Значительное число коммун, по большей части городских, разбросанных по всей стране, но объединенных тремя существенными признаками: лидер с сильной харизмой; частые групповые собрания идеологического характера, предназначенные для разрушения самозащиты каждого из членов; наркотическая зависимость всех членов этих коммун. Организационная структура — жестко иерархическая, правила очень суровы. Члены коммуны со временем выдвигаются на ответственные посты, когда они, по мнению общественности и руководства, этого заслуживают.

9. Сельская коммуна с ограничением численности (не более двадцати пяти человек). Ее членов объединяют определенные восточные мистические верования. В отличие от большинства коммун, внимание сосредоточено на индивидуумах, а не на коллективе. Большое количество медитаций, в безмолвии и созерцании, хотя каждую неделю осуществляется ритуал экстатического танца. Обязанности распределяются, каждый член коммуны имеет шесть «забот». Отдельные члены коммуны несколько отдалены друг от друга, и любые проблемы решаются индивидуально. Одни члены коммуны состоят в браке, другие — нет. Они приглашают ряд религиозных гуру, однако всегда сохраняют независимость от них. Каждое лето они собирают ряд таких учителей, чтобы на протяжении двух недель впитывать их учение.1

* * *

1 Для тех, кому необходимо знать источники этих описаний, сообщаю: 1) «High Ridge Farm», описывается в Houriet, Book II (ссылки см. в «Библиографии»); 2) коммуна на Восточном побережье — ее посетила и поделилась со мной сведениями Натали Фухс; 3) «Morningstar», ныне почившая, описывается в Gustaitis, chap. 8; 4) коммуна в северо-западной части США — ее посетил и поделился со мной сведениями Роберт. Дж. Уиллис; 5) «Harrad West», из Houriet, Book VI; 6) гуттериты (Последователи Я. Гуттсра, ум. в 1536 г., — одна из сект анабаптистов, то есть конфессии протестантских христиан, отрицающих крещение в младенчестве. — Прим. персе.), описанные у Алларда (Allard); 7) «Twin Oaks», выстроенная по образцу книги Skinner, «Walden II» (Ср: Г. Торо. Уолден, или Жизнь в лесах (Thoreau. Walden, or Life in the Woods, 1854). — Прим. перев.), в Houriet, Book VII; 8) «Synanon» — лучшее описание, вероятно, у Яблонски (Yablonsky); 9) «Lama», из Houriet, Book VII.

Межличностные проблемы

Естественно, никакая группа человеческих существ не может жить вместе без всевозможных проблем, трений, ревности, возмущения и эмоциональных потрясений, способных разрушить гармонию совместного существования. А если группа состоит из мужчин и женщин, все проблемы только обостряются. Полезно, наверное, будет рассмотреть, как подобные проблемы решаются в конкретных случаях (не забывая, что это именно частные случаи и переходить от них к обобщениям следует с осторожно-стью). Начну я с некоторых вопросов, касающихся всех людей, независимо от их половой принадлежности.

Одной из проблем, актуальной для многих коммун, является вопрос членства в них, то есть вопрос численности. Может ли каждый человек прийти и остаться? Не следует ли ограничивать численность? Если да, то на какой основе? В R. Houriet, Book IV, красочно описывается, как одна из коммун столкнулась с этой проблемой.

Это была сельскохозяйственная коммуна, добывающая себе пропитание из скудных даров земли. Но приходило все больше и больше гостей, которые оставались в коммуне. Они создавали проблемы как внутри самой коммуны, так и в отношениях с соседями. Однако почти все члены коммуны когда-то сами были такими же пришельцами, поэтому не существовало ядра «старожилов», которые могли бы решить вопрос. Мало-помалу, при увеличении численности до пятидесяти человек, скудные ресурсы истощились, и полный крах казался уже единственно возможным исходом. Однако существовал слой обитателей, чьи философские взгляды диктовали им, что каждый приходящий должен быть принят и должен иметь возможность остаться.

Улажено дело было самым драматическим образом. Рослый и могучий парень, Большой Дэвид, созвал собрание — в качестве узаконенной процедуры. Многих людей — гостей и «сверхсрочников» — практически пришлось силком вытаскивать из их обиталищ. Когда собрание

6-

началось, великан вышел вперед и сказал: «Послушайте, я уже отчаялся. У нас тут проблема. Слишком много народу. Так вот, прожить здесь могут примерно двадцать пять человек. Мало кто из нас хоть что-то сделал, чтобы обустроить это место. Люди вроде меня — а я пришел прошлой осенью и помогал с уборкой урожая — не хотят никого выгонять. Мы этим заниматься не будем. Мы все — братья и сестры. Но мы не можем жить здесь все. Любой из вас имеет столько же прав, сколько я. Но еды не хватает и не хватает места на полу. Так как же нам быть? Я всю жизнь провел в пути. У меня никогда не было дома. Я ночевал на улице, каждый раз в новом месте. Это первое место, которое я мог бы назвать своим домом. А сейчас я вижу, как все гибнет. Мы с моей подругой походили по автострадам, и мы знаем, что это такое. У нас будет ребенок, и я не хочу, чтобы нам пришлось уходить. Но если кто-то из вас не отделится, вы нас просто загоните назад, на эти автострады. Вот почему я отчаялся» (Houriet, 1971, р. 159— 160.)

После долгих споров и аргументации за и против необходимости уменьшить численность Большой Дэвид снова взял слово: «Кто собирается уйти?» Постепенно, к всеобщему изумлению, с земли поднялось человек двадцать, и столько же осталось сидеть. В течение двух дней коммуну покинуло около тридцати человек, в том числе философ-анархист, настаивавший, чтобы в нее принимали всех. Большой Дэвид повесил у ворот табличку: «Без дела не входить». Таким своеобразным способом коммуна решила эту проблему и вернула себе способность жить на самообеспечении, хотя и пересмотрела свою философию.

Еще в одной коммуне возникла проблема взаимоотношений с местными жителями. Питер был озабочен этим вопросом, однако начал излагать суть дела слишком заумно, в таких примерно выражениях:

Питер: «Вероятно, было бы целесообразно войти в контакт с представителем стандартной общественности». Он также щеголял оборотами типа «предвидя соответ-

ствующие их возражения», «сформировав комитет, который охватывал бы весь общественный спектр», и т. д. и т. п. Его манера выражаться вывела из себя Клавдию вместе с Элейн. Клавдия закричала: «Даже не то, что ты говоришь, а то, как ты это говоришь, вот что меня убивает». Затем подошла очередь Элейн. Она словно бы счищала луковицу: «Все то время, что я тебя знаю, меня не покидало ощущение, что ты стараешься отгородить нас от жизни... Словно бы мы дети, и ты стараешься уберечь нас от бремени познания всех тех забот, которые ты взвалил себе на плечи... Это скрытая разновидность патернализма, и ты в этом главный. У тебя хватило дальновидности настоять на своем и выкупить этот участок, когда все остальные колебались. Но сейчас ты пытаешься давить на нас уже самим своим тоном...» Элейн осеклась. Молчание. «Продолжай», — сказал Питер.

Клавдия: Я не понимаю, почему ты не выйдешь вперед и не расскажешь нам, что ты чувствуешь, вместо того чтобы пичкать нас этим суконным канцелярским дерьмом. Я очень-очень редко вижу, чтобы ты показывал себя настоящего. Та ночь с музыкой — это был один случай. Ты был взволнован, разозлен, огорчен, но это был ты, настоящий ты.

Питер (мягко): Это весьма полезное замечание.

Клавдия: Дерьмовое замечание! Опять ты за свое. По одному только твоему тону можно понять, что я стараюсь впустую.

Билл (читающий руководство по разведению земляных червей): О чем вы там все говорите?

Питер (разозлившись): Не пора ли тебе вынуть голову из песка? Почему ты вечно молчишь?

Клавдия и Элейн (вместе): Вот это уже лучше.

Элейн (Питеру): Сколько я тебя знаю, ты всегда судишь самого себя и других. Каждый раз, когда мы вместе играем (Она играет на гитаре, он — на флейте. — Авт.), я ощущаю твое критическое отношение... Это все портит, и я чувствую себя вконец несчастной. Разве ты не можешь выбросить кондуит, который все время ведешь?

Уйти на каникулы подальше от этих школьных оценок и неодобрительных учительских взглядов? Я как-то зашла на кухню, когда вы с Клавдией разговаривали, не помню даже, когда и о чем вообще шла речь, но я помню этот тон... Полное впечатление разговора работника соцстраха со своей клиенткой...

Питер: Ну что ж... Благодарю за...

Он пытался говорить дальше, но Клавдия обняла его, а Элейн закрыла ему рот поцелуем (Houriet, 1971, р. 65_66).

Это прекрасный пример как ответного, так и прямого выражения своих чувств, что для многих коммун, как и для прочих групп, служит самым лучшим средством для вскрытия и разрешения тлеющей напряженности в межличностных отношениях. Разумеется, такой диалог мог бы произойти на любом групповом тренинге, однако это не специально организованный сеанс общения и его участники продолжают день за днем жить вместе. Коль скоро чувства в самом деле выражены, как, надо полагать, произошло здесь, результатом становится превращение отрицательных чувств в не менее сильные положительные, о чем свидетельствуют поцелуй Элейн и объятия Клавдии.

Не всегда проблемы межличностных отношений затрагивают всю коммуну. Зачастую это просто трения, которые всегда имеют место между людьми, живущими в тесной близости. Возможно, магнитофонная запись разговора, состоявшегося в другой коммуне, станет неплохой иллюстрацией к моим словам.

Сэлли: Когда я жила в собственной квартире, я любила включать проигрыватель погромче, пока мыла посуду или делала что-то еще. Я из тех людей, которые занимаются творчеством под очень громкую музыку. Но в соседней комнате живет Нэд. Его спальня рядом с моей студией, и он писатель, так что ему нужна тишина. Поэтому когда я включаю музыку громко, он хочет, чтобы было потише, а это вмешательство в мою личную жизнь — ведь

я-то люблю, чтобы было громко. Получается конфликт. Знаете, здесь все зависит от того, как люди умеют договориться: ведь мы с ним можем прекрасно это уладить, но только не вводя правило, что музыку нельзя включать в какие-то часы, а просто сказав: «Послушай, сегодня мне действительно необходимо, чтобы она играла громко». И я достаточно важна для него, чтобы он уступил, или наоборот, понимаете?

Здесь люди с легкостью приспосабливаются к настрою друг друга — не в соответствии с правилами или принципами, не подчиняясь авторитетам, а просто потому, что прочувствованно относятся к потребностям друг друга в данный момент. Однако не все проблемы решаются так легко.

Опросчик: Каким образом вы решаете такие проблемы, как ревность?

Сэлли: Существуют разные виды ревности. Есть такая ревность, для которой здесь, в нашем доме, я едва ли не главный объект. Хотя я не так уж активно беру на себя роль лидера, просто я такой человек, что у меня во всех взаимоотношениях центральная роль. Я, например, состою в близких отношениях с большим числом людей — не потому, что я в этом лучше других, а потому, что для меня это важнее, чем для остальных. Некоторые тратят много времени на то, чтобы улаживать споры, общаться с людьми или радовать людей. Для меня это как бы главное занятие. Я люблю это едва ли не больше, чем все остальное. И я знаю, что кое-кто чувствует ревность или возмущение из-за такой моей центральной роли. И мне это тяжело, очень тяжело — ведь я чувствую, что мне не следует меняться. Впрочем, в моей жизни всегда была такая проблема: я просто чувствую себя не в своей тарелке, когда рядом есть кто-то, кто мне завидует. Я тогда начинаю принижать себя, замечать все свои ошибки, и ничего хорошего в этом нет... Все только хреновей

становится, понимаете? И еще насчет группового лидерства. Если у кого-нибудь здесь возникают проблемы, он, без вариантов, идет ко мне. А я-то знаю, что найдется один-другой завистник, который скажет: «Почему люди всегда обращаются к тебе? Почему они всегда идут к Сэлли? Я тоже хотел бы быть полезным». Мне это очень неприятно.

Очевидно, что это нерешенная проблема, которую ни Сэлли, ни остальные еще не пытались принять к рассмотрению, как-то уладить ее между собой. Можно надеяться, что однажды она станет темой обсуждения, которое поможет ее уладить.

Даже в студенческом общежитии (четвертый пример из девяти, приведенных в начале главы) естественным образом возникают межличностные трения. Студенты стремились избавиться от проблем сексуальных отношений, введя правило, что каждый проживающий ищет себе сексуальных партнеров вне дома. Однако все остальные проблемы не исчезли, и главная жалоба сводится к тому, что членам этой коммуны мало удается пообщаться друг с другом и поговорить о важных вещах. Похоже, глубоких отношений они избегают, и их близость в значительной мере поверхностна. Однако же они испытывают немалую привязанность к своей группе и друг к другу, что находит свое выражение в таких фразах, как «Вокруг обеденного стола благоприятные флюиды», «Я могу узнавать других людей и доверять им», «Это помогает мне лучше противостоять окружающему миру». Одна девушка добавила: «Мой пол становится хорошим дополнением к обществу парней».

Небезынтересно отметить, что здесь, по аналогии с некоторыми коммунами XIX столетия, пытались решить проблему секса, установив правило, изгоняющее секс, как слишком трудный аспект взаимоотношений, за пределы коммуны. Возможно, именно поэтому создается впечатление, что в данной коммуне, хотя она, безусловно, больше похожа на

«счастливую семью», чем «стандартная общественность», ее членам как будто не хватает глубокой близости, взаимодействия или просто общения.

Проблемы, связанные

с сексуальными отношениями

Поскольку многие коммуны решительнее всего отмежевываются от существующих социальных норм именно в области сексуальных отношений, не приходится удивляться, что самые мучительные проблемы возникают в связи с вопросами партнерства, любовных треугольников и прочих комбинаций — как быстропреходящих, так и более устойчивых.

Можно было бы привести множество примеров различных людей, имеющих самые разные проблемы в области сексуальных отношений и сексуального партнерства. Однако беседа с Лоис, входящей в одну городскую коммуну, настолько богата содержанием, что, по моему мнению, предпочтительнее взглянуть на многие грани этой проблемы ее глазами, так как она переживала эти трудности на собственном опыте. Интересно, что Лоис, несмотря на весь свой специфический опыт, считает себя вполне «стандартной». Пусть на нескольких следующих страницах Лоис сама говорит за себя, а я не буду ее прерывать, за исключением подзаголовков, указывающих, к какой теме она обращается.

Лоис около тридцати лет; она имеет высокую профессиональную квалификацию, происходит из среднего класса. Была замужем и развелась, у нее растет сын. Лоис участвовала в групповых тренингах и сама вела их. Она также побывала на летнем групповом семинаре, ставшим в некотором роде подготовкой к ее жизни в общине. После своего развода Лоис опасается глубоких привязанностей, и хотя очень близка с Борисом — мужчиной, с которым у нее достаточно серьезные отношения, — не хочет себя с ним связывать. Однако они с Борисом вместе вступили в

Наши рекомендации