Внимание: это была самая искренняя и откровенная работа за всю историю мирового искусства 4 страница

— Он богатенький, — заметила Рори и подмигнула Саре. — Держись за него!

Сара с удивлением посмотрела на негритянку и сжала губы, подняла взгляд вверх и произнесла:

— Ты хочешь на меня скинуть хлам, который ты выбросила?

— Почему это он хлам? — игриво заметила Рори. — А ты видела его торс?

— Я кроме этого ничего в нём и не распознала!

— Этого вполне достаточно на начальной стадии отношений…

— Ты поэтому одна? Или у тебя есть тайный муж и несколько детишек, и все они с минуту на минуту тебя ждут, чтобы стать счастливыми от того, что у них такая потрясная мамочка?

— Я просто решила, что именно тебе этого вполне будет достаточно… Вероятно, ты устала от своего исхудавшего брательника!

— Мне невозможно встречаться со своим брательником!

— Почему же? — задумчиво произнёс Фрэнсис.

— Ты заткнись! — крикнула Сара. — А ты! — она взялась за ворот Рори и потянула его к себе.

Прозвучал выстрел. Я очнулся. Фрэнсис резко встал и подошёл к двери — прислушался. Рядом с ним оказалась… Сара; она толкнула его агрессивно в бок и что-то жестами попыталась узнать; я нахмурился и посмотрел на бочку, которая стояла недалеко от того места, где они дымили; я так зациклился на этой бочке, что не заметил, как меня кто-то нежно начал трогать.

— Ты остаёшься здесь, Ди?

Это Рори была. Я прикусил губу; внутри всё ещё оставалось лёгкое ощущение тошноты и дискомфорта; их смех застрял в моей голове, но я поднялся и пошёл за Рори, всё ещё не понимая ничего, что происходило — мне стало казаться, что дым косяков дошёл до меня, и я схватил ощущения неясности действительности, которая меня окружала, находилась внутри меня и где-то ещё; но где именно, я не понимал. Передо мной мельтешила огромная жопа Рори, и я не мог не облизнуться несколько раз, мечтая к ней прикоснуться всем тем, чем я могу ощущать и чувствовать, раствориться в этих прикосновениях и разрушить себя на мелкие атомы, чтобы…

— Ты думаешь о чём-то? Или ты пялишься опять на мою задницу? — скрипучий голос Рори.

— Я… думал… Я… просто… Я смотрел…

— Сара? Твой брат уделанный! Он смотрит на мою жопу и нихуя не может понять!

— Он на жопу смотрит и понять нихуя не может? — прозвучал голос Сары.

— Я даже когда трезвый на жопы смотрю, понять нихуя не могу! — кричал Фрэнсис.

— А ты был хоть раз трезвым-то? — схватила мысль Рори.

— Я был трезвым, дорогая… Но только до наших с тобой отношений…

Мне стало не по себе. Мне вроде и плевать было; а вроде было и не совсем плевать. Конечно, жопа меня не переставала интересовать, но я переключился и схватил своим сознанием неприятное для меня — всё-таки у них были отношения.

— Это был всего лишь поцелуй! Разве это можно назвать отношениями?

— А как же тот секс?

— Ты просто дрочил при мне…

Я блеванул.

— Чёрт… Надо было громче говорить! — со смехом закричала Сара.

Мне было хреново. Я понял, что нахожусь в реальности — от этого стало ещё хуже. Выходит, что я видел между ними на этой заброшенной площадке… это что-то типа прелюдии?

— Он щас надумает всякого… — произнесла Сара. — Скажите, что вы пошутили…

— Он привык жить во вранье… — как-то беспокойно заявила Рори.

— Я могу лишь сказать, что сперма не попала на её тело… А тот поцелуй… Там же не было спермы…

Сара упала на асфальт и начала хохотать. Рори заливалась и выразилась:

— Давид, тебе тоже стоит кому-нибудь в рот кончить!

Фрэнсис затих. Сара посмотрела на Рори внимательно и смутилась. Мне стало не по себе, и я пошёл в другую сторону.

— Думаешь, стоит идти за ним? — заботливо вымолвила Рори.

— Не думаю, что с ним что-то может случиться… Ты куда? — крикнула Сара.

— Пусть идёт, — успокаивающе произнёс Фрэнсис. — Я знаю это место — здесь супертихо; я дико сомневаюсь, что его кто-то тронет.

— Давид? Ты же знаешь, что я пошутила? — крикнула вдогонку Рори. — Он обиделся что ли? — спросила она Сару.

— Не надо было ему говорить, что ты шутишь. Пусть сам отличает правду от шуточек — не маленький! Если обиделся, то разобидется — не в первой страдать от того, что его мечты топчут и насилуют.

Я оглянулся и увидел, что Рори смотрела вниз; Сара смотрела на Фрэнсиса, а Фрэнсис курил косяк и смотрел в небо.

— Он такой странный…

Честно говоря, я начинаю беспокоиться. Давида нет уже несколько часов; эти двое сидят в моей комнате, курят и болтают; я сижу в комнате Давида и размышляю о том, что происходит в его жизни; конечно, я и о своей жизни рассуждаю довольно часто, однако сейчас все мои мысли заняты исключительно моим братом, потому что у меня есть ужасная привычка — если его долго нет перед моими глазами, то я начинаю утрачивать связь с реальностью и пропадаю; даже Рори мне не может помочь, когда я понимаю, что Давид где-то шляется.

Я пододвинулась к стене и поглядела в дырочку: Рори и Фрэнсис сидели друг от друга на приличном расстоянии, но так прямо смотрели в глаза к друг другу, что я и сама почувствовала какое-то негативное ощущение по этому поводу. Фрэнсис сидел спиной, а Рори сидела напротив него, поэтому я видела всю её: её тело, её коленки в этой позе, её руки и… её взгляд.

Я испугалась. Её глаза так резко оказались на мне, что я просто не поверила в это; она подмигнула мне и продолжила смотреть на Фрэнсиса; она что-то ему говорила. Я поднялась и вышла из комнаты брата и дошла до окна, который смотрит в сторону двора — там было пусто.

Дома было тихо — родители, наверное, уже спали. Я не стала спускаться, поэтому просто зашла в свою комнату, чтобы посмотреть на этих голубков. Когда я посмотрела на Фрэнсиса, меня посетило неловкое чувство и сильное смущение; Рори смотрела прямо на меня, а я зарделась — у Фрэнсиса была глаза закрыты.

— Он спит что ли?

— Сложно сказать… — задумчиво произнесла Рори. — Но он ещё ничего мне не ответил.

— В ваших отношениях, — начала я и показала пальцами кавычки, — он был таким же?

— Он был намного… — она посмотрела вниз, на его штаны. — Намного энергичней!

— Может быть, он переживает из-за вас? — как-то ласково сказала я, что мне даже подумалось, что я ищу надежду.

— А ты ко всем так придираешься?

— Что?

— Ну, к девушкам, которые интересуются твоим братом…

— А что, ты интересуешься моим братом?

Она закатила глаза вверх и улыбнулась.

— А что, я это скрываю?

— Ты это странно показываешь… Я бы тебе не стала доверять.

— Неужели ты сама хочешь стать девушкой Давида?

Я молчала, потому что не сразу нашлась с ответом; я думала о том, нужно ли её смутить или попытаться внутри себя найти правду… Я вспомнила о Давиде, и мне стало невыносимо от того, что его нет рядом; хотя, конечно, именно в этой ситуации он был бы лишним, ведь тогда я правду бы точно не нашла. Должна ли я отпугнуть Рори или, наоборот, позволить ей сблизиться с братом? И зависело ли это вообще от моих действий? Я не могла понять, как такая девушка, как Рори, может вообще нравится такому человеку, как Давид.

— Я тебе задал простой вопрос; а ты рассуждаешь сейчас с таким лицом, будто хочешь мне судьбу мою рассказать… Ты разложишь карты или достанешь из своего анала волшебный шар, чтобы увидеть в нём правду?

— Я просто переживаю за будущее счастье брата.

— Счастье? А кто говорит о счастье? И вообще, ты говоришь о счастье только брата или совместном счастье его и его девушки?

Меня не смутил этот вопрос, но я присела рядом с Фрэнсисом, который стойко держался в этой позе и никак не хотел упасть на спину или на лицо.

— Я говорю о совместном счастье Давида и его будущей спутницы.

— Ты говоришь о Давиде и Саре? — засмеялась Рори.

— Хуяре! Я говорю о той, которую Давид сам выберет! Как ты не понимаешь?

— Выберет сам? Он что, пришёл в супермаркет? Или ты рассуждаешь о нём, как о дегустаторе вин? И если так, то чем тебе не угодило вино под названием «Рори»? — она сложила руки крестом и её ладони закрыли коленки.

— Самой мне вино «Рори», конечно, нравится…

— Конечно, тебе оно нравится… Ты же всегда оставляешь половину бокала, да и часто его проливаешь на пол! Ты хоть раз допивала это вино до конца?

— Знаешь… иногда человеку хватит и половина бокала, чтобы понять, что можно найти вино и получше!

— Ты хочешь назвать «Рори» говёным вином?

— Я бы не стала его рекомендовать моим близким людям.

— Своему отцу, матери?

— Единственный близкий человек, который есть в этом мире, это мой брат, Давид. Всё!

— Ты считаешь, что если тебе вино «Рори» пришлось не по вкусу, то и Давиду оно может не понравится?

— Я боюсь, что если Давиду очень нравится бутылка с этим вином, то из солидарности он может опорожнить и всю бутылку!

— Ты думаешь, ему из-за этого было плохо сегодня? — как-то тихо произнесла Рори.

— Очевидно, что мы обидели его… Ты вообще заметила, что Давида до сих пор нет? Я только об этом и думаю, а ты болтаешь с этим придурком, которого я подобрала на улице! Вы пёхались с ним или нет, я не знаю, но ты даёшь повод Давиду сомневаться в тебе; прыгаешь на него перед братом, и вы ржёте, как лошади, забывая о том, что приходится чувствовать Давиду. Я знаю, что для тебя это подобно игре; я думаю даже, что однажды Давид улыбнётся, когда ты будешь это делать, но… Я не могу до сих пор понять, как он не понимает, что ему нужна совершенно другая девушка?

— Может быть, он в меня влюблён?

— Я боюсь, что если твой рот будет наполнен чужой спермой, он и тогда будет в тебя влюблён! Мне это не нравится, и я всё сделаю, чтобы доказать ему, что он может найти кого-нибудь получше!

— Например, тебя?

— Да хоть и меня! Мы не родные с ним брат и сестра! Я читала документы у отца; мы даже взяты не из одного детдома! Если я расскажу Давиду об этом, то он может перестать видеть во мне только сестрёнку! Я ненавижу тебя за то, что ты толкнула меня сегодня к этому твоему Фрэнсису! Теперь я сижу с ним рядом, и он мне отвратителен…

— Кстати, а почему ты села с ним рядом? Я всегда замечала раньше, что ты сторонишься парней…

Я удивилась себе и… кажется, я просто взорвалась! Эта дура для Давида была вселенной или чем-то ещё — я не знаю, что он там напридумывал в своей голове, но она не была достойной его, не была ему ровней, она была ужасной и никчёмной дурочкой, которая не умеет обращаться с душой моего брата и пытается исследовать только его чувства, их ширину, глубину и мощь; он её никогда не забудет, я знала это, но надеялась, что найдётся та девушка, которая сможет помочь ему не забыть её, а просто разобраться в своих переживаниях и понять мир, в котором он живёт; я была уверена, что Рори не та девушка, которая сможет дать ему это ощущение — законченности понимания бытия. Что может дать человеку та, которая тыкается неизвестно с кем, нюхается с ними, словно собака, и говорит им о том, что она и есть то, что должно быть у них? Было такое чувство, что Рори родил не человек, а корпорация, которая жаждала запудрить всем мозги прелестями этой негритянки, а потом извлечь из этого ощущение внутреннего богатства и озарения; с этими парнями находилась самая потрясающая девушка во всей вселенной, и они сходили с ума по ней, делали всё, чтобы привлечь её внимание и завлечь её тело к себе в капкан; мне было жаль и саму Рори, потому что она считала, что живёт полноценной жизнью, наполненной абсолютно всеми прелестями современной эпохи. Но одного я никак не могла понять: почему Давид?

Я стала исследовать свои знания о брате, но все они были собраны из редких разговоров и постоянных ссор между нами, которые начались примерно тогда, когда я узнала, что он мне и не брат вовсе; я стала понимать, что эти ссоры исходят от меня, а все наши стычки отдаляют нас от понятия «родные брат и сестра» и приближают к нас ощущению разобщённости и полного противоборства между друг другом; мы сражались за независимость друг друга, однако Давид сражался бессознательно, исходя из моих действий; я иногда думала даже, что легко им манипулирую, но нередко он меня приводил в восторг, потому что совершал неожиданные поступки, в которые я порой не могла поверить; любовь к этой негритоске стало одним из них, поэтому я как-то странно начала мыслить об этом и считать, что он делает мне это назло. Однако я не исключала и то, что он может быть и правда поглощён ею; я хотела бы понять его чувства, ощутить их и сравнить со своими, которые я питаю к нему теперь, но этого никогда не будет, если мы и дальше продолжим ругаться. Я начала понимать, что мои ссоры с ним, наоборот, сближают его с Рори; поэтому он и не видит, насколько она уродлива и несчастна; может быть, он даже считает, что она сделает его самым счастливым и станет из-за этого красивее; а может быть, ему просто нравятся её уродства и её несчастия? иногда он и сам бывает уродлив и несчастен.

Рори спала, и я посмотрела на неё: мне нравилась её эффектная внешность, её формы, её общение и её эмоции; мне не нравились её понятия о мужчинах, рассуждения о женщинах, её пугливость насчёт детей и тайны о родителях; возможно, я была ещё слишком мало знаком с нею, чтобы так мы рьяно об этом рассуждали вслух, но обо мне, кажется, она знала всё. Иногда я думала, что говорю меньше Рори, но когда интересовалась у неё, много ли я говорю, та говорила, что сколько бы я не говорила, ей это нравится, и она именно это и ценит во мне, что я стараюсь ей изложить всё, о чём я рассуждаю. Когда я спрашивала у Рори, всё ли, что она говорит мне, является правдой, она уходила в себя и спокойно говорила, что я знаю о ней намного больше, чем кто-то другой. Я знала, что она мне врёт иногда; и даже это я ценила. Но я ценила её как подругу, а не как ту, с которой я могу когда-нибудь завести семью; в этом плане она мне не нравилась, поэтому я считала, что и брату она совсем не понравится. Когда я была готова, я привела её в свой дом.

Что произошло тогда, когда Рори впервые увидела Давида? Я упустила этот момент, потому что та стояла ко мне спиной. Зато я видела лицо Давида, и если спросить меня, хотела бы я вместо лица Давида посмотреть на лицо Рори в тот момент, я бы всё равно хотела увидеть лицо Давида. Я не могла уснуть тогда и постоянно возвращалась мыслями к его лицу, его улыбке, глазам и чему-то неуловимому, что я никогда в нём ещё не замечала; это неуловимое что-то мешало мне заснуть. После этой встречи всё изменилось — Давид перестал со мной разговаривать по душам и часто куда-то уходил; иногда я даже думала, что он ходит и ищет дом Рори; я даже думала иногда, что они уже тайком встречаются, но поверить в это не могла. А однажды они зашли в мою комнату вместе и улыбались. Я не могла уснуть и эту ночь. Потом всё успокоилось. Я стала смелее рассматривать Рори, и однажды та спросила меня, не влюбилась ли я в кого-то. Я не думала об этом, поэтому разговор смялся и растворился в молчании; но из этой тишины я вырвала страх, который до сих пор сопровождал меня: неужели я влюбилась в своего брата? Рори натолкнула меня на эти мысли, а я долго не могла понять, как я стала всё чаще вспоминать его улыбку в тот момент, когда он на неё впервые посмотрел.

— Что не так?

— Я просто не понимаю: вот ты постоянно ходишь с разными девушками то за ручку, то жмёшь их зад, то лапаешь за грудь… Рядом ходят и другие люди; есть одиночки, а есть подобные тебе… Ты вот это всё для кого делаешь?

— Думаешь, я знаю? Мне приятно; этим бабам приятно; есть и другие, кому это может быть приятно.

— Ладно. Я могу предположить, что приятно тебе… Но откуда ты знаешь, что приятно… этим бабам?

— Иначе нахуя они меня подпускают к себе?

— Действительно. Однако это никак не говорит о том, что им это нравится.

— Давид, ты уже сколько дней долбишь эту дрянь?

— Несколько недель. Мне даёт её Фрэнсис.

— О боже, ты общаешься с этим придурком? Говорят, что он о сексе забыл, когда порвал с этой негритоской!

— Она так сильно повлияла на него?

— Откуда я знаю? Мне просто рассказали об этом те, с кем он не захотел спать.

— И они спали с тобой?

— Они спали не только со мной…

— Не понял. Они шлюхи?

— Я бы не сказал так уж прямо… Скорей, они просто бляди.

— Блин… Фрэнсис перестал трахать блядей?

— А ты считаешь, что Рори — блядь?

— Я не могу знать это…

— А почему в тебе нет уверенности насчёт этого: блядь она или нет?

— Я просто не знаю, кого можно называть блядями, а кого нельзя…

— Всех можно называть блядями.

— Мне кажется, когда ты называешь всех блядями, то уже само по себе это понятие теряет смысл…

— Ну, мало ли что значило это слово тогда, когда его впервые употребили; мы работаем на будущее, а в будущем, возможно, на это слово вообще ни одна блядь не обидится!

— Появятся другие слова, на которые придётся обижаться…

— Ты сказал интересную мысль, Давид… И часто тебе приходится обижаться?

— Да. Я часто этим занимаюсь.

— И как? Насколько эффективно у тебя это получается?

— Пока что плохо…

— Всё впереди, Давид. Через несколько лет не найдёт ни одного слова, на которое бы ты не обиделся!

— Это поглотит обиду?

— Ну, или обида поглотит тебя!

— И что ты предлагаешь?

— А что я могу предложить? Для такого, как ты, у меня сбитая программа!

— Что это значит?

— Чистенький парень, который из девочек щупал только свою сестру; это сомнительное удовольствие даже для меня, однако тебе повезло, что я видел твою сестру! Может быть, ты ждёшь именно её?

— Жду? Жду для чего?

— Ну я даже не знаю, как тебе об этом сказать… Ну, например, чтобы отлизать у неё между ног?!

— Я не понимаю, почему все хотят, чтобы я трахнул свою сестру?

— А ты слепой что ли?

— Что?

— Ты видел её вообще?

— Какой-то глупый вопрос.

— Может быть, тебе стоит увидеть её обнажённой?

— Не думаю.

— А тебе и не нужно думать! Просто нужно открыть глаза в нужный момент…

— И что мне потом делать с этим образами?

— Дрочить на них!

— Я не дрочу.

— Ты не дрочишь? Мир действительно стал сумасшедшим! Ты не щупаешь девушек, так ты ещё и не дрочишь?

— А надо?

— Бля, да я не знаю… Я просто думаю, как ты это всё выдерживаешь?

— Выдерживаю что?

— Рядом гуляет сексуальная целка, которая так и хочет тебя завалить, а ты вафлишь и истекаешь слюнями по негритоске, которую отмудохал весь город!

— Это такие слухи ходят?

— Ну разве я стану говорить это с целью, чтобы ты переключился на свою сестру?

— Я не знаю. Ты считаешь, что нужно переключиться на кого-то другого?

— Откуда я могу знать? Девственник, который не дрочит и не трётся о других девушек… и эта бабища! О ней ходят легенды… Ты вообще готов к такому делу?

— А ты считаешь, что нужно подготовиться?

— А большой у тебя член?

— Нормальный.

— Главное, чтобы не слишком маленький…

— Почему?

— Может быть, ты внешне ей и нравишься, но когда она тебя разденет… ты же словно ребёнок! если у тебя и член, как у лялечки, то вам сложно будет продолжать не только отношения, но и сексуальными утехами развлекаться даже не будет возможности.

— Ты меня немного напугал… И изрядно смутил.

— А если у тебя член нормально, то это всего лишь половина дела! Нужно же ещё и хорошо трахаться!

— Ну, об этом я не знаю… Я ещё не трахался ни с кем.

— Так вот… Потренировался бы на своей сестре! А потом уже с таким опытом и принялся бы за свою черномазую шлюшку!

— Вряд ли нужно совращать для этого сестру.

— Потерпи немного, и сестра сама тебя совратит. О ней у нас тоже ходят легенды. Говорят, что она никого к тебе никогда не подпустит; а ты ещё даже и не дрочишь! Чем ты вообще занимаешься?

— Начал увлекаться курением марихуаны.

— Это вполне неплохо. Для начала… Твоя негритоска тоже этим увлекается… Сестру подсади — устроите тройничок!

— Я не собираюсь ебсти свою сестру!

— Еби негритоску.

— Пока у нас до этого не доходит… Мы даже не пара ещё… Может быть, она и не думает обо мне вообще.

— Когда рядом столько хуёв ходит, зачем думать о каком-то придурке, который даже не дрочит? Это ещё хорошо, что ты травку начал курить, иначе она бы вообще на тебя не посмотрела!

— Я недавно начал курить…

— Тогда не знаю, что она в тебе нашла. Ты вообще много чего о ней знаешь?

— Вообще ничего не знаю.

— А что так? Поинтересуйся. Может быть, найдёшь способ залезать к ней в жопу! Или ты просто мечтаешь смотреть на неё до конца жизни? И не дрочить при этом!

— Посмотрим.

— Так посмотри ей в глаза, скажи о своих чувствах, возьми её за жопу, да отъеби хорошенько!

— Ты заметил, что у тебя до сих пор нет постоянной девушки?

— А мне этого и не нужно… Я каждый день имею разных и считаю, что так намного охуенней, чем трахать какую-то одну бабу, даже если она будет при этом самой невъебический сукой в мире!

— Иногда мне и этого хочется, однако почему-то я всё время думаю о Рори.

— Пока что… Рано или поздно чувство уляжется, пройдёт, и ты переключишь своё внимание на что-то другое.

— Я очень сомневаюсь, что будет так просто переключиться на что-то другое, даже если чувство уляжется или пройдёт.

— Ты же не будешь таскаться с ней повсюду без чувств?

— Ты ебёшь вообще баб, на которых тебе плевать! Чувства — это сложная тема, о которой иногда приходится забывать, потому что ей куча других слов, давящих на твою личность; если каждой хуйне уделять много внимания, то можно не успеть даже дойти до той стадии, когда вы сидите напротив друг друга и ваши сердца бьются во взаимном ритме.

— Сидя напротив друг друга сложно узнать, бьются ли сердца в одном ритме или нет… Твоя каббала в рассуждениях мешает тебе в погружении в настоящее; ты живёшь мечтами, Давид, искушаешь себя ими и полностью поглощён женщиной, которую рано или поздно ты и вовсе забудешь.

— Откуда ты можешь знать это?

— А так у всех. Только некоторые тянут этот груз до старости. Кто-то из них умирает первым; другой остаётся наедине с собой и поднимает ворох вопросов, которые приходится решать теперь в одиночестве. Это что, называется счастьем? К чёрту эту совместную жизнь, которая однажды закончится! Всегда найдутся бабы, которые хотят, чтобы их оттрахали, выбросили и забыли!

— Но они не будут ею…

— А чем тебя не устраивает то, что они не являются твоей Рори?

— Тем, что они не являются Рори.

— Давида не было неделю… Почему вы так спокойны?

— Я вообще не заметил, что его нет, пока ты не сказала, — заявил отец и шлёпнул маму по заднице; мама посмотрела в окно и задумчиво произнесла:

— А я почти сразу начала беспокоиться… Но это уже не в первый раз; в прошлый его не было около месяца.

— Я поэтому и говорю, что для него это стало обычно! Второй раз за год. Твоя подруга сводит его с ума!

— Его сводит с ума то, что это была первая по-настоящему красивая девушка, которую он видел. Он ничего о ней не знает! Как можно было влюбиться?

— Мы с мамой о вас ничего не знаем… Но так вас любим! — сказал отец и захихикал.

— Но вы же не хотите нас трахнуть!

— Это сложный вопрос, дорогая… Я не думаю, что секс — тема, которую так легко обсуждать.

— Мне не нравится эта ситуация… — говорю я.

— Это твоя подруга всё-таки…

— Вы намекаете, что виновата я?

— Почему же сразу виновата? Просто именно ты привела её в наш дом. Ты сама должна была понимать, что может случиться с Давидом…

— Я не думала, что он…

Я посмотрела в пол и у меня заслезились глаза. Были мысли? Или их не было? Что мне было делать? А что я сама чувствовала? Может быть, я влюбилась в него? А если так, то это отвратительно или имеет право существовать? И если есть шанс, что это приемлемо, то что мне делать с этими чувствами? Вынашивать их, а потом исследовать родившееся или убить их? Как их убить, если это возможно? Кто поможет мне понять это? Рори?.. Кроме Рори у меня никого и нет… Что если…

— Фрэнсис? Я знала, что тебе понравится этот красавчик! — залилась хохотом Рори и подошла к окну, оперлась локтём и закурила косяк.

— Это от него?

— Ты думаешь, что дурь может достать только Фрэнсис? Я тебе скажу честно — у Фрэнсиса самая поганая дурь, которую я пробовала! Такое чувство, что он её смешивает с псинным дерьмом!

— Но ты курила… Ты смеялась! Ты была так счастлива!

— Счастлива?

Она сжала подоконник крепко так, что он заскрипел; отвернулась от меня. Что с ней происходило? Я понимала это где-то внутри, но мне мешало что-то это напрямую осознать; казалось, что я решилась разрушить стену, за которой есть ответ — и я чётко понимала, что у меня нет подходящего инструмента для разрушения этих чёртовых кирпичей, за которыми скрывались чувства моей подруги; её мозг мне пытался сообщить что-то через её поведение и жесты — но если нет ключа, как мне отворить этот замочек? Да и какого хера вообще нужен ключ, если я пытаюсь разхуярить эту ебучую стену? Мне нужен мой брат, а из-за этой чёртовой суки я не могла понять, где он и как он!

— Его не видно уже неделю! — закричала неожиданно я. — И этим ты пытаешься ощутить счастье?

— Я просто не ждала такой реакции.

— А чего ты ждала? Что он подбежит к тебе и расцелует, да скажет, что ты самая прекрасная девушка на свете? Ты слышишь, что о тебе говорят эти ебанутые люди?

— Слухи всегда будут… — она повернулась и грустно посмотрела мне в глаза.

— Блять, да слухи ходят не о каждой девушке!

— Ты думаешь, что он кроме этого ничего не слышит?

Она начала кусать нижнюю губу.

— Я думаю, что ему даже биение твоего сердца будет сложно услышать, если он к тебе сильно прижмётся, после такого громадного потока дерьма, в котором тебя валяют!

Она улыбнулась; прерывисто, нервно; взглянула вверх и попыталась скрыть от меня свой взгляд, закрыв лицо руками.

— Ты снова играешь со мной, Рори?

— Бля, да я больше с собой играю, Сара!

И она заплакала. Я впервые увидела, что Рори плачет. Я смотрела на неё — она стояла и рыдала — её колени притягивались к полу, казалось, но она не падала; я раскрыла в ней лёгкую дрожь; мне стало настолько невыносимо, что я закрыла уши и отвернулась. Я ничего не слышала и только смотрела куда-то вверх. Я надеялась, что когда повернусь, то увижу Рори вновь спокойной и свежей; хотя я понимала, что с нею что-то творится. И я никак не могла поверить, что это всё из-за Давида…

— Эн.

— Мне что-то нужно говорить?

— Не обязательно. Я настолько умна, что в этом мире, кроме меня, больше вообще может никто не говорить!

Я усмехнулся. Я проснулся недалеко от костра, который потух только под утро — я это заметил, когда захотел поссать; рядом стояла девушка — она напоминала мне приведение, но я не испугался. Она смотрела на костёр и будто ждала чего-то. Я лежал и смотрел на неё, но когда уже было невтерпёж, мне пришлось подняться и отойти; когда я вернулся, она сидела на том месте, где я спал.

— И как я на это должен реагировать?

— Если считаешь, что я тобой манипулирую — одним образом; если считаешь, что я проверяю тебя — другим; если… если… бла-бла-бла… Тебе это так важно?

— Сложно понять, что мне именно сейчас важно…

— Конечно. С этим миром что-то не в порядке… А может быть, с ним всё в порядке. И ещё несколько бла-бла-бла…

— С тобой можно молчать вечность.

— Если бы все люди были такими, как я, я бы молчала!

— Ты издеваешься надо мной? Разве не все бы молчали тогда?

— Конечно. У всех одни и те же мысли…

— Прекрати.

— Ты просто привык общаться с тупицами!

— Я только с сестрой общаюсь… и с Рори.

— Я много о них слышала.

— Как ты здесь оказалась?

— Ты заметил, что у меня грудь плоская? А лицо какое?..

— Я думаю, что ты девушка; голос у тебя женский.

Она задрала платье; я испугался и отвернулся.

— Посмотри.

— Зачем?

— Тебе это понравится…

— Я не думаю… Я не хочу…

— Ты возбуждаешься.

— Что?

— Ты возбудился…

— Я просто; а на что я возбудился?

— На то, что ни разу не видел…

— Откуда ты знаешь, что я не видел…

— Повернись же.

— Это не будет правильным для меня…

— Какие глупости. Ты же не знаешь, что там…

— Я, кажется, ещё сильнее возбудился.

— Ещё бы. Ты же хочешь снять возбуждение?

— О чём ты говоришь? Если ты всё знаешь… Зачем ты так говоришь?

— Когда ты увидишь, то будешь смеяться…

— Это звучит очень вызывающе; ты меня совращаешь будто!

— Это у меня голос такой…

— Это уже подозрительно!

— Но ты же не знаешь ещё, почему я именно так произношу это… Пожалуйста, посмотри сюда, Давид.

Мне стало не по себе. Я пытался не думать о том, что она меня просит сделать. Я старался думать о Рори; когда думал о сестре, меня это бесило.

— Тебя пугает то, что ты возбуждаешься на свою сестру?

— Ещё бы! Это же уродливо…

— Тогда прекрати возбуждаться!

Я задумался. И не смог переварить этого. Я резко повернулся и посмотрел туда. Там была гладкая кожа.

— Не долго же ты сопротивлялся…

— Это значит что-то?

— Для каждого своё. Человек такой любопытный… Один сигнал может значить разное для одного и того же человека, даже если он точно знать будет, что же этот сигнал всё-таки значит.