Гендерлингвистика и идеология феминизма
Национальная языковая картина мира состоит из социально обусловленных фрагментов. Одной из важнейших тем социолингвистики является гендерная стратификация общества и специфика мужского и женского варианта речевой деятельности. Язык не просто антропоцентричен. Он во многом андроцентричен, т.е. выражает мужскую точку зрения на мир, поэтому гендерология зачастую имеет феминистский привкус. Например, белорусская лингвистка Людмила Николаевна Чумак пишет: «Значение взаимности (социативное) реализуется при глаголе жаніцца з кім в белорусском языке (а также украинском и других славянских языках), которое в русском коррелирует с формой на + пр. пад. при глаголе жениться с собственно объектным значением и ярко выраженным оттенком преобладания, подчеркивающим роль мужчины в обществе. В славянской аудитории, изучающей русский язык, эта форма жениться на ком вызывала резкую отрицательную коннотацию» [Чумак].Очевидно, что «резкая отрицательная коннотация» следует из феминистской интерпретации конструкции жениться на как дискриминации по половому признаку.
Сразу следует указать, что прямолинейный вывод, без учета опосредующего влияния социокультурных реалий, не может быть принят. Методика межъязыкового сравнения валентностей и управления глаголов имеет серьезные ограничения при выяснении этнокультурной специфики. Во-первых, грамматическая конструкция обозначает только самую общую схему понимания языковым коллективом определенного фрагмента мира. Детали ситуации остаются без языкового воплощения. Во-вторых, форма может утратить первоначальную мотивацию. Говоря словами В.И. Абаева, идеология превращается в технику. Именно это и произошлос конструкцией жениться на, которую русские женщины не воспринимают как унизительную. В-третьих, грамматическая форма со временем может получить новое социальное наполнение. Анализ даже нескольких языковых форм не имеет объяснительной силы. Он не способен подтвердить приписываемое абстрактной грамматической семантике конкретного социального содержания. Для адекватного описания языкового факта необходим внешний по отношению к языку критерий – культурно-исторический контекст, а для оценки факта – авторитетная этическая система. В восточнославянской культуре – это библейский текст в его православном понимании. Коротко говоря, социальноориентированные выводы могут быть сделаны только на основе анализа концепта в его языковой и культурной реализации.
Брачное неравенство имеет две наиболее общие модели – деспотическое господство и несимметричное, но справедливо мотивированное распределение прав и обязанностей. Думается, за русской синтаксической конструкцией жениться на стоит именно вторая модель. Древнерусские памятники указывают на первенство мужчины. Дочь Рогволода Полоцкого Рогнеда отказывается идти за князя Владимира словами: «Не хочу розути робичича, но Ярополка хочю». Свадебный ритуал разувания мужа состоял «в том, что молодая в знак покорности снимает на свадьбе с мужа сапоги. При этом муж в знак своей власти ударяет жену плетью по спине. Жена припадала к ногам мужа и касалась челом его сапога; муж покрывал ее полой кафтана в знак будущего покровительства и защиты». Др.-русск. водити жену ‘иметь жену, жениться’; водимая ‘жена, супруга’; хотячю Рогънедь вести за Ярополка. Нельзя сказать, что брак женщиной воспринимался как рабство. Иначе муж вряд ли бы получил явно женское по происхождению ласковое славянское название * lada ‘старший, муж’. В др.-русск. лада ‘милый, любимый муж’ (Ярославна обращается к ветру: зачем мечешь стрелы на на моея лады вои). В социальной сфере муж главенствует, но как нравственные личности мужчина и женщина равны: др.-русск. подружие ‘супруга, супруг’.
Относительно поздняя, собственно русская конструкция жениться на не получила женского варианта * выходить под мужа. Для женщины была сохранена праславянская перифраза * iti za mọžь. В русском языке навсегда закрепилась грамматическая пара, очень точно описывающая ценностные установки общества. Иерархический момент семейных отношений, выражаемый предлогом на, дополняется конструкциями выходить замуж и брать за себя, предполагающих ответственность мужа за безопасность и нормальное существование жены. Выходя за мужа, женщина встает за него, как за (каменную) стену. Таким образом, супруги не конкурируют в борьбе за лидерство, а, составляя минимальную иерархическую структуру, дополняют друг друга в брачном союзе (союз < со- + узы, букв. «совместные узы»). Акцентированное, необсуждаемое господство и агрессия выражаются в русском языке управлением с предлогом над (властвовать, издеваться, насмехаться, надругаться).
Русский язык, как и другие европейские языки, отражает естественное в буквальном смысле слова – обусловленное естеством – неравенство полов. В упрощенном и огрубленном варианте отношения мужчин и женщин определяются известным афоризмом Женщина – друг человека. По Библии, примерно так она и задумывалась: «…Для человека не нашлось помощника, подобного ему. <…> И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку» (Быт 2:20, 22). На древнееврейском языке человек – Адам. Это родовое название людей стало собственным именем первого человека – мужчины. Сотворенная жена названа Евой. А в отношении друг к другу, как семейная пара, первые люди были названы одним корнем, что указывает на их экзистенциальное равенство: «И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою (древнеевр. иша), ибо взята от мужа (иш)» (Быт. 2:22-23).
Маскулинный уклон характерен для многих культур. Во всех языческих культурах женское связывается с левым, темным, злым началом, мужское – с правым, светлым, добрым. Китайский иероглиф «женщина» входит составным элементом в словá раб, ревность, зависть, коварный, изнеженный, избалованный, льстить, хитрить, предатель. Похоже мыслило средневековое католичество в лице Фомы Аквинского: лат. vis ‘сила’ > vir ‘муж’ > virtus ‘добродетель’; mollis ‘мягкий’ > mulier ‘женщина’. Женщина мягкая, а значит, чувственная и порочная: «С точки зрениясвоей индивидуальной природы женщина несовершенная и неудачна; в самом деле, активная сила мужского семени направлена на воспроизводство совершенного подобия в мужском роде, и потому, если рождается женщина, то это связано либо с каким-либо изъяном в активной силе или в материи, либо даже с влиянием чего-то извне…» [Фома 2005, 267-268]. Англ. man мужчина и человек в некоторых контекстах неразличимы: Man is a mammal ‘Человек / мужчина есть млекопитающее’. Феминистки в таких случаях требуют заменять man словом humans ‘люди’. Славянам, чтобы понять, как это нервирует феминисток, надо увидеть, например, вывеску на украинском языке – чоловiчий туалет / жиночий туалет. Апостол Павел пишет по-гречески: «А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку (αντρωπω) не касаться женщины (γυναικος)» (1 Кор. 7:1). На ассоциативной связи «человек – мужчина» построена русская загадка: «Идет человек со своим сыном, но он ему не отец. Кто это?»
Неравенство есть, но в христианской культуре оно не оскорбляет человеческое достоинство женщины: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2:24). Мужчина ради жены должен «оставить» родителей, т.е. семейный союз рассматривается выше кровного родства. «Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя» (Еф. 5:28); «Также и вы, мужья, обращайтесь благоразумно с женами, как с немощнейшим сосудом, оказывая им честь, как сонаследницам благодатной жизни, дабы не было вам препятствия в молитвах» (1 Петр. 3:7). В Древней Руси битьё жен всё-таки официально дозволялось. Устав Ярослава (аутентичный текст ХII в.) запрещает бить именно чужих жен: Аще мужь бьеть чужую жену, за сором ей по закону, а митрополиту 6 гривен, а князь казнит. Жене бить мужа не дозволялось. Если такое случалось, наказывался весь дом, а не жена: Аще жена мужа биет, митрополиту 3 гривны. Это согласуется с другой статьёй, где мужу вменяется в обязанность жену дръжати и водити по закону; а иметь ю лихо водити и дръжати, казнию казнити его. Русскую практику «поучения» жен побоями следует признать национально-специфичным, искаженным прочтением апостольских слов: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены» (Еф. 5:22-23). В любом случае рукоприкладство несовместимо с Православием. Присказка бьет, значит, любит – ложное утешение пострадавшей женщине.
В Московской Руси телесное наказание супруги официально не приветствовалось. Знаковым старорусским памятником является «Домострой» (ХVI в.). Ставший притчей во языцех, он одиозен лишь в ошибочной либерально-светской интерпретации. До сих пор массовое сознание удерживает ложный стереотип: муж «Домостроя» – это тиран, которому предписано избивать жену. На самом деле домостроевские рекомендации мужьям выдержаны вполне в новозаветном духе: «Подобает убо мужемъ поучати женъ своихъ с любовию, и благоразсуднымъ наказаниемъ» (гл. 33). Наказание – это грозные словесные наставления, а не битьё. Побои жены вообще не предусмотрены. Достаточно прочитать 1-ю главу «Домостроя»: «жену поучяюще, тако ж и домочядцовъ своихъ наказующе, не нужею, ни ранами, ни работою тяшкою, имеющее яко дети во всяком покое». Впрочем, для слуг и детей предполагалось и другое вразумление: «И слуг також, по вине смотря и по делу, учити и наказывати, и раны возлагати…» (гл. 42).
Вопреки другому распространенному мнению об абсолютно единоличном главенстве мужа «Домострой» предписывает супругам хозяйственные вопросы решать совместно: «…Во утри воставати къ позвону. и после пения мужу з женою советовати о устроении домовнемъ. на комъ что положенó, и кому которое дело приказано ведати, и тому наказати что коли устроити, ести и пити про гость или про себя» (гл. 16 «Како мужу з женою советовати, ключнику приказывати…». По отношению к мужу жена – помощник, ключник для обоих – слуга. Статусные отношения четко фиксируются глаголами советовати и приказывати. По отношению к слугам жена – государыня. Это домостроевское наименование жены вполне определенно показывает ее роль в семье.
В допетровском обществе, воспитанном на библейской этике, именно женская честь охранялась законом особо. В Уставе Ярослава фигурирует один вид словесного оскорбления: Аще кто зоветь чюжюю жону б…ю: великых бояр – за сором ее 5 гривень золота, а митрополиту 5 гривень, а князь казнит; а будеть менших бояр – за сором ее 3 гривны золота, а митрополиту 3 гривны золота; а будеть городскых людий – за сором ее 3 гривны серебра, а митрополиту 3 гривны серебра; а сельскых людий – за сором ее гривна серебра, а митрополиту гривна серебра. Штраф за оскорбление боярыни огромен – как за пошиб (изнасилование). Обращает внимание и защита чести крестьянок. В Уложении 1649 г. (99-я статья Х главы) за словесное оскорбление женщины без учета социального положения истицы и ответчика, возмещение взыскивается вдвойне, девушки – вчетверо относительно штрафа за оскорбление мужчины.
Отсутствие полного паритета в отношениях мужчины и женщины вызвано не дискриминацией, а различием их психо-соматических возможностей, в соответствии с которыми распределены и социальные роли. Они у мужчины и женщины неодинаковы, но перед Богом все равны, что выражается в социативной конструкции венчаться с кем. В чинопоследовании венчания проводится идея сущностного равенства мужчины и женщины, как людей, сотворенных по образу Божию. Священник поочередно спрашивает: жениха – Имаши ли, (имярек), произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль пояти себе в жену сию (имярек); невесту – пояти себе в мужа. В молитве о венчающихся: О рабех Божиих, ныне сочетавающихся друг другу в брака общение, и о спасении их Господу помолимся. В кульминационный момент таинства звучит фраза: Венчается раб Божий (имярек) рабе Божией (имярек) во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. А потом наоборот: раба Божия – рабу Божию. Брачные венцы уравнивают супругов в их обоюдной ответственности за рождение и христианское воспитание детей.
Доминирование мужчины дает женщинам ряд преимуществ. В процессе предварительного знакомства и в брачных отношениях активность проявляют мужчины. Они дарят (комплименты, цветы), приглашают, обещают (жениться, достать звезду с неба), сулят (золотые горы). Женщина ждет предложения, а мужчина делает его. Заметим, что последнее слово остается всё-таки за женщиной: она может сказать да и давай останемся друзьями, принять предложение и отказать, дать согласие и дать от ворот поворот. Не потому ли в выражении признаться в любви используется глагол, употребляемый в случае необходимости открыть что-то невыгодное для себя (признаться в грехе, ошибке, невежестве)? Лаврецкий признается Лизе: «Я... люблю вас, – произнес он с невольным ужасом» (И.С. Тургенев, «Дворянское гнездо»). Вполне возможно, что глагол признаться в обслуживании данной ситуации – это языковой вклад мужчин как результат их горького опыта.
По стандартным представлениям о сильном мужском начале женщине позволительна слабость. Слова размазня, тряпка ‘безвольный человек’,не имеющие референтных ограничений, связанных с половой принадлежностью, гораздо уместнее по отношению к мужчине. Такие мужчины после свадьбы рискуют оказаться подкаблучниками. Слово подкаблучник не имеет женского аналога, потому что для жены быть под началом мужа – традиционный семейный норматив. Данным словом язык фиксирует аномалию. Концепт «муж-подкаблучник» вошел в советские анекдоты, что одновременно является показателем его актуальности и аномальности: Очередь к телефонному автомату. Мужчина в будке, приложив трубку к уху, молчит уже минут пять. Наконец люди не выдерживают: «Товарищ, если вы не звоните, пропустите других» – «Что значит “не звоните”!? Вы что не видите, я с женой разговариваю». Современные анекдоты на эту тему жёстче: «Люблю, когда милый рядом… “Рядом”, – я сказала!!!» Женская речевая агрессия в подобной ситуации – юмор, мужская – грубость. Следовательно, здесь женщине разрешено больше, чем мужчине. Да и в самом, пожалуй, специфичном речевом жанре супруги – пилении – в качестве пассивного объекта выступает как раз мужчина.
Потерпевшего определенным образом мужчину презирают и высмеивают (рогоносец), а женщине соболезнуют. Пострадавшая в этом плане женщина не имеет специализированного наименования. Лакуна, очевидно, говорит о том, что женщине в данном случае сострадают больше. Есть и другие ситуации, где общество (а значит, и мужчины) явно симпатизирует женщине. Ее победа над мужчиной порождает компенсаторные чувства удовлетворения и справедливости, а принятии стороны мужчины может быть только юмористическим. В рассказе О. Генри полисмен Клири, прислушиваясь с улицы к доносящемуся из квартиры грохоту швыряемой посуды, восклицает: «Провалиться мне на этом месте! <…> Джон Мак-Каски с женой дерутся вот уже час с четвертью по моему хронометру. Хозяйка-то потяжелей его фунтов на сорок. Дай Бог ему удачи» («В антракте»). При других габаритах и социальном статусе противников пожелание удачи мужчине было бы пошлым выражением мужской солидарности.
Сегодня опасность не в доминировании мужчин, а наоборот, – в утрате ими мужских качеств, поддержание которых в древнерусском обществе регламентировалось законом – иногда довольно курьезно: Аще мужа два бьются женски или вкусит, или одерет, митрополиту 3 гривны – «Если двое мужчин будут драться между собой подобно женщинам, царапаясь и кусаясь, то они должны будут уплатить в пользу митрополита 3 гривны» (Устав Ярослава). На наших глазах происходит размывание гендерной идентичности. Появился термин метросексуал – мужчина, тщательно заботящийся о внешности, использующий «женские» способы поддержания красоты. Часто именно метросексуалы, рохли и маменьки сынки бывают не только капризны, но и агрессивны в отношении более слабых, на которых они реализуют свою мужскую состоятельность. Настоящий мужчина именно потому, что он не чувствует в женщине соперника, психологически не способен на агрессию.
Однако проблема не только в инфантилизме и феминизации мужчин, но и в маскулинизации женщин. Женщины используют выражения из традиционного лексикона мужчин, причем грешат этим именно феминистки: «Как показали эксперименты американских исследователей, женщины, повысившие свой статус (так называемые женщины феминистки, борющиеся за равноправие с мужчинами), вместе со статусом приобретают и соответствующий инвективный вокабуляр» [Жельвис, 66]. Победа радикального феминизма ознаменует конец эпохи служения Мужчины Женщине. Служить будет некому в обоих смыслах – не останется ни Служителя, ни Идеала. За последние двадцать лет молодежь сделала широкий шаг в это темное будущее. Речевое и социальное поведение унисекс (обсценная лексика, спиртное, сигареты) – ставшая обыденностью реальность.
Итак, сформулируем выводы: 1. Гендерная семантика конструкции жениться на не может быть проинтерпретирована как идеология сексизма. 2. Конструкция жениться на действительно выражает идею неравенства, но это не мужской деспотизм, а обусловленное природой и православными традициями превосходство сильного пола над слабым и прекрасным, а потому нуждающимся в служении и защите. Что-то унизительное для женщины обнаруживает здесь лишь предвзятый взгляд феминисток.
Список литературы
Жельвис В.И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: Ладомир, 2001.
Колесов В.В. Домострой как памятник средневековой культуры // Домострой. – СПб: Наука, 2000.
Фома Аквинский. Сумма теологии. Ч. 1. Вопросы 75-119. Т. 3. – Киев: Эльга, Ника-Центр, 2005.
Чумак Л.Н. Язык как отражение национального менталитета // http://vif2ne.ru/nvz/forum/arhprint/38540.