Монтень М. Опыты. Кн. 3.€

На вопрос: «Встречались ли в вашей профессиональной практике случаи, когда порнография была причиной антисоциального поведения?» отрицательно ответили 80% американских психиатров и медицинских психологов (опрошено 3423 специалиста); 7% уверены, что знают такие случаи, а 9% опрошенных предполагают такую связь 1129]. Вряд ли кто-нибудь рискнет утверждать, что все эти люди подкуплены магнатами «секс - индустрии». Не похожи они и на безответственных «ультралевых» мальчиков, рассуждающих по принципу: чем дальше от традиционного, установившегося, тем лучше. И все-таки эти работы требуют критического отношения. Главный вывод социально-психологических экспериментов начала 70-х годов состоял в том, что порнография оказывает сравнительно слабое и краткосрочное влияние на последующее сексуальное поведение испытуемых. Этот вывод был ударом, как для противников порнографии, так и для сторонников «сексуального освобождения», которые ожидали крутой ломки стиля сексуального поведения, первые — в худшую, а вторые — в лучшую сторону. Однако иначе и не могло быть. «Сценарий» сексуального поведения индивида формируется не сразу, в его развитии есть какие-то, возможно, не известные нам критические периоды, после чего внешние воздействия уже не могут радикально изменить его. В противном случае пришлось бы признать, что человеческая личность как устойчивая целостность вообще не существует или что сексуальность с ней не связана.

Но как быть, если подобному эротическому воздействию, и не кратковременному, а длительному, подвергается не сложившаяся личность, а ребенок или подросток? Порнография — отнюдь не синоним полового просвещения, она изображает не сексуальность вообще, а ее отчужденные, дегуманизированные, социально или морально осуждаемые формы. Изображая нормальное сексуальное поведение, порнограф всегда помещает его в какой-то необычный, запретный контекст (обстановка, мотивы и т. д.); если обычен контекст, то девиантным должно быть поведение. Какие основания считать эту «порночуму» безвредной? Ровно никаких. Разве что признать, что никакие примеры не заразительны и любое воспитание и пропаганда абсолютно бесплодны. Хотя наши установки достаточно устойчивы, они тем не менее поддаются воздействию и изменению. Следовательно, общество вправе и даже обязано защищать своих членов, особенно детей и подростков, от потенциально вредных или опасных воздействий.

Известный американский психолог Донн Бирн [119] описывает трехступенчатую модель такого изменения психосексуальных ориентации и поведения личности под влиянием порнографии: 1) сначала благодаря ознакомлению и снижению эмоциональной чувствительности отрицательная установка превращается в нейтральную или слегка положительную; 2) затем этот ранее неприемлемый образ действий проигрывается в воображении и 3) образ претворяется в поступки, сначала экспериментальные, а потом и привычные.

Разумеется, такое развитие не фатально — и сами люди, и условия их жизни остаются разными. Однако можно ли рисковать, если речь идет о садизме, изнасиловании или педерастии? В атмосфере относительной сексуальной сдержанности люди сами контролируют и подавляют свои морально или социально неприемлемые импульсы. Если «все дозволено», они уже не будут этого делать. Большинство людей, вероятно, от этого не изменится, но как быть с теми, у кого есть подобные импульсы? Прирост садизма даже на 5% был бы для общества катастрофой.

Исследования последних лет показывают, что так оно и есть [239, 240]. Группе американских студентов, предварительно классифицированных по их отношению к сексуальному насилию, зачитывали описание разных сексуальных сцен, включая изнасилование. Сексуальные реакции испытуемых фиксировались, а затем они должны были изложить свои собственные эротические фантазии. Оказалось, что уровень полового возбуждения испытуемых (кстати, довольно высокий) мало зависит от их эротических предпочтений и от содержания предлагаемого стимула. Однако эротические фантазии тех испытуемых, которым была предъявлена сцена изнасилования, содержали гораздо больше «насильственных» мотивов, чем у тех, кому был показан половой акт по обоюдному согласию. Особенно сильная агрессивная реакция была у тех мужчин, которые и раньше положительно воспринимали этот тип сексуальности. Следовательно, такие материалы могут способствовать росту антисоциальных установок и поведения, так что даже лабораторные эксперименты такого рода едва ли допустимы, а социальные запреты на распространение порнографии так же правомерны, как запрещение пропаганды войны или расовой ненависти.

Во всех социалистических странах распространение порнографии запрещено законом, а половое просвещение, в необходимости которого никто уже не сомневается, строится на основе общих принципов коммунистической морали как один из аспектов подготовки молодежи к семейной жизни.

Подведем итоги. Главный методологический недостаток психологических исследований сексуальной мотивации состоит в том, что они оторваны от общепсихологических теорий. Сексуальное поведение — сложное образование, его нельзя свести ни к физиологическим потребностям, ни к эмоциональным реакциям, ни к ситуативным воздействиям. «Сексуальный сценарий» надо рассматривать не только в единстве его собственных компонентов, но и в системе общих регуляторных механизмов личности.

ПСИХОСЕКСУАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ И ПОЛОВАЯ СОЦИАЛИЗАЦИЯ

Поскольку сексуальное поведение и мотивация тесно связаны с возрастом и физическим и социальным развитием индивида, авторы большей части научной и едва ли не всей популярной литературы по сексологии придерживаются возрастного принципа: «Детская и юношеская сексуальность», «Сексуальность до 30», «От мальчика к мужчине», «Сексуальность в зрелом и пожилом возрасте» и т. д. Несмотря на обилие эмпирических данных, мы знаем о развитии сексуальности не так уж много. Даже периодизация этого процесса проблематична.

Первая трудность — многомерность происходящих изменений. Психосексуальное развитие — один из аспектов онтогенеза, тесно связанный с общим биологическим развитием организма, особенно с половым созреванием и дальнейшим изменением половой функции. В этой связи внимание исследователей привлекают такие естественные рубежи, как стадии пубертата, возраст и особенности менархе у девочек и первой эякуляции у мальчиков, возрастная динамика гормональных процессов и сексуальной активности взрослых, факторы, связанные с деторождением, менопауза, ослабление половой функции с возрастом и т. д. Понять эти явления можно только в системе жизненного цикла организма. Вместе с тем психосексуальное развитие — результат половой социализации, в ходе которой индивид усваивает определенную половую роль и правила сексуального поведения. Решающее значение здесь имеют социальные факторы: структура деятельности индивида, его взаимоотношения со значимыми другими, нормы половой морали, возраст и типичные формы раннего сексуального экспериментирования, нормативное определение супружеских ролей и т. д. Психосексуальное развитие индивида, его сексуальное поведение и мотивация зависят от обоих этих факторов, но периодизация, основанная на стадиях развития организма, не может совпадать с периодизацией жизненного пути личности.

Вторая трудность — широкая вариативность, множественность типов психосексуального развития. Мужская модель развития существенно отличается от женской; сроки и последовательность фаз, характерные для одного поколения, могут оказаться непригодными для другого поколения и т. д.

Третья трудность — крайняя неравномерность распределения научных данных о психосексуальных особенностях разных этапов жизненного пути. Больше всего информации (биологической, социальной и психологической) имеется о подростковой и юношеской сексуальности. О детстве вследствие особой деликатности этого сюжета и методических трудностей его изучения известно гораздо меньше. Более или менее систематическое изучение сексуальности ' пожилых и старых людей началось лишь в конце 60-х годов, когда стала быстро развиваться социальная геронтология. Еще хуже, как это ни парадоксально, обстоит дело с изучением цикла взрослости: хотя эмпирических данных о сексуальном поведении взрослых довольно много, они почти всегда рассматриваются статически, без учета целостного развития личности. Не имея целостной концепции развития личности, трудно оценить и значение отдельных его этапов. 3. Фрейд и его последователи считали, что почти все психосексуальные проблемы и трудности взрослого человека детерминированы «травматическими переживаниями» его раннего детства. Как выразился английский писатель Хью Уолпол (1884—1941), трагедия детства заключается в том, что его катастрофы вечны. Представители других течений психологии считают такой фатализм преувеличенным. Для того чтобы научно вести спор, нужны не эпизодические, отрывочные данные, а специальные лонгитюдные исследования, охватывающие весь жизненный путь человека, от рождения до смерти. Пока таких исследований нет, наши представления о закономерностях психосексуального развития приходится считать гипотетическими. Впрочем, это касается и прочих разделов психологии развития [44, 46]. Как ни фрагментарны научные данные, не подлежит сомнению, что психосексуальное развитие человека, если оставить пренатальный период, о котором говорилось выше, начинается с формирования половой идентичности младенца, причем решающую роль в этом процессе играют взрослые. Определив паспортный пол младенца, родители и другие взрослые начинают обучать ребенка его половой роли, внушая ему, что значит быть мальчиком или девочкой. Хотя разница в характере социализации мальчиков и девочек не всегда осознанна, она весьма существенна. В какой мере эти различия обусловлены целями воспитания, а в какой естественными различиями в поведении мальчиков и девочек (например, тем, что мальчики всегда более активны и агрессивны) — вопрос открытый, но эти различия существуют всюду и так или иначе преломляются в сознании ребенка. Первичная половая идентичность, т. е. сознание своей половой принадлежности, формируется у ребенка уже к 11/2 годам, составляя наиболее устойчивый, стержневой, элемент его самосознания. С возрастом объем и содержание этой идентичности меняются, включая широкий набор маскулинных и фемининных свойств.

Двухлетний ребенок знает свой пол, но еще не умеет обосновать эту атрибуцию. В 3—4 года ребенок уже осознанно различает пол окружающих людей (интуитивно уже грудные дети по-разному реагируют на мужчин и женщин), но часто ассоциирует его с чисто внешними признаками (например, с одеждой) и допускает принципиальную обратимость, возможность изменения пола (в действительности изменение паспортного пола ребенка в этом возрасте психологически уже весьма сложно). Так, 4-летний мальчик говорит матери: «Вот когда я вырасту большой, я стану папой. Понятно. Ну, а когда же я буду женщиной?». В 6—7 лет ребенок окончательно осознает необратимость половой принадлежности, причем это совпадает с бурным усилением половой дифференцировки поведения и установок; мальчики и девочки по собственной инициативе выбирают разные игры и партнеров в них, проявляют разные интересы, стиль поведения и т. д.; такая стихийная половая сегрегация (однополые компании) способствует кристаллизации и осознанию половых различий.

По каким признакам дети определяют свою и чужую половую принадлежность, до конца не ясно. Уже в 3— 4 года половая принадлежность ассоциируется с определенными соматическими (образ тела, включая гениталии) и поведенческими свойствами, но приписываемое им значение и соотношение таких признаков могут быть различными. Важно подчеркнуть, что осознание ребенком своей половой роли/идентичности предполагает и определенное отношение к ней. Во-первых, это полоролевая ориентация, представление индивида о том, насколько его качества соответствуют ожиданиям и требованиям мужской или женской роли. Во-вторых, это полоролевые предпочтения, то, какую половую роль/идентичность индивид предпочитает; это выясняется вопросами типа: «Кем бы ты предпочел быть — мальчиком или девочкой?» и экспериментами, в которых ребенок вынужден выбирать между мужским и женским образцом или ролью. Особенно остро стоит эта проблема у детей с нарушениями биологического пола, например с эндокринной патологией. Несовпадение полоролевых предпочтений и половой идентичности обычно так или иначе проявляется в поведении ребенка и становится предметом обсуждения и оценки со стороны взрослых и сверстников (оценка полоролевой адекватности).

Психологические механизмы половой социализации и формирования половой идентичности изучены слабо. Здесь существуют 3 альтернативные теории [42, 235, 259].

Теория идентификации, уходящая корнями в психоанализ, подчеркивает роль эмоций и подражания, полагая, что ребенок бессознательно имитирует поведение взрослых представителей своего пола, прежде всего родителей, место которых он хочет занять. Теория половой типизации, опирающаяся на теорию социального научения, придает решающее значение механизмам психического подкрепления: родители и другие люди поощряют мальчиков за маскулинное поведение и осуждают их, когда они ведут себя «женственно»; девочки получают положительное подкрепление за фемининное поведение и осуждаются за маскулинное. Как пишет Уолтер Мишел, «половая типизация — это процесс, посредством которого индивид усваивает полодиморфические образцы поведения; сначала он научается различать дифференцируемые по полу образцы поведения, затем распространять этот частный опыт на новые ситуации и, наконец, выполнять соответствующие правила» [259]. Теория самокатегоризации, опирающаяся на когнитивно-генетическую теорию, подчеркивает познавательную сторону этого процесса и особенно значение самосознания: ребенок сначала усваивает представление о половой идентичности, о том, что значит быть мужчиной или женщиной, затем определяет себя как мальчика или девочку и после этого старается сообразовать свое поведение с тем, что кажется ему соответствующим такому определению. В свете теории половой типизации ребенок мог бы сказать: «Я люблю получать поощрения; меня поощряют, когда я делаю «мальчиковые» вещи; поэтому я хочу быть мальчиком», а в свете теории самокатегоризации: «Я мальчик, поэтому я хочу делать «мальчиковые» вещи и такое поведение доставляет мне удовольствие» [223]. Каждая из этих теорий содержит какую-то долю истины, но ни одна не объясняет всех известных фактов.

Главное возражение против теории идентификации — неопределенность ее основного понятия, которое обозначает и уподобление себя другому, и подражание, и отож-дествление с другими. Защитная идентификация мальчика с отцом из страха перед ним (фрейдовский эдипов комплекс) имеет мало общего с подражанием, основанным на любви. Подражание свойствам отца как личности нередко смешивают с усвоением его социальной роли (отец как властная фигура). Фактически образцом, идеалом для мальчика часто служит не отец, а какой-то другой мужчина (реальный человек, литературный или зрелищный персонаж). Кроме того, поведение детей не всегда основано на подражании поведению взрослых; например, однополые мальчишеские компании возникают явно не оттого, что мальчики видят, как их отцы избегают женского общества '.

Теорию половой типизации упрекают в механистичности. Ребенок в ней скорее объект, чем субъект социализации. С этих позиций трудно объяснить появление многочисленных и не зависящих от воспитания индивидуальных вариаций и отклонений от половых стереотипов; кроме того, многие стереотипные маскулинные и фемининные реакции складываются стихийно, независимо от обучения и поощрения и даже вопреки им.

Теория самокатегоризации в известной мере синтезирует оба подхода, предполагая, что представления ребенка о нормативном для его пола поведении зависят как от его собственных наблюдений за фактическим поведением мужчин и женщин, служащих ему образцами, так и от одобрения или неодобрения, которое такие его поступки вызывают у окружающих. Однако уязвимое звено этой теории в том, что полоролевая дифференцировка поведения начинается у детей гораздо раньше, чем у них складывается устойчивое сознание своей половой идентичности.

Возможно, эти теории нужно считать не столько альтернативными, сколько взаимодополнительными. Они описывают процесс половой социализации с разных точек зрения: теория половой типизации — с точки зрения воспитателей, теория самокатегоризации — с точки зрения ребенка. Кроме того, в центре внимания когнитивно-генетической теории стоят процессы категоризации, теория половой типизации анализирует процессы обучения и тренировки, а теория идентификации — эмоциональные связи и отношения. Как предполагает Пол Массен [273], Соотношение этих процессов может быть не совсем одинаково на разных этапах развития ребенка. В последние годы наметились и другие подходы к изучению психологии усвоения ребенком половых ролей. Например, предлагается рассматривать этот процесс как аналогичный усвоению языка или любой другой системы правил (половая роль не что иное, как некое правило) [130].

Помимо родителей, исключительно важным, универсальным агентом половой социализации является общество сверстников как своего, так и противоположного пола. Оценивая телосложение и поведение ребенка в свете своих, гораздо более жестких, чем у взрослых, критериев маскулинности / фемининности, сверстники тем самым подтверждают, укрепляют или, наоборот, ставят под вопрос его половую идентичность и полоролевые ориентации. Особенно велика роль сверстников для мальчиков, у которых полоролевые нормативы и представления (каким должен быть настоящий мужчина) обычно более жестки и завышены, чем у девочек. Объясняется ли это тем, что маскулинные черты традиционно ценятся выше фемининных, или общебиологической закономерностью, по которой на всех уровнях половой дифференцировки формирование мужского начала требует больших усилий, чем женского, ц природа делает здесь больше ошибок [261] — вопрос открытый. Сверстники также являются главным посредником в приобщении ребенка к принятой в обществе, 'но скрываемой от детей системе сексуального символизма. Нарушение полоролевого поведения ребенка сильно сказывается на отношении к нему сверстников: фемининные мальчики отвергаются мальчиками, зато их охотно принимают девочки, а маскулинных девочек легче принимают мальчики, нежели девочки. Однако есть одно важное различие: хотя девочки предпочитают дружить с фемининными сверстницами, их отношение к маскулинным девочкам остается положительным; напротив, мальчишеские оценки фемининных мальчиков резко отрицательны [Зуккер К., 1984]. Отсутствие общения со сверстниками, особенно в предподростковом и подростковом возрасте, может существенно затормозить психосексуальное развитие ребенка, оставив его неподготовленным к сложным переживаниям пубертата.

По наблюдениям А. И. Белкина над пациентами при смене пола, идентификации с одним образом сопутствует и даже предшествует дистинкция, отмежевание от другой полоролевой модели |16].

До сих пор мы говорили об усвоении половой роли и выработке ребенком половой идентичности. Формирование сексуальной роли/идентичности и соответствующих психосексуальных ориентации и предпочтений — автономная сторона этого процесса. К сожалению, мы и сегодня очень мало знаем о детской сексуальности и даже самый термин этот остается неясным. В этой области имеются две типичные ошибки. Первая — объяснение любого детского поведения, так или иначе связанного с гениталиями, по аналогии с поведением взрослых и теми же терминами. Если ребенок показывает собственные гениталии, это называют эксгибиционизмом; игры, связанные с ощупыванием гениталий ребенка того же пола, именуют гомосексуальными и т. д. Хотя специалисты понимают условность таких наименований, у широкой публики они вызывают совершенно неуместные в данной связи страхи и мысли о сексуальной патологии, поэтому таких терминов лучше избегать.

Вторую ошибку совершают люди, отрицающие всякую возможность эротических переживаний до начала полового созревания. Хотя никто не считает эрекции у новорожденных мальчиков показателями полового возбуждения, уже очень маленькие дети обоего пола могут испытывать оргазмоподобные переживания; по наблюдениям Кинзи [221], на это способны более половины 3— 4-летних мальчиков и почти все мальчики, не достигшие пубертата (для девочек данных нет) '. Раздражение и стимуляция гениталий вызывают у детей приятные ощущения и повышенный интерес к этим частям тела, поэтому педиатры рекомендуют родителям избегать таких прикосновений, выбирать для ребенка свободную одежду и т. п. Наиболее распространенные проявления «сексуальных интересов» у дошкольников — вопросы на эту тему и рассматривание чужих или показ собственных гениталий [38, 39]. Широко распространены среди дошкольников так называемые социосексуальные игры (в «папу-маму», в «доктора»), в которых дети иногда демонстрируют друг другу свои гениталии, ощупывают друг друга или даже имитируют половой акт. Игры, включающие показ или ощупывание гениталий, со сверстниками противоположного пола в своем детском (до-пубертатном) опыте ретроспективно признали половина мужчин и около трети женщин из «очищенной» выборки Кинзи, со сверстниками собственного пола — 54,4% мужчин и 34,8% женщин [183]. При непосредственном

1 Выводы основаны на данных непосредственного наблюдения за поведением 317 мальчиков разного возраста, но эти данные нерепрезентативны, их нельзя принимать за статистическую норму.

опросе допубертатных мальчиков (212 человек) цифры повышаются до 70% в первом и до 60% во втором варианте [221]. Коитальные попытки и орально- или анально- генитальные контакты встречаются у детей значительно реже; тем не менее коитальные попытки в детском возрасте признали от 13 до 21% опрошенных Кинзи белых мужчин и около 5% женщин [183].

Разумеется, распространенность детских генитальных игр и их техника могут быть существенно разными в разных социальных, культурных и этнических средах; у Кинзи эти показатели значимо коррелируют с образовательным уровнем респондентов. Сами термины «коитальная игра», «гомосексуальная игра» условны и неточны, так как они описывают поведение, не раскрывая его сути. Мотивы участия в таких играх могут быть самыми разными. Очень часто в них нет ничего эротического, это просто «исследовательская деятельность» или обычная ролевая игра, в ходе которой ребенок осваивается с определенными социальными ролями и ситуациями.

Тем не менее широкая распространенность таких игр даже в условиях жесткого контроля свидетельствует об их психологической закономерности, особенно если вспомнить приведенные выше этнографические данные и сведения о «половой социализации» у приматов. Ужас взрослых при столкновении с подобными случаями преувеличен и может травмировать ребенка. Кроме того, из этих данных вытекает ошибочность мнения 3. Фрейда о существовании «латентной фазы» психосексуального развития, когда ребенок якобы вообще не интересуется проблемами пола. Просто 7—10-летний ребенок уже знает основные правила приличия и его поведение качественно отличается от поведения 3—5-летнего. Интерес к половой жизни, как и некоторые формы сексуального экспериментирования, не исчезает, а только видоизменяется. Отсюда следует невозможность априорной, годной на все случаи жизни, интерпретации поступков и вопросов ребенка. Большей частью, как справедливо писал А. С. Макаренко, так называемое детское половое любопытство — обычная исследовательская деятельность или ролевая игра, в которой ребенок «примеряет» и проигрывает незнакомые ему ситуации. Если маленький ребенок настойчиво вторгается в запретную область или нарушает принятые в ней правила (например, показывает гениталии или говорит «неприличные» слова), то в большинстве случаев это не сексуальный, а социальный эксперимент — нарушение правила как способ его про-

199верки и познания; здесь действует та же логика, что и в детских игровых «перевертышах», исследованных К. И. Чуковским. Однако в такой игре могут быть и эротические моменты. Особенно усиливаются они в период полового созревания.

Гормональные сдвиги действительно вызывают изменения в строении тела и новые сексуальные переживания, а неравномерность физического и психосоциального развития побуждает подростка заново осмысливать и оценивать свою половую и сексуальную идентичность во всех ее соматических, психических и поведенческих проявлениях. Пубертат качественно меняет структуру полового самосознания, потому что теперь впервые обнаруживается и закрепляется уже не только половая, но и сексуальная идентичность субъекта, включая его сексуальные ориентации.

Распространенные в переходном возрасте тревоги по поводу своего телесного облика, нередко принимающие форму синдрома дисморфофобии, часто связаны именно с половыми признаками или несоответствием своего тела стереотипному и завышенному образу маскулинности/фемининности. Таковы беспокойства по поводу полноты, недостаточного роста, гинекомастии у мальчиков, гирсутизма у девочек, якобы короткого полового члена (помимо больших природных вариаций в длине полового члена, сказывается оптическая иллюзия: собственный половой член мальчик видит сверху, а чужой — сбоку, поэтому он может казаться длиннее) и т. п. Хотя течение пубертата зависит от половой конституции индивида и даже служит ее индикатором, гормональные процессы, эротические переживания и поведение (мастурбация, сексуальное экспериментирование) и эмоциональные привязанности и влюбленности развиваются в значительной мере автономно, гетерохронно. Их соотношение у разных людей различно, а содержание сексуальных интересов и эротических фантазий подростка в значительной мере определяется его детскими переживаниями, а также культурными нормативами.

Поскольку о подростковой и юношеской сексуальности существует огромная литература [38, 39, 44, 72, 125 и др.), я остановлюсь только на некоторых, наиболее важных, вопросах.

Прежде всего это проблема так называемой подростковой гиперсексуальности, т. е. повышенной половой возбудимости, проявляющейся у мальчиков в частных и. длительных эрекциях, необузданных эротических фантазиях, мастурбации и т. д. Физиологической основой этого считается резкое усиление секреции андрогенов, уровень которых у 18-летнего юноши в 8 раз выше, чем у 10-летнего мальчика. По наблюдениям Каракана и др. [217], у детей и взрослых мужчин, вплоть до глубокой старости, эрекции возникают 3—4 раза за ночь и длятся в общей сложности от 2 до 3 ч. В пубертатном периоде число таких эпизодов колеблется от 3 до 11 (в среднем 7), а общая продолжительность эрекции составляет в среднем З'/г ч. Частые непроизвольные эрекции происходят и днем. Мальчикам кажется, что все это замечают, и они нередко смущаются. Повышенная половая возбудимость способствует появлению эротических интересов, мастурбации и т. д. По данным Кинзи и некоторых других авторов, рано созревающие мальчики раньше других начинают половую жизнь. Сходные тенденции существуют и у девочек. Однако переоценивать роль гормональных факторов не следует.

В медицинской литературе пубертат часто рассматривают чисто биологически и вдобавок нормативистски: в таком-то возрасте происходит то-то. На самом деле это не только фаза биологического созревания, но и определенный социальный переход (недаром больше половины архаических обществ, обследованных супругами Пэйдж, оформляют менархе особыми ритуалами), причем и биологические, и социальные процессы, охватываемые понятием пубертата, крайне неравномерны, гетерохронны, имеют подвижные границы и многочисленные индивидуальные вариации [188]. Выше уже говорилось об изменении возраста менархе. Однако начало менструаций, как и их продолжение, зависит от ряда конкретных условий, например изменения массы тела. У девочек-гимнасток и балерин, поддерживающих стабильную массу тела, менархе наступает на год и даже на несколько лет позже, чем у остальных. Больше того, пубертатный статус может как бы регрессировать. Девочки-подростки и юные девушки, страдающие нервно-психической анорексией, потеряв более 15% массы тела, перестают менструировать, а их гормональная секреция по ряду компонентов возвращается к препубертатному типу. В том же направлении независимо от похудания может действовать психический стресс. Например, у многих английских школьниц в период экзаменов менструальные циклы становились нерегулярными [115].

Еще более изменчивы социальные аспекты пубертата: когортная (поколенная) динамика темпов полового созре-вания, их совпадение по времени с теми или иными социальными переходами и жизненными событиями.

Наконец, субъективная, психологическая сторона дела — как сам подросток воспринимает, переживает и оценивает пубертатные изменения и события (менархе, ночные поллюции, изменение телесного облика), подготовлен ли он к ним, вызывают они испуг или радость и т. д. Это зависит как от социальных условий развития, включая половое просвещение, так и от индивидуальных особенностей подростка. К сожалению, эти факторы очень плохо изучены, особенно у мальчиков. Между тем развитие самосознания — центральный психологический процесс переходного возраста, без учета которого объективные данные о физическом развитии и сексуальном поведении подростков практически лишены психологического смысла и часто интерпретируются произвольно.

Немецкие (ФРГ) исследователи Юрген Шлегель и др. [308], разделив обследованных ими 13-летних школьников на до - и постпубертатных (постменархеальные девочки и постойгархеальные мальчики), сопоставили уровни социосексуальной активности обеих групп (влюбленность, поцелуи, объятия, петтинг, половое сношение). Оказалось, что постпубертатные мальчики по всем показателям опережают допубертатных, т. е. половое созревание стимулирует их сексуальную активность. У девочек такой зависимости не обнаружилось, если не считать того, что постменархеальные девочки чаще влюбляются. Видимо, дело не только в физиологии, но и в системе половых ролей.

Наши рекомендации