Ну, так за повторы платят дважды!

Ханк делал расчет на то, что, простившись со своими мини-манипуляторами, здоровила перестанет “бодаться” и оставит его в покое хотя бы ненадолго. Но все вышло не так, как ему хотелось: сильнюга проигнорировал боль, не заметил её и опять пошел в атаку, резко сменив тактику.

“Пропади все пропадом”

Спустя пять минут…

Палач номер сколько-то там” отпинал мечника до полусмерти, затащил в ближайшее здание, связал толстой веревкой руки сзади и приготовился что-то с ним сделать, сломать или зарезать… Но уж очень долго он не мог определиться со способом убийства, и пока наслаждался обманчивым привкусом победы, мутант уже освободился от веревки, неслышно перерезал её складным перочинным ножиком, взятым из кармана брюк.

Оборзевший силач, ранее не допускавший подобных ошибок, в этот раз конкретно сплоховал. А осознание последствий легкомыслия пришло к нему вместе с кулаком по разленившейся харе.

Забывая, с кем имеешь дело, ты подставляешься под удар! – Ханк несколько раз подпрыгнул на одном месте, высвобождая злость и становясь от этого только сильнее, - А забывая, что ты сделал противнику, какие неприятности причинил ему, автоматически покупаешь себе билет на самолет до преисподней!

Слуга бессмертного тоже не промах, собирался незамедлительно отвесить крутой сдачи, но, случайно нащупав ханковскую раскладушку, торчащую в области уха, мысленно подготовился к самому худшему.

Эээ? - качек туповато посмотрел на неприятеля, словно не узнавая.

И лезвие ножа проникло вглубь, потому что ровно через мгновение удалый наемник двинул ладонью по его мелкой рукояти. Предсмертная медлительность противника позволила Ханку подготовить и исполнить убойный апперкот с правой. Не устояв на шатающихся ножках, “Палач номер сколько-то там” рухнул всей тяжестью и сломал собой пол. А вместе с ним вниз провалился и воин без страха. Оказалось, под домом, в котором состоялась смертоубийственная драка, располагался дворец, гроты или что-то в этом роде.

Воин упал, стукнулся головой, на время распрощавшись с сознанием.

Рядышком, слева от него, лежал-полежывал мертвый недопалач с широко открытым ртом и опухшими зрачками.

Спустя несколько часов.

Предобеденным днем Ханк обнаружил себя уже в подземном лабиринте, вглубь которого он спустился по старой, проржавевшей лестнице. Там его буквально обуяло несвоевременное любопытство, возникшее при виде каменного сфинкса, смотрящего на надежно закрытую дверь. Ступив на песок, мутант включил логику. Без неё было крайне опасно продолжать путешествие…

Ответ не заставил себя долго ждать!

“Вот ты и показал себя в полной красе, малыш” - трехголовое чудовище, подобное какому-нибудь плоду древнегреческой мифологии, толстому дракону, неспособному взлететь, немилосердно всматривалось в тонущие в энигматичном любопытстве глаза шустрого наемника. От каждой из голов исходило шипение, яко, сотня, а то и тысячи змей, одновременно почуяли угрозу и насторожились.

Хорионэпителиома была зла от того, что отлично помнила, как, будучи простым неподвижным органом, при зачатии плода не произошло нормального развития эмбриона и ему (органу) пришлось страдать, помнила опухоль и то, как её вырезали из тела, как поместили в стеклянный вакуум и долго держали. Помнила и ничего не могла изменить. “Странно, но наши части запечатлевают не хуже нас”. Приспособившаяся к опухоли кровь Белова сделала из неё то, что сейчас живет и эволюционно развивается в подземельях острова, имя чему – Онкогельми, “онкохоррор”, “онкострах”.

Пока головы присматривались к завтраку, чем должен был стать Ханк, капая слюновидной жижей на неровную, взъерошенную после толчков и тряски землю, под самим червячком разрастались корни. Кровавые ручьи бежали по песку, как по венам, сливаясь в реки, а те текли до дверей, чтобы жертве, угодившей в капкан, не позволить покинуть арену прежде, чем жертва обогатит собой безразмерное чрево “горыныча”. Корни рака могли заразить опухолью, так как первый, чистый не фильтрованный временем рак имел подчеркнуто вирусное происхождение, никакой реакции отторжения по иммунному типу, следовательно, никакого шанса спастись! Но получеловек-полузверь обладающий иммунитетом к различным ядам, иммунитетом к болезням, не видел для себя существенной опасности, и мог ходить по этим “рекам”, мог на них наступать, не боясь заразиться!

Уверенный, что данная мера, если не замедлит, то хотя бы притормозит пронырливую пищу, Онкогельми подполз, чтобы сожрать, торопясь занять как можно больше пространства!

Ханк видел перед собой один сплошной тупик, и был лишь единственный способ доказать, кто из них круче:

“Эх, не оставил ты мне выбора, малыш, не оставил. Что ж, придется понадеяться на регенерацию и отнестись к состоянию твоего желудка со всей внимательностью ”

Единственный способ – не сопротивляться, дать себя целиком заглотить, а потом вспороть брюхо изнутри и выйти наружу с возгласом “Ха!”. Наемник так и сделал: разведя руки по сторонам, замер в стоячем положении, закрыл глаза и стал молиться про себя, чтобы задумка сработала.

Трехглавый яичник несколько минут не мог решить, каким ртом подхватить подозрительно быстро сдавшуюся пищу, и, не придумав никакого жребия (живые органы умны, но не настолько), направил центральную голову. Та обрела достаточную степень относительной свободы действий, вытянула губы трубочкой, с силой выдохнула в Ханка, и, обрызгав его всего слюнями… захавала!

“Десерт” прошел через массу препятствий до того, как продвинулся к центру желудка: длительно больной для жертвы процесс динамичного пищеварения сопровождался заражением проглоченного: мутанта окатило со всех сторон какой-то полужидкой массой, к его обглоданному бактериями черепу-лицу лезли пенисообразные губки со следами потертости на нижней стороне, и ошпаривали чем-то, словно горячим паром. Вся кожа слезла, вместо неё выскочило голое мясо, кровоточащее и застланное грубыми корочками-струпами. Один из мертвецов, плававших там, небезызвестный профессор Манн, от которого сохранился только постепенно сгнивающий скелет с выступающими жилами, встретился лицом к лицу с Ханком.

“???” – быстро распознав в трупаке докторишку, мутант бессознательно закатил глаза и широко открыл рот, судорожно глотая воздух, которого не было. Не на шутку встревоженный пловец стал задыхаться, пропуская в легкие воду, - У малыша, видимо, периодическая тяжесть и вздутие после каждого приёма пищи – не поэтому ли мне так неудобно?”

Несмотря на то, что от наружного покрова ничего не осталось, регенерация не успевала работать, потерянные слои снова появлялись и вскоре вновь отмирали, несмотря на множественное остеобластическое поражение и общее упрямство костных метастазов, из-за чего начинал разрушаться уже сам скелет, Ханк все еще мог повелевать своим разумом, управлять своей волей и совершать очень точные и поразительные действия, нарушающие самые фундаментальные и прописные законы естественности. “А вы бы смогли залезть в кого-нибудь очень большого, поприключенствовать в нем и выйти без особого вреда для себя?”

“Так, малыш, хватит, я с тобой долго игрался, однако, всякому терпению приходит конец”

Глотая незнакомца, Онкогельми надеялся на незабываемость трапезы, на поимку новых, доселе неизведанных удовлетворений, но вместо удовольствия почувствовал странное, ни с чем несравненное жжение в брюшной полости. Жжение не проходило, но зато усиливалось. То справа кольнет, то в левой стороне живота начнет побаливать! Хориокарцинома вся извелась от дискомфорта и страшно пожалела, что связалась с такой экзотической “пищей”, расстроилась и начала биться о стены. Гигантище в неврастеничных попытках извергнуть через рот содержимое желудка, что напоминало собачий психоз, ничего не добился и только растерял энергию, теперь у яичника совсем не осталось силенок! Что называется - лакомство убило обжору!

- Ууууа-а-а-а-а-а-а-а-а! – Ханк вспорол брюхо гадине изнутри, вышел наружу, - А-а-а… - и посмотрел вниз, планируя спрыгнуть.

Разрезал мечом кожу, находясь по пояс в желтой воде, потом, когда уже вылез, нанес серию очень широких и глубоких колотых ран. Пугающее чувство, что Гельми вот-вот упадет, росло и превращалось во что-то невообразимо большое! Теперь главной задачей состоявшегося истребителя чудовищ было собрать остатки энергии и как-нибудь вынуть ноги, пока ‘малыш” не упал и не придавил его своей массой.

“Ну, почему самое трудное всегда под конец? - направив все силы в руки, воин без страха поднатужился. Местами кожа на туловище уже заживала, но еще виднелись и участки мягкого, красного сочного мясца, придававшие мутанту поистине зловещий имидж – имидж бескомпромиссного мясника-рубаки, боевой машины, киборга, строго сосредоточенного на достижении поставленных неласковых целей, - Почему не посередине? Так можно было бы равномернее распределять нагрузку, и мне было бы лучше. Я бы не запаривался по поводу предсказаний насчет того, какая фигня ожидает в конце”

Спустя три минуты.

Онкогельми, хориокарцинома, гигантище, червяк, вонючий исполин, порождение нездоровой фантазии, горыныч, оживший яичник… все, чем можно назвать ГИГАНТСКИЙ ТРЕХГОЛОВЫЙ ОРГАН (!!!), растеряло актуальность, поскольку “чудовище Франкенштейна” уже лежало плашмя. Вокруг головы, той, что слева, растекалась широкая лужа незнамо чего, а из дыры на спине бодро струячился гной, вышедший вследствие многочисленных внутренних порезов.

Ханк измотанно вздыхал, поминутно вытирая влажнеющий лоб. В висках заломило, облезлые ноги, на которых теперь не было штанов (поскольку вся одежда на нем прогнила, превратившись в смердящие обноски, и почти растворилась), подкашивались, заостренные колени пузырились, просто страшно смотреть! Всем нам жутко хотелось бы, чтобы заживление тканей длилось, как в фантастическом фильме, не более двух-трех секунд, но даже те из нас, что предрасположены к регенерации, работающей как неисчерпаемый репродуктивный потенциал, вынуждены ждать и терпеть. А чем Ханк, в основном, занимается всю свою жизнь? Терпит и ждет наступления лучших времен, и пока еще не отчаивается…

Глава 5 Скрытый мир – тот мир, в котором живут только онколо.

Настал подходящий момент для признания – нельзя бесконечно потакать женским прихотям! Воин без страха, наверное, раз сорок проклял себя за то, что не прикончил Манна (которого в итоге сожрали) и пошел на уступки расчувствовавшейся Мэлори. К слову, по этому поводу в черепе уместилось несколько громоздких мыслей, отводящих логическую цепочку размышлений в другую сторону, ближе к борьбе с матриархатом…

Коридор, в который Ханк попал, отыскав в подземном лабиринте секретный проход, брал не большим колоритом, чем серенькие коридорчики медцентра, где не так давно вовсю шла беготня от осатанелой Сэнди Стернс – девочки с душой вампира (высказываясь образно).

“Каковы мои шансы повстречать очередного уродца? И вообще, закончу ли я кромсать их, прежде чем мне это наскучит? - наемник сделал несколько неоперативных, мерных шагов вперед, и тут его взгляд упал на две трехлитровые банки, вышедшие из-под одного пресса, на дырявую, ржавую, изрисованную бочку с рваными краями. Вернее, на следы крови, оставленные на этих сосудах. Его надежды на спокойное окончание путешествия сгорели как будто в огне, - Да уж. Подумал об уродах и, выходит, только напророчил беду. Вот бы уметь отключать фантазию, когда она совсем не нужна”

Оценивая степень ржавчины на бочке, можно легко предположить, что о чистоте здесь никто особо не заботится, а беспорядок - один из признаков онколо. Больные раком пятой стадии не видят необходимости в поддержке чистоты. “Зомби на многое пофиг”.

Как бы там ни было, Ханк не забывал о наблюдательности и умудрился увидеть сильно выцветшую маркировку. Надпись Лечение Паразитарных Заболеваний, сокращенно ЛПЗ, говорило, что здесь, под землей, находится еще какой-то “медицинский центр” со всеми вытекающими.

Надпись вызвала одно негодование у читателя:

“Лечение? Что-то очень сомневаюсь. Не понимаю, какого хрена к тому дерьму, что здесь творится, вечно приплетают лечение? Это слишком святое слово, чтобы им так легко разбрасывались подлецы, чьих гнусных дел лавина никак не согласуется с заявленными лженамерениями”

На данный момент у Ханка имелись иные, не менее важные заботы, нежели чтение маркировок, и подолгу топтаться на одном и том же месте без уважительный причины он не мог. Мутант не без тревоги отмечал каждое мини-событие, не забывал через каждые несколько шагов оглядываться, через плечо, чтобы убедиться в том, что ему ничего не угрожает. Хотя, многие бы согласились, что, убив столько тварей, столько преуродливых, мерзопакостных чудовищ, будто вылезших со страниц лавкрафтовской писанины, можно было бы перестать бояться. Но… Ханк – не робот, а наличие страха вопреки уникальным суперспособностям говорит о его человечности.

“Как выберусь отсюда, как возьму Мэлори и как улечу с ней далеко-далеко, там, где нас никто не побеспокоит, то окончательно перестану верить в существование загробной преисподней. Потому что уже побывал в ней, и она находится здесь, на Земле”

Громкий металлический грохот, раздавшийся неподалеку, осведомил наемника о чьем-то, вероятно, враждебном присутствии. Начав ориентироваться по звуку, путешественник оказался в маленькой белой комнате, заставленной холодильниками и морозильными камерами. Самое время замереть и прислушаться получше. Если это был не глюк, вызванный переутомлением и диким недосыпом, что вряд ли, то велик шанс столкнуться с кем-то очень неадекватным и не управляющим собой. Вдруг в голове вспыхнуло, перед глазами, в памяти или наяву, всплыл четкий мужской силуэт, грустный, как и все призраки, когда-либо навещавшие Ханка, лишенный веры, обреченный быть преследователем и преследовать. Воин подошел слегка поближе, чтобы яснее разглядеть свой фантом. Несмотря на воцарившуюся гнетущую тишину, которую трудно разорвать, обстановка оставалась напряженной и все сильнее давила на психику.

Ханк осмотрел призрака с головы до пят и нервно пробормотал:

- Как… как у тебя получилось выжить? – психика начала пребывать в особом, «пограничном» состоянии, но это не помешало какой-то сумасшедшей мимолетной радости выползти наружу и установить преобладание, - Это либо невозможно и сейчас я брежу, либо какое-то новое чудо!

Призрак французского агента, явившийся, по-видимому, чтобы упрекнуть мутанта в смерти француза, ответил намекающе:

- Нет, я не выжил.

Тогда виновник всех людских бед заметил на шее покойного друга засохшую кровь. Следующий вопрос прозвучал странно, так как содержал недоверие в правильности его постановки.

- Тогда что ты такое?

Но фантому не требовалось ничего разжевывать. Мертвец понял формулировку с полумига:

- Я – часть крестового похода, часть твоей мести, пусть на твоей совести будут лежать муки невинных, ты не причина, а последствие, и это в большой степени оправдывает все, что ты делаешь!

- Но я не хочу так – Ханк повертел головой, пытаясь вырваться из зоны морока, - Я уже

не причиняю зла… - уверенный, что оборудование, регулирующее гнев, никогда не даст

сбой, он смел утверждать, - И никогда не буду причинять. Никому!

Помещение с холодильником напоминало загрязненный кусок рая из-за своей белизны.

Устройства, поддерживающие низкую температуру в теплоизолированной камере,

большие и маленькие экземпляры, давно покрылись густым слоем рыжей ржавчины, чем

вызывали неприятие.

Фантом чувствовал, что близок к своей цели – что еще чуть-чуть и убедит друга не

зацикливаться на прошлых ошибках и не корить себя. К сожалению, мутант не разделял мнения собственных глюков, и всегда давал об этом понять одним лишь взглядом. Тогда

потусторонний сеньор Калиньи провел пальцем по смертельному порезу. Это послужило

убедительным аргументом в жарком морально-нравственном споре, который разгорелся

между живым и мертвецом:

- Посмотри, не увиливай, хочешь сказать, ты и меня грохнул, да? Неужели не сечешь,

что на свете существует зло, втрое более опасное, чем ты?

Ханк растерял почти все силы, которые ранее помогали отрицать, сопротивляться

настойчивости видения:

- Ну, допустим. Но ведь меня тоже добром не назовешь...

Через миг призрак, создатель алгоритма решения этических дилемм, подкинул замечательную идею. У него нашлись такие веские доводы, что было грех не прислушаться:

- Добро и зло могут совмещаться в нас, научить их уживаться не так уж и трудно. Ты не сорвешься с пути, если не будешь забывать, что двигало тобой на протяжении всего нашего знакомства и что продолжает тобой управлять!

Ханк стало невтерпеж поскорее получить все ответы, и он спросил:

- Что же?

Прежде чем раствориться и снова стать ничем, неощутимым клочком воздуха, Калиньи оказал приятелю последнюю услугу, сделав все, что от него зависело. Эта помощь была в форме устной подсказки:

- То, управляющее всеми, у кого есть совесть, никогда тебя не покидало. Вспомни, по какой причине ты покинул лабораторию, в которой тебя создали…

Обойдя лень со всех сторон, воин без страха смирился с необходимостью нового погружения в неприятное прошлое. Ханк с недавних пор обнаружил у себя прежде дремавшую способность к самоанализу. Иной способ отвязаться от призрака отсутствовал, так как призрак – это его же мысли, его же чувства, сопровождающие, не отступающие, проясняющие…

“Среди зимней белизны красным пятном выделялся след. Уходя, я оставил много таких пятен, много следов. Я всей душой хотел, чтобы мои создатели запомнили мою боль, ощутив нечто похожее. Но ничего… ничего не помогло причинить столько же страданий, сколько дает их такое рождение.

И все же, обретя свободу, воссоединившись с природой, почувствовав природу всей душой и всем телом, я не планировал возвращаться. Сродниться с лесом оказалось легко для того, кто близок к животным, а вот сделать его своим вечным домом, увы, не срослось. В тех краях завелись браконьеры, и пришлось свернуть с пути благоразумия”