Вообще, электрон оказывается странным объектом со свойствами волны и частицы, скалярными и векторными свойствами.

Вывод

К описанию микромира нельзя подходить с человеческими мерками. В микромире человеку все непривычно, а поэтому странно. Электрон оказывается необычным объектом, у него свойства и частиц и волн. Для рационального мышления это представляется невозможным. Срабатывает бинарная логика Аристотеля: Третьего не дано! Подобного "не может быть!"

Поэтому при изучении микромира необходима смена стереотипов мышления. Вместо бинарной логики Аристотеля, в квантовой физике необходимо применять принцип дополнительности Бора, о котором речь пойдет далее.

При изучении квантовой механики приходится использовать обе половины человеческого мозга, подключая ассоциативно-образное и интуитивное мышление для выработки нового понятийного аппарата, адекватного квантовой объективной реальности.

В гуманитарном наследии древнего Китая находится подходящий случаю символ Тайдзы: Инь и Ян - символ единства и борьбы противоположностей. Инь- интуитивный женский ум, Ян- рациональный рассудок мужчины. Инь- символ Земли, Ян- символ Неба.

Образ дуализма свойств микрочастиц. Образ единения двух типов менталитета, двух компонент единой культуры.

Сознание,

одно из основных понятий философии, социологии и психологии, обозначающее способность идеального воспроизведения действительности, а также специфические механизмы и формы такого воспроизведения на разных его уровнях. С. рассматривается как свойство высокоорганизованной материи, заключающееся в психическом отражении действительность, как осознанное бытие, субъективный образ объективного мира, как субъективная реальность в противоположность объективной, как идеальное в противоположность материальному и в единстве с ним; в более узком смысле под С. имеют в виду высшую форму психического отражения, свойственную общественно развитому человеку, идеальную сторону целеполагающей трудовой деятельности. При социологическом подходе С. рассматривается прежде всего как духовная жизнь общества в совокупности всех её форм.

В психологии С. трактуется как психическая деятельность, которая обеспечивает: обобщённое и целенаправленное отражение внешнего мира; выделение человеком себя из окружающей среды и противопоставление себя ей как субъекта объекту; целеполагающую деятельность, т. е. предварительное мысленное построение действий и предусмотрение их последствий; контроль и управление поведением личности, её способность отдавать себе отчёт в том, что происходит как в окружающем, так и в своём собственном духовном мире. Поскольку предмет С. — не только внешний мир, но и сам субъект — носитель С., постольку одним из существенных моментов С. является самосознание.

История взглядов на С.

Если в античности разум космичен и предстаёт как обобщение действительного мира, как синоним универсальной закономерности, то в средние века С. трактуется как над-мировое начало (бог), которое существует до природы и творит её из ничего. При этом разум толкуется как атрибут бога, а за человеком оставляется лишь крохотная "искорка". Вместе с тем в недрах христианства возникает идея спонтанной активности души, причём в понятие души включалось и С.

На разработку проблемы С. в философии нового времени наибольшее влияние оказал Р. Декарт, который, выдвигая на первый план момент самосознания, рассматривал С. как непространственную субстанцию, открытую лишь для созерцающего её субъекта. Б. Спиноза в своём материалистическом учении рассматривал С. как один из атрибутов субстанции (природы) наряду с протяжением. Французские материалисты 18 в. трактовали С. как функцию мозга и отражение действительности. Вместе с тем домарксистские материалисты не смогли раскрыть общественную природу и активный характер человеческого С. Представители нем. классического идеализма подвергли глубокому анализу проблему творческой активности С., Г. Гегель вплотную подошёл к проблеме социально-исторической природы С. и утвердил принцип историзма в понимании С. Гегель исходил из того, что С. личности (субъективный дух), будучи необходимо связано с объектом, определяется историческими формами общественной жизни; однако последние идеалистически толковались им как воплощение объективного духа.

Марксизм рассматривает С. как функцию мозга, как отражение объективного мира, необходимую сторону практической, материальной деятельности человека. Согласно диалектическому материализму, С. возникает, функционирует и развивается из реального взаимодействия человека с миром, на основе его чувственно-предметной деятельности, общественно-исторической практики. Отражая в своём содержании объективный мир, С. детерминируется природной и общественной действительностью. Предметы, их свойства и отношения существуют в нём в форме образов — идеально; идеальное выступает как продукт деятельности мозга, как субъективный образ объективного мира.

Активность С. Сознание и деятельность. Отвергая идеалистическую трактовку активности С. как имманентной, идущей из глубины духа, марксизм вместе с тем вскрывает и несостоятельность концепции метафизического материализма, согласно которой С. есть пассивное созерцание мира. Диалектический материализм объясняет активность С., исходя из его детерминации объективной действительностью: объективный мир, воздействуя на человека, отражается в его С., превращается в идеальное; в свою очередь, С. (идеальное) через материальную деятельность человека претворяется в действительность, в реальное. Активность С. направлена прежде всего на познание. Она проявляется в избирательности и целенаправленности восприятия, в абстрагирующей деятельности мысли, в актах фантазии, продуктивного воображения, связанного с созданием новых идей и идеалов, в управлении практической деятельностью.

Исходным пунктом отношения человека к реальному миру является целеполагающая деятельность. Именно в обеспечении целеполагающей творческой деятельности, направленной на преобразование мира и подчинение его интересам человека, общества, состоит основной жизненный смысл и историческую необходимость возникновения и развития С., которое даёт человеку возможность правильно отражать существующее, предвидеть будущее и на этой основе посредством практической деятельности творить мир: "Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его... Мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его" (Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 29, с. 194, 195).

Происхождение С. и его биологической предпосылки. Формированию С. человека предшествовал длительный период "умственного" развития животных. В истолковании этого развития диалектический материализм исходит из того, что психическое отражение появляется лишь на высоком уровне организации материи и связано с образованием нервной системы. Психическая деятельность животных полностью обусловлена биологическими закономерностями и служит приспособлению к внешней среде, тогда как С. человека направлено на преобразование мира. В отличие от животного, человек выделяет своё отношение к миру и сам мир как объективную реальность.

Становление человека связано с переходом от присвоения готовых предметов к труду (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 3, с. 19, прим.). В процессе труда происходило разложение инстинктивной основы психики животных и формирование механизмов сознательной деятельности. Зарождаясь и развиваясь в труде, С. в нём прежде всего и воплощается, создавая мир очеловеченной природы, культуры. С. могло возникнуть лишь как функция сложноорганизованного мозга, который формировался по мере усложнения структуры чувственно-предметной деятельности и социальных отношений, а также связанных с этим форм знаковой коммуникации (см. Ф. Энгельс, там же, т. 20, с. 490).

С помощью орудий человек вовлекал предметы в искусственные формы взаимодействия. Применение орудий и системы речевых знаков в виде жестов и звуков, т. е. переход к опосредствованной не только практической, но и символической деятельности, в условиях первобытного человеческого стада, а затем и родового общества видоизменил всю структуру человеческой активности. Логика чувственнопредметной деятельности и воспроизводившая её система жестов в актах коммуникации, диктуемых необходимостью совместного труда, превращалась во внутренний план мыслительной деятельности. Орудием этой внутренней деятельности выступила система знаков — язык. Благодаря языку С. формируется и развивается как духовный продукт жизни общества, осуществляется преемственность человеческой деятельности и общения.

Социальная сущность С. Личное и общественное С. Идеализм исходит из того, что С. развивается имманентно, спонтанно и может быть понято исключительно из самого себя. В противоположность этому марксизм исходит из того, что невозможно анализировать С. изолированно от др. явлений общественной жизни. "Сознание... с самого начала есть общественный продукт и остаётся им, пока вообще существуют люди" (Маркс К. и Энгельс Ф., там же, т. 3, с. 29).

Мозг человека заключает в себе выработанные всей мировой историей человечества потенции, передающиеся по наследству "задатки", которые реализуются в условиях обучения, воспитания и всей совокупности социальных воздействий. Мозг становится органом человеческого С. только тогда, когда человек вовлекается в общественную жизнь, усваивает исторически выработанные формы культуры.

С. объективируется в системе материальной и духовной культуры, в формах обществ. С. Общественное С. развивается через С. отдельных людей, будучи лишь относительно независимым от последнего: нерасшифрованные письмена сами по себе ещё не заключают в себе мыслительного содержания, только в отношении к отдельным людям книжные богатства библиотек мира, памятники искусства и т.п. имеют смысл духовного богатства. Общественное С. — это отражение общественное бытия, выраженное в языке, в науке и философии, в произведениях искусства, в политической и правовой идеологии, в нравственности, в религии и мифах, в народной мудрости, в социальных нормах и воззрениях классов, социальных групп, человечества в целом. Общественное С. обладает сложной структурой и различными уровнями, начиная от обыденного, массового С. и кончая высшими формами теоретического мышления. В состав общественного С. входят различные его формы: наука, философия, искусство, нравственность, религия, политика, право. Отражая общественное бытие, общественное С. обладает относительной самостоятельностью и оказывает обратное воздействие на общественное бытие.

Когда имеют в виду общественное С., то отвлекаются от всего индивидуального, личного и берут взгляды, идеи, характерные для данного общества в целом или для определённой социальной группы. Подобно тому как общество не есть "сумма" составляющих его людей, так и общественное С. не есть "сумма" сознаний отдельных личностей, а качественно особая духовная система, которая живёт своей относительно самостоятельной жизнью. Между личным и общественным С. происходит постоянное взаимодействие. Исторически выработанные обществом нормы С. становятся личными убеждениями индивида, источником нравственных предписаний, эстетических чувств и представлений. В свою очередь, личные идеи и убеждения приобретают характер общественной ценности, значение социальной силы, когда они входят в состав общественного С., приобретают характер нормы поведения

Сознание — ключевой и на сегодня едва ли не самый многозначный термин психологии и многих других наук. Ни одно определение С. не является ни единственным, ни общепринятым. В философии С. как идеальное противопоставляется материальному. В физиологии С. обычно обозначает уровень бодрствования и противопоставляется сну. В социологии С. выступает как рациональный регулятор поведения — в противовес стихийному поведению (такое понимание близко, но не тождественно представлению о вменяемости в психиатрии, когда человек способен отдавать себе отчет о своих действиях и управлять ими). Лингвистика чаще всего трактует С. как душевные (психические) состояния, выразимые в слове. В самой психологии С. также понимается по-разному. Прежде всего С. выступает как эмпирический феномен осознанности ("непосредственной данности") и, в частности, как осознание собственного "Я". Но С. понимается также и как теоретический термин, обозначающий "высшую форму (или уровень) психического отражения и саморегуляции", "интегратора психических функций" и т. п. Одни трактуют С. как нечто качественное (тогда говорят о "луче С."), другие — как нечто количественное (тогда говорят об "объеме С.").

То С. выступает в текстах как единое ("непрерывный поток С."), то последовательно находящееся в разных состояниях ("измененные состояния С."), а то вообще признается существование у человека в одно и то же время параллельно нескольких разных С. Оно рассматривается или как механизм в процессе переработки информации, или как процесс (отождествляемый с кратковременной памятью, вниманием или мышлением, редко — с волей), или как полученное в результате содержание информации (тогда говорится о содержании, высвечиваемом на "экране С.", или о С. как об осведомленности о чем-либо). Обычно С. описывается как часть психического, иногда оно отождествляется с психикой, но бывает, что сама психика трактуется как совокупность нескольких одновременно данных человеку С. Таким образом, С. приписываются совершенно разные и не совместимые друг с другом значения. Нет и не может существовать ничего, что соответствовало бы сразу всем даваемым определениям. Например, бессознательное, не будучи, по определению, сознательным, является С. в философском смысле термина, потому что оно идеально. А сновидения, которые, по утверждению физиологов, протекают в лишенном С. сне, часто содержат вербальную составляющую и переживаются людьми как происходящие на экране С. Поэтому же невозможно однозначно определить, существует ли С. у животных. Обезьяны способны научиться азам азбуки глухонемых и самостоятельно образовывать простейшие понятия, собаки и кошки, скорее всего, видят сновидения, сойка умеет считать до пяти по нескольким переменным сразу, пчелы совместными танцами сообщают другим пчелам о направлении движения к источнику питания, но как можно сделать вывод о наличии или отсутствии у них С? Слово "С." — это омоним, "самое запутанное слово в человеческом словаре" (А. Бэн).

Заведомая противоречивость представлений о С. ведет к нескольким "вечным проблемам", которые не были разрешены в течение тысячелетий. Онтологическая проблема: С. не способно само себя породить, ибо иначе оно должно было бы существовать еще до своего возникновения, но тогда как возможно, что нечто, лишенное С., его все-таки созидает? Вот другая формулировка той же проблемы: человек не способен осознавать свои мысли до того, как они пришли в С., поэтому не может их и сознательно вызывать, но тогда откуда и зачем в С. приходят мысли? Гносеологическая проблема: как сознание способно сопоставлять свои представления о реальности с реальностью, если последняя дана сознанию только в виде сознательных представлений о ней? Или иначе: как образ предмета может быть сопоставлен с этим предметом, если в С. находятся только образы предметов, а самих предметов в нем нет и быть не может? Наконец, этическая проблема. Обычно считается, что С. способно принимать самостоятельные решения, делать свободный выбор (т. е. ни от чего не зависящий и ни на чем не основываемый) и нести за все это ответственность. Но как же возможно принимать решения, которые ни на чем не основываются? А если эти решения все же принимаются по каким-то основаниям — например, они предопределены генетически, социальными условиями, опытом или ситуацией, — то тогда они, по сути, не свободны, а детерминированы этими основаниями. Как же можно нести за них ответственность? Философы предложили много версий разрешения подобных головоломок, но в итоге многие из них признаются в безуспешности всех попыток: "С. есть нечто такое, о чем мы как люди знаем все, а как ученые не знаем ничего" (М.К. Мамардашвили). Различные психологические школы пробовали объяснять С. по-разному. В. Вундт и структуралисты искали природу С. в самом С.: они пытались разложить его на элементы и построить "химию души" — нечто вроде Периодической системы элементов для С. Однако выяснилось, что однозначное решение этой задачи невозможно — прежде всего потому, что выделение элементов С. зависит от исходной позиции носителей С., пытающихся анализировать его содержание.

Но даже если бы удалось преодолеть подобные методические трудности, все равно оставалось неясным: как же в сознании образуется новое знание — неужели просто новой комбинацией стандартных элементов? У. Джеймс и функционалисты надеялись вывести природу С. из биологических потребностей организма: С. нужно, потому что оно полезно, оно, мол, решает биологически важные задачи. Позднее было показано, что без контроля С. организм действует быстрее и точнее и в целом лучше решает задачи адаптации. Уже сам У. Джеймс это понимал: "С. — это маленький остров посреди великого океана возможностей человеческой психики". А в итоге пришел к выводу, что С. — не существующая в реальности фикция. Отдельные школы пытались понять содержание С. как некий итог преобразований поступающей из окружающего мира информации. Осознание интенсивности физического раздражителя в психофизике Г.Т. Фехнера трактовалось как результат логарифмических преобразований этой интенсивности, осознание расстояния до видимого предмета понималось как происходящее вследствие простых математических операций ("бессознательных умозаключений" Г. Гельмгольца) над величиной схождения зрительных осей и т. д. А в более сложных ситуациях — как результат еще более сложных преобразований, например, по законам гештальта (в гештальтпсихологии). Но оставалось неясным, как человек может, по выражению К. Левина, "встать над полем" и иногда действовать даже вопреки ситуации, в которой он находится. Ведь если содержание С. является однозначным результатом вычислений или иных преобразований физических раздражителей, то какая-либо самостоятельная активность С. невозможна. Попытки объяснить С. работой физиологических механизмов также не привели к успеху. Какой бы физиологический процесс ни принимался за основание для объяснения возникновения субъективных переживаний — будь то центральное торможение (И.М. Сеченов), условный рефлекс (И.П. Павлов), доминанта (А.А. Ухтомский) и др., — наличие или отсутствие осознания никак не определялось наличием или отсутствием этого процесса.

Но даже если допустить, что содержание С. может быть сформулировано на физиологическом языке (при всей тщетности сделанных до сих пор попыток), то непонятно, как полученное описание будет способно выразить качественную специфику субъективности переживания. К тому же вряд ли оправданно надеяться, что в физиологических терминах каким-нибудь способом выразима активность С. и личности. Ряд школ (например, культурно-историческая школа Л.С. Выготского) надеялись вывести природу С. из социального. Однако, возражали оппоненты, разве может социальное возникнуть у людей, находящихся в бессознательном состоянии? А если таковое возможно, то тем более непонятно, зачем этакому социальному понадобилось С. и как оно могло его породить. Для глубинных психологов С. сразу выступает как поздний потомок бессознательного. Они справедливо поставили под сомнение показания С.: далеко не всегда то, что человек о себе думает, совпадает с тем, о чем он думает на самом деле. Вместо проблем С. — мол, "можно не пояснять, что понимается под С., это и так совершенно ясно" (З. Фрейд) — глубинные психологи стали изучать проблемы бессознательного. При этом само бессознательное часто понимается ими лишь как нечто, лишенное сознания. В итоге в их рассуждениях возникает логический круг. С одной стороны, С. порождается неведомым бессознательным, а поскольку о последнем мы знаем исключительно благодаря С., то, с другой стороны, вынужденно предполагается, что бессознательное, в свою очередь, порождается С. "Истинное бессознательное", как утверждал Фрейд, возникает лишь в результате его вытеснения из С. Бихевиористы пришли к выводу о бесплодности любых попыток решения проблем С. вообще. Они утверждали, что никаких ясных критериев наличия психики и С. не существует — поэтому же бессмысленно, например, обсуждать, есть ли психические качества у муравьев. Поддавшись "интеллектуальному обаянию позитивизма" (Б. Рассел), бихевиористы решили изучать лишь то, что поддается наблюдению, — поведение.

А в итоге предложили вообще исключить С. из числа научных терминов. Они построили странную психологию, лишенную как психики, так и сознания, и тем самым заведомо отказались от решения фундаментальных психологических проблем. Психологи гуманистического направления, экзистенциалисты и феноменологи вернули термину С. статус научного, но вдохновленные магией восточной философии и словесной эквилибристикой некоторых западных философов (вот для примера одно из самых определенных высказываний о С. экзистенциалиста Ж.-П. Сартра: "С. есть то, что оно не есть, и не есть то, что оно есть") удовлетворились намеренно противоречивыми описаниями. Как, например, совместить свободу выбора и детерминизм? Психологи-гуманисты отвечают: "и свобода, и детерминизм" или еще непонятнее: "свобода, несмотря на детерминизм". К сожалению, на противоречивых высказываниях хорошей теории не построить. Когнитивисты предложили подойти к С. с новой стороны: С. должно объясняться логикой процесса познания. Однако они не определились с тем, что С. делает: то ли оно на каком-то этапе самостоятельно включается в процесс переработки информации, то ли оно лишь маркирует, т. е. специальным образом выделяет какую-то часть перерабатываемой информации. В предлагаемых ими схемах когнитивных процессов С., как правило, просто не фигурирует. Но это потому, объясняют они, что "психология С. еще не вышла из детского возраста" (Д. Норман).

Не решив фундаментальных проблем С., психологи тем не менее открыли множество удивительных явлений, которые вошли в сокровищницу психологической науки. Выяснилось, что мозг воспринимает и хранит информацию, поступающую в таких больших объемах, или с такой громадной скоростью, или столь малой интенсивности, что человек почти ничего из этого не осознает. Обнаружено также, что мозг почти мгновенно осуществляет вычислительные, логические и смысловые преобразования информации такой сложности, которые человек вообще не способен выполнить сознательно. Результаты этих преобразований человеком, как правило, также не осознаются, но проявляются в дальнейшей деятельности (например, в ассоциациях, в последующем выборе, в ошибках и т. д.). По-видимому, существует специальный механизм, принимающий решение, что из воспринятой и переработанной мозгом информации следует осознавать, а что осознанию не подлежит. И этот механизм имеет явно выраженную тенденцию повторять как свои решения об осознании чего-либо, так и свои решения о неосознании этого (см. законы последействия). С. ведет себя так, как будто вначале пытается угадать правила игры, по которым с ним "играет" природа, а затем организует деятельность по проверке своих догадок (гипотез). Тем самым оно как бы заведомо исходит из того, что природа действует по заранее заданным правилам, т. е. в ней все детерминировано. Многочисленные опытные данные показывают, что любое случайное явление осознается как закономерное, т. е. С. приписывает этому явлению какие-нибудь — пусть даже несуществующие — причины. Выяснилось также, что С. не может не контролировать результаты своей деятельности. Стоит перед ним поставить задачу игнорировать (не осознавать) какую-либо информацию, как С. тут же начнет проверять, удачно ли оно решает задачу игнорирования и тем самым автоматически обращает внимание на то, что должно игнорировать, — так возникают явления интерференции (см.). Поскольку С. организует проверочную деятельность и управляет необходимыми для этого действиями, то этим обеспечивается неразрывная связь С. с деятельностью, которую всегда подчеркивали отечественные психологи (С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев и др.).

Столкнувшись с рассогласованием собственных построений и реальностью (отраженной как в спонтанно поступающей сенсорной информации, так и в обратной связи от собственных действий), С. прежде всего защищает собственные догадки от опровержения ("сглаживает" возникающий когнитивный диссонанс). Поэтому же С. тем больше времени тратит на работу со стимулами, чем они более неожиданны (их ведь надо привести в соответствие с ожиданиями). А вот ожидаемые стимулы (в частности, неизменные) быстро перестают осознаваться: изображения, стабилизированные относительно сетчатки, перестают восприниматься уже через 1—3 сек.; многократное выполнение однотипных действий приводит к их автоматизации, т. е. к утрате над ними контроля С.; повторение одного и того же слова несколько раз подряд приводит к субъективному ощущению утраты смысла этого слова; информация, с которой ничего не надо делать, а только помнить, забывается, вопреки сознательному желанию держать ее в С. неизменной, и т. п. В целом С. не столько отражает внешний мир, сколько конструирует его — потому мир С. и называется субъективным. В этом мире все детерминировано и взаимосвязано, все наполнено смыслами. В нем С. умеет не только подтверждать, но и корректировать свои представления. Направленность С. на конструирование догадок о том, как устроен мир, может, конечно, порождать ошибочные представления, но зато позволяет выйти за пределы той весьма ограниченной информации о реальности, которую человек получает от органов чувств, создать представления о том, о чем напрямую нет никаких непосредственных данных: о космосе и микромире, о добре и зле, о своем "Я" или о С. других людей

Наши рекомендации