Некоторые общие замечания о языковедении 2 страница
3. Посредственный материал для аналогических умозаключений и выводов о данном языке подставляют: а) язык детей, говорящих этим языком (рассмотрение языка детей бросает свет на образование звуков, их чередование и т. п.; чутье корня и т. п., стремление к дифференцировке и т. п.); б) наблюдение индивидуальных природных недостатков в произношении; в) наблюдение над произношением глухонемых; г) изучение, как произносят иностранцы слова известного языка и вообще как они относятся к этому языку (это проливает свет на природу одного языка в отличие от другого, как на природу разбираемого языка, так и на природу языков иностранных).
Что касается второго отдела чистого языковедения: исследования о начале слова человеческого, о первобытном образовании языков и т. п.,— то здесь мы не встречаем непосредственного материала и должны довольствоваться материалом посредственным, который позволяет нам делать аналогические умозаключения и выводы:
1) Индивидуальное развитие проливает свет на начало и первобытное обра
зование языка, так как,из естественных наук известно, что индивидуум повторяет
в сокращении все видоизменения породы, вида и рода. Это будет преимущественно
наблюдение над младенцем, переходящим в возраст ребенка, начинающим лепе
тать (с самых ранних пор, с самых первых попыток, как задатков будущего языка).
Сделанные при этом замечания можно mutatis mutandis перенести в эпоху перво
бытного образования слова человеческого. Однако же аналогические заключения
в этом направлении должны быть делаемы с большою осторожностью, так как наш
ребенок отличается от первобытного человека, начинавшего и начавшего говорить
1) зоологически: а) в собирательном отношении—другая степень в развитии
generis homo, другое устройство мозга и нервной системы вообще; б) индивидуаль
но — другая степень в развитии индивидуальном, другой возраст; 2) ребенок на
ходит вокруг себя людей говорящих и готовый язык, между тем как совершае
мый в течение многих поколений процесс нарождения языка основывался именно
на все большем и большем развитии каждым поколением скудных задатков языка,
унаследованных от предков; наш ребенок сразу встречает уже готовые известные
культурные отношения, между тем как первобытный человек жил в строгой нераз
рывной связи с природой и подчинялся ее влиянию вполне страдательно.
2) Сравнение различных степеней культуры и умственного развития разных
пород людей и народов в настоящее время приводит нас к убеждению, что тепереш
нее состояние человечества представляет налицо в одно и то же время различные
фазисы его постепенного развития (ср. одновременное существование в одном и
том же обществе детей, юношей, взрослых, стариков и т. д.). Здесь мы можем от
237.
собою в тесной органической (внутренней) связи, во второй же языки,как целые исследуются по своему родству и формальному сходству. Первая часть — грамматика как рассмотрение строя и со-става языка (анализ языков), вторая — систематика, клас-сификация. Первую можно сравнить с анатомией и физиологией, вторую — с морфологией растений и животных в ботанико-зоологи- ческом смысле1. Разумеется, что как везде в природе и в науке, | так и здесь нет резких пределов и исследования в одной части обусловливаются и основываются на данных из области другой части. Для разбора строя и состава известного языка, с одной стороны, очень полезно, даже необходимо знать, к какой категории языков в формальном отношении принадлежит этот язык; с другой же стороны, для объяснения его явлений соответственными явлениями языков родственных нужно определить, часть которой семьи и отрасли | составляет этот данный язык. Подобным образом только рассмотрение строя и состава языков дает прочное основание для их классификации.
Сообразно постепенному анализу языка можно разделить г р а м-матику на три большие части: 1) фонологию (фонетику), или! звукоучение, 2) словообразование в самом обширном смысле этого слова и 3) синтаксис.
1. Первым условием успешного исследования звуков следует считать строгое и сознательное различение звуков от| соответствующих начертаний, а так как ни за одной орфографией нельзя признать полной последовательности и точности в обозначении звуков и их сочетаний и так как, с другой стороны, ложный способ воспитания и постоянная практика развивают или, справед-ливее говоря, не устраняют сбивчивости в понятиях основываю-
полунемых дикарей подыматься вверх по лестнице постоянного совершенствова-
ния к той степени, на которой стоит кавказское племя (раса). Для того чтобы
составить себе хоть приблизительное представление о первобытном состоянии
языка вообще, очень поучительно исследовать языковое состояние дикарей. Если
исследователю невозможно совершить это посредством собственного наблюдения,
он должен черпать свои сведения из лингвистических трудов других ученых и из
достоверных описаний путешественников.
3) Изучая ход развития данных языков и подмечая общие направления в этом развитии, мы вправе продолжить назад линию постепенных изменений и таким;! образом делать более или менее определенные заключения о времени первобыт-ного образования языков, даже находящихся на самой позднейшей степени раз-вития. И вообще необходимо допустить, что многое, составлявшее сущность перво-бытного состояния языков, повторяется и в исторических Данных языках, хотя бы только в рудиментарном виде.
Все эти посредственные наблюдения, имеющие целью воссоздать в науке первобытное образование языков, должны быть подкрепляемы анатомическо-физиологическим разбором нервной системы человека и даже основываться на результатах этого разбора (рефлексивные движения и т. п.).
1 Этого сравнения нельзя, конечно, принимать в строго буквальном смысле уже потому, что, как мы ниже увидим, язык не организм, а анатомия и физиоло-гия, равно как и морфология организмов, занимаются действительными орга-| низмами. Верность сравнения обусловлена здесь тождественностью и сходством умственных операций, совершаемых в той и другой области.
238
щейся на первоначальной конкретности человеческого миросозерцания,— то для исполнения вышеприведенного условия необходимо при разборе звуков думать постоянно параллелями: один член такой параллели — звук или созвучие, другой — соответствующее ему в данном случае начертание, буква или же сочетание букв. Предмет фонетики составляет:
а) рассмотрение звуков с чисто физиологической
точки зрения, естественные условия их образования, их развития
и их классификация, их разделение (уже здесь нельзя рассматривать
язык в отвлечении от человека, а, напротив того, следует считать
звуки акустическими продуктами человеческого организма)1;
б) роль звуков в механизме языка, их значение для чутья народа,
не всегда совпадающее с соответственными категориями звуков
по их физическому свойству и обусловленное, с одной стороны, фи
зиологической природой, а с другой — происхождением, историей
звуков; это разбор звуков с м о р ф о л о г и ч е с к о й, словообра
зовательной, точки зрения.
Наконец, предмет фонетики составляет;
в) генетическое развитие звуков, их история, их этимологиче
ское и строго морфологическое сродство и соответствие — это разбор
звуков с точки зрения исторической.
Первая (физиологическая) и вторая (морфологическая) части
фонетики исследуют и разбирают законы и условия жизни звуков
в состоянии языка в один данный момент (статика звуков), третья
же часть (историческая) — законы и условия развития звуков во
времени (динамика звуков).
2. Разделение с л о в о о б р а з о в а н и я, или морфологии, соответствует постепенному, развитию языка; оно воспроизводит три периода этого развития (односложность, агглютинацию или свободное сопоставление и флексию). Части морфологии суть следующие:
а) наука о корнях —этимология;
б) наука о темообразовании, о словообразовательных
суффиксах —с одной, и о темах или основах —с другой стороны;
в) наука о фл ек с и и, или об окончаниях и о полных словах,
как они представляются в языках на высшей степени развития,
в языках флексивных.
Как везде в природе и в науке, так и здесь трудно установить строгие пределы и подчас трудно решить, в какой части следует рассматривать известный вопрос. Но ведь и постепенный переход
1 Научное исследование звуков языка с физической точки зрения необходимо основывать на результатах физиологии и акустики. Некоторые исследователи языка не хотят ничего знать об акустике и физиологии, доверяясь при рассмотрении звуков собственным грамматическим силам. Я думаю, что, занимаясь научным изучением известного предмета, следует знакомиться со всевозможными исследованиями того же предмета и не отказываться от результатов других, для нас вспомогательных наук. Иначе придется постоянно совершать труд Сизифа, или, говоря проще, воду толочь.
239
от низших степеней развития к высшим (т. е. от предшествующие к последующим) совершался не скачками, а медленно, постепенно, незаметно.
3. Синтаксис, или словосочинение (словосочетание), рас-] сматривает слова как части предложений и определяет их именно по отношению к связной речи или предложениям (основание для раз-деления частей речи); он занимается значением слов и форм в их| взаимной связи. С другой стороны, он подвергает своему разбор; и целые предложения как части больших целых и исследует условия! их сочетания и взаимной связи и зависимости.
Как не все части анатомии применимы ко всем организмам, как, например, остеология возможна только при исследовании позво-| ночных, так же точно и при рассмотрении многих языков нужно] совершенно исключить некоторые из выше исчисленных частей! грамматики. Так, например, исследование односложных языков,] главный представитель которых язык китайский, сводится только к фонетике и своеобразному синтаксису; из словообразования остается только своеобразная этимология, т. е. разбор своеобраз-ных корней.
При грамматическом рассмотрении языка необходимо соблю-дать хронологический принцип, т. е. принцип объектив-ности по отношению к совершающемуся во времени генетическому развитию языка. Этот принцип генетической объективности можнс выразить тремя следующими положениями.
Положение 1. Данный язык не родился внезапно, а про-| исходил постепенно в течение многих веков; он представляет ре-зультат своеобразного развития в разные периоды. Периоды разви-тия языка не сменялись поочередно, как один караульный другим, но каждый период создал что-нибудь новое, что при незаметно переходе в следующий составляет подкладку для дальнейшей развития. Такие результаты работы различных периодов, заметные в данном состоянии известного объекта, в естественных науках называются слоями; применяя это название к языку, можно гово-рить о слоях языка, выделение которых составляет одну из| главных задач языковедения2.
1 Незаметный переход одного состояния в другое, незаметное развитие, неза-
метное влияние медленно, но основательно действующих сил как в языке, так
во всех остальных проявлениях жизни, можно выразить алгебраической форму
лой О х = m, т. е. что бесконечно малое изменение, произведенное в один момент,,повторившись бесконечное число раз, дает, наконец, известную заметную
определенную перемену. Так объясняется течение времени, увеличение простран-
ства, действие на камень капель воды, беспрерывно падающих на одно и то
место, влияние ядов, переход от сна к бодрствованию и наоборот, переход эмбрио-
на живого человека, медленный переход от жизни известного организма к его
смерти, падение государств и других определенных политических и общественны>
проявлений и т. д. Везде есть какой-то неуловимый критический момент, решаю-
щий так или иначе; все прошедшее или пропадает как будто бесследно, или
оставляет заметные следы своего влияния.
2 Первую попытку сформулировать по-своему и собрать в одно целое разбро-
санные исследования по этой части в применении к языкам индоевропейским и
Положение 2. Механизм языка и вообще его строй и состав в данное время представляют результат всей предшествовавшей ему истории, всего предшествовавшего ему развития, и, наоборот, этим механизмом в известное время обусловливается дальнейшее развитие языка.
Положение 3. Крайне неуместно измерять строй языка в известное время категориями какого-нибудь предшествующего или последующего времени. Задача исследователя состоит в том, чтобы подробным рассмотрением языка в отдельные периоды определить его состояние, сообразное с этими периодами, и только впоследствии показать, каким образом из такого-то и такого-то строя и состава предшествующего времени мог развиться такой-то и такой-то строй и состав времени последующего. То же требование генетической объективности вполне применимо и к исследованию разных языков вообще: видеть в известном языке без всяких дальнейших околичностей категории другого языка ненаучно; наука не должна навязывать объекту чуждые ему категории и должна отыскивать в нем только то, что в нем живет, обусловливая его строй и состав1.
Представление грамматических вопросов может быть двояким: или преимущественно в порядке категорий науки, в порядке однородных научных вопросов, или же преимущественно в порядке генетического развития самого объекта2. Первое подбирает сходные явления в разных областях речи человеческой, или вообще во всех доступных исследователю языках, или же в строго определенной группе языков (или даже в одном языке) и имеет конечной целью
делить в общих чертах' отдельные слои образования этих языков представляет рассуждение: Zur Chronologie der indogermanischen Sprachforschung. Von Georg Curtius, etc. Des V Bandes der Abhandlungen der phiiologisch-historischen Classe der Konigl. Sachsischen Gesellschaft der Wissenschaften № III. Leipzig, 1867.
Курциус различает семь главных периодов образования (Organisation) индоевропейских языков: 1) период корней (Wurzel periode), 2) период коренных определителей (Determinativperiode), 3) период первичных глаголов (primare Verbal-periode)? 4) период образования тем (основ) (Periode der Themenbildung), 5) период сложных глагольных форм (Periode der zusammengesetzten Verbalformen), 6) период образования падежей (Periode der Casusbildung), 7) период наречий (Adverbi-alperiode). Одним из главных результатов его исследования является положение, что язык применял те же средства в разные времена совершенно другим образом (dass die Sprache dieselben Mittel zu verschiedenen Zeiten in ganz verschiedener Weise verwendete (стр. 193) и разные перемены одних и тех же звуков при одних и тех же условиях можно объяснить только разными эпохами этих перемен.
1 В связи с этим находится то заблуждение многих ученых, что они при гене
тической классификации беспечно сравнивают между собой языки, стоящие не на
соответствующих друг другу степенях развития, например санскрит и славян-
ский или даже санскрит и английский — один самый древний, другой самый новый
из всех индоевропейских.
2 Сообразно с двумя главными сторонами задачи индуктивных наук (ср вы
ше), при втором способе преимущественно обобщаются явления и объясняются
во взаимной связи и генетической зависимости, при первом же способе преимуще
ственно отыскиваются законы и силы общие категории вообще.
В. А. Звегинцев
241
9* |
сформулировать и определить общие категории, законы и силы, тем же самым объясняя многие явления жизни. Другой способ представления придерживается естественного течения в области языка и, отвлекая и систематизируя лишь настолько, насколько необходимо вообще для науки, в остальном рисует научную картину развития объекта (или с незапамятных времен по последнее, или же только в известный определенный период). Это внутренняя исто-р и я языка или языков, которую необходимо отличать от внешней их истории1, рассматривающей язык в отношении этнологическом, стало |быть, исследующей только судьбы его носителей и, таким образом, составляющей одну часть прикладного языковедения, а именно приложение систематики к этнографии и этнологии (следовательно, состоящей в применении данных языковедения к вопросам
1 Внешняя история языка тесно связана с судьбами его носителей, т. е. с судьбами говорящих им индивидуумов, с судьбами народа. В круг ее исследований входит распространение языка, как географическое, так и этнографическое, общее влияние иностранных языков на данный язык и, наоборот, решение во-просов, употребляется ли данный язык и как литературный, или же он живет только в народе, каким сословиям принадлежат люди, говорящие известным языком, в большом ли ходу язык (если он, разумеется, литературный) за своими собственными пределами, как по отношению к пространству (французский, немецкий, английский и вообще так называемые универсальные языки), так и по отношению ко времени (латинский, греческий, церковнославянский), и если он в употреблении у других народов, то для каких именно целей, и т. д.— вот вопросы, принадлежащие внешней истории языка. Внутренняя же история языка занимается развитием языка самого по себе, жизнью языка, разумеется, не отвлекая его не-естественным образом от его носителей, от людей, а, напротив того, понимая его всегда в связи с физическою и психическою организацией говорящего им народа. Но она не заботится о судьбах языка, а только обращает внимание на перемены, происходящие внутри его же самого. Внутренняя история языка исследует, как народ говорит в известное время или же в течение многих веков и почему так| говорит, внешняя — сколько людей говорит и когда (границы языка). Первое соответствует более или менее категории качества, второе — количества. Точно так же необходимо различать качество и количество, высшую или низшую степень познаний известного народа (или другого человеческого общества) в об-щем его составе — с одной, и распространение этих познаний между людьми, между отдельными членами народа или другого человеческого общества — с,! другой стороны. Внешняя и внутренняя история языка (объект науки, а не наука) влияют взаимно друг на друга. Влияние внешней на внутреннюю кажется сильнее, чем наоборот. От влияния иностранных языков, от литературной обработки языка, от рода занятий людей, говорящих данным языком, от географических условий страны, ими обитаемой, и т. п. зависит ускорение или замедление и своеобразность внутреннего развития языка. Влияние внутренней истории языка на внешнюю сводится более или менее к ускорении или замедлению развития литературы вследствие большей или меньшей по* датливости языка (влияние, впрочем, небольшое) и к вопросу о переменяемости языка; к вопросу, когда именно язык изменился уже настолько, что его следует по отношению к известной, более древней эпохе, считать уже не тем же языком, его потомком (говоря олицетворительно), и к вопросу, можно ли считать извест-ные наречия частями одного языка или же самостоятельными целыми. Материал-для внешней истории языка совпадает в значительной степени с материалом для истории и истории литературы. Говоря о распространенности народа, о его обра-зованности, о расцвете его литературы, историк тем самым затрагивает во многих пунктах внешнюю историю языка этого народа. О материале для внутренней исто-рии языка говорено было выше.
242
из области другой науки). Обыкновенные грамматики разных язы
ков берут только известный момент истории языка и стараются
представить его состояние в этот момент. Но истинно научными они
могут быть, только рассматривая этот известный момент в связи
с полным развитием языка.
Современное языковедение стоит уже на той степени научного совершенства, что, исследовав с надлежащей точностью по положительным данным все прошедшее развитие известного языка, тщательно подмечая вновь появляющиеся в нем стремления и опираясь на аналогию других языков, оно может предсказать в общем внутреннюю будущность этого данного языка или же воссоздать прошлое, от которого не осталось никаких памятников1. За неимением времени, я не стану приводить примеров, тем более, что в самом же курсе не раз представится случай обратить на это ваше внимание. Разумеется, относительно будущности эти научные (но не пророческие) предсказания языковедения далеко не так точны, как например предсказания астрономии; они только в общем указывают на будущее явление, на будущий факт, не будучи в состоянии определить с точность отдельные моменты его появления Но и то, что теперь уже возможно, очень утешительно, доказывая состоятельность употребляемого ныне метода исследования и приближая языковедение к цели всех индуктивных наук, именно к возможно более обширному применению дедуктивного метода...
...В предшествующем изложении я старался определить языковедение, указать на его основные вопросы и представить его внутреннюю организацию, как она развилась исторически. Но до сих пор я не ставил вопроса, что такое язык, а между тем ясное, хотя бы только отрицательное определение его кажется весьма полезным2.
Прежде чем ответить на этот вопрос, я считаю необходимым отвергнуть самым положительным образом тот предрассудок некоторых ученых, что язык есть организм. Это мнение создано вследствие страсти к сравнениям, которой страдают многие,, не обращая внимания на то Очень простое и убедительное предостережение, что сравнение не есть еще доказательство. В этом проявляется желание
1 Особенно важно и необходимо для науки воссоздать так называемые перво
бытные (Ursprachen) и основные языки (Grundsprachen), т. е. языки, различные
видоизменения которых представляет известная группа положительно данных
языков. При этом нужно помнить, что все-таки эти первобытные и основные языки
в том виде, как они воссоздаются наукой представляют не комплексы действитель
ных явлений, а только комплексы научных фактов, добытых дедуктивным путем.
2 При этом необходимо помнить очень справедливое изречение, что оmnis
definitio periculosa, и поэтому стремиться не к реальной дефиниции (определению),
которая в сжатом выражении заключала бы implicita все свойства языка, так как
эти свойства можно узнать, только исследуя подробности, а нужно стараться дать
дефиницию номинальную и указывающую только на предмет, но не предрешаю
щую apriori всех его свойств и особенностей.
243
помощью сравнений избежать настоящего, серьезного анализа. Отсюда ученое пустословие, ученое фразерство, которое вводит в заблуждение людей не только поверхностных, но даже и очень основательно думающих. Не вдаваясь в более подробный разбор и критику того положения, что язык есть организм, и не стараясь определить сущность организма, я замечу только, что организм, подобно и неорганическим веществам, есть нечто осязаемое, наполняющее собой известное пространство, а с другой стороны — питающееся, размножающееся и т. д.1. Между тем, когда человек говорит (а ведь от этого и зависит существование языка), мы замечаем прежде всего движение его органов; это движение органов вызывает движение воздуха, а различия этого движения обусловливают различия впечатлений, производимых на чувства слушателя и говорящего, и связаны с известными представлениями в уме как говорящего, так и слушателя2. Кто считает язык организмом, тот олицетворяет его,
1 Организм мы можем наблюдать глазами, язык же — слухом; перед глазами
он только в книгах, но ведь это не язык, а только его изображение помощью на
чертаний (букв или т. п.). Организм всегда весь налицо; он существует беспрерыв
но со времени своего рождения по начало его разложения, называемое смертью.
Язык как целое существует только in potentia. Слова не тела и не члены тела:
они появляются как комплексы знаменательных звуков, как знаменательные
созвучия только тогда, когда человек говорит, а как представления знаменатель
ных созвучий они существуют в мозге, в уме человека только тогда, когда он
ими думает.
2 «Слово представляет наблюдению прежде всего две стороны, звуковую
форму и функцию, которые, как тело и дух в природе, не являются никогда отдель
но, и даже в действительности невозможно разделить их без их обоюдного уничто
жения» (Die Wurzel AK im Indogermanischen. Von Dr. Johannes Schmidt etc. Wei
mar, 1865, стр. 2). «Форма и содержание, звук и мысль так неразрывно связаны
друг с другом, что ни одна из этих двух частей не может подвергнуться перемене,
не вызвав соответственной перемены и в другой» (там же, стр. 1). B этом взгляде
на природу языка, очевидно, недостает чего-то связывающего созвучие и значение,
а именно недостает представления созвучия как внутреннего отражения внешней
стороны слова. Этот недостаток есть следствие рассматривания языка в отвлече
нии от человеческого организма. Интересно узнать, где именно является таким
необходимым образом звуковая форма при мышлении, писании, которые все-таки
не могут обойтись без так называемой функции слов: эти процессы совершаются
посредством соединения представления предмета (значения) с представлением
созвучия (при писании еще с представлением видимых начертаний, сопровождае
мых соответственными движениями руки), но без слышимого созвучия. Мало того:
ведь когда говорит глухонемой, т. е. когда он производит слышимые определен
ные движения волн воздуха, он производит вместе с тем впечатление звуковой
формы только в ухе слушателя; для него же самого так называемая функция тесно
связана не с созвучиями и представлениями этих созвучий, но с известными дви-
жениями органов и с представлениями этих движений; какое же действие произво
дят эти движения органов на воздух и затем на ухо, для глухонемого совсем не
понятно. Кроме того, можно встретить людей, которые без помощи учителя изуча-
ют, например, английский язык (звуки которого передаются очень сложной и
трудноизучаемой орфографией) просто глазом; у них так называемая функция
английских слов соединяется не с звуковой формой этих слов, а с обозначающими,
ее начертаниями (ср. замену видимых музыкальных нот на осязаемые при обуче-
нии слепых искусственной музыке). А разве, с другой стороны, для человека, кото
рый одарен хорошим слухом, но не понимает известного иностранного языка, зна-
чение (функция) связано неотъемлемо" со звуком? Может быть, впрочем, что во
всех этих случаях звуковая форма и функция соединяются мистически, без участия
244
рассматривая его в совершенном отвлечении от его носителя, от человека, и должен признать вероятным рассказ одного француза, что в 1812 г. слова не долетали до уха слушателя и мерзли на половине дороги. Ведь если язык есть организм, то, должно быть, это организм очень нежный и словам, как частям этого организма, не выдержать сильного русского мороза.
Я не стану разбирать всех ошибок и заблуждений, прямо или косвенно вытекающих из этого предубеждения, что язык есть организм1, и прежде чем выскажу окончательное определение языка, обращу предварительно внимание, с одной стороны, на различие речи человеческой вообще как собрания всех языков, которые только где-нибудь и когда-нибудь существовали, от отдельных языков, наречий и говоров и, наконец, от индивидуального языка отдельного человека2, с другой же стороны — на различие языка как определенного комплекса известных составных частей и категорий, существующего только in potentia и в собрании всех индивидуальных оттенков3, от языка как беспрерывно повторяющегося процесса, основывающегося на общительном характере человека и его потребности воплощать свои мысли в ощущаемые продукты
заинтересованных (или говорящих, но не слышащих, или читающих глазами, или, наконец, слушающих, но не понимающих) индивидуумов. Изречения, приведенные мною в начале этого примечания, имеют своим источником узкий, фальшиво понятый монизм, последовательное применение которого уничтожило бы понятая и о нарождении, и о жизни, и о смерти организмов, и даже о самих организмах. Ведь при мертвых организмах внешняя форма (внешний вид и состав тела) остается почти неизмененной, а исчезает только их основная функция, уступая место другим функциям, как производительным факторам новых организмов.