В руке жандарм сжимал бутылку вина. Он был пьян.

— Я несу службу, — ответил он заплетающимся языком.

— А почему ты тогда пьешь?

— Чтобы не видеть, как приближается смерть. Поезжай, брат мой. Поезжай, но только не останавливайся. Комментарии здесь излишни.

* * *

Атмосфера жестокости в стране накалялась, но, несмотря на это, мать с Хусейном соблюдали месяц Рамадан. В течение девятого месяца по исламскому календарю верующие воздерживаются от еды в светлое время суток. Пост позволяет мусульманам приблизиться к Богу и примириться с собой и своими близкими. Что касается меня, я обожала дух праздника, который продолжался целый месяц. Даже если было много работы, мы с радостью помогали друг другу. Перед заходом солнца по радио и телевизору передавали молитву, сообщавшую о начале времени приема пищи. В течение нескольких часов мы ели питательную ночную пищу, а потом пили чай и слушали музыку до самого утра.

В тот вечер мы отмечали Рамадан у соседки, которая для такого случая достала самую лучшую скатерть и посуду. Рассевшись за сервированным столом, мы, умирая от голода, нетерпеливо ожидали конца молитвы. Но как только произнесли «аминь», сильный взрыв встряхнул пол помещения, жалобно задрожали стекла.

Выглянув на улицу, мы увидели, что бомба стерла с лица земли многоэтажный дом в соседнем квартале. Вот такой получился Рамадан. Аппетит, да и праздник в целом, были испорчены. Звук взрыва еще долго звенел в наших ушах.

Сколько семей погибло в тот вечер под завалами? Сколько детей? Как объяснить чудовищность этих убийств во время Рамадана, месяца для мира и совершения религиозных обрядов. Отчего в человеческой расе столько ненависти?

* * *

Ресторан гостиницы был огромен: он мог принять двести или даже триста посетителей одновременно. И всех их надо было обслужить. Приходилось выполнять все их прихоти. Напряжение зашкаливало. Времени на отдых не оставалось. Работа требовала немало усилий, а рабочий день часто удлинялся. Как правило, смена длилась от шести утра до полуночи. Случалось, я засыпала на ходу.

Несмотря на все эти трудности, я храню приятные воспоминания об этом времени, тем более, что мне удалось завести много замечательных знакомств. За исключением кассирши и метрдотеля я была единственной девушкой в нашей команде. Со всеми нашла общий язык и не ощущала никакой дискриминации по половому признаку. Официанты общались со мной наравных — именно так, как я и просила их в. свой первый рабочий день. Мне удалось доказать, что я такая же способная и выносливая, как и они. Наш командный дух необыкновенным образом сплачивал всех: в коллективе царили гармония и доверие. Это было здорово. Немало сотрудников из персонала отеля хотели поменяться с нами местами.

В тот период работа для меня стояла на первом месте, вернее, на первом и единственном месте. Я работала так много и так хорошо, как могла. Я мало видела своих близких, перенесла все свое внимание на посетителей ресторана, которые, отдавая мне должное, называли меня по имени и просили, чтобы обслуживала их только я. Клиентуру составляли в основном богатые алжирцы, в том числе несколько членов парламента. Но, несмотря на их высокий статус, они не гнушались общаться с теми, кто стоял ниже их на ступеньках общественной лестницы; умели проявлять великодушие. Так, один депутат с супругой пригласили мою семью на неделю в свое поместье на берегу моря. В другой раз, когда я, отправляясь на встречу, столкнулась с тремя депутатами сразу, они предложили в мое распоряжение «Мерседес» с водителем и даже наличные, чтобы все прошло хорошо. Я была тронута, но никогда не принимала подобных подарков.

Мне нравилась моя работа. Почему? Потому что я уходила в нее с головой? Потому что приносила пользу, и у меня это прекрасно получалось? Или просто потому, что это был единственный источник общения вне дома и возможность ощутить свою значимость? Наверное, все сразу.

Однажды, по случаю большого показа мод, в отеле остановилось много иностранных манекенщиц. Наблюдая за тем, как они прохаживаются от буфета к своим столикам, я восхищалась их грациозной походкой и манерой гордо держать голову. Их вид вызывал во мне зависть. Это было сильнее меня и я, вздохнув, сказала себе вполголоса: «Какой неуклюжей я себя чувствую!»