У павианов – геронтократия

Теперь поднимем свой взор к вершине павианьей пирамиды. Кто ее венчает? Патриах-павиан с седой гривой? Нет! Оказывается, на вершине сидят несколько патриархов. Их отношения дружескими не назовешь, какого-то доверия тоже не видно, но и враждебности нет. Когда-то в юности они долго и упорно боролись за доминирование в своей возрастной группе и давно уже установили, что друг другу ни за что не уступят. Образовав союз, они коллективно боролись за каждую иерархическую ступень в стаде. Их менее настырные и хуже организованные сверстники давно погибли, в том числе и от стресса. И вот они наверху. Их осталось мало и будет все меньше. Теперь главная забота на всю оставшуюся жизнь – сдерживать напор субдоминантов, более многочисленных, постепенно набирающих силу и все более решительно пытающихся занять верхнюю ступень пирамиды. Ни одному из стариков в одиночку не удержать своего положения, и они удерживают его совместно.

Групповое доминирование старших по возрасту этологи называют геронтократией – властью стариков. Геронтократия часто формируется и у людей. Она может образоваться в небольшой группе, а может и на вершине государства. Обычно геронтократия возникает, когда официальный лидер не уверен в себе и боится более молодых. Подтягивая к себе таких же стариков и не уверенных в себе, как он сам, и делясь с ними властью, он формирует старческую верхушку, для которой страх потерять власть перевешивает стремление к единоличной власти. В обычной жизни поведение геронтов может казаться нам очень продуманным и хитроумным. В действительности же это хитрость инстинкта. Доверившись ей, некоторым удавалось сохранять власть, даже будучи в состоянии старческого маразма. В традиционных обществах общепризнанная и облагороженная законами и предписаниями власть старшей возрастной группы – всех этих советов старейшин, геронтов, сенаторов – зачастую оказывалась вполне приемлемой для рядовых членов. Достигнув вершины власти, павиан не облегчает себе жизнь. Ему все время кажется, что в стаде нет должного порядка. Сидя на возвышении, он грозно хмурит брови то на одну обезьяну, то на другую. Время от времени приходится грозить кулаком, стучать себя в грудь, скалить зубы, похлопывать себя по гениталиям, подзывать то одного, то другого самца и заставлять их принять одну из поз подчинения: опустить голову, пасть ниц, встать в унизительную для самца самочью позу подставки для спаривания. Если кто-то выкопал что-то вкусное или нашел что-то интересное – потребовать себе. Геронты считают самок своей собственностью и не могут допустить, чтобы они спаривались с самцами низших рангов, но самки себе на уме, и следить за ними нелегко. У иерарха нет ни гнезда, ни имущества. Три предмета постоянно заботят его: сохранение и приращение территории стада, удержание самок и власть.

Витязь в тигровой шкуре

Меж автором и читателем мог бы состояться такой вот загадочный диалог:

— Почему в поэме Шота Руставели витязь одет в шкуру тигра?

— Потому, что на Кавказе в те времена львов уже не было, а тигры водились.

— А почему Геракл одет в шкуру льва?

— Потому, что в Греции нет тигров.

— А во что одет вождь ацтеков?

— В шкуру ягуара, потому что в Аме рике нет ни тигров, ни львов, ни леопар дов.

— Что общего между этими героями?

— То, что все они одеты в кожзамени тели. По-настоящему на герое должна быть шкура, снятая с африканского лео парда. В колыбели человечества, в Африке, где водятся и другие красивые кошки – лев и гепард, вожди украшают себя только шкурой леопарда или изде лиями из нее.

У павианов – геронтократия - student2.ru У павианов – геронтократия - student2.ru

Геронтов-павианов ждет один из двух финалов: или их свергнут, или они погибнут в схватке с леопардом. Леопард – самый опасный хищник для всех живущих в саванне обезьян. Он охотился и на всех наших предков, охотится на людей и поныне!

Павианы боятся его всю жизнь. Но может настать день, когда доминанты переломят в себе этот страх и навяжут леопарду смертный бой. Погибнуть на глазах у стада и подлых трусов – субдоминантов – разве это не геройская смерть? И с нашей точки зрения тоже. Сходство программ? Этнография дает этологу много фактов, достойных сравнения. У многих племен вожди должны были до вступления в должность или в случае сомнения в том, что они сохранили свои качества, собственноручно убить хищника из семейства кошачьих – леопарда, льва или тигра (в Старом Свете), ягуара или пуму (в Новом Свете). А уж шлем из головы кошачьих или их шкура на плечах – атрибут вождя почти повсеместно и во все времена. Троны, покрытые шкурами тех же зверей. Их изображения у входа в резиденции. Скульптуры голов (отрубленных?), в массе включенных в архитектуру царских домов на обоих полушариях Земли. Заметьте, что хищники из некошачьих (волки, медведи), не бывшие потребителями наших предков в Африке, такой популярностью не пользуются. Разве что там, где крупных кошачьих нет вовсе. Все это красиво и благородно. Но есть и малоприятная сторона: давно подмечено, что боящиеся потерять власть старые тираны склонны беспричинно ввергать своих подчиненных в бессмысленные и проигрышные войны. Можно ли думать, что один из скрытых мотивов такого иррационального финиша жизни сходен с концом геронтов-павианов?

Символы служат власти

Главный из них у приматов (как и у многих других млекопитающих и птиц) – это зрительно возвысить себя над остальными. Всегда стараться занять высокое место – бугор, камень, пень – и не допускать на возвышения остальных. Троны, престолы, президиумы, трибуны – дань этой древней программе. Есть и много других символов, в том числе и забавные.

Геронты и дети

Единственная радость у стариков павианов – это дети среднего возраста. Пока павиан поднимался вверх по иерархической лестнице, они его не интересовали. (Разве что иногда поиграет с младшими детьми своей матери.) Но теперь в нем пробуждается врожденная программа учить их жизни. Окруженный восторженно взирающими на него детенышами (такой страшный для всех и такой добрый для них!), он показывает, как рыться в земле, раздирать гнилые пни, переворачивать камни, раскалывать орехи, докапываться до воды и делать многое другое, чему его учили в детстве и что постиг сам за долгую и удачную жизнь.

У каждого павианыша на доминантного самца с седой гривой есть три врожденные программы: «так выглядит тот, кому следует подчиняться», «так выглядит твой отец» и «учись у того, кто так выглядит». Иными словами, это Вождь, Отец и Учитель.

Программа на склоне лет поучать молодежь сидит и в нас, очень нужная программа. Беда лишь в том, что павианы живут в повторяющемся мире вечных истин, а мы – в быстро меняющемся мире, где знания и взгляды стариков могут оказаться устаревшими. Все по той же врожденной программе окруженность детьми – один из признаков иерарха. Поэтому тираны во всем мире всегда хотели, чтобы в ритуале их появления перед подданными присутствовала стайка детей, неожиданно радостно выбегающих откуда-то и окружающих тирана. Портреты лидера с одной-двумя маленькими счастливыми девочками на руках – обычный атрибут всех тираний. Казалось бы, такой дешевый этологиче-ский трюк, а как сильно воздействует на массовое подсознание! В ответ на врожденный сигнал – облепленного детьми самца – врожденная программа кричит: «Вот он, наш Вождь, Отец и Учитель!»

Вакантное место наверху

Пирамида, венчаемая несколькими особями, воспринимается как незавершенная: над иерархами мыслим еще один уровень, место для сверхиерарха. В мире животных возможность сверхиерарха не реализована. Только в стае собак (ездовых, пастушеских или охотничьих) она реализуется: для вожаков стаи сверхиерарх – это их хозяин. Право человека стоять над собственными вожаками для собак самоочевидно: он им не ровня, он божество. Если хозяин удосуживается управлять стаей собак – очень хорошо. Но если ему недосуг – стая управляется собственными иерархами, но пиетет к хозяину от этого не убывает. Нет ничего гениального в том, что повсеместно и многократно у людей возникала идея поместить на как бы вакантное место сверхдоминанта нечто воображаемое, наделенное всеми сверхдоминантными качествами в их беспредельном выражении. Стоит сделать это, и иерархи становятся как бы субдоминантами сверхиерарха, его жрецами, а он – их могучим защитником от остального стада. Особенно после того, как у людей возникла речь, внушить почтение к воображаемому божеству – пара пустяков. Но и без речи можно вызвать на какое-то время почтение у подчиненных, изображая свои особые отношения с чем-то страшным для остальных – грозным явлением природы, страшным местом или опасным животным. Это не фантазия: бездомная собака всегда чувствует себя ниже собаки, идущей с хозяином; выросший с большой собакой кот использует ее для внушения почтения котам, боящимся собак; бык или буйвол, позволивший пастушонку вскарабкаться себе на спину, уверенно ведет за собой стадо. Чтобы повысить свой ранг, молодому шимпанзе хватило пустой канистры: нужно было лишь осмелиться подойти к этому опасному человеческому предмету, взять его в руки и научиться грохотать на страх другим.

Конечно, религиозное чувство имеет сложную природу, и мы не собираемся здесь ее обсуждать. Я всего лишь показал вам, что в наших врожденных программах построения группы наверху есть вакантное место. Его может занять либо воображаемое божество, либо очень даже реальный тиран.

Макаки-«шестерки»

Для павианов геронтократия неизбежна, ибо иерарх не может сохранить власть в одиночку. Подчиненные ему самцы не будут помогать подавлять каждого из них по отдельности. Наоборот, они способны дать коллективный отпор. Покинем на время мир самцов павианов, сильных, грубых, властолюбивых, но не подлых животных, и присмотримся к стаду макаков – обезьян помельче и вооруженных слабо. Они тоже много времени проводят на открытых местах и образуют менее четко организованное, но более многочисленное стадо. Борьба за доминирование много значит в жизни самцов макаков, но ведется не столь жестоко. Их доминанты не нуждаются в союзе, потому что у макаков есть одна очень гнусная инстинктивная программа (встречающаяся и у некоторых других стайных животных, например у собак). Стоит доминанту начать наказывать одного из подчиненных, как другие спешат ему помочь: кричат, кидаются в наказываемого калом, норовят ткнуть чем-нибудь сами. Этологи разобрались, как возникает такое поведение. Это переадресованная агрессия, накопившаяся из-за страха перед доминантом. Она по обычному иерархическому принципу переносится на того, кто слабее нас. А таким во время наказания выглядит наказуемый! На это способны все макаки, но особенно «подонки», занимающие дно пирамиды: ведь они боятся всех и обычно могут переадресовывать агрессию лишь на неживые предметы, а в этом мало радости. И вдруг наказуемый оказывается как бы ниже дна, слабее их, его можно безнаказанно ударить. Интересно, что самки, обычно в самцовые иерархические игры не играющие, в это дело не только втягиваются, но и действуют усерднее самцов. Такой простой механизм позволяет доминанту без особого риска для себя подавлять нижестоящих. Стоит только начать, а дальше общество докончит.

Вы согласны, что сходная программа срабатывает и у нас? Вы замечали в очередях, как продавщица (доминант в нашем подсознании, раз она что-то распределяет, чем-то руководит) моментально натравливает чуть не всю очередь на покупателя, попытавшегося потребовать что-нибудь, в том числе и полезное всей очереди, – работать быстрее, не обсчитывать, не хамить и т. п.? Вы замечали, что легче всего ей втянуть тех, кто подсознательно чувствует себя ниже и слабее других: женщин легче, чем мужчин, пожилых женщин легче, чем молодых, ближайших к продавщице покупателей легче, чем стоящих дальше? Вы думаете, продавщицу этому тонкому психологическому приему нужно учить? Нет, она его быстро находит в своем подсознании.

Эта программа многолика. Проработка на собрании. Выговор в приказе. Показательный процесс. Публичная казнь. У людей она очень жестока: толпа может побить осужденного камнями, требовать его смерти, а если ей выдать человека, только что занимавшего высокий ранг, буквально разорвать на куски. Человек отличается от макаки и еще одной тонкостью: если обезьяна никак не поощряет тех, кто срывает на наказуемом свою агрессивность, человек самых активных может выделить, приблизить и возвысить. Так образуется самая страшная структура: иерарх в окружении подонков. В стихийно образующихся бандах подростков это обычное дело: сильный предводитель, вокруг него несколько гнусных и жалких подпевал, а ниже – значительно более сильные парни. Психологию и поведение «шестерки» очень сочно воспроизвел Р. Киплинг в знакомом нам всем с детства образе шакала Тараки, пристроившегося к тигру Шерхану.

В стихийных уголовных шайках «пахан» тоже обычно окружен «шестерками». То же срабатывает и на государственном уровне: тиран, окруженный сатрапами, отличительная черта которых – преступность, аморальность, трусость, подлость и агрессивность к нижестоящим. Древние греки называли такую структуру охлократией – властью наихудших.

Раньше мы выяснили, что программа образования союзов в пределах одного ранга, существующая и у человека, не позволяет удерживать власть в одиночку. Но если ей будет противостоять программа набрасываться скопом на тех, кого атакует доминант, то у нас появляется возможность удержать власть в одиночку: небольшому союзу субдоминан-тов не устоять против атаки доминанта, поддержанной всеми подавленными в стаде. Вот мы и получаем механизм, создающий тирана, опирающегося на «народ». Все тирании держат сильных личностей в повиновении, постоянно угрожая им скорой расправой низов.

Равенство или иерархия?

Мы видим, что в первобытном стаде предков человека не могло быть и тени равноправия. «Первобытный коммунизм» – выдумка кабинетных философов прошлого века. Этнографы обнаружили у некоторых зашедших в тупик и вторично деградировавших племен, обитавших в крайне неблагоприятных природных условиях, разного рода «выверты». Одни племена были озабочены тем, чтобы ни у кого из сородичей не имелось ничего своего; другие – сложным ритуалом дележа добычи; третьи следили за тем, чтобы все соплеменники делали одну и ту же работу сообща и одновременно; четвертые подавляли у людей всякое проявление инициативы; представители пятых настолько объедались наркотиками, что оказывались ни на что не способны и жизнь племени поддерживалась усилиями не злоупотреблявших наркотиками женщин, и т. п. Из этих крупиц одни романтически настроенные умы слепили образ земной райской жизни – «первобытного коммунизма», а другие – теорию матриархата. Наука быстро разобралась в этих заблуждениях. Но некоторые кабинетные философы прошлого века взяли их за основу для далеко идущих построений о прошлом и будущем человечества. В XX в. на всех материках и всех расах был поставлен гигантский эксперимент воплощения этих теорий в жизнь. Эксперимент, о котором физиолог И. П. Павлов сказал, что пожалел бы на него даже одну лягушку. В результате повсюду, где проводился эксперимент, вместо общества равенства возникли жестокие иерархические пирамиды, увенчанные окруженным «шестерками» тираном-«паханом».

Сопоставляя врожденные программы поведения, проявляющиеся у человека, с моделями поведения стадных приматов, биологи пришли к заключению, что первобытное стадо предков человека в основе своей имело мужскую иерархию.

Как вы, наверное, запомнили, иерархическая пирамида самцов строилась в первую очередь по возрасту. Внутри каждой возрастной группы самцы боролись за свой иерархический ранг как в одиночку, так и объединяясь в неустойчивые союзы. Если союз получался достаточно прочным, он пытался свергнуть самцов более высокого уровня в пирамиде. Если союз пробивался на вершину, образовывалась геронтократия. Если на вершину прорывался один выдающийся по агрессивности самец – образовывалась автократия. Автократа окружали «шестерки» – особи с невысокими личными возможностями, но услужливые, коварные и жестокие. Иерархи все время прессировали субдоминантов. Те немедленно переадресовывали агрессию на подчиненных, последние, в свою очередь, на своих подчиненных, и так до дна пирамиды.

Стадо, особенно его подавленная часть, поддерживало автократа или геронтов, когда те наказывали кого-нибудь, особенно субдоминантов. Самки принимали участие в коллективных осуждениях и расправах. Автократ и геронты в случае необходимости натравливали дно пирамиды на опасных для власти самцов. В стаде действовали принципы, описываемые словами: «где суд, там и расправа» и «иерарх всегда прав».

Детеныши видели в иерархах своих отцов, а те занимались их обучением. Иерархов любили самки, дети и самцы более низких рангов. Только субдоминанты питали к ним подавленную агрессивность. Так что, если вам показалось, что это было «сообщество несчастных», вы заблуждаетесь.

Прогулка по истории с учебником этологии в руках

Чувствую, мой благосклонный читатель, как вас тянет взглянуть с новой точки зрения на некоторые разделы истории человечества, особенно на теорию государства. (Тут уж к нам присоединится и неблагосклонный читатель, которого мы оставили на пороге предыдущей главы передохнуть от обезьян.) Тема, конечно, не новая: еще Платон и Аристотель основательно ее проработали. И сразу во многом разошлись, а вслед за ними – и все остальные исследователи, коим несть числа. Аристотель был естественником (более того – зоологом) и шел от естественных особенностей людей и создаваемых ими организаций, от того, что наблюдал вокруг. А Платон был философ чистейшей пробы: бесконечное разнообразие мира его мало интересовало, скорее даже раздражало, он стремился в мир идеальных, логически совершенных конструкций. Так и мы с вами, читатели, разделимся на тех, для кого главное – реальный мир, такой, какой он есть, и на тех, кого тянет в мир идеальный. Все мы не только правши или левши, но и по многим другим качествам взаимодопол-няющи. Наше биологическое разнообразие – наше богатство, только мы должны использовать его для сотрудничества, а не как плацдарм для баталий. Итак, вперед, но памятуя о том, что в этой теме мы не первые, не последние и не единственные. Мы имеем право изложить наши взгляды, но не имеем права их навязывать.

От стада до империи

Обычные иерархические системы у позвоночных животных не могут быть слишком обширными по составу и охватывать большую территорию. Они построены на том, что ранг каждого известен каждому, т. е. все должны знать друг друга и узнавать «в лицо».

Однако если есть инстинктивная программа всем поддерживать действия доминанта, то доминанту уже не обязательно знать всех. Достаточно, чтобы его все знали и знали его «шестерок». А еще лучше, чтобы и лично могли не знать, но сразу бы узнавали. Для этого достаточно, чтобы ранг доминанта был на нем обозначен, написан на лбу, так сказать. А это достигается у человека использованием символов власти. Беря в руки, надевая себе на голову или плечи символы, можно управлять каким угодно количеством людей, создавать массовые, охватывающие обширные территории иерархические структуры, вплоть до государства.

Не будь в нас программы подчинения символам, чего ради толпа слушала бы нескольких распорядителей, надевших себе на руку повязку, или внимала речам тех, кто взобрался на возвышение? И чтобы организовать и повести куда-то толпу, нужен символ – флаг, знамя, хоругвь. Мораль учит: «Не сотвори себе кумира», т. е. она рекомендует не ослеплять себя воздействием символов. Разум тоже не рекомендует нам слепо подчиняться символам, и, глядя со стороны на шествия с флагами сторонников чего-то, что нам чуждо или безразлично, мы остаемся спокойными.

Но если в опасности что-то дорогое нам, мы бросаемся защищать его символ, забыв все предостережения рассудка. Люди в самом прямом смысле готовы идти за символом в огонь и воду, погибать не рассуждая и не задумываясь. При одном, правда, условии: если угроза исходит от других людей. Под знаменами идут на врага, свергают власть, но никто не ходит под знаменами бороться с наводнением, пожаром или саранчой.

Иерархия повсюду

В сущности, модель мужской иерархии и сегодня воспроизводится не только в стихийно образующихся группах подростков и шайках бандитов, но и в рационально построенных структурах армии, церкви, монашеских орденах и т. п.

Обратите внимание на еще одну деталь. В учреждении, где вы работаете или учитесь, субординация задана неким законным образом. Но этим структура вашей группы не исчерпывается. Параллельно там имеются еще две неявные и неофициальные структуры. Одну из них образуют люди умные, знающие, прямые, открытые и порядочные. У них есть свой естественный лидер, но, как правило, нет четкой системы соподчинения, много внутренней свободы. К ним вы приходите, когда вам нужно решить сложную задачу, принять нетривиальное решение, совершить смелый поступок. И существует другая структура, во главе с «паханом», окруженным «шестерками», и состоящая из всякого рода проныр, завистников, активных бездельников, скандалистов, склочников, сплетников, интриганов. Эти обычно заметно соподчинены друг другу, действуют сообща.

Одновременно, таким образом, реализуются три иерархические структуры: официальная и две стихийные – наилучшая и наихудшая. Наш разум наприду-мывал уйму сложных и витиеватых теорий, объясняющих некоторые особенности человеческого поведения. Но он бессилен его понять, если ничего не знает о содержании нескольких древних инстинктивных программ, влияющих на каждого из нас.

Оскалы и улыбки

Иерархические стычки между людьми происходят много чаще, чем мы думаем. Дело в том, что естественный отбор создал много программ, смягчающих столкновения. Вот один довольно забавный пример. Демонстрация оскала – широчайше распространенная у позвоночных инстинктивная программа. Ее цель – предупредить при встрече с кем-либо, что вы вооружены и готовы за себя постоять. Приматы ею пользуются очень широко при контактах. Человек тоже скалит зубы при сильном страхе или гневе. Оказаться адресатом такой демонстрации неприятно и совсем не хочется. Но у программы показа зубов есть еще два куда более мягких варианта. Первый – заискивающая улыбка. Так улыбается человек, вступая в контакт с тем, кого он побаивается. Второй – это широкая улыбка. Так улыбается другому спокойный, уверенный в себе человек. В сущности, он тоже показывает вам, что вооружен и готов за себя постоять и в вашем снисхождении не нуждается. Но эта форма демонстрации настолько мягкая, что не только не вызывает у вас страха, а, напротив, действует приветливо и умиротворяюще. Мы чувствуем: «Вот, по-видимому, хороший человек, ему от меня ничего не надо, мне от него тоже, но, если бы он мне понадобился, мы бы легко вступили в контакт». Давно замечено: когда человек, всю жизнь проживший при тоталитарном режиме, попадает в страну, где люди чувствуют себя свободно, его поначалу удивляет, почему это окружающие все время улыбаются друг другу и ему тоже. Путешественник, привыкший, что вокруг никто не улыбается, а если и улыбается, то заискивающе, в первые дни думает, что от него чего-то хотят.

Вы замечали, наверное, не раз, как склонный к авторитарности начальник, видя в зале совещания улыбающихся друг другу подчиненных, приходит в волнение и требует прекратить улыбаться («Иванов, у нас тут серьезное дело, а вы улыбаетесь»). Ларчик открывается просто. Во-первых, начальник привык, что ему при встрече сотрудники улыбаются иной улыбкой – заискивающей. Во-вторых, когда начальник подсознательно ощущает, что среди подчиненных есть люди, чувствующие себя свободно, он настораживается: «Свободны от кого? От начальника? Не боятся? Значит, не уважают? Я этого не заслужил!»

Почему тирана любят

Когда наш начальник путает слова «бояться» и «уважать», он поступает так не потому, что глуп или плохо учился в школе, а потому, что в нем срабатывает врожденная программа контроля доми-нантом уровня агрессивности подчиненных особей. Эта программа имеет два варианта – мягкий и жесткий. В конфликтной ситуации подчиненные должны испытывать к доминанту страх, а он к ним – смесь страха и гнева. Подобное состояние тяжело для обеих сторон и не должно быть длительным. В обычной ситуации для сохранения соподчинения достаточно, чтобы подчиненные испытывали очень легкий страх. Доминант воспринимает этот нормальный уровень страха как сигнал положительный. Он перестает бояться и отдыхает. Теперь он может проявить к подчиненным самые мягкие формы демонстрации превосходства – похлопать по спине (мягкая форма наказания), перестать хмурить брови, чем-нибудь поощрить. Выросшие в жесткой иерархической структуре генералы даже в официальной обстановке заявляют, что «без атомного оружия нас перестанут уважать». Для них «бояться» и «уважать» – одно и то же, просто слово «уважать» приятнее и «уважаемому», и «уважающим».

У подчиненной особи на доминанта есть программа, дающая четыре варианта ощущений. Самый резкий из них воспринимается как безысходная ненависть. Следующий вариант – чистый страх. С такими ощущениями жить очень тяжело. Многое меняется при третьем варианте: особь принимает поведение доминанта как должное и быстро, без всплеска эмоций выдает точно отмеренную дозу умиротворяющего поведения. А четвертый вариант вообще поразительный. Из-за неосознаваемого страха перед доминантом особь по своей инициативе проявляет к нему все существующие формы умиротворения и подчинения. А добровольное выражение такого поведения – это не что иное, как любовь. Любовь к доминанту может быть невероятно сильной и «ослепляющей», т. е. не замечающей его недостатки и преувеличивающей достоинства. Вспомните, как любит вас ваша собака. От любви до ненависти и впрямь один шаг. У каждого из нас эмоциональный отклик на превосходящих нас людей принимает один из этих вариантов. Весь набор чувств может вызвать и один и тот же человек (это, конечно, очень тяжелый случай). Если вы ненавидите всех, кто чем-то выше вас, – старшеклассников, учителей, начальство, богатых, выдающихся спортсменов, артистов, ученых, писателей, отца родного – в реализации вашей инстинктивной программы что-то сместилось. Большинство из перечисленных людей вам ничем не угрожают, а многие даже вас не знают. Бывает и обратное: человек перед всеми, кто доминирует над ним или мог бы доминировать, – продавцами, кассирами, официантами, людьми в форме ведет себя заискивающе, а всех начальников без разбору любит. Второму человеку жить все же легче, чем первому.

Я думаю, что вы, читатель, теперь и сами можете разгадать загадку «почему тиранов любят». Тирания создает атмосферу страха. Человеку тяжело жить в постоянном страхе перед доминантом. И от того, что его не видишь, не знаешь, чем он сейчас занят («А вдруг мной?»), страх только увеличивается. Настоящие тираны это интуитивно понимают и заполняют свои владения преувеличенными изображениями своей персоны: «Видишь, я – всюду, стою и смотрю на тебя». Чем может помочь инстинктивная программа в этом безвыходном положении человеку? Только одним: переключиться на вариант любви к длительно и постоянно внушающему страх доминанту. (Щелк, и все теперь по-другому: «Он во всем прав, он прекрасный человек и за мою искреннюю любовь сделает меня приятным исключением. Убьет последним. Или вообще не убьет. Или даже скажет: «Вот человек, который любит меня горячо, искренне и бескорыстно».) Сразу жить становится легче, жить становится веселее. Теперь уж чем сильнее любовь, тем глуше страх. Конечно, конечно, читатель, среди «любящих» тирана много таких, кто просто притворяется, симулирует. Но речь о других, о феномене искренней любви, и такой сильной, что, когда тиран велит казнить человека (ни за что, просто подвернулся), тот умирает с криком: «Да здравствует тиран!»

Я не шутил, когда несколько выше написал, что стадо предков человека не было «сообществом несчастных», иерархические программы устроены так, что жить в нем было можно, а «всем довольные» встречались не только среди иерархов. К тому же жизнь смягчалась не имеющими к иерархии отношения альтруистическими программами, о которых поведаем дальше.

«Пнуть мертвого льва»

Сколь ни желают тиранам жить вечно, они все же смертны. Когда тиран умирает, общество расслаивается. Те, кого он не смог деформировать, воздают ему последние почести ровно настолько, насколько он их заслужил с их точки зрения. Те, кто его очень любил, пребывают в безмерном горе. Те, кому он лично насолил, просто радуются. И те, и другие, и третьи как вели себя, так и ведут. Но многие резко меняют поведение и спешат, как говорили древние, «пнуть мертвого льва» (мы бы с вами теперь сказали: леопарда).

Люди относятся к подобной метаморфозе по-разному. Одним такое поведение кажется безобразным, а другие его одобряют. Говорят, что таким образом они «выдавливают из себя по капле раба». Но чеховское выражение здесь неуместно. Раба следовало выдавливать, пока тиран был жив. Если человек этим регулярно не занимался, после смерти тирана рабское из себя уже не выдавить. Просто из раба молчаливого и покорного можно превратиться в раба разнузданного и крикливого. Без этологии суету мышей вокруг мертвого кота понять трудно. Дело в том, что в неагрессивной по природе особи любого вида животных при длительном ее подавлении агрессивность ни на кого не переадресуется. Адресат агрессивности ясен – угнетатель, но особь не решается хоть как-то проявить ее в отношении адресата. Когда тот погибает, не только исчезает страх, но и снимается запрет причинять боль живому. И накопившаяся агрессивность изливается на адресата законного, но не живого. Заметьте, что люди, «пинающие мертвого льва», обычно довольно хорошие. Дно в этом не участвует. И как раз наоборот, именно дно и очень плохие люди травят, мучают и казнят низложенного живого правителя.

«Смерть тиранам!»

В том, что тирания преобразует страх перед тираном в любовь к нему, первыми разобрались древние греки. И поняли, что самому полису (древнему городу-государству) почти невозможно вырваться из ловушки тирании. Греки нашли простой способ лечить властолюбцев. Как заведется в каком-нибудь полисе тиран, так остальные города собираются вместе, берут штурмом город и избавляют его от властителя. Эта технология «смерть тиранам» оказалась действенной: лет за сто греки их почти повсюду вывели.

Сбрасывание монументов как лечебная процедура

Я вернулся к этому тексту в дни повсеместного свержения памятников тиранам и их сатрапам и горячей дискуссии об этичности подобного поведения. В ходе нее высказано много умных мыслей, но все они выглядят отвлеченными построениями, ибо люди не знают и не понимают подсознательной основы своего поведения, его этологической базы. Как уже говорилось на этих страницах, тираны ставят всюду свои преувеличенные изображения для того, чтобы вы жили в тревожном страхе. Эти памятники направлены против вас, против вашего психического здоровья и психологического комфорта. Они совсем не безвредны для вас, пока вы их боитесь. У массы людей годами подавленная агрессивность переадресована на этих истуканов. Многие испытывают нечто подобное тому, что испытывал Евгений в «Медном всаднике». И простейшее, чисто животное и самое исцеляющее от страха действие – разрушить истукана или унизить его, заставить лежать у ног. Свергая огромные статуи своих палачей, народ самым биологичным и действенным способом освобождает себя от страха и агрессивности. Чувство облегчения так сильно, что повсюду, повергнув кумира, толпа принималась петь и плясать. И не надо говорить, что народ разрушает произведения искусства, памятники своей истории. Тираны меньше всего заботились о том, чтобы их изображения были художественны. Они хотели, чтобы монументы были «величественны», искусство умышленно приносилось в жертву психотехнике. Убрать их – такая же врожденная потребность, как вытереть плевок с лица. Вот когда народ исцелится от страха и любви к тиранам, тогда он может признать эти монументы памятниками своей истории. Но все же позорной истории. Ее каменными и бронзовыми плевками в лицо.

Наши рекомендации