Вычислительные машины и разум 1 страница

Даглас Р. Хофштадтер Дэниел К. Деннет

Глаз разума

Вычислительные машины и разум 1 страница - student2.ru

«Глаз разума»: Бахрах-М; Самара; 2003

ISBN 5-94648-023-5

Аннотация

Книга, которую Вы держите в руках, написана Д. Хофштадтером вместе с его коллегой и другом Дэниелом Деннеттом и в «соавторстве» с известными мыслителями XX века: классическая антология эссе включает работы Хорхе Луиса Борхеса, Ричарда Доукинза, Джона Сирла, Роберта Нозика, Станислава Лема и многих других. Как и в «ГЭБе» читателя вновь приглашают в удивительный и парадоксальный мир человеческого духа и «думающих» машин. Здесь представлены различные взгляды на природу человеческого мышления и природу искусственного разума, здесь исследуются, сопоставляются, сталкиваются такие понятия, как «сознание», «душа», «личность»…

«Глаз разума» пристально рассматривает их с различных точек зрения: литературы, психологии, философии, искусственного интеллекта… Остается только последовать приглашению авторов и, погрузившись в эту книгу как в глубины сознания, наслаждаться виртуозным движением мысли.

Даглас Хофштадтер уже знаком российскому читателю. Переведенная на 17 языков мира и ставшая мировым интеллектуальным бестселлером книга этого выдающегося американского ученого и писателя «Gödel, Escher, Bach: an Eternal Golden Braid» («GEB»), вышла на русском языке в издательском Доме «Бахрах-М» и без преувеличения явилась событием в культурной жизни страны.

Даглас Хофштадтер — профессор когнитивистики и информатики, философии, психологии, истории и философии науки, сравнительного литературоведения университета штата Индиана (США). Руководитель Центра по изучению творческих возможностей мозга. Член Американской ассоциации кибернетики и общества когнитивистики. Лауреат Пулитцеровской премии и Американской литературной премии.

Дэниел Деннетт — заслуженный профессор гуманитарных наук, профессор философии и директор Центра когнитивистики университета Тафте (США).

ПРЕДИСЛОВИЕ

Что такое разум? Что такое Я? Может ли грубая материя думать или чувствовать? Где находится душа? Любой, кто задумается над подобными вопросами, вскоре зайдет в тупик. Эта книга — попытка выявить возникающие здесь противоречия и описать их живо и образно. Мы хотели не столько ответить на вопросы, сколько взбудоражить всех, кто прочтет нашу книгу: как практичных “технарей”, сторонников строго научного мировоззрения, так и тех, кто придерживается религиозных и духовных взглядов и верит в наличие души. Нам кажется, что на сегодняшний день на эти великие вопросы пока не существует легких ответов. Прежде чем люди придут к единодушному выводу о природе самосознания, им придется радикально изменить свой подход ко многим из упомянутых проблем. Эта книга написана, чтобы раздражать, выводить из равновесия и сбивать с толку, делая очевидное странным, а странное — очевидным.

Мы благодарны всем авторам, чьи произведения использованы в книге, и всем, кто давал нам советы и служил источником вдохновения. Это Кэти Антрим, Пол Бенасерраф, Дон Бирд, Морин Бишофф, Лэрри Брид, Скотт Буреш, Руфус Ваннинг, Сью Винч, Джон Вудкок, Билл Госпер, Берни Гринберг, Майк Данн, Сьюзан Деннетт, Франциско Кларо, Грей Клоссман, Мартин Кесслер, Скотт Ким, Генри Либерман, Джон МакКарти, Дебра Манетт, Марша Мередит, Марвин Мински, Фаниа Монтальво, Дэвид Мозер, Боб Мур, Зенон Пилишин, Ранди Рид, Джули Рочлин, Пол Смоленски, Энн Трэйл, Деннис Фланаган, Джон Ходжланд, Роберт и Нэнси Хофстадтер, Пэт Хэйс, Пол Цонка, Пэт и Пол Черчлэнд и Эд Шульц.

Эта книга родилась из бесед, которые велись в 1980 году в Центре Изучения Бихевиористики в Пало Алто. Деннетт работал там над проблемами искусственного разума и философии; у него были гранты Национального Научного Фонда (БНС 78-24671) и фонда имени Альфреда П. Слоана. Книга была закончена, когда Хофштадтер был стипендиатом фонда Саймона Ф. Гуггенхайма и занимался искусственным интеллектом в Стэнфордском университете. Мы хотим поблагодарить упомянутые фонды за поддержку наших исследований и за предоставленную нам возможность сотрудничества.

Даглас Р. Хофштадтер

Дэниэл К. Деннетт

Чикаго

Апрель 1981

ВВЕДЕНИЕ

Вы видите, как Луна восходит на востоке. Другая луна восходит на западе. Вы смотрите, как две луны плывут навстречу друг другу по черному, холодному небу. Вскоре они встретятся, одна из них пройдет за другой, и луны поплывут дальше по своему пути. Вы находитесь на Марсе, за миллионы миль от дома. От смертоносного холода красной марсианской пустыни вас защищают хрупкие детища земной технологии. Вы защищены от холода, но не от одиночества: ваш корабль сломался и его невозможно починить. Вы никогда не вернетесь на землю, к семье и друзьям, и никогда больше не увидите родных мест.

Но все же у вас еще есть надежда. В связном отсеке вашего разбитого корабля вы нашли Телеклонер Марк IV. Это устройство, которое может телепортировать вас домой. К нему приложены инструкции. Если вы включите Телеклонер, настроите его на волну принимающего устройства на земле и войдете в передаточную кабину, аппарат мгновенно и безболезненно разберет ваше тело на молекулы. Ваш “молекулярный чертеж” будет послан на землю, где принимающее устройство, содержащее набор необходимых атомов, мгновенно соберет по приложенному чертежу — вас! Вас отправят обратно на землю со скоростью света прямо в объятия родных, которые вскоре будут слушать с жадным вниманием вашу марсианскую эпопею.

Тщательный осмотр разбитого корабля убеждает вас в том, что Телеклонер — ваша последняя надежда. Терять вам нечего! Вы включаете передатчик, настраиваете его на нужную частоту, входите в кабину..... 5, 4, 3, 2, 1… Вспышка! Вы открываете дверь кабины и шагаете из принимающего устройства Телеклонера в солнечное земное утро. Вы прибыли домой, ничуть не устав от своего дальнего путешествия с Марса. Родные и друзья собираются, чтобы отпраздновать ваше спасение, и вы замечаете, как все они изменились с тех пор, как вы видели их в последний раз. Это было три года назад, и все вы, конечно, постарели. Вы смотрите на Сару, вашу дочку, которой должно быть сейчас восемь с половиной, и думаете: “Неужели это та самая девчушка, которая сидела у меня на коленях?” Конечно, это она, говорите вы себе. Но в глубине души вы знаете, что не столько узнаете ее, сколько “вычисляете” с помощью памяти и логических умозаключений. Она сильно выросла, выглядит совсем большой, и знает намного больше. Даже клетки ее тела полностью заменились новыми за время вашей разлуки! Но несмотря на все эти перемены, она все та же девочка, которую вы поцеловали, расставаясь с ней три года назад.

И тут вам приходит в голову шокирующая мысль: “А я — тот же самый человек, который целовал Сару три года назад? Я — мама этого восьмилетнего ребенка? Или я — совершенно новое человеческое существо, которому всего несколько часов от роду, несмотря на воспоминания — кажущиеся воспоминания — о прошлых днях и годах? Не умерла ли мать этого ребенка на Марсе, разобранная на части и аннигилированная в кабине Телеклонера Марк IV?

Умерла ли я на Марсе? Да нет, я не погибла, ведь я же жива здесь, на земле! Может быть, кто-то и умер на Марсе — мать Сары. Тогда я — не ее мать. Но я же знаю, что она — моя дочь! Поэтому-то я и зашла в кабину Телеклонера, чтобы вернуться домой. Но ведь я и не заходила в ту кабину. Если кто-то там и был, это был кто-то другой.

Чем является та адская машинка — телепортером, то есть методом транспортировки? Или же, как указывает ее название, это убийца, производитель близнецов-клонов? Выжила ли мать Сары после своего контакта с Телеклонером? Она на это надеялась. Она вошла в кабину с радостным ожиданием, а не с самоубийственным равнодушием. Она действовала как альтруист, с тем, чтобы у Сары был любящий и заботливый родитель, — но вместе с тем, у нее были и эгоистические мотивы: она хотела выбраться из западни и попасть домой. Так, по крайней мере, ей казалось. Но откуда я знаю о том, что ей казалось? Потому что я была там; я была матерью Сары, которая все это думала. Я и сейчас — мать Сары… Или мне это только кажется?”

Дни проходят. Ваше настроение резко меняется: оно то взлетает на сияющие вершины, то падает в пропасти отчаяния. Минуты радости и облегчения сменяются минутами грызущих сомнений и самокопания. Может быть, думаете вы, я не должна поддерживать радостную уверенность Сары в том, что ее мать снова с ней. Вы кажетесь себе кем-то вроде самозванки и спрашиваете себя, что подумает Сара, когда поймет, что в действительности случилось на Марсе. Вы помните, что, когда она поняла правду о Санта Клаусе, она была сбита с толку и огорчена. Так как же собственная мать могла обманывать ее все эти годы?

Поэтому, когда вы берете в руки книгу “Глаз разума”, вами движет нечто большее, чем простое интеллектуальное любопытство. Книга обещает вам полное открытий путешествие — путешествие по собственному сознанию и душе. Она обещает сказать вам многое о том, чем и кем вы являетесь в действительности.

Вы думаете:

Я читаю страницу 4 этой книги. Я — живой человек, я бодрствую, я вижу слова на странице собственными глазами, я вижу свои руки, держащие книгу. У меня есть руки. Откуда я знаю, что это мои руки? Глупый вопрос. Они прикреплены к моему телу. Откуда я знаю, что это мое тело? Оно мне подчиняется. Оно — моя собственность? В каком-то смысле. Оно мое, потому что я могу делать с ним все, что хочу, пока не причиняю вреда другим. Я обладаю собственным телом даже в юридическом смысле; правда, по закону я не могу продать его никому, пока я жива, зато после смерти могу официально передать его во владение медицинскому учреждению.

Если я обладаю своим телом, значит, я — нечто отличное от него. Когда я говорю: “Я обладаю этим телом”, я не хочу сказать: “Это тело обладает самим собой.” Это, наверное, было бы бессмысленно. Или же любой предмет, которым никто не обладает, обладает сам собой? Кому принадлежит луна — всем, никому или самой себе? Что вообще может являться хозяином чего-либо? Например, я — кроме тела, я обладаю еще и другими вещами. Так или иначе, мое тело и я находятся в тесной связи, и тем не менее, это не одно и то же. Я — хозяин, а мое тело мне подчиняется. По большей части.

Затем “Глаз разума” спрашивает вас, не хотели бы вы обменять ваше тело на какое-нибудь другое, более послушное, или красивое, или сильное.

Вы думаете, что это невозможно.

Но книга настаивает, что ничего невообразимого здесь нет, и теоретически это вполне возможно.

Вам приходит в голову, что, может быть, авторы имеют в виду реинкарнацию, то есть переселение душ. Словно предвидя ваш вопрос, книга признает, что хотя реинкарнация — идея интересная, ее детали почему-то всегда остаются в тени, и что существует множество других, еще более интересных способов обмена тел. Что если ваш мозг будет перенесен в другое тело, которое он сможет контролировать? Не является ли это обменом тел? Разумеется, технически это очень трудно сделать, но сейчас это для нас не важно.

Что же тогда получается? Если ваш мозг попадет в другое тело, то и вы сами попадете туда вместе с ним. Но являетесь ли вы мозгом? Произнесите вслух следующие два предложения — какое из них звучит более естественно?

У меня есть мозг.

Я — это мозг.

Иногда мы говорим про кого-то: “он — голова!” Но мы не имеем этого в виду буквально, мы хотим сказать, что у того человека светлая, умная голова. У вас — хороший, умный мозг, но кто же этот вы, у кого этот мозг имеется? И если у вас есть мозг, то можете ли вы обменять его на другой? Как возможно отделить вас от вашего мозга при обмене мозгов, если при обмене тел вы всегда попадаете в новое тело вместе с вашим мозгом? Это невозможно? Не совсем так, как мы увидим. В конце концов, если вы недавно вернулись с Марса, вы оставили там свой старый мозг, не так ли?

Предположим, что мы пришли к выводу, что вы имеете мозг. Но вы когда-нибудь спрашивали себя, откуда вы об этом знаете? Вы же никогда его не видели! Вы не можете его увидеть, даже в зеркале, и вы не можете его почувствовать. Но вы, разумеется, знаете, что мозг у вас есть. Вы знаете, что у вас есть мозг, потому что вы — человеческое существо, а все человеческие существа имеют мозги. Вы читали об этом в книгах, вам говорили об этом люди, которым вы доверяете. У всех людей есть печень, и, как ни странно, вы знаете о вашей печени примерно столько же, сколько о вашем мозге. Вы доверяете тому, что прочитали в книгах. Долгое время люди не знали, для чего служит печень. Только сравнительно недавно на помощь пришла наука, и ответ был найден. Таким же образом, люди долго не знали, для чего служит мозг. Говорят, что Аристотель считал мозг органом для охлаждения крови — и, разумеется, в ходе своей деятельности мозг действительно делает это вполне эффективно. Представьте себе, что печень находилась бы у нас в головах, а мозг был бы втиснут в грудную клетку. Глядя на мир, слушая его звучание, решили бы мы тогда, что думаем печенью? Нам кажется, что мыслительный процесс протекает у нас позади глаз и между ушами. Происходит ли это потому, что наши мозги находятся у нас в головах, или же потому, что мы располагаем наше Я приблизительно там, откуда мы видим мир? Нам трудно вообразить, как мы можем думать при помощи этой мягкой, серой “цветной капусты”, нашего мозга, — но точно так же нам было бы трудно вообразить, как мы можем думать при помощи этого мягкого, красно-коричневого органа — нашей печени.

Освященная вековой традицией мысль о том, что мы — нечто большее, чем просто живой организм или живой мозг, что в нас присутствует дух, душа, кажется многим ненаучной. “Душе, — возражают скептики, — нет места в научном мировоззрении. Наука учит нас, что ничего подобного душе не существует. Благодаря науке мы уже не верим в эльфов и в привидения, и подозрительная идея о духе, живущем в человеческом теле, скоро сама испустит дух.” Однако, идея о том, что вы — нечто большее, чем ваше физическое тело, имеет много вариантов, и не все из них так уязвимы для критики и высмеивания. Некоторые из версий, как мы увидим, процветают в саду науки.

Наш мир полон вещей, в которых нет ничего таинственного и мистического — и тем не менее, эти вещи не просто построены из строительных кубиков физики. Верите ли вы в голоса? А в стрижку? Существуют ли подобные вещи? И что они из себя представляют? Что такое, на языке физиков, дыра — причем не экзотическая черная дыра, а обычная дырка, например, в куске сыра? Физическое ли это явление? А что такое симфония? Где во времени и пространстве располагается “Звездно-полосатый Флаг”? Неужели это только чернильные знаки на листе бумаги в Библиотеке Конгресса? Конечно, нет — даже если вы уничтожите этот лист, национальный гимн США будет продолжать существовать. Латинский язык все еще существует, хотя это и не живой язык. А вот языка пещерных людей из Франции уже нет. Игре в бридж немногим больше ста лет. Что это такое? Она не принадлежит ни к животным, ни к растениям, ни к минералам.

Это вещи не являются физическими объектами с определенной массой и химическим составом — но тем не менее, это и не чисто абстрактные предметы, вроде числа пи, которое неизменно и не может быть локализовано во времени и пространстве. У этих вещей есть место рождения и своя история. Они могут изменяться, с ними может что-то происходить. Они могут передвигаться, наподобие биологических видов, или болезней, или эпидемий. Мы не должны думать, что наука учит нас воспринимать серьезно лишь те объекты, которые можно представить как набор частиц, перемещающихся во времени и в пространстве. Некоторые люди могут считать здравым смыслом (или правильным научным подходом) представление о личности, как о движущемся собрании атомов. На самом деле подобные взгляды указывают на нехватку научного воображения, а вовсе не на хитроумную утонченность мировоззрения. Вовсе не обязательно верить в привидения, чтобы поверить в индивидуальности, чьи характеристики выходят за границы любого данного живого существа.

Все-таки вы — мать Сары. Но мать Сары — вы ли это? Умерла ли она на Марсе, или была переброшена обратно на Землю? Вам кажется — как казалось и ей, когда она ступила в кабину Телеклонера — что она вернется на Землю. Была ли она права? Может быть — но что вы скажете о новом, усовершенствованном варианте Телеклонера Марк V? Благодаря чудесам компьютерной аксиальной томографии, этот аппарат делает “чертеж” мозга, не разрушая его. Мать Сары все еще может принять решение войти в кабину и нажать кнопку. Она сделает это ради Сары и ради того, чтобы история ее трагедии стала известна на Земле, — но сама она может ожидать, что откроет дверцу кабинки и вновь окажется на Марсе. Может ли человек — один и тот же человек — находиться одновременно в двух местах? Во всяком случае, недолго — вскоре у них появятся разные воспоминания, и их жизни будут отличаться друг от друга так же, как если бы они были двумя разными людьми.

Частная жизнь

Что делает вас самим собой, и что очерчивает ваши границы? Часть ответа ясна: вы — это центр вашего сознания. Но что же это такое — сознание? Это одновременно и наиболее очевидная и наиболее таинственная особенность нашего разума. С одной стороны, что может быть для нас более несомненным и явным, чем то, что каждый из нас является субъектом собственных переживаний, “страдателем” собственной боли, автором собственных идей, наслаждается своими ощущениями и сознательно воспринимает мир вокруг? С другой стороны, что такое сознание? Как могут живые существа физического мира породить подобное явление? Наука открыла секреты многих явлений природы, ранее казавшихся загадочными: магнетизм, фотосинтез, пищеварение и даже воспроизводство, — но сознание кажется явлением совершенно иного порядка. Дело в том, что каждое конкретное проявление магнетизма, фотосинтеза и пищеварения в принципе одинаково доступно для каждого наблюдателя, обладающего необходимыми приборами, тогда как каждое проявление сознания имеет лишь одного наблюдателя, снабженного всеми возможными привилегиями. Его доступ к наблюдениям несравненно лучше, чем у любого другого исследователя, какими бы аппаратами тот не обладал. И по этой, и по другим причинам приемлемая теория сознания до сих пор не создана. Непонятно даже то, на что такая теория должна быть похожа. Некоторые исследователи даже утверждают, что термин “сознание” в действительности ничего не называет.

То, что, несмотря на многолетние попытки, мы не в состоянии охарактеризовать настолько обыденную черту нашей жизни, может означать, что наш подход к проблеме в корне неправилен. Ответ вовсе не в собирании бесконечных экспериментальных и клинических данных, а в радикальном переосмыслении тех допущений, которые приводят нас к выводу о существовании единого и хорошо знакомого явления, сознания, поддающегося исчерпывающему описанию. Вспомните о тех сбивающих с толку вопросах, которые возникают сразу же, как только мы начинаем анализировать сознание. Имеют ли сознание другие животные? Если да, то отличается ли их сознание от нашего? Может ли обладать сознанием компьютер или робот? Обладает ли ребенок сознанием до рождения или сразу после рождения? Что происходит с сознанием, когда мы видим сны? Может ли один и тот же человек обладать несколькими Я, несколькими эго? Ответы на эти вопросы будут зависеть от эмпирических открытий, касающихся особенностей поведения и психики проблемных кандидатов на сознание. И о каждой из наших эмпирических находок мы можем спросить — насколько она важна для общего ответа на вопрос о сознании, и почему? Эти вопросы не входят в область чистой эмпирики — скорее, это концептуальные вопросы, на которые, возможно, нам удастся ответить с помощью мысленных экспериментов.

Наше обычное представление о сознании может быть сведено к двум точкам зрения, которые можно приблизительно описать как “изнутри” и “снаружи”. Изнутри наше собственное сознание кажется нам очевидным и повсеместным: мы знаем, что множество явлений как вне нас, так и в нашем теле проходят для нас незамеченными, но ничто не может быть лучше, ближе известно нам, чем те явления, которые мы осознаем. Те явления, которые я осознаю, и то, как я их осознаю, в совокупности определяют, что такое быть мною. Никто другой не может до конца понять, на что это похоже — быть мною. Изнутри сознание кажется феноменом “все или ничего” — это внутренний свет, который либо включен, либо выключен. Мы допускаем, что по временам бываем сонными, или невнимательными, или спящими, а временами наше сознание бывает ненормально обостренным, — но когда мы сознательно воспринимаем мир, тот факт, что мы в сознании, не поддается градации. Видимое с этой точки зрения, сознание превращается в нечто, делящее вселенную на два разительно отличающиеся друг от друга типа вещей: те, что обладают сознанием, и те, что его лишены. Вещи, имеющие сознание, — субъекты, обладающие определенным взглядом на мир и определенным типом бытия. Быть кирпичом, или карманным калькулятором, или яблоком не похоже ни на что. Все эти предметы имеют внутренности, но не того сорта — у них нет внутренней жизни, нет точки зрения. В то же время, быть мною безусловно на что-то похоже (я знаю это изнутри), так же, как быть вами (вы мне об этом очень убедительно говорили). Скорее всего, на что-то похоже быть собакой или дельфином (если бы они могли нам об этом сказать!), и возможно, на что-то похоже быть пауком.

Другой разум

Когда мы рассматриваем других людей и другие существа, нам по необходимости приходится смотреть на них извне; при этом некоторые из их видимых черт указывают на то, что у них есть сознание. Живые существа реагируют на события в соответствии с их восприятием: они узнают предметы, избегают опасных ситуаций, учатся, строят планы на будущее и решают задачи. Они обладают интеллектом. С другой стороны, глядя на вещи таким образом, мы, возможно, выказываем свое предвзятое отношение к вопросу. Ведь когда мы говорим об их “восприятии” или “опасных ситуациях”, мы заранее предполагаем, что они обладают сознанием. Заметьте, что если бы мы описывали такими словами робота, многие бы возразили против такого явно полемического словоупотребления. Чем живые существа отличаются от роботов, реальных или воображаемых? Тем, что они биологически похожи на нас, а мы по определению обладаем сознанием. Разумеется, это сходство имеет градации, и вполне возможно, что наше интуитивное восприятие того, какой именно тип сходства важен, не заслуживает доверия. Дельфины похожи на рыб — поэтому мы менее склонны считать их разумными как мы; но в этом мы, безусловно, неправы. Даже если бы шимпанзе были глупы, как морские слизни, их выразительные, так похожие на наши, лица все равно несомненно способствовали бы нашему включению этих животных в привилегированное сообщество. Если бы мухи были размером с нас или в их жилах текла бы теплая кровь, мы бы с большей легкостью поверили, что когда мухе отрывают крылья, она чувствует боль (наш тип боли — остальные не считаются!). Что заставляет нас считать, что важны именно эти, а не другие соображения?

Ответ очевиден: “внешние” указатели кажутся нам более или менее надежными сигналами или симптомами присутствия того, что каждое сознательное существо чувствует изнутри. Но как можно это подтвердить? Это и есть знаменитая проблема “другого разума”. В нашем собственном случае нам кажется, что мы можем наблюдать прямое соответствие внутренней жизни видимому извне поведению. Но чтобы преодолеть наш солипсизм, мы должны уметь делать нечто, кажущееся невозможным: подтвердить совпадение внутреннего и внешнего в других. Их свидетельства на этот счет нам не годятся — ведь это всего-навсего дополнительные свидетельства совпадения внешнего со внешним, так как видимые способности к восприятию и разумному поведению обычно идут рука об руку с умением говорить и, в особенности, с умением предоставлять “интроспективные” отчеты. Если бы хитроумно запрограммированный робот мог рассказать нам о своей внутренней жизни (то есть, мог бы издать подходящие звуки в правильном контексте), были бы мы правы, включив его в “кружок привилегированных”? Может быть — но как мы могли бы быть уверены в том, что нас не одурачили? В этом случае нам необходимо знать, правда ли в этом роботе горит внутренний свет сознания — или же там внутри только тьма? По-видимому, на этот вопрос невозможно ответить. Возможно, мы допустили ошибку уже на этой стадии.

То, что в последних абзацах я употреблял слова “мы” и “наше”, а вы спокойно с этим соглашались, показывает, что мы не воспринимаем серьезно проблему нашего разума — по меньшей мере, в приложении к себе самим и человеческим существам, с которыми мы обычно себя ассоциируем. Заманчиво было бы заключить, что на вопрос о воображаемом роботе (или любом “проблематичном” существе) можно ответить при помощи прямого наблюдения. Некоторые исследователи думают, что когда у нас в распоряжении будут более полные теории организации мозга и его роли в контролировании поведения, мы сможем использовать их для различения между разумными и неразумными существами. Иными словами, они считают, что факты, получаемые нами “изнутри”, можно свести к фактам, которые другие люди могут наблюдать снаружи. Достаточное количество этих наблюдений с точностью укажет, обладает ли сознанием данное существо. Взгляните, например, как нейрофизиолог Е. Р. Джон недавно попытался определить сознание в объективных терминах:

…процесс, в ходе которого информация о множественных индивидуальных модальностях восприятия и ощущения сводится в единое многоплановое представление о состоянии системы и ее окружения и интегрируется с информацией о воспоминаниях и потребностях организма, порождая эмоциональные реакции и программы поведения, способствующие приспособлению организма к его окружению.

Задачей новой науки, занимающейся обработкой нейронной информации, является определение того, что этот гипотетический внутренний процесс происходит в определенном организме. Представьте себе, что эта, по-видимому, нелегкая, но эмпирически выполнимая задача решена по отношению к некому существу, и, таким образом, оно признано разумным. Если мы правильно поняли наш первоначальный план, то теперь нам больше не в чем сомневаться. Человек, все еще воздерживающийся от принятия этого решения, был бы похож на скептика, который, осмотрев работающий автомобильный мотор и получив детальные объяснения его механики, спросил бы: “Скажите, а это действительно двигатель внутреннего сгорания? Не могли ли мы ошибиться?”

Любое научное описание феномена сознания должно было совершить слегка доктринерский шаг, требуя, чтобы это явление рассматривалось как объективно доступное; тем не менее, можно усомниться в том, что когда этот шаг сделан, все таинственное останется позади. Прежде чем отбросить все сомнения, приписав их капризу романтиков, давайте взглянем на революцию, произошедшую недавно в истории науки о разуме, революцию, повлекшую за собой тревожные последствия.

Фрейдовы костыли

Джон Локк и многие последовавшие за ним мыслители считали, что основной определяющей разума является сознание — и в особенности, самосознание. Разум, по их мнению, был прозрачен сам для себя; ничто не могло укрыться от внутреннего взора. Чтобы понять, что происходит в собственном мозгу, человеку достаточно лишь “посмотреть”. Границы, очерченные подобной интроспекцией, считались подлинными границами разума. Понятие бессознательного либо не рассматривалось вообще, либо отметалось, как бессвязная, противоречивая чепуха. Например, Локк не знал, как разрешить следующую серьезную проблему: как могут воспоминания человека быть постоянно у него в мозгу, хотя они не всегда “присутствуют в сознании”. Влияние подобных взглядов было настолько велико, что, когда Фрейд впервые высказал предположение о существовании бессознательных мыслительных процессов, его идея была встречена почти единодушным отпором и непониманием. Утверждение о том, что могут существовать бессознательные верования и желания, бессознательное чувство ненависти и даже бессознательные планы самозащиты и мести, оскорбляло здравый смысл и казалось противоречивым. Но постепенно у Фрейда появились сторонники. Теоретики стали обдумывать эту “концептуальную невозможность” все серьезнее, как только заметили, что она позволяет им объяснить до сих пор необъяснимые случаи психопатологического поведения.

Новые взгляды поддерживались при помощи своеобразного “костыля” — смягченной версии кредо Локка, допускавшей, что все эти “бессознательные” мысли, желания и планы принадлежали другим личностям в психике человека. Так же, как я могу держать мои планы в секрете от вас, мое ид (термин, обозначающий подсознание) может скрывать свои планы от моего эго. Разделив субъекта на многих субъектов, можно было защитить аксиому о том, что любое ментальное состояние должно быть чьим-нибудь сознательным состоянием и объяснить недоступность некоторых из этих состояний для их “хозяина” тем, что у них есть другие внутренние “хозяева”. Этот ловкий ход был надежно замаскирован профессиональным жаргоном с тем, чтобы никто не задавал трудных вопросов, — например, как ощущает себя супер эго, сверх-я.

Наши рекомендации