Эта цивилизация ошибочна... 2 страница

— И выживают благодаря этому.

— Ну и еще благодаря мужеству, силе.

— Без смысла никакого мужества не хватит.

— Да. Я бы тоже в тех условиях заботился о Шамане.

— Конечно.

19.07.05

Ты слишком раздерган, на себя не похож, — сказал Шаман. — В получасе ходьбы к Забияке обвалило берег, и торчит кость мамонта. Сходи, не торопясь, у меня руки были заняты».
Через час с небольшим я вернулся с тонким коричневатым обломком бивня, чуть менее полуметра. Если бы Шаман не предупредил, я бы принял бивень за обыкновенную корягу. Непонятно, зачем было таскаться из-за трех—четырех килограммов? Пусть бы валялся, когда-нибудь подобрали по пути.

Возле кромки прибоя, на необычном месте Шаман развел невысокий костер, длиной около метра, шириной сантиметров тридцать.

— Это зачем?

— Лечить тебя, однако, будем.

— Так здоров я, однако.

— Говорю же, раздерган.

— И как лечить?

— Сначала в воду, чтобы смыть городские проблемы.

Температуру воды я иногда измеряю. Никогда даже летом она здесь не поднималась выше восьми градусов. Обычно ниже. Такая вода действительно помогает забыть о проблемах. Как только начинаешь в нее заходить. Впрочем, искупаться я все равно собирался, нагревшись при ходьбе. Купание летом: двадцать пять—тридцать взмахов от берега, двадцать два—двадцать шесть к берегу. К берегу всегда почему-то получается мощнее и быстрее.

— Что теперь?

— Перешагивай огонь десять раз.

— Зачем?
— Вреда же не будет.

— Нет, даже теплее.

— Ну и шагай.

19.07.05

Через костер нужно шагать с юга на север. Потом обойти по часовой стрелке и шагать снова. При этом к Огню нужно относиться с уважением, осторожно, но не бояться. Приговариваешь речетатив-обращение к Огню. Точный текст я не запомнил. Шаман говорит, что дело не в точности текста, а в том, чтобы внятно и с настроением передать суть.

Примерно так:

Сожги, съешь болезни и наветы,

Которые горят.

Отгони, погони те,

Которые не горят.

Мы вместе, едины.

Напоминает виденные в детстве фильмы про обряды племен, только без идолов.

После купания в ледяной воде и последующего шагания я действительно успокоился. Часть волновавших меня проблем решилась сама к моему возвращению в город, другие я решил довольно быстро.

Естественно, об этом необходимо было расспросить.

— Что дало шагание через огонь?

— Вода и огонь.

— Что «вода и огонь»?

— А что «курс». (Смеемся). Ты почистил то, что у вас называется аурой.

[Шаман ответил мне словами из анекдота, который я же ему рассказал: Петька и Василий Иванович в самолете.

— Петька, курс?

— Девяносто.
— Что «девяносто»?

— А что «курс»?]

— Как почистил?

— Холодная вода хорошо смывает полевых паразитов. А которые не боятся воды, выжигаются огнем.
— Так, может, лучше ходить по углям,- как при некоторых обрядах.

— К этому нужно специально готовиться. Иначе обожжешься.


03.01.99

Под порожком хижины Шамана я сделал небольшую похожую на нору наклонную дырку, выходящую под крыльцо. По утрам закладывал ее длинным камнем, названным Затычкой, перед сном открывал. На всякий случай. Слишком многие отравились во сне угарным газом. Если печка ночью начнет чадить, большую часть угарного газа, который тяжелее воздуха, должно вытянуть. Правда, на полу ночью холодновато.

Шаман посмеивался и без меня дырку не открывал. Но мне так спалось спокойнее. Собравшись вздремнуть, я подкинул в печку дров и вытащил Затычку. Уже засыпал под мирное потрескивание дров, когда висящий в специальной нише на стене Бубен вдруг низко загудел. Я сел и уставился на Бубен. Гудение было отчетливым и ровным. Казалось, что Бубен о чем-то предупреждал. Что-то я неправильно делаю? Или что-то с Шаманом? Не придет к утру, пойду искать.
Тревожно, не спится. Прибрался, написал план статьи, читал. Бубен продолжал гудеть. Стал читать свои доморощенные мантры. Тексты не важны, важен смысл и настрой. Бубен как бы прислушивался, стихал. Но едва я прекращал произнесение мантр; гудение возобновлялось. Вскоре я привык и занялся своими делами.

В сумерках пришел, наконец, Шаман. Не раздеваясь и не задавая вопросов, он подошел к Бубну, снял его со стены. Гудение прекратилось. Минут пятнадцать Шаман постукивал пальцами по Бубну, извлекая звуки, похожие на гудение. Внимательно прислушивался. Затем повесил Бубен на место. Бубен молчал.

— Что это было?

— Дух Огня передал сообщение.

— А не Дух Воды?

— Не ерничай. Не у всех Духов есть чувство юмора.

— Да я не хотел никого обидеть.

— Это не обида, скорее выражение отношения.

— К Чему? Какого?

— Что ты делал перед этим?

— О, о-очень важное дело — лег спать.

— Вынул Затычку?

— Да.

— Это ш насмешка, и большая честь для тебя.

— Насмешка над боязнью угореть?

— Да
— А в чем же честь?

— С тобой начинают общаться.

— Что мне теперь делать?

— Как и со Льдом. Веди себя как обычно. Но будь теперь корректнее и предупредительнее с Огнем. И в мыслях тоже.


03.01.99

Несомненно, Шаман — не атеист. Но и не придерживается никакой из мировых религий. К Духам народов Севера относится уважительно, но не более. Может быть, у него своя концепция?

—У тебя есть религиозные убеждения.

— В целом — есть.

— Какие?
— Я же — шаман. (Смеется).

— Ты общался с продвинутыми представителями культов, знаком с каноническими текстами?

— Да.

— Почему же тебя интересует примитивный шаманизм?

— Шаманизм—самая древняя форма религиозности. Даже официально — более шестидесяти тысяч лет. При кажущемся примитивизме шаманизм более интегрален, чем современные дифференцированные религии.

— Почему ты так уверен в этом?

— Большинство религиозных учений, развивая одни аспекты, утеряло другие.

— Но была ли в столь древнем шаманизме духовность?

— Если бы высшие силы не стремились себя проявить с древних времен, сегодня не было бы развитой духовной жизни.

— А в чем видишь ограниченность учений?

— В гордыне.

— Как это?

— Когда учение объявляет только себя абсолютно истинным, а все другое — ложными, оно впадает в гордыню.

— Но во многих развитых конфессиях есть высокообразованные и высокодуховные люди. Они мыслят и чувствуют не интегрально?

— На высоких ступенях в любой религии человек начинает быть целостным и понимать ограниченность частного.

— Почему же они об этом не заявляют?

— Кого не слышат, кого не хотят слышать, кто считает, что не поймут, кто боится...

ШАМАН В ГОРОДЕ

28.09.04

Жизнь общества Шаман описывает очень своеобразно. Например, он говорит, что с 2000 по 2004 жил в «темной полосе». Термин, насколько я понял, характеризует какой-то глобальный переменный процесс (темные и светлые полосы) в жизни общества.


— Почему «темная полоса»?
— Приходя в город через много лет, попадаю в светлую или темную полосы.
— Связано с уровнем жизни, порядка?
— С доминированием темных или светлых групп людей.
— Ну, отличить темные от светлых иногда очень трудно.
— Почему так думаешь?
— Нет критерия. Ни одежда, ни должности, ни уровень разговоров помочь не могут.
— Часто люди не замечают различий из-за их простоты.
— Есть простой критерий?
— Посмотри на наиболее успешных и пойми, почему считаются успешными.
— В разных группах разные критерии успешности.
— Есть общий один.
— Какой?
— Устремление к духовности или к свинье.
— Как это «к свинье»?
— При устремлении к свинье успешными считается те, кто комфортнее живет, слаще жрет и трахается.
— Да, даже и во многих властных структурах так.
— Но даже самым крутым не угнаться за хряком среди свинок в теплом хлеву.
—• А почему «устремление»?
— За «победы» в жизненной гонке положен приз — достижение идеала в следующей.. Индийцы называют это кармическим перевоплощением. Такие «победители» вновь родятся свиньями.
— Они же не хотят свиньями.
— Человек реально хочет не то, что он об этом думает, а то, что проявляется в его делах и поступках. По делам и по жизни его.
— А сейчас какая полоса?
— Светает.

08.11.97

В вопросах Шамана о Москве, Санкт-Петербурге, Риге и других городах чувствуется наличие своеобразной системы. Например, рассказы о проверке документов в Москве он слушал, зевая, а о магнитных картах долго расспрашивал и был недоволен неполнотой ответов; вопрос о ценах он считал несущественным, а то, что в метро стало меньше красивых женщин, — очень существенным. Мою версию о том, что красивые женщины пересели в автомобили, он одобрил, а версию о конкуренции как основе ценообразования — высмеял. Его высокий уровень социальной компетентности при отшельническом образе жизни удивлял меня.


— У тебя есть паспорт?
— Спрятан возле города.
— Откуда?
— Море и горы дают все. Когда я нашел этот паспорт, его владельцу уже нельзя было помочь.
— А настоящий?
— Настоящие документы давно истлели.
— Ты где-то прописан?
— Зарегистрирован.
— Как это делаешь?
— В следующий раз ты немного поможешь мне и узнаешь.
— Как можешь знать, не бывая в городе?
— Знаю города также хорошо, как море или горы.
— Откуда?
— Я прожил в городах много дольше тебя и еще собираюсь жить в них.
— Как давно начал так жить?
— Сослали меня в Якутию еще как правого эсера. Я сразу ушел на Восток, к океану.
— Сам?
— Договорился с Фогельманом1 для работы в его группе.
— Но и здесь люди жили: Охотск, Ола, Гижига, Марково...
— И здесь достали. В двадцатых я имел бартер с японскими компаниями.
— Здесь были тогда японские компании?
— Пытались торговать и работать.
— Не помнишь какие?
Инженер, золотопромышленник.

— Чите-Шока, помню. Потом по именам владельцев шхун помню — Танака, Юзара, Кумакици. Смотри-ка, забыл некоторых.

— При Сталине тебе это, конечно, припомнили?

— При Дадьстрое, вылечил одного старого несчастного особиста. Он сказал, что грозит за этот бартер.

— Что он сказал?

— Что на «Генри Ривере» везут «мое дело» с приговором.

— Он был прав?

— Компаньоны, которые не решились уйти, умерли в лагерях.

— Может они, действительно могли сообщить японцам что-либо стратегически важное?
— Конечно. Здесь была целая рота медведей и дивизия зайцев.
— Как ты ушел?
— На юг, потом на запад по Охотскому тракту. Советские им уже мало пользовались. В Олекминске купил документы.
— Что ты брал у японцев?
— Все. Даже купил жену.
— Японскую?
— Тогда это было обычно.
— Именно купил?
— Я попросил, и через год мне привезли девушку.
— Много привозили японских девушек?
— В восемнадцатом—девятнадцатом веках японцы, китайцы, корейцы, американцы постоянно кого-нибудь привозили и увозили.
— А русские?
— Русских, конечно, было больше. Они с пятнадцатого века приходили по суше всем отрядом или караваном, а не единицы, как с кораблей.
— Что стало с той японской девушкой?

— На следующий год отправил домой. Им очень плохо здесь зимой.
— У вас был ребенок?
— Нет. Быстро понял, что придется отправить. Боялся, что зиму не переживет.

09.11.97

Собираюсь в город. Нужно сделать крюк от землянки Шамана к моему домику, забрать паспорт и в нем деньги на дорогу. Из леса иногда выходишь в таком виде, что могут и спросить документы. Шофера на этом участке трассы рассказывают друг другу обо мне всякие мифы: "На тысячу километров ни одного поселка, и мужик пеший на дороге голосует"... И выдумки всякие. Это неплохо. Предупреждены, не боятся, подсаживают. Со своей стороны, стараюсь поддерживать хорошие отношения: когда проставлюсь, когда с мелким ремонтом договорюсь и заплачу...Здесь важны не деньги, важно, что человек стремится быть благодарным.

Все же досадую немного, что не взял паспорт, когда пошел к Шаману. О паспорте на побережье не думаешь, как о вещи из другой жизни. Вспомнил вчерашний разговор с Шаманом.


— Ты захоронил труп, у которого взял паспорт?
— С понятием. И крест поставил. Хотя не вижу в этом смысла.
— Зачем тогда?
— На нем крестик. Возможно, верующий.
— Не понимаю. Ему уже было все равно, для тебя бессмысленно. Зачем?
— Ему — не все равно. Для него есть смысл.
— Но он же был мертв, когда ты его нашел.
— Тело мертво, но при чем здесь смысл?
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, и я решил изменить вопрос.
— Зачем тебе его смысл? Ты поступил социально?
— Нет. Просто выполнил договор.
— Какой еще договор?
— Я взял у него паспорт и похоронил его так, как ему бы хотелось.
— Я что-то не понял в сути договора?
— Другими словами: отдал несколько своих действий его смыслу. В благодарность за паспорт. Это просто кратковременное сотрудничество.
— Может быть, нужно было сообщить родне.
— Кто я такой, чтобы отнимать у людей надежду.

12.06.05

В такие яркие дни море синее-синее. Гораздо синее южных морей. Холодно, и не разводится столько всяких микроорганизмов. Чистое преломление света. Тот, кто привыкает к чистым цветам, звукам и энергиям, в городе начинает нестерпимо скучать по ним. Человека тянет на побережье, в горы, в тундру, хотя он не всегда осознает — почему. Я привык, и мне трудно без моих регулярных переходов. Шаман привык, конечно, еще больше, но легко прожил, не выезжая, три года в городе.


— Как начинаешь приспособление к городу?
— Сначала как все — ищу временное жилье.
— А не как все?
—Смотрю ночью небо над освещенной площадью или улицей.
— Что там?
— На грани электрического света и тьмы можно иногда заметить трепетание энергетических существ.
— Это кто?
— Еще нет названия на языке людей, но они определяют энергетику города, его ритм.
— Появляются по вечерам?
— Есть всегда, но так их легче заметить.
— Что делаешь с ними?
— Наблюдая их, воспринимаю ритм и гармоники города.
— А взаимодействовать можно?
— Они живые и осознают себя, но практика взаимодействия тебе пока не нужна.
— Почему?
— Ты боишься и будешь напрягаться — воспримут тебя враждебно.
— Люди знают про них?
— Многие горожане чувствуют.
— Как'?
— Иногда вечером, ночью или рано утром видят улицы особенно прекрасными или особенно жестокими.
— Да, и со мной бывало.
— В это время люди видят на грани света и тьмы энергетические существа города.
— Почему же не осознают?
— Вместе с осознанием приходит тревога. Существа [раздражаются] и удаляются. Для человека это как будто «вдруг» пропала красота или смысл.
— Так они разные?
— Естественно.


26.09.04

Встретились с Шаманом в Москве в огромном стекло-бетонно-пластиковом здании, напоминавшем Пентагон. Он приехал по своим делам. Говорили на ходу. Между прочим, Шаман сказал, что впервые здесь и пару раз спрашивал встречных о расположении нужных офисов в здании. Минуты через три я полностью потерял ориентировку среди многочисленных запутанных коридоров, переходов, спусков и подъемов и просто ходил за Шаманом. Он же, наоборот, стал прекрасно ориентироваться, и уже к нему стали обращаться за помощью встречные, ищущие входы, выходы или лифты. После очередной четкой инструкции Шамана, объяснившего женщине: «Направо до конца, там прямо по единственному коридору и в торце вниз», я поинтересовался.


— Так ты уже бывал здесь?
— Сказал же, нет.
— А как ориентируешься?
— В Москве, в общем, легче, чем на побережье. Особенно, если там густой туман.
— Но конкретно в этом здании.
— Здесь много дел. Поэтому я сначала объехал здание, запомнил деревья, щиты, другие дома. Теперь достаточно взглянуть в окно, чтобы понять, где мы находимся.
— Долго, непривычно.
— Первый раз долго. Через несколько раз — мгновенно.
— Есть еще признаки, закономерности?
— Конечно. Как и у местности.
— Какие?
— Между хребтами всегда речка или ручей, внизу растительность гуще, чаще лиственные...
— Нет, признаки зданий.
— Лифты привязаны к опорным линиям, в торцах фрагментов всегда лестницы, туалеты, как правило, у входов и у запасных лестниц, если коридор перекрыт, то на этаж выше или ниже почти всегда переход. Это уже пожарники требуют. Поброди полдня по незнакомым московским зданиям и вокруг, увидишь кучу признаков. На всю жизнь научишься.

02.05.98

За годы жизни на Колыме и Чукотке Шаман повидал очень многое. Думаю, что он был бы бесценной находкой для историков региона, если бы согласился сотрудничать. Сам Шаман исторические факты считает несущественными, но, почти как закоренелый гегельянец, очень большое значение придает практикам. Можно было бы назвать его и марксистом, если бы он не был еще более внесоциален. Шаман знает очень много уже ушедших в прошлое способов деятельности, и иногда, если мне удается задать вопросы, рассказывает о них.


— Черпнул лотком, а дальше?
— Он качает лоток круговыми движениями, и вода смывает легкие фракции.
— Но это -— песок. А как они извлекают чистое золото?
— Катают ртуть.
— А из ртути?
— Испаряют ртуть.
— Как испаряют?
— Костер и сковородка.
— Это же ужасно вредно!
— Всем, кто связался с золотом, конец.
— Почему? Есть же благополучные и защищенные золотопромышленники.
— Ты помнишь, как называется золото в таблице Менделеева?
— Aurum?
— Да, латинское название звучит близко к названиям в древнеиндийских языках. Золото влияет на ауру человека. Остальное — следствия измененной ауры.
— Человек может иметь прибыль, например, акционер, но не иметь дела непосредственно с золотом.
— Достаточно того, что он притягивает мысленный образ.
— В этих местах есть золото?
— Нет. Тут было, наверное, пять или шесть партий геологов.
— Какие?
— Не со всеми общался. Про Фогельмана уже говорил. Они мне рассказывали про экспедицию Богдановича. Потом американцы Смита шустрили, англичане и китайцы Ива, люди Танаки, но недолго, не были готовы к местным условиям.
— Это после Фогельмана?
— Да.
— То есть уже при Советской власти?
— Тогда еще власти не могли контролировать эти края.
— А советские?
— От Обручева были люди, потом очень большая экспедиция Дальстроя.
— И никто ничего?
— Здесь бы не было так тихо.
— А ты мыл золото?
— Нет. Золото нужно тому, кто хочет жить в городе. Не само по себе.
— Что значит "не само по себе"?
— В городах нужно не золото, а его символы — деньги. Умнее охотиться за символами.
— Где ты возьмешь деньги, когда пойдешь в город?
— Ты займешь мне на месяц жизни?
— Да.
— В городах ничего существенно не меняется, кроме узоров на деньгах. За месяц я найду доходное дело.
— Знаешь, ты давно не был в городах. Сегодня миллионы неглупых современных людей ищут доходное дело. Жесткая конкуренция, и у них ничего не получается.
— Говорю тебе: в городах ничего не меняется. Твои миллионы только хотят, но ничего не делают, или с большей-меньшей активностью функционируют в уже сложившейся системе. Любой неглупый человек, который будет что-то делать, будет иметь доход.

17.06.05

Рассматриваю в бинокль склон горы, на котором поселился медведь. Следы выходят оттуда и уходят туда. Вроде бы обычный склон, но кусты кажутся дремучей, мрачнее. Первый раз, когда наткнулся на медвежий помет, подумал: «Странно, откуда здесь лошадь?». И продолжал идти, беззаботно насвистывая. Лишь минут через двадцать «вдруг» дошло, что это вовсе не лошадь. И мир сразу изменился.

В 2002—2004 гг. Якутии и в Хабаровском крае сильно горели леса. И медведи, соответственно, с запада и с юга пришли к нам. Этот из беженцев. «Сами мы не местные, жить негде»
все такое. Я его ни разу не видел, хотя не раз слышал. Когда медведь наестся ягоды, у него в животе громко бурчит, будто свинья в кустах хрюкает. Но свиней и лошадей здесь нет, ни диких, ни домашних. Он, понятно, видел меня не раз. Медведь меня, как говорят студенты, «напрягает». И в прямом смысле — идешь такой напряженный, что потом шея болит. И в переносном — «ломает кайф» от ходьбы по лесу. Не хотелось бы его убивать, но желательно прогнать из этих мест. Шаман хохочет над моими проблемами с мишкой. Он-то с ними только что не целуется.


— Как ты обезопасил себя?
— Тебе не поможет. Не расслабляйся. Носи свисток, фальш-вейер, а лучше — ружье.
— Но ружье «трахает». Особенно если рюкзак тяжелый.
— Лучше ружье... (Смеется).
— Хоть расскажи, к чему стремиться.
— Опасно. Впадешь в иллюзию, что сам можешь...
— Обещаю «нюх не терять». Буду с ружжом.
— Я понимаю, как себя вести с мишкой.
— Объяснишь?
— Это не объяснишь. В каждом конкретном случае по-разному. Я понимаю больше тебя в устройстве мира. И, как частное следствие, в «устройстве» медведя.
— Знаешь, в университете меня учили, что медведь — «объективная реальность, независимая от нашего сознания».
— Я сдавал философию в мединституте. Она правильно учит, но не дотягивает.
— В чем?
— Там основная категория «отражение»? Но «отражается» в моем сознании далеко не все, а только то, что мне соответствует. И то не сразу?
— Как это «не сразу»?
— Взрослый, видит, слышит и понимает больше ребенка, хотя глаза и уши у него могут быть хуже. Просто он больше развился.
— То есть я могу в мире замечать и понимать только настолько, насколько я развился?
— Да.
— Можно примеры?
— Я могу разговаривать с деревьями и животными, а ты — нет.
— Ты знаешь их язык.
— Дело не совсем в языке. Если ты разовьешься больше, то увидишь в деревьях и животных много нового. Это позволит тебе понимать, как с ними общаться. А пока никакой язык тебе не поможет.
— То есть я не не умею, а не понимаю, не вижу как?
— Именно.
— Что мешает философам это понять?
— Глупым мешают слова: «объект», «объективная реальность» и им подобные.
— Чем?
— Они думают, что предметы такие и есть, как они их видят. И, конечно, тогда понимать им больше нечего.
— А умным что мешает? Есть же поумнее?
— Нет практики. Очень умный человек может вдруг понять, как общаться с деревьями, с облаками или льдами. Но если он это ни разу не практикует, то или забудет, или сам же будет считать это фантазией.
— Откуда ты это узнал?
— Я сам философ. (Хохочем).

ЭТА ЦИВИЛИЗАЦИЯ ОШИБОЧНА...

01.01.05

Новый лед прирастает к кромке старого, поэтому возле кромки температура морской воды ниже нуля. Соленая вода замерзает при температуре ниже нуля. В Охотском море почти весь верхний слой зимой имеет минусовую температуру. Лежу на хрупкой кромке и смотрю в холодную прозрачную воду. Имея туристический коврик, можно пролежать довольно долго.

Кажется, что в серых, веками обкатанных волной и обточенных льдами камнях никто не живет. В зависимости от размера камни напоминают китов, моржей, нерп, лежащих на дне.
Замечаю стайку рачков или очень маленьких креветок. Они деловиты и активны. Как бы прыгают в толще воды, отталкиваясь от льда. Только не вверх, а вниз или в сторону. Понимаю, что жизнедеятельность креветочек протекает как раз в самом холодном слое воды. Настроив свой Nikon, делаю несколько фотографий, «мувик» и, довольный, отправляюсь к Шаману.

— Теперь-то докажу биологам, что могут жить нетеплокровные организмы при ниже нуля.
— Будет то же, что и с твоим «снежным пауком».
— Тогда не поверили, а сейчас есть фото и «мувик».
— Некоторые поверили. И многие знают о планктоне и рачках, живущих у кромки льда. Но общая точка зрения изменена не будет.
— Да, наверное... Почему ученые стали так часто игнорировать очевидные факты?
— Не только ученые. Все общество. Это называется «политкорректность». Важна не правда, а согласие и уважение к любым чужим суждениям. А уж опровергать общепринятое — совсем дурной тон.
— Почему такое явление?
— Система борется за выживание и не приемлет противоречащего.
— Какая система?
— Западная демократия.
— Ей-то чем грозит правда? Она на этом стоит.

— Стоит не на правде, а на рынке. А правда в том, что она не может ограничить рынок.
— И что плохого?
— Заметил, что климат меняется?
— Да.
— Не ограничив рынок, невозможно ограничить выбросы в атмосферу. Этим Запад погубит все живое.
— То есть человечеству нужна для выживания другая система?
Шаман не ответил на риторический вопрос и занялся печкой.
— Но, может, люди сумеют договориться об ограничении производств?
— Скорей бы, а то поздно... И это будет уже не рыночная и не демократия.

07.11.98

Иногда Шаман пользуется необычными предметами. Например, деревянным прямоугольным блюдом, иглой из бивня мамонта, луком из китового уса или наконечниками стрел из обсидиана. Однажды он при мне изготовил, точно обкалывая кусок льда, ледяной нож и заколол им же сделанную из снега, земли и веток тварь (зверя с рыбьим хвостом). Шаман утверждал, что такая полевая тварь привязалась к нему на полосе отлива, и он хочет наказать и отогнать ее, но не убить. Тогда еще я скептически относился к его разговорам о полевых животных, но мой скептицизм поубавился уже через несколько часов, когда мы вновь подошли к чучелу. Стояла морозная безветренная погода. Пока нас не было, чучело изогнулось, а ледяной нож наполовину вылез из него. Шаман вынул ледяной нож и разбил его, затем тщательно разрушил чучело.

На мои расспросы он ответил, что берет иногда предметы на стоянках древних людей и там же узнает способы деятельности. Он знает тысячи таких стоянок и является мастером множества древних ремесел. Например, изготовленная им из глины и песка посуда звенит куда лучше импортных фарфоров. Археолог повесился бы рядом с ним.

— Как можно найти эти стоянки?

— Они везде, где есть вода, охотничьи угодья или пастбища. Где еще, по-твоему, должны были жить люди тысячи лет? Со временем ты просто чувствуешь их.
— Есть материальные признаки?
— В пригодных для жилья пещерах, гротах на берегах жили обязательно. Бугры с провалом и торчащими костями кита бывают на месте землянок.
— Насколько они древние?
— Две-три с половиной тысячи лет.
— А древнее?
— После оледенения люди старались селиться в местах, защищенных от зимнего северо-западного ветра, на берегах нерестовых рек или у переправ оленей, на побережьях, повыше, где не доставали бы половодье или шторм. Это речные или морские террасы.
— Столько признаков. Наверное, таких мест немного?
— Не часто встречаются. Но если встретишь место с такой совокупностью признаков, древние там жили наверняка.
— Как давно?
— Пять-семь тысяч лет.
— А еще древнее?
— Люди здесь жили, в понятии человека, всегда. То есть, сколько есть люди, столько они здесь и жили.
— Почему же сегодня это под вопросом?
— Раньше не нужны были уголь, нефть или другие энергоносители. Сегодня люди тратят на это большую часть заработка и мерзнут.
— Что же делать?
— Эта цивилизация ошибочна в том, что везде стремится создать одинаковые условия. Такой способ проигрышен, так как требует постоянного притока энергии. Скоро варвары будут изучать способы жить в тех условиях, которые есть.
— Кто это — варвары?
— Варвары — люди со столь низким уровнем культуры, что без своих приспособлений они не проживут в тундре и суток.
— А развитые цивилизации здесь были?

— Да.
— Почему же нет следов?
— Они на дне моря и на некоторых северных островах. Скоро найдут.
— Что за следы?
— Сейчас на больших глубинах могли сохраниться только остатки огромных сооружений. Например, аэродромов, туннелей, каналов. Рядом найдут и остальное.
— Как скоро?
— Еще при жизни твоего поколения.

Не могу не привести здесь фразу, случайно брошенную молодым эвелном в обыденном разговоре о ценах: "Ну, в тундре, конечно, с голоду не умрешь".


07.01.99

С точки зрения Шамана, эвелны являются более культурными людьми, чем мы. Я попытался получить более подробные пояснения.

— Наша цивилизация прошла те же стадии, что и эвелны, только раньше, однако. Почему считаешь их цивилизацию лучше?
— (Шаман улыбнулся моей стилизации под речь эвелнов).Они развивались в более трудных условиях, у них сильнее общинная мотивация.
— Русские тоже дольше других жили общинами. Какое в этом преимущество?
— У русских тоже общинное настроение было сильнее, чем у западных. Сейчас они проходят критическую точку поворота, однако. (Шаман опять улыбнулся).
— Что за поворот?
— На свободу личности.
— Так это прогрессивно.
— До определенных пределов. Пока, однако, индивид считается с интересами вида.

07.01.99

Логика Шамана показалась мне убийственно точной. Сказать нечего. Еще хуже то, что Шаману было настолько легко ответить мне, что его больше занимало в диалоге слово «однако», чем содержание. Взяв поролоновый коврик, я отправился на скамейку Шамана, попытаться увидеть волны льда. Прилив вспучил многометровые льдины, и через образовавшуюся трещину на лед вылезла толстая нерпа. Полчаса я наблюдал за самодовольным животным, которое не знает ничего про интересы своего вида, но каким-то образом их поддерживает. Мысль о слабом месте в рассуждениях Шамана пришла вместе с холодом, окончательно пробравшимся под куртку.


— Человек — не только биологический индивид.
— Когда «совсем свободная личность» перестает жить для общества, общество разрушается.
— Как это проявляется?
— Например, техногенными катастрофами.
— Не вижу связи.
— Чтобы управлять сложными и масштабными техническими системами, например самолетом или энергостанцией, нужно на время полностью забыть о себе, посвятить себя служению другим через взаимодействие с системой. Современный человек, личность которого направлена на «самоактуализацию себя;), не может этого. У него нет ни ценности, ни дисциплины самоотречения.

Наши рекомендации