A. Portmann. Die Bedeutung der Bilder in der lebendigen Energiewand­lung. €

подобная констатация вызовет улыбку у тех, кто руковод­ствуется только разумом.

Во втором сне обычная форма линзы заменена более ред­кой формой сигары, которая, судя по всему, может быть ассоциируема с формой дирижабля. Если в первом сне фрейдистский психоаналитический подход для объяснения формы капли прибег бы к женскому «символу» — матке, то во втором сне поиск сексуальных аналогий сразу же приводит на ум форму фаллоса. Архаическим, фоновым слоям психики, так же, как и первобытным языкам, свой­ственно использовать особые репрезентативные, привыч­ные, подсказанные инстинктом формы для выражения то­го, что является предметом смутных предчувствий и под­дается уяснению не в полной мере. Вот почему Фрейд имел определенные основания утверждать, что любые округлые и полые формы обозначают женское начало, а любые про­долговатые формы — мужское начало; примеров можно привести множество, вплоть до замочной скважины и клю­ча или плиток черепицы, одни из которых — вогнутые — кладутся снизу, а другие — выпуклые — сверху (на не­мецком строительном жаргоне первые называются «мо­нашками», а вторые — «монахами»). Естественный инте­рес человека к сексуальности и тяга к образным и юмори­стическим сближениям побуждают придумывать все новые и новые аналогии подобного рода.

Впрочем, сходные механизмы запускаются не только сексуальным влечением, но и такими инстинктами, как го­лод и жажда. На мифологическом уровне часто можно кон­статировать наличие сексуальных отношений в среде богов или между богами и людьми; но достаточно часто обнару­живается также, что боги могут быть съедены или выпиты. Этот образный перенос в плоскость еды и питья содержит в себе нечто столь притягательное, что распространяется даже на сексуальную сферу. К примеру, любимой девушке говорят: «я бы тебя съел». Язык полон метафор, выража­ющих динамику инстинкта посредством образов, заимст­вованных из сферы другого инстинкта, так что невозможно заключить, что именно служит исходным началом, глав­ным первоисточником: «любовь», «голод», или «воля к вла­сти». По-настоящему важно лишь то, что любая ситуация высвечивает в человеческом существе инстинкт, который наиболее точно ей соответствует; будучи жизненной необ­ходимостью, инстинкт оказывает решающее воздействие на выбор и интерпретацию выражающего его символа.

В рассматриваемом сне обнаруживается несомненная аналогия с фаллосом; в соответствии со значением этого в высшей степени архаического символа отмеченная анало­гия придает видению НЛО характер, заставляющий вспом­нить понятия «плодородие» и «воспроизводство», а также — в наиболее широком смысле — «введение», «внедрение» (данный смысл содержится и в прозвище Диониса — «Эн­колпий»¹). «Внедрение» бога или «зачатие» богом ощуща­лось и аллегорически выражалось в виде полового акта. Но было бы грубой ошибкой из-за простой метафоры усмат­ривать в подлинном религиозном переживании не более чем вытесненную сексуальную фантазию. «Внедряющееся тело» часто выражается также в форме меча, копья или стрелы.

Угрожающий вид тарелки не пугает рассказчицу даже в тот момент, когда она замечает, что летательный аппарат избрал ее в качестве мишени. При новой, непосредствен­ной встрече первоначальный шарообразный или чечевице­образный облик летающих объектов появляется вновь — как круглый глаз. Эта конфигурация соответствует тради­ционному «глазу Бога», который, будучи «всевидящим» (panskopos), исследует человеческое сердце, безжалостно снимает все покровы с души. В образе «круглого глаза» от­ражается понимание, интроспективное проникновение, интуитивное знание каждого о действительной целостно­сти его собственного существа.

Глаз оказывается наполовину синим, наполовину белым. Это — цвета неба: прозрачная голубизна и накладываю­щийся на нее белый цвет облаков. Но и душа в ее целост­ности, то есть Самость, представляет собой соединение противоположных элементов. Самости не существует без интеграции того, что в человеке является его тенью²; у