Когда пришло назначенное время, мне позвонили по телефону.

— В то же время, на том же месте, — услышала я в трубке.

— Поняла, — ответила я срывающимся голосом. Неужели этот кошмар скоро закончится? Я не могла усидеть на месте, отправилась к матери на кухню. Подойдя к столу, на котором она резала овощи, я обняла ее за талию.

— Ты такая счастливая, почему? — спросила она.

— Просто предчувствие, что скоро случится что-то хорошее, мама, — загадочно ответила я.

Лучше было уйти в свою комнату, чтобы избежать ненужных вопросов. Поднимаясь по лестнице, я представляла сцену нашего будущего освобождения: несколько человек в масках окружили и наставили оружие на человека, который умоляет пощадить его. Эта картинка на миг придала мне сил. Мне стало весело. Одна только мысль о мести наполняла меня такой радостью, как колыбельная песня, которую мне пели в детстве. О боже, я сама превращалась в садистку.

Судьба переменчива, папочка, очень переменчива…

Софиан пришел на встречу. Он пребывал в приподнятом настроении, на лице сверкала улыбка.

— Тебе надо указать место и время, где его можно будет найти. Нашу с ним встречу он запомнит на всю жизнь.

— Запомнит? Я не ослышалась? Ты сказал, запомнит? Разве его не убьют?

— Нет, Нора. Они отказываются совершать убийство. Хорошей трепки ему будет вполне достаточно.

Теряя самообладание от возмущения, я перебила его:

— Но ты ничего не понял. Если он останется жить, эта трепка ни к чему не приведет. Наоборот, будет только хуже. Он догадается, что я в этом замешана. Я не знаю, что он сделает со мной или с матерью. А ты спрашивал у них об оружии для меня?

— Нет, Нора. Тебе лучше забыть об этом.

Злость уступила место отчаянию. Я расплакалась, как ребенок. Мои планы рухнули, как карточный домик. Софиан старался меня успокоить, говорил, что лучше забыть о мести, но я его не слушала. Я не могла смотреть ему в глаза. Домой я вернулась, еле волоча ноги, обескураженная и полностью сбитая с толку.

Опять терпеть. Как долго? Это никогда не закончится…

Противостояние

Вскоре в доме разразилась настоящая буря, сея кошмары и разрушение. Ничего ее не предвещало. Как обычно, перед бурей стояло затишье. Вечером я сидела в своей комнате в темноте. Я так часто поступала, когда хотела побыть одна. Мелисса пошла в гости к подруге, а родители находились где-то в доме. На душе было неспокойно, меня терзали нехорошие предчувствия. Странная, необычная тишина, царившая в доме, заставляла держать ухо востро, быть готовой отреагировать на первый же сигнал, шум или, наоборот, тишину, если я увижу в ней опасность для матери. Раньше, случалось, я выбегала из своей комнаты по несколько раз и тут же возвращалась — тревога была ложной. Мне казалось, что за каждой дверью мать зовет меня на помощь, и воображала самое худшее. Тот вечер не был исключением. Услышав шум, я выбежала из комнаты, но, как оказалось, на этот раз не зря!

Отец душил мать подушкой. Она отбивалась, дергая ногами, но ничего не могла сделать. Я крикнула, чтобы он остановился, но это не подействовало. Его руки не отпускали мать. Необходимо было найти решение, причем быстро, поскольку мать уже почти не двигалась. Ей действительно угрожала опасность. Не осознавая, что делаю, я побежала в кухню и схватила большой, хорошо отточенный нож. Не раздумывая, я бросилась на отца.

— Оставь ее или я убью тебя! — решительно крикнула я.

Занеся нож, я приготовилась всадить его ему в спину, когда он обернулся и схватил меня за запястье. Его взгляд был мрачным и полным ненависти. Он посмотрел на мать и проговорил:

— Я не могу больше контролировать ни тебя, ни твоих дочерей. Вы порождение сатаны, и закон велит мне бросить тебя, женщина. Но сначала я должен очиститься от скверны! Все эти годы ты заставляла меня верить в то, что я якобы прихожусь отцом твоим двум ублюдкам. Твои слова лживы. Я снимаю с себя всякую ответственность за них и отрекаюсь от тебя три раза. Я отрекаюсь от тебя, отрекаюсь от тебя, отрекаюсь от тебя!

В мусульманских странах, когда муж хочет избавиться от жены, ему стоит лишь три раза произнести «отрекаюсь». Словно магическое заклинание, которое разлучает семейные пары. Само собой это заклинание существует исключительно для мужчин. Женщина-мусульманка не имеет права инициировать развод.

— А если хочешь получить официальный развод, твои родители должны выплатить мне кругленькую сумму за те годы, которые я потратил на тебя.

Он схватил большой рюкзак и стал сбрасывать в него все ценное, что попадалось под руку: драгоценности, деньги и одежду. Перед тем как уйти, повернулся ко мне.

— Что касается тебя и сестры, знайте, вы мне больше не дочери, вы — незаконнорожденные, байстрючки.

— А что касается меня, то можешь поверить: я рада, что ты мне больше не отец. Уверена, что и Мелисса думает то же самое, — гордо ответила я ему.

Я плакала и тряслась от гнева, я была готова взорваться. Наконец он ушел. Я не могла поверить, что столь долгожданный с раннего детства момент наконец настал. Какое счастье! Неужели я избавилась от этих отвратительных рук, которые переворачивали мне душу, когда забирались под юбку, от этого запаха, который распространялся вокруг него? От этого постоянно преследующего меня стыда? Прощай… Теперь я могла стереть это из своей жизни и попытаться начать все с чистого листа. Начать жить без него.

* * *

Увы! Надо совершенно не знать Алжир, чтобы поверить, что уход отца мог позволить нам зажить нормально! На самом деле нормально мы жили только с неделю, в течение которой жители квартала узнавали об уходе отца. Эти слухи окончательно испортили нашу жизнь. По кварталу поползли сплетни о том, что моя мать оказалась недостойной женщиной, не сумевшей сохранить верность, чем дала повод мужу отречься от нее. Даже мы с Мелиссой не избежали общественного порицания. — Посмотрите на этих девок, как они прохаживаются возле школы! Как настоящие шлюхи! Такие же, как их мамаша… Бедняжка Абдель, он ведь такой набожный и серьезный. Так бесчеловечно с ним поступить… Она даже не носит вуаль правильно, как подобает благочестивой мусульманке. А ее дочери носят потертые джинсы. Я даже видела, как старшая прогуливает уроки и таскается с какими-то подозрительными личностями возле школы. Они — порождение сатаны, им надо перерезать горло, и пусть их отец очистится пролитой кровью.

Через несколько дней начались анонимные телефонные звонки. Вначале это были лишь оскорбления и вульгарные насмешки. Количество звонков возрастало до тридцати в день, а вскоре оскорбления переросли в угрозы, от которых по спине ползли мурашки. Не было и речи о том, чтобы выходить из дома. Но в случае крайней необходимости, если нельзя было поступить иначе, все равно мы никогда не выходили поодиночке и передвигались по улице максимально быстро.

Но постепенно мы привыкли, и жизнь потекла своим чередом. Телефонные угрозы стали обыденным явлением, мы научились укрощать свой страх. Мне стало казаться, что все это происходит не с нами, мы лишь присутствуем на съемках художественного фильма.

Заточение

Спустя некоторое время мать познакомилась с внимательным и милым военным. Их чувства вспыхнули неожиданно и стали взаимными. Они прекрасно понимали друг друга. Мать была на седьмом небе от счастья. Впервые я видела ее такой. Она похорошела и постоянно говорила о любви и счастье. Делилась со мной своими мечтаниями и планами о совместной с жизни с ее любимым Хусейном! Мне приходилось считаться с ее чувствами. Я принимала Хусейна, потому что он хорошо относился к моей матери. К тому же он обеспечивал нашей семье безопасность, в которой мы так нуждались. Я считала, что матери повезло: хотелось бы и мне повстречать такую любовь. Мать хотела рассказать родителям об уходе Абделя через месяц, когда они вернутся из Испании с отдыха. Новость их потрясла. Они отказывались даже допускать мысль, что в семье Шариффов кто-то может развестись.

Наши рекомендации