Комбинированные ошибочные действия 1 страница

<…> *а)* Один мой друг рассказывает мне следующий случай: «Несколько лет тому назад я согласился быть избранным в члены бюро одного литературного общества, предполагая, что общество поможет мне добиться постановки моей драмы, и регулярно, хотя и без особого интереса, принимал участие в заседаниях, происходящих каждую пятницу. Несколько месяцев тому назад я получил обещание, что моя пьеса будет поставлена в театре в Ф., и с тех пор я стал регулярно забывать о заседаниях этого общества. Когда я прочел вашу книгу об этих вещах, я сам устыдился своей забывчивости, стал упрекать себя — некрасиво, мол, манкировать теперь, когда я перестал нуждаться в этих людях, — и решил в следующую пятницу непременно не позабыть. Все время я вспоминал об этом намерении, пока, наконец, не оказался перед дверью зала заседаний, но, к моему удивлению, двери были закрыты, заседание уже состоялось. Я ошибся днем: была уже суббота!»

*б)* Следующий пример представляет собой комбинацию симптоматического действия и закладывания предметов; он дошел до меня далекими окольными путями, но источник вполне достоверен.

Одна дама едет со своим шурином, знаменитым художником, в Рим, Живущие в Риме немцы горячо чествуют художника и между прочим подносят ему в подарок античную золотую медаль. Дама недовольна тем, что ее шурин недостаточно ценит эту красивую вещь. Смененная своей сестрой и вернувшись домой, она, раскладывая свои вещи, замечает, что неизвестно каким образом захватила с собой медаль. Она тотчас же пишет об этом шурину и уведомляет его, что на следующий день отошлет увезенную ею вещь в Рим. Однако на следующий день медаль так искусно была заложена куда-то, что нет возможности найти ее и отослать; и тогда дама начинает смутно догадываться, что означала ее рассеянность: желание оставить вещь у себя.

Не стану утверждать, чтобы подобные случаи комбинированных ошибочных действий могли нам дать что-либо новое, что не было бы нам известно уже из примеров отдельных ошибочных действий, но смена форм, ведущих, однако, все к тому же результату, создает еще более выпуклое впечатление о наличии воли, направленной к достижению определенной цели, и гораздо более резко противоречит взгляду, будто ошибочное действие является чем-то случайным и не нуждается в истолковании. Обращает на себя внимание также и то, что в этих примерах сознательному намерению никак не удается помешать успеху ошибочного действия. Моему другу так и не удается посетить заседание общества, дама оказывается не в состоянии расстаться с медалью. Если один путь оказывается прегражденным, тогда то неизвестное, что противится нашим намерениям, находит себе другой выход.

Для того чтобы преодолеть неизвестный мотив, требуется еще нечто другое, кроме сознательного встречного намерения: нужна психическая работа, доводящая до сознания неизвестное<…>.

Юнг К. Структура психического бытия человека^*

Бессознательные процессы не фиксиру­ются прямым наблюдением, но их продук­ты, переходящие через порог сознания, мо­гут быть разделены на два класса. Первый содержит познаваемый материал сугубо личностного происхождения; эти програм­мы являются индивидуальными приобре­тениями или результатами инстинктив­ных процессов, формирующих личность как целое. Далее следуют забытые или подавленные содержания и творческие процессы. Относительно их ничего особен­ного сказать нельзя. У некоторых людей подобные процессы могут протекать осоз­нанно. Есть люди, сознающие нечто, не осоз­наваемое другими. Этот класс содержаний я называю подсознательным разумом или личностным бессознательным, потому что, насколько можно судить, оно всецело со­стоит из личностных элементов; элемен­тов, составляющих человеческую личность как целое.

Есть и другой класс содержаний пси­хики с очевидностью неизвестного проис­хождения; все события из этого класса не имеют своего источника в отдельном индивидууме. Данные содержания имеют характерную особенность — они мифоло­гичны по сути. Специфика здесь выража­ется в том, что содержания эти принадле­жат как бы типу, не воплощающему свойства отдельного разума или психичес­кого бытия человека, но, скорее, типу, не-

сущему в себе свойства всего человечества, как некоего общего целого. Когда я впер­вые столкнулся с подобными явлениями, то был несколько удивлен и, убедившись, что наследственными факторами их не объяснишь, решил, что разгадка кроется в расовых признаках. Чтобы решить воп­рос, я отправился в Соединенные Штаты и исследовал сны чистокровных негров, после чего, к великой радости, убедился, что искомые признаки ничего общего с так называемым кровным или расовым наследованием не имеют, как не имеют и личностного индивидуального происхож­дения. Они принадлежат человечеству в целом и, таким образом, являются кол­лективными по природе.

Эти коллективные паттерны, или типы, или образцы, я назвал архетипами, ис­пользуя выражение Бл. Августина. Ар­хетип означает типос (печать — imprint — отпечаток), определенное образование архаического характера, включающее рав­но как по форме, так и по содержанию мифологические мотивы. В чистом виде мифологические мотивы появляются в сказках, мифах, легендах и фольклоре. Некоторые из них хорошо известны: фигура Героя, Освободителя, Дракона (все­гда связанного с Героем, который должен победить его), Китом или Чудовищем, ко­торые проглатывают героя. Мифологичес­кие мотивы выражают психологический механизм интроверсии сознательного ра­зума в глубинные пласты бессознательной психики. Из этих пластов актуализиру­ется содержание без личностного, мифоло­гического характера, другими словами, архетипы, и поэтому я называю их без­личностными или коллективным бессоз­нательным. Я глубоко понимаю, что даю здесь лишь слабый эскиз понятия о кол­лективном бессознательном, требующим отдельного рассмотрения, но хочу при­вести пример, иллюстрирующий символи­ческую основу явления и технику вычле­нения специфики коллективного бессоз­нательного от личностного. Когда я поехал в Америку исследовать бессозна­тельные явления у негров, я считал, что все коллективные паттерны наследуются расовыми признаками либо являются "ап­риорными категориями воображения", как их совершенно независимо от меня назвали французы Губерт и Маусе. Один негр рассказал мне сон, в котором появи­лась фигура человека, распятого на коле­се. Нет смысла описывать весь сон, так как он не имеет отношения к разбираемой проблеме. Разумеется, он содержал личностный смысл, равно как и намеки на без личностные идеи, но нас здесь инте­ресует только мотив. Негр был с юга, нео­бразованный, с низким интеллектом. Наи­более вероятным было предположить, что исходя из христианской основы, привитой неграм, он должен был увидеть чело­века, распятого на кресте. Крест — сим­вол личностного постижения.

Но малове­роятно предположить, что во сне он мог увидеть человека, распятого на колесе. По­добный образ весьма необычен. Конечно, я не могу доказать, что по "счастливой" случайности, он не увидел нечто подобное на картине или не услышал от кого-либо, но если ничего такого у него не было, то мы имеем дело с архетипическим обра­зом, потому что распятие на колесе — ми­фологический мотив. Это древнее солнеч­ное колесо, и распятие означает жертву богу-солнцу, чтобы умилостивить его, так как и человеческие жертвы и жертвы животных издавна приносились в целях по­вышения плодородия земли, т. е. солнце-колесо — очень архаичная идея, древнейшая из

-------------------------------

^*Юнг К.Г. Аналитическая психология. СПб., 1994. С. 30—38.

существовавших когда-либо у религиозных людей. Ее следы можно обнаружить в мезолите и палеолите, в чем убеждают родезийские скульптуры. Как показывает современная наука, изобрете­ние колеса относится к бронзовому веку; в палеолите колеса как такового еще не существовало (оно не было изобретено). Родезийское колесо-солнце по возрасту сродни

самым ранним наскальным изоб­ражениям животных, и поэтому являет­ся первым изображением, вероятно, архе-типического образа-солнца. Но этот образ не является натуралистическим изоб­ражением, так как он всегда разделен на четыре или восемь частей (рис. 1).

Рис.1

Этот образ, разделенный круг, является симво­лом, который можно обнаружить на про­тяжении всей истории человечества, а так­же и в снах наших современников. Мож­но предположить, что изобретение колеса началось с этого образа. Многие изобре­тения возникли из мифологических пред­чувствий и первобытных образов. К примеру, искусство алхимии — мать со­временной химии. Наш сознательный на­учный разум начался в колыбели бессоз­нательного ума. Человек на колесе в сно­видении негра является повторением греческого мифологического мотива Ик-сиона, который за свою обиду на людей и богов был привязан Зевсом к бесконечно вращающемуся колесу. Я привожу этот пример мифологического мотива во сне лишь для того, чтобы проиллюстрировать идею коллективного бессознательного. Один пример, разумеется, еще не доказа­тельство. Но в данном случае нельзя предполагать, что негр изучал греческую мифологию, и исключается возможность того, что он мог видеть какие-либо изоб­ражения греческих мифологических фи­гур. Тем более, что изображения Иксио-на крайне редки. Я мог бы предоставить вам убедительные и подробные доказа­тельства существования этих мифо­логических структур в бессознательном разуме. Но за недостатком времени я сна­чала раскрою вам значение сновидений и снов-сериалов, а затем предоставлю все исторические параллели, символизм идей и образов которых редко знаком даже специалистам. Мне пришлось работать годы, собирая материал. Когда мы займем­ся техникой анализа сновидений, я более подробно остановлюсь на разборе мифоло­гического материала, а сейчас лишь хочу предварительно заметить, что в слое бес­сознательного содержатся мифологичес­кие паттерны и что бессознательное фор­мирует содержания, которые невозможно предписать индивиду и которые, более того, могут оказаться в крайнем проти­воречии с личностной психологией сно­видца. Поразительными порой оказыва­ются и детские сновидения, символика которых подчас поражает глубиной мыс­ли настолько, что невольно воскликнешь сам себе: "Да как это возможно, чтобы ребенок мог такое увидеть во сне?".

В действительности все достаточно просто. Наш разум имеет свою историю, подобно тому, как ее имеет наше тело. Возможно, кому-то и покажется уди­вительным, что человек имеет аппендикс. А знает ли он, что должен его иметь? Он просто рождается с ним, и все. Миллионы людей не знают, что имеют зобную желе­зу, однако они ее имеют. Так и наш бессознательный разум, подобно телу, яв­ляется хранилищем реликтов и воспоми­наний о прошлом. Исследование структу­ры коллективного бессознательного может привести к таким открытиям, какие де­лаются и в сравнительной астрономии. Не следует думать, что здесь прячется что-то мистическое. Хотя стоит мне заговорить о коллективном бессознательном, как меня сразу же стараются обвинить в об­скурантизме. А речь идет всего лишь о новой области науки, и допущение суще­ствования коллективных бессознательных процессов граничит с тривиальным здра­вым смыслом. Возьмем ребенка: он не рождается с готовым сознанием, но его разум не есть табула раса (tabula rasa). У младенца наличествует определенный мозг, и мозг английского ребенка будет действовать не так, как у австралийца, но в контексте жизненных путей современ­ного гражданина Англии. Сам мозг рож­дается с определенной структурой, рабо­тает современным образом, но этот же самый мозг имеет и свою историю. Он складывается в течение миллионов лет и содержит в себе историю, результатом которой является. Естественно, что он функционирует со следами этой истории, в точности подобным телу, и если поис­кать в основах мозговой структуры, то можно обнаружить там следы архаичес­кого разума.

Идея коллективного бессознательного действительно очень проста. Если бы это было не так, можно было бы говорить о чуде. Но я вовсе не торгую чудесами, а исхожу из опыта. С моим опытом вы бы пришли к таким же выводам по поводу этих архаических мотивов. Случайно вступив в мифологию, я всего-навсего про­чел больше книг, нежели, возможно, вы.

Так вот, однажды, когда я работал в клинике, случился пациент с диагнозом

шизофрении и весьма своеобразными ви­дениями. Он рассказал мне об этих виде­ниях и предлагал при этом "взглянуть тоже". Чуть позже я натолкнулся на кни­гу одного исследователя из Германии (Albrecht Dieterich, "Eine Mithras-liturgie"), опубликовавшего главу о магическом па­пирусе. Я прочел ее с большим интере­сом и на седьмой странице обнаружил ви­дение моего лунатика "слово в слово". Это меня потрясло. Как могло оказаться, что­бы мой клиент мог увидеть подобное? И это был не просто один образ, но серия, и в книге буквально все повторялось. Дан­ный случай я опубликовал в "Символах трансформации".

Наиболее глубоко лежащий слой, в который мы можем проникнуть в иссле­довании бессознательного, — это то место, где человек уже не является отчетливо выраженной индивидуальностью, но где его разум смешивается и расширяется до сферы общечеловеческого разума, не со­знательного, а бессознательного, в котором мы все одни и те же. Подобно анатоми­ческой схожести тел, имеющих два глаза, два уха, одно сердце и т.д., с несуществен­ными индивидуальными различиями, ра­зумы также схожи в своей основе. Это легко понять, изучая психологию перво­бытных людей. Наиболее ярким фактом в мышлении первобытных является отсут­ствие различия между индивидуумами, совпадение субъекта с объектом, как оп­ределил Леви-Брюль, мистическое участие (participation mystique). Первобытное мышление выражает основную структу­ру нашего разума, тот психологический пласт, который в нас составляет коллек­тивное бессознательное, тот низ л ежащий уровень, который одинаков у всех. По­скольку базовая структура мозга и разу­ма одна и та же у всех, то функциониро­вание на этом уровне не несет в себе каких-либо различий. И здесь мы не осоз­наем происходящее с вами или со мной. На низлежащем коллективном уровне царит целостность, и никакой анализ здесь невозможен. Если же вы начинаете думать о сопричастности, как о факте, означающем, что в своей основе мы иден­тичны друг другу во всех своих проявле­ниях, то неизбежно приходите к весьма специфическим теоретическим выводам. Дальнейшие рассуждения на этот счет нежелательны и даже таят в себе опас­ность.

Эктопсихическая сфера Эндопсихическая сфера Личностное бессознательное Коллективное бессознательное

Рис.2. Структура психического бытия человека

Но некоторые из этих выводов вы должны использовать на практике, по­скольку они помогают в объяснении мно­жества вещей, составляющих жизнь че­ловека.

Я хочу подытожить сказанное, исполь­зуя диаграмму (рис. 2).

На первый взгляд изображенное здесь может показаться сложным, но, в сущно­сти, все выглядит достаточно просто. Представьте, что наша ментальная сфера выглядит наподобие светящегося глобуса. Поверхность, из которой выходит свет, яв­ляется доминирующей функцией лично­сти. Если вы человек, адаптирующийся в окружающем мире, главным образом, с помощью мышления, то ваша поверхность и будет поверхностью мыслящего челове­ка. Ведь вы осваиваете мир вещей и со­бытий путем мышления, и, следователь­но, то, что вы при этом демонстрируете, и есть ваше мышление. Если же вы при­надлежите к другому типу, то налицо будет проявление другой функции.

На диаграмме в качестве периферичес­кой функции выступает ощущение. С его помощью человек получает информацию о внешнем мире. Второй круг — мышле­ние: на основании информации, получен­ной от органов чувств, человек дает пред­мету имя. Затем идет чувство, которое будет сопутствовать его наблюдениям. И, в конце концов, человек осознает, откуда берутся те или иные явления и что мо­жет произойти с ними в дальнейшем. Это интуиция, с помощью которой мы "видим в темной комнате". Эти четыре функции формируют эктопсихическую систему.

Следующая сфера в диаграмме пред­ставляет сознательный ЭГО-комплекс, к которому обращены функции. Начнем по порядку: память, функция, контролируе­мая волей и находящаяся под контролем ЭГО-комплекса. Субъективные компонен­ты функций могут быть подавлены или усилены силой воли. Эти компоненты не так контролируемы, как память, хотя и она, как вы знаете, несколько ненадежна. Теперь мы переходим к аффектам и ин­вазиям, которые контролируются одной только силой. Единственно, что вы може­те сделать, это пресечь их. Сожмите кула­ки, чтобы не взорваться, ведь они могут оказаться сильнее вашего ЭГО-комплекса.

Разумеется, никакая психическая сис­тема не может быть отражена в такой гру­бой диаграмме. Это, скорее, шкала оценок, показывающая, как энергия или интенсив­ность ЭГО-комплекса, манифестирующая себя в волевом усилии, уменьшается по мере приближения к темной сфере — бессознательному. Прежде всего мы всту­паем в личностное подсознание, некий по­рог в сфере бессознательного. Это часть психики, содержащая те элементы, кото­рые могут быть осознанными. Многие вещи именуются бессознательными, но это отно­сительно. Есть люди, для которых осознан­но практически все, что может осознать человек. Конечно, в нашем цивилизован­ном мире есть много неосознанных вещей, хотя индусы, китайцы, к примеру, осозна­ют то, к чему наши психоаналитики идут долгим, сложным путем. Более того, жи­вущий в естественных, природных услови­ях человек удивительным образом осоз­нает то, о чем городской житель просто не догадывается, а если и вспоминает, то лишь под влиянием психоанализа. Я обнаружил это еще в школе. Я жил в деревне, среди крестьян, и знал то, чего не знали другие мальчишки в городе. Просто мне предста­вился случай и это во многом помогло мне. Анализируя сны или симптомы фантазий невротиков или обычных людей, вы про­никаете в сферу бессознательного, вы пере­ступаете этот искусственный порог.

Весьма примечательно то, что человек может развить свое сознание до такой сте­пени, что может сказать: "Ничто челове­ческое мне не чуждо". (Nihil humanum a me alienum puto).

В конце концов мы подходим к ядру, которое вообще не может быть осознано — сфере архетипического разума. Его воз­можные содержания появляются в форме образов, которые могут быть понятны толь­ко в сравнении с их историческими парал­лелями. Если вы не распознаете опреде­ленный материал как исторический и не проведете параллели, то не сможете собрать все содержания в сознании, и последние останутся проектированными <...>. Содер­жания коллективного бессознательного не контролируются волей и ведут себя так, словно никогда в нас и не существовали — их можно обнаружить у окружающих, но

только не в самом себе. К примеру, плохие абиссинцы нападают на итальянцев; или, как в известном рассказе Анатоля Фран­са: два крестьянина живут в постоянной вражде. И когда у одного из них спраши­вают, почему он так ненавидит своего сосе­да, он отвечает: "Но ведь он на другом бе­регу реки!".

Как правило, когда коллективное бес­сознательное констеллируется в больших социальных группах, то результатом ста­новится публичное помешательство, мен­тальная эпидемия, которая может привес­ти к революции или войне и т. п. Подобные движения очень заразительны — зараже­ние происходит потому, что во время ак­тивизации коллективного бессознательно­го человек перестает быть самим собой. Он не просто участвует в движении, он и есть само движение.

Юнг К.-Г. Личное и сверхличное, или коллективное бессознательное^*

Здесь начинается еще один новый этап нашего познавательного процесса. Мы продолжали аналитическое разложение инфантильных фантазий перенесения до тех пор, пока пациенту не стало достаточно ясно, что он сделал из своего врача отца и мать, дядюшку, опекуна и учителя и как бы там еще ни назывались родительские авторитеты.

Однако, как вновь и вновь показывает опыт, возникают еще и другие фантазии, представляющие врача даже как Спасителя или как богоподобное существо, – разумеется, в полном противоречии со здравым рассудком сознания. Кроме того, оказывается, что эти божественные атрибуты выходят за рамки христианского мировоззрения, в атмосфере которого мы выросли, и принимают языческие очертания, например нередко образы животных.

Перенесение само по себе есть не что иное, как некоторая проекция бессознательных содержаний. Сначала проецируются так называемые поверхностные содержания бессознательного, о чем можно узнать из снов, симптомов и фантазий. В этом состоянии врач вызывает интерес в качестве возможного любовника (вроде того молодого итальянца из нашей истории). Затем он выступает в большей степени как отец: либо добродушный, либо, скажем, грозный, в соответствии с теми качествами, которыми обладал в глазах пациента его действительный отец. Иногда врач обретает для пациента и материнские черты, что выглядит уже несколько странно, но все же находится в границах возможного. Все эти проекции фантазий имеют своей основой личные воспоминания.

Наконец, могут появиться фантазии, выходящие за границы обычного. Врач наделяется тогда довольно жуткими свойствами, выступая, скажем, в качестве колдуна или демонического преступника или же в качестве олицетворения соответствующего блага: как Спаситель. Или же он выступает как смешение обеих сторон, Разумеется, он вовсе не обязательно предстает сознанию пациента в таком виде, а просто на поверхность выступают фантазии, наделяющие врача такими чертами.

Таким пациентам часто очень трудно бывает понять, что фактически их фантазии происходят от них самих и по сути дела не имеют ничего (или имеют очень мало) общего с характером врача. Это заблуждение происходит оттого, что для этого вида проекций отсутствуют личные базисные воспоминания. Можно при случае доказать, что уже в определенном детском возрасте с отцом или матерью были связаны подобные фантазии, для которых, однако, ни отец, ни мать на самом деле не давали повода.

В одной своей небольшой работе Фрейд (Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci, 1910.) показал, какое влияние оказал на Леонардо да Винчи в его дальнейшей жизни тот факт, что у него было две матери. Факт наличия двух матерей, или двоякого происхождения, был в случае Леонардо реальным, однако подобное представление играло свою роль и у других людей искусства. Так, у Бенвенуто Челлини была фантазия о двояком происхождении. Вообще она представляет собой некоторый мифологический мотив. Многие герои имели в сказаниях двух матерей. Фантазия эта имеет своим источником не тот, скажем, действительный факт, что у героев было две матери, а есть общераспространенный, "изначальный" образ, принадлежащий к тайнам истории человеческого духа и не относящийся к сфере личных воспоминаний.

В каждом отдельном человеке помимо личных воспоминаний есть великие "изначальные" образы, как их удачно однажды назвал Якоб Буркхардт, т. е. унаследованные возможности человеческого представления в том его виде, каким оно было издавна. Факт этого наследования объясняет тот по сути дела странный феномен, что известные сказочные образы и мотивы повторяются на всей Земле в одинаковых формах. Он объясняет далее, как, например, наши душевнобольные оказываются в состоянии репродуцировать точно такие же образы и взаимосвязи, которые нам известны из старинных текстов. Некоторые примеры такого рода я дал в моей книге "Трансформации и символы либидо" (Новое издание: Symbole der Wandlung, 1952. Ges. Werke, Bd. 5. ср. также Uber den Begriff des kolektiven Unbewu(ten, 1936 Ges. Wегkе, Bd. 9.). Я тем самым отнюдь не утверждаю, что по наследству передаются представления, по наследству передается лишь возможность представления, а это большая разница. Итак, на этой следующей стадии лечения, когда воспроизводятся фантазии, уже не основывающиеся на личных воспоминаниях, речь идет о манифестациях более глубокого слоя бессознательного, где

^* К.Г.Юнг. Психология бессознательного. – М., 1996. C. 103-114, 240-244, 246-249.

дремлют общечеловеческие, изначальные образы. Эти образы и мотивы я назвал архетипами (а также "доминантами").

Это открытие означает дальнейший шаг вперед в развитии нашей концепции, а именно признание наличия двух слоев в бессознательном. Дело в том, что мы должны различать личное бессознательное и не- или сверхличное бессознательное. Последнее мы обозначаем также как коллективное бессознательное (Коллективное бессознательное представляет собой объективно-психологическое, а личное бессознательное – субъективно-психическое.) – именно потому, что оно отделено от личного и является абсолютно всеобщим, и потому, что его содержания могут быть найдены повсюду, чего как раз нельзя сказать о личностных содержаниях. Личное бессознательное содержит утраченные воспоминания, вытесненные (намеренно забытые) тягостные представления, так называемые подпороговые (сублиминальные) восприятия, т. е. – чувственные перцепции, которые были недостаточно – сильны для того, чтобы достичь сознания, и, наконец, содержания, которые еще не созрели для сознания. Оно соответствует часто встречающемуся в сновидениях образу Тени (Под Тенью я понимаю "негативную" часть личности, а именно сумму скрытых, невыгодных свойств, недостаточно развитых функций и содержаний личного бессознательного.

Изначальные образы – это наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества. Они в равной мере представляют собой как чувство, – так и мысль; они даже имеют нечто подобное собственной, самостоятельной жизни, вроде жизни частичных душ, что мы легко можем видеть в тех философских или гностических системах, которые имеют о своим источником познания восприятие бессознательного. Представление об ангелах, архангелах, "тронах и господствах" у Павла, архонтах у гностиков, небесной иерархии у Дионисия Ареопагита и т. д. происходит из восприятия относительной самостоятельности архетипов.

Итак, тем самым мы нашли также тот объект, который избирает либидо, после того как оно оказывается высвобожденным из личностно-инфантильной формы перенесения. Оно, следуя своему уклону, погружается в глубины бессознательного и оживляет там то, что до сих пор дремало. Оно обнаруживает сокрытый клад, из которого всегда черпало человечество, из которого оно извлекло своих богов и демонов и все те сильнейшие и могущественнейшие идеи, без которых человек перестает быть человеком.

Возьмем, к примеру, одну из величайших мыслей, порожденных XIX веком, – идею сохранения энергии. Подлинным творцом этой идеи является Роберт Майер. Он был врачом, а вовсе не физиком или натурфилософом, хотя выдвижение подобных идей скорее было бы более естественным для последних. Однако важно понять, что идея Майера не создана в собственном смысле. Не возникла она и в результате слияния существовавших тогда представлений или научных гипотез, а выросла в своем творце подобно растению. По этому поводу Майер писал Гризингеру следующее (1844): "Эту теорию я отнюдь не высидел за письменным столом". (Далее он сообщает о некоторых физиологических наблюдениях, которые он сделал в 1840/41 гг. в качестве судового врача.) "Но если вы хотите,- продолжает он в своем письме,- уяснить себе физиологические аспекты, то для этого необходимо знание физических процессов, если вы не предпочитаете рассматривать суть дела с метафизической точки зрения, что внушает мне бесконечное отвращение; я, таким образом, придерживался физики и с такой страстью отдавался своему предмету, что – многие из-за этого могут посмеяться надо мной – мало интересовался далеким материком, а предпочитал оставаться на борту, где я мог работать без перерыва и где в некоторые часы чувствовал себя как бы вдохновленным настолько, что не могу припомнить ничего подобного ни до, ни после. Некоторые мысли, как молнии пронзившие мое сознание – это было на рейде в Сурабайе, я подвергал немедленному тщательному исследованию, что в свою очередь приводило меня к новым предметам. Те времена прошли, однако спокойное размышление над тем, что тогда проявилось во мне, привело к выводу, что это – истина, которую не только можно чувствовать субъективно, но которую также можно объективно доказать; но может ли это сделать столь мало сведущий в физике человек – этот вопрос я, естественно, должен оставить открытым" (Robert Mayer, Kleinere Schriften und Briefе. Stuttgаrt. 1893, р. 213. Brief an Wilhelm Griesinger, 16, Juni, 1844).

В своей "Энергетике" Хельм высказывает ту точку зрения, что "новая мысль Роберта Майера не была извлечена постепенно из традиционных понятий силы в процессе их более глубокого продумывания, а принадлежит к тем интуитивно постигаемым идеям, которые, происходя из других сфер духовного труда, как бы застигают мышление врасплох и принуждают его в соответствии с ними преобразовывать традиционные понятия" (G. F. Helm, Die Energetik nach ihrer geschichtlichen Entwicklung, Leipzig, 1898, р. 20).

Спрашивается: каково происхождение той новой идеи, которая навязала себя сознанию с такой стихий, которая смогла настолько захватить сознание, что полностью отвлекла его от всех многообразных впечатлений первого путешествия по тропикам? На эти вопросы не так-то легко ответить. Но если мы применим к этому случаю нашу теорию, то объяснение будет звучать так: идея энергии и ее сохранения должна быть изначальным образом, который дремал в коллективном бессознательном. Этот вывод требует, естественно, доказательства, что такого рода изначальный образ действительно существовал в истории духа и действовал на протяжении тысячелетий.