Влияния, прослеживаемые в Бартлеттовской теории схемы
Конвеционализация. Прежде чем изложить Бартлеттовскую теорию схемы, я вкратце обрисую ранее предпринятые им попытки ввести свои эмпирические результаты в какие-либо теоретические пределы. В ранние годы в Кембридже Бартлетт находился под сильным влиянием антропологии (ср. Бартлетт, 1936; Бревер, в печати; Олдфильд, 1972; Зангвилл, 1970). В особенности это были споры с антропологами о процессах конвенционализации, подобных прикладному искусству или о создании человеческим обществом конструкций предметов материальной культуры (например, в Западной культуре конвенциональный принцип изображения звезд обусловлен использованием желтых или оранжевых цветов). Бартлетт определял конвенции как культурно стабильные признаки и в особенности уделял внимание антропологическим описаниям кросс-культурных контактов. Он утверждал, "конвенционализация представляет собой процесс поглощения группой культурных материалов извне, постепенно вырабатывающий картину относительно стабильных признаков, отличающих данную группу. Новый материал ассимилируется как раз стойким прошлым той группы, в которую материал поступает" (с. 280).
Бартлетт указывал на очевидную связь между этими принципами и полученными им данными, что в результате повторяющихся воспоминаний их записи принимают относительно постоянную форму, и что изменения воспоминаний часто указывают на влияние старой информации на новую. Бартлетт признавал, что назначение первой его исследовательской программы состояло "в целом в проведении экспериментальной атаки на конвеционализацию" (Бартлетт, 1958, с. 143). В своем первом обзоре примеров запоминания содержания "Войны Призраков" Бартлетт (1920) явно пользовался конструкциями, восходящими к идее конвенционализации. Тем не менее, в конце концов, он разочаровался в них (см. Бартлетт, 1958, с. 143-144). С ретроспективных позиций я полагаю, что проблема заключалась в том, что конвенционализация в действительности не была объясняющей концепцией - заместителем, а просто представляла собой любопытную аналогию двух разных областей. Если, фактически, от нее и исходила некая объясняющая способность, то, вероятно, что процессы в человеческой памяти (что Бартлетт экспериментально и обнаружил) чем-то больше совпадали с объяснениями культурных явлений, чем противоречили им. Таким образом, Бартлетт лишился какой-либо возможности теоретически объяснить свои экспериментальные данные.
Основной принцип схемы. Любое составляющее концепцию схем представление являет собой пример глубокого доверия, существовавшего у Бартлетта к исследованиям невролога Генри Хида. Воздействие идей Хида на Бартлетта - история, требующая детального рассказа (Бартлетт, 1932, сс. 198-202; 1958, сс. 146-147; Ольдфилд и Зангвилл, 1942a, 1942b, 1943), и мы также подробно остановимся на этом. Хид нуждался в модели, объяснявшей утерю телом положения и ориентации. Он сформулировал идею психологической структуры, названную им "схемой положения" для объяснения того, как поступившая информация о положении тела влияет на текущую деятельность. Ретроспективно мне кажется, что Бартлетт оказался при этом излишне великодушен. Психологическую структуру, фиксирующую положение тела, и понимание, какие психологические средства необходимы для исследования человеческого знания и предположений о новых формах структуры сознания, разделяет весьма неблизкая дистанция. Ясно, что правильна изложенная Бартлеттом в автобиографии позиция, представившая дискуссии с Хидом источником, направившим мышление Бартелетта в новом направлении, но здесь нет ничего более, кроме заимствования одной теорией ряда специфических деталей другой.
Теория следа. Размышления над тем, посредством чего представлено человеческое знание, и психологический подход к данной проблеме говорят, что Бартлетт оказался довольно близок позиции британского философского эмпиризма, в котором знание представляется посредством специфических умственных образов (см. Бревер, 1993, где данная философская позиция обсуждается в качестве психологической теории представления). Бартлетт так обобщает подобные представления: "происхождения некоего специфического события оставляет след или какую-то группу следов, сохраняющихся либо в организме, либо в сознании" (с. 196). Он переходит к мысли, что "следы, как можно в принципе предположить, оставляют индивидуальные и специфические события. Следовательно, каждый адекватный индивид располагает неким неопределенным числом индивидуальных следов" (с. 196). Современное истолкование такой условности (лишенной образности) известно как теория образцов (напр., Медин и Росс, 1989). Подобные формы образцов мыслились Бартлеттом ("следов", если пользоваться его терминологией) обладавшими очевидной неправильностью и несовместимыми с выделенными им данными памяти. В дальнейшем выяснилось, что образцы обладают куда большей гибкостью, чем поначалу позволяют это понимать, что позволило ряду исследователей отнести их к сфере представления знания и человеческой памяти (например, Хинтцман, 1986). Я вновь вернусь к этому при обсуждении проблемы представления специфической информации в Бартлеттовской теории схемы.