Действовать в медиальном залоге

Медиальный залог — одна из характеристик, кото­рую наши основатели постулировали для self. Разра­батывая теорию self в теории творческого приспособ­ления, они опирались на две парадигматические ситу­ации: ребенок в ситуации игры, художник в ситуации

270

Жан-Мари Робин

творчества. Теоретическое рассмотрение творческого акта многим обязано Отто Ранку (о книге «Искусст­во и художник» они написали, что она «выше всяких похвал»). Теоретическое рассмотрение ребенка в си­туации игры, по-моему, в значительной мере опира­ется на работы Джорджа Герберта Мида — хотя об их влиянии зачастую не упоминается, — который в 1930-х годах опубликовал книгу «Mind, Self and Society» («Разум, self и общество»), в которой разработал по­нятие self, черпая большую часть своей аргументации в исследовании поведения ребенка в ситуации игры.

Медиальный залог — это понятие заимствовано из грамматики древнегреческого языка. Этот особый способ спряжения глаголов связывает активное и пас­сивное значение. Когда действие возвратно, в древне­греческом языке используется медиальный залог, ко­торый похож на наши глагольные формы с возврат­ными местоимениями. Этот залог указывает на то, что субъект определенным образом заинтересован в действии, в которое он включен; что он действует сам (активно) для себя (как адресат этого действия, пас­сивно), включаясь в это действие лично.

Художник в ситуации творчества полностью вклю­чен в свой акт. Живописец активно воздействует на холст, и краска, которую он кладет, возвращается к нему в форме восприятий и ощущений, которые в тоже время управляют продолжением осуществляе­мого им акта и т. д. То же самое можно сказать о ре­бенке в ситуации игры.

В таком взгляде, который уточняет концепцию self, заключена ключевая идея, связанная с самим поняти­ем self, которую я излагал выше, когда говорил о реф­лексивности.

Возможно, это уместно сопоставить с понятием «плавающего внимания», которое психоаналитики ис-

Быть в присутствии другого 271

пользуют для обозначения их способа слушания паци­ента. В зачаточной форме здесь можно увидеть начало медиального залога, присутствия «в начале/в конце», если можно так выразится. Но медиальный залог, ко­торый определяет self в гештальт-терапии, не ограни­чивается сферой внимания. Он глобален, интегриро­ван и интегрирует разные составные элементы опыта: сенсорные, моторные, аффективные и т. д.

Спонтанность

Вторая фундаментальная характеристика self — это спонтанность. Эта спонтанность, за которую ратова­ли основатели гештальт-терапии, очень близка ме­диальному залогу. Перлз и Гудмен охотно связывали спонтанное с преднамеренным, а иногда противопос­тавляли то и другое. Конечно, терапевтическая рабо­та с замедлением действий и слов за счет расширения непосредственного осознавания, как может показать­ся, способствует осмысленному в ущерб спонтанно­му. В каком-то смысле это «экспериментальный не­вроз» эготического типа, порожденный терапевти­ческой ситуацией, выходом из которой должна быть вновь обретенная творческая спонтанность. На этом основании спонтанность терапевта не должна похо­дить не некую импульсивность или реактивность. Спонтанность пилота аэробуса в трудной ситуации не может быть приравнена к моей, если я поставлю себя на его место! Спонтанность джазового пианис­та, когда он импровизирует, не приводит к тому же результату, что и спонтанность пятилетнего ребенка, открывающего для себя фортепиано. Морено обыч­но определял спонтанность как способность дать от­вет, соответствующий новой ситуации, или новый от­вет на старую ситуацию. Спонтанность психотерапев-

272 Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого 273

та может выразиться в желании поддержать пациента: взять его за плечо, пошутить с ним, не скрывать своих ответных эмоций... но такая спонтанность не может иметь своим единственным оправданием собствен­ное переживание терапевта. Спонтанность терапевта составляет один из ингредиентов атмосферы ситуа­ции тем более, что требование контроля целых кусков опыта часто наложено на пациента и тем самм спо­собствует генезису его патологии.

Включенность в ситуацию

Непосредственный опыт ситуации управляет вклю­ченностью психотерапевта. Гештальт-терапевт дол­жен воздерживаться от превнесения своих собствен­ных ценностных и отсылочных систем. Тем не менее, вкчючаясь в ситуацию, в конструирование текущего гештальта, он занят конструированием вместе с паци­ентом, которого он сопровождает. Его присутствие не может быть расценено как ничего не значащее, ибо он существует лицом к лицу с пациентом, который нахо­дится в его поле опыта. Это может показаться пара­доксальным, однако корни такой включенности ле­жат в фундаментальной неопределенности, которая отличает положение терапевта. Терапевт постоянно сталкивается с необходимостью отрешиться от гото­вых знаний, которые для опыта другого заведомо бу­дут Прокрустовым ложем. Отто Ранк также говорил, что каждый пациент обязывает нас переосмысливать всю психопатологию.

Если «включиться» в ситуацию относительно лег­ко, то сложность заключается в том, чтобы удержи­вать эту включенность. Варианты «удержания» со­ставляют одну из главных функций психотерапевта.

Держать

Держать, содержать, поддерживать, удерживать, задерживать...

Эти функции уже стали предметом пространных комментариев со стороны психотерапевтов разных направлений. Я хотел бы здесь остановиться лишь на самом элементарном «держании», понимая это как «хорошее удерживание». В процессе создания фигуры и особенно на его начальной фазе, называемой пре-контактом, часто приходится встречаться с расплыв­чатостью, провалами, прерыванием, избеганием, ско­роспелым примирением противоположностей, пос­пешным выбором, при котором предпочтение отда­ется уже знакомому. Качество настоящего момента, его неповторимый характер, включающий парамет­ры принципиально новой ситуации, могут быть ут­рачены из-за преждевременного привнесения систем представлений, связанных с предыдущим опытом. Неизвестное дает повод обратиться к известному, но­вое может быть воспринято, но не замечено. Хронос уничтожает Кайрос: получается хроника, эфемерное событие в каждый момент перестает быть событием. Архив замещает собой актуальность.

Фигура начинает обретать форму с первых слов встречи. Конечно, эта форма имеет неясное очерта­ние, но эти очертания нужно лишь уточнить, и это можно сделать с помощью диалога прямого или кос­венного. Каждый следующий шаг уточняет предыду­щий, если только собеседник так и будет его воспри­нимать. Психотерапевт выбирает, как он будет «слу­шать». Он может слышать в каждом слове, в каждой фразе, каждом высказывание «логическое» продол­жение предыдущих... или слышать в них сопротив­ление, уклонение, избегание. Здесь также речь идет

274

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

275

о том, чтобы держать, удерживать напряжение, под­держивать движение к неизвестному, которое еще не может быть названо, но которое нащупывается и ко­торое может появиться и проявиться только в ходе встречи и посредством встречи.

Вовлеченность

Вовлекаться (m'impliquer¹¹¹) для меня значит по­местить себя в опыт (dans les plis de Гехрйпепсе) друго­го человека. Если я не вовлекаюсь (ne m'implique pas), то я объясняю (j'explique). Я нахожусь вне (hors des plis) другого. Слишком часто психотерапевт вовлека­ется на словах и объясняет на деле (qui dit s'impliquer ne fait que s'expliquer), оставляя свой опыт (ses propres plis) вовне. Как если бы «говорить» и «рассказывать» были синонимами.

Вовлеченность и открытость психотерапевта со­ставляют одну из постоянных тем в разговорах про­фессионалов. Она часто оказывается в центре тех проблем, которые ставятся в ходе супервизий. Этика любого психотерапевта в этом отношении не должна ограничиваться простым применением правил, кото­рые вырваны из контекста их приложения. Некото­рые суждения и замечания тем не менее могут быть полезны каждому практикующему психотерапевту.

Первый вопрос встает почти в форме трюизма: для кого эта вовлеченность? Есть соблазн ответить на это, что, по всей очевидности, она нужна пациенту. Но разве все так просто? Как отделить от этого нарцис­сизм и эгоцентризм психотерапевта, не говоря уже о таких моментах, как наигранность.

¹¹¹Автор обыгрывает французский корень pli-, присутству­ющий в глаголах со значением «вовлекаться» и «объяснять» (in-pliquern ex-pliquer). - Прим. пер.

Критерий оценки, как мне кажется, заключает­ся в отношении психотерапевта к фигуре, конструи­рованием которой пациент занят. Разумеется, «при­нцип возможной уместности» теории поля Курта Ле­вина предполагает, что любое событие (и возникшая у терапевта мысль, воспоминание или ассоциация бу­дет являтся таковым) не должно a priori исключаться из ситуации как неуместная. Однако его связь с пере­живаемым моментом, возможно, не служит достаточ­ным оправданием, чтобы о нем заговаривать! Я дол­жен бдительно следить за тем, чтобы пациент не по­терял из виду своего переживания, сосредоточившись на переживании психотерапевта. В таких ситуациях вместо поддержки совершающегося конструирова­ния фигуры вовлеченность может поддержать жела­ние уклониться.

Со своей стороны, выступая в роли как пациента, так и психотерапевта или супервизора, я лишь изред­ка считал важным то, что терапевт может поведать о своем переживаемом опыте. Я не отрицаю, что в сви­детельстве солидарности пациент может найти для себя поддержку, но опасаюсь, как бы оно не стало преградой на пути к собственному опыту. Естествен­но, я опасаюсь также моделирования в такой скрытой форме интерпретации и трансляции смысла.

Но я стараюсь различать такую повествовательную речь от речи-во-мне, рожденной в ситуации. Мне хо­телось бы сослаться на мое исследование об «интен-циональности». Я внимательно рассматриваю то, как в каждый отдельный момент на меня влияют ситуа­ция, процесс, который мы вырабатываем, или то, что, в моем восприятии, исходит от пациента; и я утверж­даю, что это дает основной рабочий материал, позво­ляющий приблизить возникновение целей и намере­ния сделать следующий шаг. Если снова воспользо-

276

Жан-Мари Робин

ваться терминологией Мерло-Понти, вовлеченную речь психотерапевта с некоторым успехом можно оп­ределить как настоящую «говорящую речь», т. е. это речь, которая в момент своего возникновения сопря­жена с некоей значимой интенцией и которая прого­варивает текущий момент. В такие моменты я прого­вариваю протекающий опыт. Говорю, как могу. Id го­ворит, как id может! Такая речь отличается от того, что Мерло-Понти называет «проговоренной речью», которая зиждется на осадочных породах значений и «пользуется имеющимися значениями как неким на­копленным богатством». «Проговоренная речь» — это речь психотерапевта, который рассказывает «себя», говорит о том, в чем заключаются его переживаемый опыт и его система представлений, открывает свои «архивы», если воспользоваться выражением Фуко.