Глава vii. религиозная жизнь 3 страница

Посетитель: Этого я как следует не знаю, и в этом моя проблема. Я почти все делал вполне разумно, отбрасывая все очевидные глупости, такие как национальность, организованная религия, вера – этот бесконечный поток бессмыслиц. Я думаю, что обладаю состраданием, что мой ум способен схватить жизненные тонкости; но ведь, конечно, этого недостаточно? Так что же требуется? Что я должен делать или чего не делать?

Кришнамурти: Ничего не делать. гораздо важнее, чем что-то делать. Может ли ум быть полностью бездейственным и, благодаря этому, в высшей степени активным? Любовь не есть деятельность мысли; это не результат хорошего поведения или общепринятой праведности. Поскольку вы не в состоянии культивировать любовь, вы не можете ничего сделать по отношению к любви.

Посетитель: Я понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите, что бездействие есть высшая форма действия: это не означает ничегонеделания. Но я как-то неспособен постичь это сердцем. Может быть, так получается только потому, что мое сердце пусто, что оно устало от всех действий? Может быть, поэтому такое бездействие кажется мне привлекательным? Нет. Я возвращаюсь к своему первоначальному чувству, которое говорит мне, что эта любовь существует где-то здесь; и я знаю также, что это единственно стоящая вещь. Но и после того, как я это сказал, мои руки все еще пусты.

Кришнамурти: Значит ли это, что вы более не ищите, не говорите себе втайне: "Я должен достичь, добиться, ибо есть нечто, превышающее высочайшие горы!"?

Посетитель: Вы хотите сказать, что мне необходимо оставить чувство того, что существует нечто, превышающее все горы, – то чувство, которое я так долго имел?

Кришнамурти: Вопрос не в том, чтобы что-то оставлять; но, как мы только что сказали, существует лишь две эти вещи: любовь и ум, лишенный мысли. Если вы действительно покончили, если вы по-настоящему закрыли двери за всеми глупостями, которые придумал человек в своих исканиях чего-то другого, если вы в самом деле положили им конец, – что тогда представляют собой эти вещи – любовь и пустой ум? Или это просто еще два слова, которые не отличаются от любых других?

Посетитель: У меня есть глубокое чувство, что это не так; но я не уверен. Поэтому я опять спрашиваю, что мне делать.

Кришнамурти: Вы знаете, что это такое – находиться в общении с тем, что мы только что сказали о любви и об уме?

Посетитель: Думаю, да.

Кришнамурти: Я сомневаюсь в этом. Если бы у вас существовало общение с этими двумя явлениями, больше не было бы необходимости что-то говорить. Если у нас имеется с ними общение, тогда всякое действие будет исходить оттуда.

Посетитель: Беда в том, что я все еще думаю, что существует нечто, и его нужно открыть, а оно все поставит на свое место, все приведет в порядок.

Кришнамурти: Без этих двух явлений нет никакой возможности идти дальше. Без них вообще нельзя никуда идти!

Посетитель: Могу ли я находиться в общении с этой сферой все время? Я способен видеть, что когда нахожусь в вашем присутствии, я в какой-то мере могу с ней общаться. Но сумею ли я удержать это общение?

Кришнамурти: Желание удержать его есть шум – а потому и его утрата.

Глава XIV. ОРГАНИЗАЦИЯ

Посетитель: Я принадлежал ко многим организациям – религиозным, деловым, политическим. Очевидно, нам необходимо иметь какой-то род организации, без этого жизнь не могла бы продолжаться; поэтому, прослушав вас, я хочу знать, каковы взаимоотношения между свободой и организацией. Где начинается свобода и кончается организация? Каковы взаимоотношения между религиозными организациями и мокша, или освобождением?

Кришнамурти: Поскольку люди живут в очень сложном обществе, организации необходимы чтобы осуществлять связь, путешествовать, обеспечивать людей пищей, одеждой, жильем; они необходимы для всего процесса современной жизни в городах или в сельской местности. И вот этот процесс следует организовывать действенно и гуманно, не только ради выгоды немногих, но для каждого человека, без разделения на национальности, расы или классы. Эта земля – наша, не ваша, не моя. Для того, чтобы счастливо жить в физическом мире, должны существовать разумные, рациональные и действенные организации. Но сейчас имеет место беспорядок, потому что налицо разделение. Миллионы голодают во время гигантского процветания. Продолжаются войны, возникают конфликты, проявляется жестокость в различных формах. Далее, существуют организации верующих, религиозные организации, которые опять-таки порождают разъединение и войну. К этому беспорядку и хаосу людей привела мораль, которой они следуют. Таково действительное положение дел в мире. И когда вы спрашиваете о взаимоотношениях между организацией и свободой, – разве вы не отделяете свободу от повседневного существования? Когда вы отделяете ее таким образом от жизни, как нечто совершенно с ней не связанное, разве это обстоятельство само по себе не является конфликтом и беспорядком? Поэтому подлинный вопрос таков: возможно ли жить в свободе и организовывать жизнь, исходя из этой свободы, в этой свободе?

Посетитель: Тогда не было бы никакой проблемы. Но жизнь организуется не вами; другие делают это за вас. Правительство и прочие власти посылают вас на войну или определяют вашу работу. Поэтому вы не состоянии организоваться просто ради самих себя, исходя из свободы. Самая суть моего вопроса в том и заключается, что организация, навязываемая нам правительством, обществом, моралью, не является свободой. И если мы ее отвергнем, мы окажемся охвачены революцией или какой-нибудь социальной реформацией, которая представляет собой путь к началу того же самого цикла, что и прежний. Во внешней и внутренней жизни мы вовлечены в организацию, которая ограничивает свободу. Мы или подчиняемся, или восстаем; мы пойманы в ловушку. Поэтому, кажется, не существует никакой возможности организовать нечто, исходя из свободы.

Кришнамурти: Мы не понимаем, что мы сами создали это общество, этот беспорядок, эти стены; за все это несет ответственность каждый из нас. Общество – то же, что и мы. Оно не отличается от нас. Если мы находимся в конфликте, если мы скупы, завистливы, боязливы, мы создадим такое же общество.

Посетитель: Но ведь существует различие между индивидом и обществом. Я вегетарианец, а общество убивает животных. Я не хочу идти на войну, но общество принудит меня к этому. И вы говорите, что эта война – дело моих рук?

Кришнамурти: Да, она лежит на вашей ответственности. Вы породили ее своим национализмом, своей алчностью, завистью и ненавистью. Вы ответственны за войну до тех пор, пока принадлежите к какой-то национальности, расе, вере. Только те люди, которые свободы от таких вещей, могут сказать, что они не создавали этого общества. Поэтому наша обязанность – следить, чтобы мы изменились, а также помогать изменяться другим без насилия и кровопролития.

Посетитель: Это означает организованную религию?

Кришнамурти: Совсем нет. Организованная религия основана на вере и на авторитете.

Посетитель: Куда же это приведет нас в нашем первоначальном вопросе о взаимоотношениях между свободой и организацией. Организация всегда навязана окружением или досталась нам в наследство от него; а свобода всегда идет изнутри, и между этими двумя происходит столкновение.

Кришнамурти: Откуда вы собираетесь начать? Вы должны начать со свободы. Где существует свобода, там есть любовь. Эта свобода и эта любовь покажут вам, когда нужно сотрудничать, а когда этого делать не следует. Здесь нет акта выбора, потому что выбор есть результат путаницы. Любовь и свобода – это и есть разум. Поэтому мы заняты не разделением между организацией и свободой, а тем, можем ли мы жить в этом мире вообще без разделения. Именно разделение отрицает свободу и любовь, а не организация. Когда организация разделяет, это ведет к войне. Вера в любой форме, идеалы, даже самые благородные или действенные, вызывают разделение. Организованная религия является точно такой же причиной разделения, как национальные и государственные группировки. Поэтому обращайте внимание на те вещи, которые разделяют, которые создают разделение между людьми, индивидуальное или коллективное. Такое разделение вызывают семья, церковь и государство. То, что важно, – это движение мысли, которое разделяет. Сама мысль всегда производит разделение, поэтому любое действие, основанное на идее или идеологии, создает разделение. Мысль культивирует предубежденность, мнение, суждение. Будучи внутренне разделенным, человек ищет свободы, исходя из этого разделения. Неспособный найти ее, он надеется слить воедино различные раздельные части; но, конечно, это невозможно. Вы не в состоянии слить воедино два предрассудка. Жить в этом мире свободно – значит жить с любовью, избегая всяких форм разделения. Когда же будут существовать свобода и любовь, тогда этот разум будет действовать в сотрудничестве – а также будет знать, когда сотрудничать не надо.

Глава XV. ЛЮБОВЬ И ПОЛ

Посетитель: Я женат, у меня несколько детей. Я вел довольно рассеянную жизнь, гнался за наслаждениями; но в то же время моя жизнь была достаточно благоразумной, и я добился в ней финансового успеха. Но вот сейчас я уже пожилой человек, и меня беспокоит не только моя семья, но также и тот путь, по которому идет наш мир. Я не склонен к жестокости или чувствам насилия и всегда считал, что прощение и сострадание прежде всего нужны в жизни. Без них человек остается на уровне ниже человеческого. Поэтому, если можно, я хотел бы спросить вас о том, что такое любовь. Существует ли такое явление на самом деле? Сострадание, должно быть, является ее частью; однако я всегда чувствую, что любовь – это что-то гораздо более обширное; и если бы смогли вместе исследовать ее ее, тогда я, возможно, сделал бы из своей жизни нечто стоящее, пока не будет слишком поздно. Я пришел сюда действительно для того, чтобы задать один этот вопрос -что такое любовь?

Кришнамурти: Прежде чем мы начнем углубленное рассмотрение этого вопроса, нам следует очень ясно понять, что слово – это не вещь, что описание не есть описываемый предмет, и любое количество объяснений, какими бы тонкими и умными они не были, не откроет сердца для необъятности любви. Нам нужно понять это, а не просто держаться за слова: слова полезны для общения, но говоря о чем-то действительно выходящем за пределы слов, необходимо установить между собой некоторое единение, так чтобы мы вдвоем в одно и то же время чувствовали и понимали одно и то же со всей полнотой ума и сердца. Иначе мы будем всего лишь играть словами. Как же нам можно подойти к этой поистине очень тонкой вещи, которой ум не в состоянии коснуться? Мы должны идти вперед довольно осторожно. Не следует ли нам сперва рассмотреть вопрос о том, чем не является любовь? Возможно, тогда мы сумеем увидеть, что это такое. При помощи отрицания мы окажемся способными прийти к положительному; а простое стремление к положительному ведет к предположениям и умозаключениям, что вызывает разделение. Вы спрашиваете, что такое любовь. Я говорю: может быть, мы придем к ней, когда узнаем, чем она не является. Все, что производит разделение, отдельность, не есть любовь; ибо в таких случаях налицо конфликт, борьба и жестокость.

Посетитель: Что вы называете отдельностью, разделением, вызывающим борьбу, – что вы понимаете под этим?

Кришнамурти: Мысль по своей природе разделяет. Именно мысль ищет удовольствия и удерживает его. Именно мысль культивирует желание.

Посетитель: Не объясните ли вы желание немного подробнее.

Кришнамурти: Вот мы видим дом; мы чувствуем его красоту; затем возникает желание владеть им и получать от него удовольствие; а потом появляется усилие с целью приобрести его. Все это составляет центр; и такой центр -чувство "меня", которое и представляет собой причину разделения, потому что само это чувство "меня" и является чувством отдельности. Люди дают ему название "я", а также всевозможные другие имена, например, "низшее я", как противоположность некоторой идее "высшего я", – но нам нет необходимости усложнять данное явление; оно очень просто. Там, где существует этот центр, это чувство "меня", которое изолирует себя своими действиями, – там существует разделение и противодействие, И все это есть процесс мысли. Так что, когда вы спрашиваете, что такое любовь, видно, что она не является этим центром. Любовь -не удовольствие, не страдание, не ненависть и не насилие в любой форме.

Посетитель: Следовательно, в такой любви, о которой вы говорите, не может быть половой жизни, поскольку в ней не может быть желания?

Кришнамурти: Пожалуйста, не переходите к какому-то заключению. Мы исследуем, узнаем. Любое заключение или предположение препятствует дальнейшему исследованию. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, мы должны также бросить взгляд на энергию мысли. Как мы сказали, мысль поддерживает удовольствие, думая о нем, о том, что оказалось приятным; она культивирует образ, картину. Мысль порождает наслаждение. Мысль о половом акте становится вожделением, которое целиком отличается от самого полового акта. То, чем занято большинство людей, -это страсть вожделения. Желание до и после полового акта есть чувственность. Это желание есть мысль; а мысль – это не любовь.

Посетитель: Но разве может существовать половая жизнь без такого мысленного желания?

Кришнамурти: Вам нужно выяснить это самому. Пол играет в нашей жизни необычайно важную роль, потому что, пожалуй, это единственное глубокое непосредственное переживание, которое нам доступно. В интеллектуальной и эмоциональной области мы приспосабливаемся, подражаем, следуем, повинуемся. Во всех наших взаимоотношениях существует боль и борьба; исключением является половой акт. Поскольку этот акт так непохож на все остальное, поскольку он так прекрасен, мы безудержно предаемся ему; поэтому он в свою очередь становится оковами. Такими узами оказывается потребность в его продолжении; и это опять-таки действие центра, создающего разделение. Человек настолько стеснен – в интеллектуальной области, в семье, в обществе, стеснен общественной моралью, религиозными санкциями, – что для него остается только одна эта область, в которой существует свобода и напряженность взаимоотношений. Поэтому мы придаем ей огромную важность. Но если бы свобода существовала повсюду вокруг нас, тогда половая жизнь не вызывала бы таких страстных желаний, не представляла бы собой такой проблемы. Мы превращаем ее в проблему потому, что не в состоянии иметь ее в достаточной степени, или потому, что чувствуем вину в том, что живем ею, добиваемся ее, мы нарушаем установленные обществом законы. Именно старое общество называет новое пермиссивным, так как для нового общества пол является частью жизни. В освобождении ума от цепей подражания, авторитета, приспособления и религиозных предписаний пол имеет свое собственное место; однако он не станет всепоглощающим. Из этого можно видеть, что для любви существенно важна свобода -не свобода бунта, не свобода делать все, что угодно, не свобода открыто или тайно предаваться удовлетворению своих страстей, а скорее та свобода, которая приходит в понимании всей структуры и природы центра. Тогда свобода – есть любовь.

Посетитель: Значит, свобода не есть распущенность?

Кришнамурти: Нет. Распущенность – это рабство. Любовь – это не ревность, не ненависть, не честолюбие, не дух соперничества с его страхом перед неудачей. Это не любовь божества, не любовь человека, – что опять-таки представляет собой разделение. Любовь не принадлежит одному или многим. Когда существует любовь, она бывает одновременно личной и безличной, с объектом и без него. Она подобна человеку, он может быть доступен и многим. То, что важно, – это аромат, а не то, кому он принадлежит.

Посетитель: А где же во все это приходит прощенье?

Кришнамурти: Когда есть любовь, не может существовать никакого прощения. Прощенье приходит после того,

как вы накопили злобу; прощенье есть обида. Там, где нет раны, нет нужды в лечении. Это невнимание порождает обиду и ненависть, а вы осознаете их и затем прощаете. Прощенье поощряет разделение. Когда вы сознательно прощаете, вы совершаете грех. Когда вы сознаете, что вы терпимы, тогда вы нетерпимы. Когда вы сознаете свое безмолвия, тогда безмолвия уже нет. Когда вы обдуманно принимаетесь любить, тогда вы наполнены насилием. Пока существует наблюдатель, который говорит: "Я есмь" или "Меня нет", – любви быть не может.

Посетитель: Какое место в любви занимает страх?

Кришнамурти: Как можете вы задавать такой вопрос? Когда есть одно, другого нет. Когда существует любовь, вы в состоянии делать все, что захотите.

Глава XVI. ВОСПРИЯТИЕ

Посетитель: Для обозначения восприятия вы пользуетесь различными словами. Иногда вы употребляете слово "восприятие", но также и слова "наблюдение", "видеть", "понимать", "осознавать". Я полагаю, что вы используете все эти слова, чтобы обозначить одно и то же: видеть ясно, целостно, полно. Может ли человек видеть нечто с тотальной полнотой? Мы не говорим о физических или технических явлениях; а вот способен ли человек тотально воспринимать или понимать что-то? Разве не бывает так, что всегда какая-то часть остается скрытой, и вы видите только частично? Я был бы чрезвычайно вам обязан, если бы вы смогли рассмотреть этот вопрос достаточно широко. Я чувствую, что он важен, потому что, вероятно, в нем может оказаться ключ ко многим явлениям жизни. Если бы я был в состоянии тотально понимать себя, я, пожалуй, разрешил бы все свои проблемы и сделался счастливым, сверхчеловеческим существом. Когда я говорю об этом, я испытываю некоторый подъем, сознавая возможность выйти за пределы своего мирка с его проблемами и страданиями. Итак, что вы понимаете под постижением, способностью видеть? Можно ли полностью увидеть себя?

Кришнамурти: Мы всегда смотрим на вещи частично. Во-первых, потому, что мы невнимательны; во-вторых, потому, что мы смотрим на вещи, исходя из предвзятых мнений, из словесных и психологических образов того, что мы видим. Поэтому мы никогда ничего не видим с полнотой. Даже смотреть на природу объективно оказывается весьма тягостным. Смотреть на цветок. без какого-либо образа, без всяких ботанических знаний, просто наблюдать его, становится очень трудным, потому что наш ум переходит с места на место, потому что он лишен интереса. И если даже он ощущает интерес к цветку, вы смотрите на него с некоторыми оценками и словесными описаниями, которые как будто дают наблюдателю ощущение, что он действительно смотрел на цветок. Но смотреть преднамеренно -значит не смотреть. Поэтому мы никогда не смотрим на цветок по-настоящему. Мы смотрим на него сквозь некоторый образ. Может быть, весьма легко смотреть таким образом на нечто такое, что нас глубоко не затрагивает; например, так бывает, когда мы идем в кино и видим фильм, который на мгновение нас волнует, но скоро забывается. А вот наблюдение самого себя без образа самого себя, то есть без прошлого, без нашего накопленного опыта и знаний, имеет место очень редко. У нас существует некоторый образ самих себя. Мы думаем, что должны быть этим, а не тем. Мы заранее построили некоторую идею себя и рассматриваем себя через нее. Мы считаем, что мы благородны или неблагородны; а когда мы видим себя такими, каковы мы есть, видим себя в подлинном свете, это вызывает в нас депрессию или боязнь. Поэтому мы неспособны смотреть на себя; когда же мы это делаем, наблюдение получается частичным; а все, что является частичным, неполным, не приносит понимания. Только тогда, когда мы сумеем посмотреть на себя тотально, открывается возможность освободиться от того, что мы наблюдаем. Наше восприятие совершается не только при помощи глаз и внешних чувств, но также и при помощи ума; а ум, очевидно, является тяжело обусловленным. Поэтому интеллектуальное восприятие – это лишь частичное восприятие; однако интеллектуальное понимание как будто удовлетворяет большинство из нас и мы думаем, что при нем поняли нечто. А отрывочное понимание представляет собой наиболее опасную и разрушительную вещь. Как раз именно это и происходит во всем мире: политик, священнослужитель, бизнесмен, техник, даже художник – все видят только частично. И потому они на деле оказываются весьма разрушительными людьми. Но поскольку им принадлежит выдающаяся роль в мире, их частичное восприятие становится общепринятой нормой, и человек оказывается захваченным ею. Каждый из нас представляет собой одновременно священнослужителя, политика, бизнесмена, художника и множество других фрагментарных существ. Каждый из нас – это также поле битвы всех находящихся в конфликте мнений и суждений.

Посетитель: Я вижу это ясно. Конечно, я употребляю слово "видеть" в интеллектуальном смысле.

Кришнамурти: А если вы увидите это тотально, – не интеллектуально, не словесно, не эмоционально, – тогда вы будете действовать совершенно иначе, будете жить совершенно другой жизнью. Когда вы видите опасную пропасть или неожиданно встречаетесь с опасным животным, здесь нет частичного понимания или частичного действия; тогда налицо полное действие.

Посетитель: Но ведь мы не сталкиваемся с такими опасными кризисами в каждое мгновенье нашей жизни.

Кришнамурти: В том-то и дело, что мы как раз сталкиваемся с опасными кризисами все время. Вы привыкли к ним, вы сделались безразличными или переложили решение проблем на других людей; а эти другие люди так же слепы и кривобоки.

Посетитель: Но как мне осознать эти кризисы в течение всего времени; и почему вы вообще утверждаете, что кризис существует всегда? ^

Кришнамурти: В любое мгновенье присутствует целая жизнь. Каждый момент есть вызов. Неадекватно встретить такой вызов – это и будет жизненным кризисом. Мы не хотим видеть, что эти кризисы существуют, мы закрываем глаза, чтобы убежать от них. Таким образом, мы делаемся слепыми, а кризисы возрастают.

Посетитель: Но как же мне воспринимать тотально? Я начинаю понимать, что вижу лишь частично; я начинаю также понимать, как важно смотреть на мир и на себя с целостным восприятием. Но внутри меня совершается столь многое, что мне трудно решить, на что смотреть. Мой ум подобен большой клетке, наполненной беспокойными обезьянами.

Кришнамурти: Если вы видите тотально одно движение, в эту тотальность включено и всякое иное движение. Если вы полностью понимаете одну проблему, тогда вы понимаете все человеческие проблемы, потому что они взаимосвязаны. Итак, возникает вопрос: можно ли понять или воспринять, или увидеть одну проблему с такой полнотой, чтобы в самом ее понимании мы поняли и все остальные проблемы? Эту проблему необходимо видеть в момент ее существования, а не после того и не раньше, не в качестве воспоминания или какого-то примера. В частности, нам бесполезно рассуждать о гневе или страхе; то, что нам надо делать, – это наблюдать их, когда они возникают. Восприятие происходит мгновенно: вы понимаете нечто сразу же -или не понимаете совсем. Когда мы видим, слышим, понимаем, это происходит мгновенно. Слушание и рассматривание имеют длительность.

Посетитель: Однако моя проблема продолжает существовать, она существует некоторое время. Вы говорите, что виденье мгновенно и поэтому находится вне времени. Что же придает длительность ревности или какой-либо иной привычке, или любой проблеме?

Кришнамурти: Разве они продолжаются не потому, что вы смотрите на них без осознания? Разве вы смотрите на них в состоянии осознания без выбора, разве вы смотрите разумом? Вы смотрели на них частично, а потому дали им возможность длительности. И вдобавок желание избавиться от них явилось другой проблемой, также обладающей длительностью. Неспособность справиться с чем-нибудь создает из этого длительную проблему, придает этой проблеме жизнь.

Посетитель: А как мне увидеть это целиком в одно мгновенье? Как мне понять это, чтобы оно никогда не вернулось?

Кришнамурти: На что вы делаете упор – на "никогда" или на понимание? Если для вас главное – это "никогда", значит вы хотите навсегда убежать от явления, а это создает вторую проблему. Поэтому перед нами только один вопрос, который заключается в том, как увидеть проблему с такой полнотой, чтобы освободиться от нее. Восприятие может иметь место только вследствие безмолвия, а не вследствие болтливого ума. Болтовня может быть и желанием избавиться от этого ума, уменьшить его блуждание, убежать от него, подавить его, найти ему замену. Но способен видеть только спокойный ум.

Посетитель: Как же мне иметь спокойный ум?

Кришнамурти: Вы не видите той истины, что только спокойный ум способен видеть. Тогда вопрос о том, как иметь спокойный ум, не возникает. Есть истина, что ум должен быть спокойным; и когда мы видим эту истину, она освобождает ум от болтовни. Тогда действует восприятие, которое и есть разум, – а не утверждение о том, что вы должны быть молчаливым для того, чтобы видеть. Утверждение также способно произвести действие, но такое действие будет частичным, отрывочным. Между частичным и тотальным нет взаимоотношений; частичное не в состоянии вырасти в тотальное. Поэтому видение представляет собой величайшую важность. Виденье есть внимание; и только невнимание дает начало проблеме.

Посетитель: Как же смогу быть внимательным все время? Это невозможно.

Кришнамурти: Правильно, это в самом деле невозможно. Но важнее всего – осознавать ваше невнимание, а не то, как все время быть внимательным. Это жадность задает вопрос: "Как смогу я быть все время внимательным?". В практике внимание человека теряется; практика внимания есть невнимание. Вы не можете практиковать красоту или любовь. Когда прекращается ненависть, тогда существует другое состояние. Ненависть может исчезнуть лишь тогда, когда вы отдаете ей все внимание целиком, когда вы изучаете ее и не накопляете знаний о ней. Начните очень просто.

Посетитель: В чем же смысл вашей беседы, если после того, как мы вас прослушали, у нас не остается ничего, что нам можно было бы практиковать?

Кришнамурти: Величайшую важность имеет то, чтобы вы слушали, а не то, что вы после этого практикуете. Слушание есть мгновенное действие, а практика дает проблемам длительность. Практика – это тотальное невнимание. Никогда не практикуйте; вы можете только практиковать ошибки. Ученье всегда ново.

Глава XVII. СТРАДАНИЕ

Посетитель: Кажется, за всю мою жизнь мне пришлось вынести много страданий. Это были не физические страдания, а страдания, вызванные смертью близких, одиночеством, крайней бесплодностью моего существования. У меня был сын, которого я очень любил; он погиб в результате несчастного случая. Меня покинула жена, и это причинило мне сильную боль. Я полагаю, что так же точно живут и тысячи других людей среднего класса, располагающие достаточными средствами и постоянной работой. Я не жалуюсь на свои обстоятельства, но хочу понять, что такое печаль, зачем она вообще приходит. Говорят, что благодаря печали появляется мудрость, но я обнаружил нечто совершенно противоположное.

Кришнамурти: Интересно узнать, чему вы научились от страдания. Научились ли вы вообще чему-нибудь? Чему научила вас печаль?

Посетитель: Она, несомненно, научила меня никогда не привязываться к людям, она сообщила мне некоторую горечь, известное равнодушие; она научила меня не поддаваться увлечениям своих чувств. Она научила меня большой осторожности, чтобы не получить новых ударов. ,

Кришнамурти: Следовательно, как вы сказали, страдание не научило вас мудрости, наоборот, оно сделало вас более хитрым и менее чувствительным. Разве печаль вообще чему-нибудь учит человека? – кроме очевидных реакций самозащиты...