ВВЕДЕНИЕ. Двоякого рода интересы ведут к исследованию интеллекта человекоподобных обезьян
Двоякого рода интересы ведут к исследованию интеллекта человекоподобных обезьян. Мы знаем, что дело идет о существах, которые в некотором отношении стоят ближе к человеку, чем к другим видам обезьян; так, особенно отчетливо выявилось, что химизм их тела — поскольку об этом свидетельствуют свойства крови — и строение их высшего органа, большого мозга, родственнее химизму человеческого тела и строению человеческого мозга, чем химической природе низших обезьян и развитию их мозга. Эти животные обнаруживают при наблюдении такое множество человеческих черт в своем, так сказать, повседневном поведении, что сам собой возникает вопрос, не в состоянии ли эти животные также действовать в какой-либо степени с пониманием и осмысленно, когда обстоятельства требуют разумного поведения. Этот вопрос возбуждает первый, можно сказать, наивный интерес к возможным разумным действиям животных; степень родства антропоидов и человека должна быть установлена в той области, которая кажется нам особенно важной, но в которой мы еще мало знаем антропоидов.
Вторая цель — теоретического порядка. Если допустить, что антропоид обнаружит в известных обстоятельствах разумное поведение, подобное тому, которое известно нам у человека, то все же с самого начала не может быть никакого сомнения, что в этом отношении он остается далеко позади человека, т. е. находит трудности и делает ошибки в относительно простых положениях; но как раз поэтому у него может при простейших условиях проявиться природа интеллектуальных операций, в то время как человек, по крайней мере взрослый, будучи объектом самонаблюдения, едва ли совершит простые и потому пригодные для исследования на самом себе действия как новые, а в качестве субъекта с трудом может удовлетворительно наблюдать более сложные.
Итак, нужно исследовать, не поднимается ли поведение антропоидов до некоторого, весьма приблизительно известного нам из опыта типа, который преподносится нам как «разумный», в противоположность поведению иного рода, особенно поведению животных. При этом мы поступаем только соответственно природе вещей, ибо ясные определения не присущи началу опытных наук; успех их дальнейшего продвижения и выражается в создании определений.
Опыт показывает, что мы еще не склонны говорить о разумном поведении в том случае, когда человек или животное достигает цели на прямом пути, не представляющем каких-нибудь затруднений для их организации, но обычно впечатление разумности возникает уже тогда, когда обстоятельства преграждают такой, как бы само собой разумеющийся путь, оставляя взамен возможность непрямого образа действия, и когда человек или животное избирает этот по смыслу ситуации «обходной путь». Поэтому молчаливо признавая это, почти все те, кто до сих пор пытался ответить на вопрос о разумном поведении животных, создавали для наблюдения подобные ситуации.
Так как для животных, стоящих по своему развитию ниже антропоидов, вывод в общем был отрицательным, то из таких именно опытов и выросло распространенное в настоящее время воззрение, что у животных едва ли встречается разумное поведение; соответствующие опыты над антропоидами произведены были в незначительном количестве и не принесли еще правильного решения вопроса.
Все опыты, о которых сообщается в начале последующего изложения, принадлежат к одному и тому же роду. Экспериментатор создает ситуацию, в которой прямой путь к цели непроходим,
но которая оставляет открытым непрямой путь. Животное входит в эту (по возможности) вполне обозримую ситуацию и здесь, может показать, до какого типа поведения позволяют ему подняться его задатки, в особенности решает ли оно задачу при помощи возможного обходного пути.