Человек в XX веке глазами Хемингуэя 15 страница

Роман вышел из печати в то время, когда уже шла воина, и остался незамеченным. На него обратили внимание только в узких кругах, и славы Джойсу это не принесло.

ХЕМИНГУЭЙ

Он сам очень сердился, когда его причисляли к потерянному поколению, и в чем-то был прав, хотя для нас он первый ассоциируется с такой литературой. Само это определение вошло в обиход, благодаря ему, оно из эпиграфа к его первому роману "И восходит солнце" — "Все мы потерянное поколение".

Его произведения 20-х годов это классические произведения литературы потерянного поколения. Это прежде всего его первый сборник рассказов "Наше время", который вышел в 1925 году. В нем это мироощущение очень хорошо зафиксировано. В этих рассказах разделение тематическое: война, до войны, после войны. Этот цикл выстроен в технике потока сознания. Большие рассказы набраны обычным шрифтом, маленькие рассказы набраны курсивом. Графически обозначается перебив в манере повествования. В результате эти раздельные эпизоды монтируются в некую целостность. У этого сборника есть неофициальное название "Рассказы Ника Адамса", настолько точно они сопоставлены.

"И восходит солнце".

Это роман о послевоенном времени, война присутствует как часть воспоминаний об этом времени, но именно война определяет все поступки героев. Война в них живет.

"Прощай, оружие". (1929)

Этот роман описывает события первой мировой войны. Он показывает, что в этой ситуации люди пытаются защитить себя, свое собственное я. Война это колоссальная молотилка. У Хемингуэя позиция циническая, ироническое отношение, отчужденный взгляд на все это. И девочки в борделе, которых не меняют уже вторую неделю, это уже старые боевые товарищи. Но это цинизм во спасение. В этом контексте практическая вещь это бегство от войны. Это прежде всего формальное бегство - дезертирство. Именно это и делает герой, он бежит от войны. Но это не акт трусости, а акт мужественности, акт сопротивления. За этим стоит целый пласт первой мировой войны. Но любовь это тоже способ отстоять себя, способ сохранить себя. Любовь молодых людей это тоже акт мужества. Вопреки той реальности, которая давит и уничтожает тебя как личность, это большое чувство помогает тебе выстоять. Это мужество в себе. Любовь, дружба в итоге оказываются слишком хрупкими и спастись не помогают.

Надо посмотреть на повествование несколько попристальнее, так как Хемингуэй совсем не так прост. Как это кажется на первый взгляд. Его простой способ письма хранит в себе большие глубины. Это происходит оттого, что Хемингуэи не только изучает окружающую реальность, но и бросает внимательный взгляд на литературу вокруг него. Повествование в романе ведется от первого лица, перед нами рассказ самого Фредерика Генри о событиях, которые с ним происходят. Человек, который рассказывает сам о том, что он пережил минуту назад, дает вольно или невольно, но всегда, свою версию событий и то, каким ему это событие представляется на данный момент. Если событие произошло вчера, то он показывает, как он это событие видит сегодня. Человек каждый раз об одном и том же событии будет говорить по-разному, даже пытаясь передать одно и то же. Это закон психологии реальной личности. Рассказ Фредерика Генри, это не одномоментное повествование, а рассказ с некоторой дистанции.

Мотив дождя становится мотивом всего произведения, там постоянно упоминается погода, это важно на фоне лаконичного стиля. В этом повествовании отсутствуют лишние детали. И вот в нем солнце светит всего два раза. Второй раз тогда, когда Фредерик вместе с Кэтрин убежали от войны и наслаждались мирным утром. А вот остальное время, если речь идет о погоде, то это дождь. Но та часть Европы, где происходит действие, обладает хорошим климатом, поэтому трудно поверить, что там действительно все время идет дождь. Ответ на этот дождь заключается в самом романе. Солнце светит только тогда, когдаесть надежда, что жизнь сделает новый поворот. Мы понимаем, что Фредерик всю свою жизнь будет помнить этот дождь. Ведь мы, рассказывая о том или ином событии, отбираем те или иные детали, которые потом представляются значимыми. В подсознании Фредерика в первую очередь всплывает этот дождь, дождливая погода и настроение, связанное с ней. В этом гладком повествовании есть фразы, которые не очень понятны, это, например странная фраза о ловушке. Эти фразы это не часть повествования, не часть размышлений Фредерика, относящихся к моменту события. Это те невольные автокомментарии, которые всегда делает человек, рассказывающий о событии уже после его завершения. Отсюда возникает расширенное толкование. В этом контексте оказывается значимым хвостик фразы «Жизнь ломает каждого». Фредерик это то, кого жизнь сломала. Но сам факт того, что он нам об этом рассказывает, означает, что он выжил, выжил со шрамом в душе, но он стал крепче на излом. Таким образом, перед нами не просто повествование о том, как появляются на свете люди потерянного поколения. А это рассказ человека, который сам все это испытал, сам через это прошел. Это очень существенный момент этого романа, который выделяет этот роман во всей литературе потерянного поколения.

Да, всегда есть в мире хотя бы 20% людей, которые уверены, что человек должен жить дальше, что человек даже с изломами в душе, может выжить и стать крепче. Не просто выжить и не просто существовать. Человек обязан и дальше жить полноценно. Последующие произведения, а это прежде всего повести и рассказы, содержат кодекс чести хемингуэйевского героя. Это жизнь с полной, отдачей сил в каждодневной, ежеминутной готовностью к смерти. Но человек не должен пребывать в ожидании смерти, он должен жить. Отсюда все эти мотивы большой охоты, большого спорта, бокса, корриды. Коррида это единоборство слабого человека и огромного сильного животного. Бык это жизнь, жизнь яростная, сильная, беспощадная, которая стремится тебя уничтожить. Слабый человек может устоять перед напором жизни, только борясь с ней на грани всех своих сил. Если матадор расслабился, начнет халтурить, то он погиб однозначно. Только на пределе своих возможностей можно выстоять.

Но существует и дальнейшая линия показа людей потерянного поколения, которые никак не имеют возможности преуспеть из-за их слабости. В 1935 году Хемингуэй публикует журнальную версию одного из самых известных своих рассказом «Служебный мандат». Эта публикация вызвала скандал, так как автор уравнял своего героя и своего друга-соперника Фицжеральда. Скандальным это сравнение стало потому, что его герой Гарри, умирающий долго и мучительно от гангрены, не выполнил долга перед своими товарищами. Гарри делает многое из того, что делал сам Хемингуэй, он женился на богатой женщине (Хемингуэй был женат несколько раз), но писатель сознательно оценил этот поступок как предательство самого себя. Эта маленькая деталь имеет огромный смысл. В этом отличие нового героя Хемингуэя от Фредерика Генри, который, как известно, убегая с фронта, произносит: «Я заключаю сепаратный мир. Я выхожу из игры.» Для него жизнь это игра, а его «я» абсолютно, тотально свободно. Новые произведения это колоссальный шаг. революционный шаг в мировоззрении писателя. Герой одного из произведений 1937 года произносит, умирая, что человек Один не может ни черта. То есть абсолютно потеряно «я». Далее случается гражданская война в Испании, и об это один из самых сильных романов Хемингуэя 40-х годов, это роман «По ком звонит колокол». Это масштабный роман о гражданской войне, трагический роман. Начинается вторая мировая война, гражданская война в Испании проиграна. Сквозная мысль романа сконцентрирована в эпиграфе, который является цитатой из философской проповеди английского поэта и философа-метафизика Джона Дона. Но это мысли самого Хемингуэя. Именно частью человечества ощущает себя герой романа Роберт Джордан, который приехал воевать в Испанию. Важна мысль. Которой заканчивается роман: «Если мы победим здесь и сейчас, то мы победим». Это уже не «я». А «мы». Это размышления Джордана, он высказывает, умирая, еще одну мысль, а именно: «Жизнь - хорошая штука, и за нее стоит драться». Опять разница с Фредериком, который, выжив, называл жизнь «трагедией, исход которой предрешен».

В этой книге, как и во всем последующем творчестве Хемингуэя, звучит настроение потерянности. Остается только одно, что человек сам должен осознать, абсолютно отказаться от свободы воли, свободы выбора Хемингуэй не может. Он говорит, что у человкеа есть долг перед человечеством, каждый человек должен для себя осознать наличие этого долга и должен добровольно принять его на себя, а, приняв. Идти до конца, Вот так и Роберт Джордан. Он понимает, что если они будут, продолжать эту операцию, то погибнет и он, и испанские партизаны, которые ему помогают. В этой опрерации нет смысла в военном отношении, но он не отменяет операцию, так как он сказал, что oн ее выполнит. Он принял на себя исполнение этого долга, ему это важно не в оперативно-тактическом военном плане, а как выполнение долга перед человечеством.

В этом романе происходит еще одна интересная вещь с точки зрения поэтики. Хемингуэй почти всегда пишет от первого лица, он все показывает через призму личности, Хемингуэю важно, как герой представляет то. Что находится в пределах его знания, личного опыта. Он уничтожает так позицию автора-всезнайки. Автор может только тем или иным способом представить вам персонажи, но себя он должен ограничивать. То, что делает герой необходимо поставить в контекст общих событий, чтобы мы увидели единство личного и частного, частной жизни и общей схватки в Испании. И тогда он делает не характерную для него, рационалиста и циника, вещь. Хемингуэй вспоминает про старый добрый прием сна. Роберту Джордану снится вещий сон, это прием в стиле аж готического романа 18 века. Это сон о том, как в ставке ругаются между собой Кольцов и прочая компания. Хемингуэй идет на это, понимая грубость этого приема, но иначе ему не обойти рамки, в которые он себя загнал.

В последующем творчестве Хемингуэя нет никакого мироощущения человека, осознающего свою причастность тому, что происходит. Настроения этих последующих романов, повестей, рассказов очень разные. Но оно обусловлено тем, что происходит вокруг Хемингуэя в этом современном мире 40-50-х годов. От этого зависит мироощущение самого Хемингуэя и его героев. Тогда оптимизм конца войны сменился мрачными насторениями холодной войны, человек = пешка в этой игре, игре очень циничной, которая стремится подчинить себе не отдельное человеческое «я», а просто том коллектив. Который есть в настоящем мире. За роман «Старик и море» Хемингуэй получил Нобелевскую премию. Это, по мнению литератора, самое сильное его произведение. Оно написано в 1952 году на пике холодной войны. Это одно из очень немногих оптимистических произведений той поры. Здесь есть все: и трагедия существования, одинокость старика Сантьяго, но там нет одиночества.

Сантьяго один борется с акулой, с рыбой, с морем. Ноон не минуты не ощущает себя одиноким, одиночкой как Фредерик Генри, так как есть люди его деревни. Есть мальчик, который к нему приходит, есть береговая охрана. Которая если надо придет к нему на помощь, есть солнце, море звезды. Есть человечество. И старик Сантьяго ощущает себя причастным, он часть этого человечества. Тестом на верность человечеству является необходимость доказывать каждый раз. доказывать себе и другим, что ты человек-действующий. От сюда двусмысленность финала. С одной стороны Сантьяго доказывает, что он состоятелен в этой жизни, он ловит эту большую рыбу и приволакивает ее к берегу. Но нет триумфа. Есть скелет рыбы, который показывает размеры этой рыбы. Но Сантьяго это рыбак-профессионал, он продает рыбу, и на это живет. Нет материального эффекта, эта рыба не решает реальных проблем его жизни. И ему снова надо идти в .море, снова и снова ловить рыбу, снова и снова держать себя как человек.

Что касается самого Хемингуэя, дела его в личном плане становились все хуже и хуже. За ним следили, и это была не паранойя, но паранойя тоже, видимо развивалась. Согласно своему кодексу, он не собирался превращаться в сумасшедшего, и его поступок, это поступок мужественность человека.

Творчество Хемингуэя достаточно хорошо известно у нас и в Европе. Американцы считают, что он не самая интересная фигура того времени, но им было из чего выбирать. Поколение Хемингуэя – это поколение, давшее Америке огромное число талантливых писателей, это поколение вывело Америку на передовые позиции в мире. До этого литература находилась там в позиции догоняющего, Поколение же 20-х годов дало массу разнообразных имен.

48. Томас Манн (1875-1955) может считаться создателем романа нового типа не потому, что он опередил других писателей: вышедший в 1924 г. роман «Волшебная гора» был не только одним из первых, но и самым определенным образцом новой интеллектуальной прозы.

До «Волшебной горы» писатель только искал новые способы отражения жизни. После «Будденброков» (1901), раннего шедевра, вобравшего опыт реализма ХIХ века, а отчасти и технику импрессионистического письма, после ряда не менее знаменательных новелл («Тристан», «Тонио Крегер») — он ставит себе новые задачи разве что в новелле «Смерть в Венеции» (1912) и в романе «Королевское высочество» (1909). Произошедшее после этого изменения его поэтики в самых общих чертах состояли в том, что суть и существо действительности, как они представали писателю, не растворялись больше без остатка в единичном и индивидуальном. Если история семьи Будденброков еще естественно отражала в себе конец целой эпохи и особым образом организованной ею жизни, то в дальнейшем — после мировой войны и периода революционных потрясений — во много раз усложнившееся существо современной жизни выражалось писателем иными способами.

Главным предметом его исследования было не то, что он описывал в своих новых романах. Нарисованная им вполне конкретно и осязаемо жизнь, хоть и увлекала читателя сама по себе, все же играла служебную роль, роль посредника между ней и не выражавшейся ею более сложной сутью действительности. Об этой-то сути и велась речь в романе. После выхода в свет «Волшебной горы» писатель опубликовал специальную статью, полемизируя с теми, кто, не успев освоить новые формы литературы, увидел в романе только сатиру на нравы в привилегированном высокогорном санатории для легочных больных. Содержание «Волшебной горы» не сводилось и к тем откровенным диспутам о важных общественных, политических тенденциях эпохи, которыми заняты десятки страниц этого романа.

Ничем не примечательный инженер из Гамбурга Ганс Kасторп попадает в санаторий «Бергхоф» и застревает тут на семь долгих лет по достаточно сложным и смутным причинам, отнюдь не сводящимся к его влюбленности в русскую Клавдию Шоша. Воспитателями и наставниками его незрелого ума становятся Лодовико Сеттембрини и Лео Нафта, в спорах которых скрещиваются многие важнейшие проблемы Европы, стоящей на историческом перепутье.

Время, изображенное Т. Манном в романе, — эпоха, предшествовавшая первой мировой войне. Но насыщен этот роман вопросами, обретшими острейшую актуальность после войны и революции 1918 г. в Германии. Сеттембрини представляет в романе благородный пафос старого гуманизма и либерализма и поэтому гораздо привлекательнее своего отталкивающего противника Нафты, защищающего силу, жестокость, перевес в человеке и человечестве темного инстинктивного начала над светом разума. Ганс Касторп, однако, отнюдь не сразу отдает предпочтение первому своему наставнику. Разрешение их споров вообще не может привести к развязке идейных узлов романа, хотя в фигуре Нафты Т. Манн отразил многие общественные тенденции, приведшие к победе фашизма в Германии. Причина колебаний Касторпа не только в практической слабости отвлеченных идеалов Сеттембрини, потерявших в XX в. опору в реальной действительности. Причина в том, что споры Сеттембрини и Нафты не отражают всей сложности жизни, как не отражают они и сложности романа.

Политический либерализм и идеологический комплекс, близкий фашизму (Нафта в романе не фашист, а иезуит, мечтающий о тоталитаризме и диктатуре церкви с кострами инквизиции, казнями еретиков, запрещением вольнодумных книг и т.д.), писатель выразил еще относительно традиционным «представительным» способом. Чрезвычаен лишь упор, который делается на столкновениях Сеттембрини и Нафты, количество страниц, которые отведены их спорам в романе. Но самый этот нажим и эта чрезвычайность нужны автору для того, чтобы возможно более ясно обозначить для читателя некоторые важнейшие мотивы произведения. Столкновение дистиллированной духовности и разгула инстинктов происходят в «Волшебной горе» далеко не только в диспутах двух наставников, как не только в политических общественных программах реализуется оно и в жизни. Интеллектуальное содержание романа глубоко и выражено гораздо тоньше. Вторым слоем, поверх написанного, придавая живой художественной конкретности высший символический смысл (как придан он, например, и самой изолированной от внешнего мира Волшебной горе — испытательной колбе, где ставится опыт познания жизни), ведет Т. Манн важнейшие для него темы, и тему об элементарном, необузданно-инстинктивном, сильном не только в горячечных видениях Нафты, но и в самой жизни.

При первой же прогулке Ганса Касторпа по коридору санатория за одной из дверей раздается необычный кашель, «будто видишь нутро человека». Смерть не влезает в санатории Бергхоф в то торжественное фрачное облачение, в каком герой привык встречать ее на равнине. Но и многие стороны праздного существования обитателей санатория отмечены в романе подчеркнутым биологизмом. Устрашают обильные трапезы, с жадностью поглощаемые больными, а часто и полуживыми людьми. Устрашает царящая здесь взвинченная эротичность. Сама болезнь начинает восприниматься как следствие распущенности, отсутствия дисциплины, непозволительного разгула телесного начала.

Через приглядывание к болезни и смерти (посещение Гансом Касторпом комнат умирающих), а заодно и к рождению, смене поколений (главы, посвященные воспоминаниям о дедовском доме и купельной чаше), через упорное чтение героем книг о системе кровообращения, строении кожи и т.д. и т.п. («Я заставил его пережить явление медицины как событие», — писал впоследствии автор) ведет Томас Манн одну и ту же важнейшую для него тему.

Постепенно и исподволь читатель улавливает сходство разнообразных явлений, постепенно осознает, что взаимоборство хаоса и порядка, телесного и духовного, инстинктов и разума происходит не только в санатории Бергхоф, но и во всеобщем существовании и в человеческой истории.

49.На Западном фронте без перемен. Ремарк Эрих Мария

НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН Роман (1927-1929) Пауль Боймлер - главный персонаж романа; девятнадцатилетний школьник вместе со своими одноклассниками добровольцем пошел на войну (1914-1918), поддавшись общему патриотическому порыву и милитаристской пропаганде. Но уже несколько недель военного обучения с муштрой, шагистикой и солдафонской тупостью развеяли в глазах юнца "классический идеал отечества". На передовую П. Б. попадает, уже лишившись всяких иллюзий.

Дальнейший путь героя по кругам фронтового ада становится цепью новых и новых открытий страшной, античеловеческой правды о войне. Повествование ведется от первого лица и, несмотря на отсутствие датировки, напоминает фронтовой дневник. Описание военных событий, в которых участвует П. Б., перемежается воспоминаниями о мирных днях и горестными раздумьями о несправедливости и зле мира, олицетворенных в войне. Рефлексия, полет мысли от конкретности к философским обобщениям, осознание человеческого существования как страданий и испытаний ставят молоденького солдата в ряд интеллектуальных героев немецкой литературы вслед за далекими гетевскими искателями и чуть более возмужавшим современником Гансом Касторпом. Но если последний, пройдя школу Волшебной горы, оказывается оглушенным военной канонадой 1914 г. лишь в символическом финале романа Т. Манна, то сама война с ее массовыми убийствами, мертвецами, гниющими на брустверах и в брошенных окопах, вшами, грязью, солдатской руганью становится содержанием романа и средой обитания П. Б. Неизбежно циничное общежитие в окопах, описанное с натуралистическими подробностями, поражает, шокирует юношу из провинциальной, бедной, добропорядочной немецкой семьи. Но грязь войны к нему не липнет, наоборот, испытания закаляют душу.

Каждая пограничная ситуация обнаруживает в герое драгоценный человеческий материал. У П. Б. интуитивно-безупречная нравственная реакция на окружающее, и в ужасе войны он существует по законам добра, как бы сложно это ни было.

Целомудрие и чистота, даже лиризм в рассказе о первой встрече с женщиной, пусть это и девица из сомнительного заведения на неприятельской стороне.

Взрослое мужество в горе у изголовья мучительно умирающего товарища-одноклассника и потом "святая ложь" его матери о мгновенной легкой смерти сына. Сочувствие и готовность помочь изголодавшимся, оборванным русским пленным, в которых П. Б. видит не врага, а "лишь боль живой плоти, ужасающую беспросветность жизни и безжалостную жестокость людей". И наконец, ключевая сцена романа: часы, проведенные в воронке после боя, рядом со смертельно раненным его, П. Б., собственной рукой и на глазах у него умирающим молодым французом.

В ужасе от содеянного, разглядывая фотографию жены и ребенка убитого, он заклинает: "Возьми от меня двадцать лет жизни, товарищ, и встань!.." Он дает обещание посвятить дальнейшую жизнь памяти и помощи семье своей жертвы.

Но из краткого последнего абзаца романа читатель узнает, что герой книги был убит в октябре 1918 г. в дни затишья, когда военные сводки гласили: "...на Западном фронте без перемен". Без перемен - только ушла из мира одна бесценная жизнь. И этот постскриптум писателя к прочитанной исповеди солдата освещает ее новым, трагическим светом.

На вопрос, лежал ли в основе моей книги "На Западном фронте без перемен" определённый замысел, я могу только честно ответить, что мои спонтанные воспоминания о большой войне передают лишь то, что я, так же как и миллионы моих товарищей, видел и пережил за пять лет бойни. Верен ли так часто звучащий упрёк, что моя книга оказала роковое влияние на молодое поколение, что она убивает благородное чувство патриотизма, стремление к героизму, эти высшие благодетели тевтонской расы с незапамятных времён? Если мною вообще двигала какая то идея, то это была любовь к Родине в истинном и благородном, а не в узком и шовинистическом смысле слова и преклонение перед героизмом. Но это не означает ни слепого восторга перед кровавой бойней на полях сражений, ни одобрения современных методов ведения войны стаким огромным количеством машин и механических средств. Война во все времена была жестоким орудием жаждущих славы и власти, всегда противоречила основным принципам справедливости, которые присущи всем морально здоровым людям. Даже серьёзное нарушение справедливости не может сделать войну легитимной.
С периода 1914-1918 годов нас приучали видеть только величие и героизм войны. Исторические книги искажают славу бесстрашных героев, заслуживших вечное уважение тем, что они сражались и умирали за Родину. Эти мужчины бессмертны, потому что были бесстрашны и мужественны. С совершенствованием и увиличением точности огнестрельного оружия, с применением тяжёлой артиллерии, аэропланов, танков и газов, с введениеммеханических боевых машин и привлечением индустриальной мощи, характерных для современных военных действий, активная храбрость солдата, не страшащегося противника, вынужденно уступает место чисто пассивному мужеству, близкому к восточному фатализму.
Особенно за два последних года войны техническая организация ведения боя добилась такого ошеломляющего прогресса, что каждый солдат стал полностью зависеть от случая. Многие солдаты из тех полков, которые почти целиком были уничтожены в окопах, в течении двух или трёх лет позиционной войны едва ли хоть раз видели врага в лицо, за исключением тех, кто попал в плен после какого-нибудь решительного наступления. Война в старом героическом смысле слова больше не существует. Она превратилась в бессмысленный ужас, в котором людей раздавливала, побеждала и калечила механическая сила. Человеку в окопе ничего не остаётся, как только в пвссивном отчаянии ждать, попадёт ли в него, как уже попало в сотни и тысячи его товарищей; а если он выходит из боя невридимым, то это не благодаря его личному мужеству, а только благодаря его счастливой звезде, благодаря судьбе. Я бы хотел привести для примера такую ситуацию. Допустим, я нахожусь в роте солдат, построенных в ряд. Каждый пятый должен предстать перед военным судом. Падёт ли смертоносный жребий на меня? Или я останусь в живых? Я могу только, отдавшись судьбе, ждать, что она решит. Личное бесстрашие, мужество во все времена заслуживали восхищения, и так будет всегда, пока они не станут бессмысленны. Политические и дипломатические конфликты между странами следовало бы улаживать политическими и дипломатическими средствами. Война, в качестве защиты и ultima ratio, была бы оправдана только в том случае, если бы бы европейская цивилизация вдруг снова оказалась под серьёзной угрозой, как в средние века, когда такая угроза исходила от гуннов.
Патриотизм - высокое и благородное понятие, но шовинизм стал опасной угрозой, с тех пор как волна национализма захлестнула современный мир, а евангилие ненависти распространяется, проповедая грубую силу. Этот шовинизм можно обнаружить во всех европейских странах, Италии и Германии. По мнению шовинистов, только агрессивный национализм является настоящим патриотизмом, а пацифизм или даже просто осуждение ужаса войны и любовь к миру они называют трусостью. Но они забывают, что в современном беспокойном мире боец проявляет меньше мужества, чем тот, кто осмеливается признать себя пацифистом. Эти сображения объясняют, почему крайние радикалы ополчились против меня, в то время как умеренные элементы, даже в консервативном лагере, признают правдивость, с которой я изобразил ужасы войны. Никто не может отрицать, что я люблю всё, что есть великого и благородного в моей стране, и от всего сердца желаю, чтобы Германия восстала из сегодняшнего жалкого состояния.
Когда вышел фильм "На Западном фронте без перемен", влиятельные политические круги воспользовались всеми средствами, какие только можно себе представить, чтобы добиться запрета на демонстрацию фильма в Германии. Как известно, им это удалось. Цензор запретил демонстрацию фильма на том основании, что в фильме не показаны вся слава и величие германского солдата. Подобное утверждение решительно неверно, потому что фильм показывает только человеческую сторону фронтовой жизни. То, что противники не всегда подходят к моим произведениям непредвзято, забавно подтверждает один случай, происшедший в своё время в связи с моей книгой. Ведущая национал-социалистицеская газета опубликовала статью солдата, который четыре года сражался в окопах. "Ангрифф" восхвалял статью (а это были дословно переписанные пять страниц моей книги) как грандиозный хроникальный документ, не то, что "выдумки Ремарка". Моя книга пользовалась успехом, потому что она передавала во всей простоте человеческую сторону жизни в окопах, величие и хрупкость человека, его мужество и удаль. Если бы я попытался поставить героев войны на сверхчеловеческий пьедестал, книга никогда не достигла бы такого успеха. Героизм не зависит от результата. Немецкая арми, немецкий солдат никогда не были более героичными в самом строгом смысле слова, чем в 1918 году, когда закатилась звезда Германии. К тому времени техническое превосходство неприятеля стало настолько огромным, что армия могла только упорно сопротивляться до горького конца, напрягая все нервы в героической оборонительной войне.
Никто не может желать, чтобы ещё раз наступили такие ужасные времена. Самый большой технический и военный прогресс не мог бы оправдать такого желания. Ни один разумный человек не может призывать эпидемию, например, чумы, для того чтобы врачи смогли продемонстрировать своё искуство.

50. Бельгийский поэт и драматург Морис Метерлинк (1862-1949) родился в том же году, что и Гауптман. В их творческой судьбе много сходного. Оба драматурга оставили яркий след в истории европейской драматургии. Оба стали лауреатами Нобелевской премии (Метерлинк — в 1911 г.). У обоих наиболее плодотворный период творчества приходится на 1890-е годы и первые десятилетия XX в. Но есть между ними и существенное различие. Гауптман, обладая выдающимся художественным талантом, все же чаще следовал за своими современниками и предшественниками, в первую очередь за Ибсеном. Метерлинк же стоял рядом с ними. Подобно Ибсену или Стриндбергу, он считается подлинным первооткрывателем в области «новой драмы», крупнейшим теоретиком и драматургом европейского символистского театра.

Метерлинк родился в бельгийском городе Генте, по настоянию отца изучал право в Париже, где увлекся творчеством поэтов-символистов. В марте 1886 г. Метерлинк написал рассказ «Избиение младенцев», а в 1889 г. выпустил в свет сборник стихов «Теплицы». В том же году состоялся и драматургический дебют молодого писателя — была опубликована его первая пьеса «Принцесса Мален». Один из экземпляров этой пьесы Метерлинк послал поэту-символисту Малларме, увидевшему в «Принцессе Мален» произведение, по духу созвучное символизму. Восторженная статья французского писателя Октава Мирбо в парижском еженедельнике «Фигаро» в августе 1890г. дотоле никому не известного бельгийского автора мгновенно сделала знаменитым. Так возникла символистская «новая драма» Метерлинка.

Наши рекомендации