Возражения с позиций психологии развития

Эти возражения концентрируются вокруг психосексуального кризиса в раннем возрасте и юношеского кризиса самотождественности.

1. Применительно к первому случаю сценарий не является отрицанием инстинктивных влечений и не отменяет действия ранней травмы. Наоборот, он совпадает с их развитием. Он представляет собой социальную матрицу для реализации сексуальных фантазий, каково бы ни было их происхождение. Инстинктивным влечениям или сексуальным фантазиям может быть предоставлена полная свобода, или, наоборот, они будут искажаться, подавляться, сублимироваться, но в конечном счете они соучаствуют в действии высшего принципа, который регулирует и модифицирует их выражения согласно требованиям сценария, или, как сказал бы Фрейд, влечениям судьбы. Сценарное указание на этом уровне гласит: «Делай, что тебе хочется, поскольку ты соберешь при этом достаточно „купонов“, чтобы оправдать окончательный итог». Так что сценарная теория чужда бихевиоризму. Она ни в коем случае не утверждает, что все, или, по крайней мере, большая часть человеческих поступков, есть результат выработки условных рефлексов. Она лишь утверждает, что в определенные, критические моменты человек следует сценарным указаниям; в остальное же время он идет туда, куда его влечет, и делает то, что диктует его воображение.

2. В действительности, некоторые юноши и девушки избавляются целиком от своих сценариев. Другие же лишь бунтуют (исполняют родительские директивы, предписывающие бунт), разыгрывая в рамках своих сценариев нечто решительное. Им кажется, они порывают с родительским программированием, а на самом деле они еще точнее следуют его «букве». Некоторые избавляются лишь на время от власти сценария, а затем сдаются, пребывая в отчаянии. «Рассеянием самотождественности» мы называем состояние, характерное для этого периода. Это результат плохого сценария. Сценарные аналитики считают это борьбой против родительского сценария, где мать (или отец) побеждает (вопреки противоположному мнению: поражение родительского сценария). Сын может стать бродягой не вопреки матери (или отцу), но именно из-за нее, поскольку мать (или отец) не в состоянии были дать ему разрешение преуспеть вопреки ее (его) собственным директивам. Цель психотерапии, следовательно, не в том, чтобы вернуть его назад к матери (или отцу), превратив в послушного мальчика, а в том, чтобы развести его с родителями и дать ему возможность выбирать жизненный путь по своему усмотрению.

Клиницистские возражения

Самое распространенное из клиницистских возражений состоит в том, что порой считается: пациента невозможно вылечить в психоаналитическом смысле, если иметь дело лишь с проблемой сознания. Возможно, но есть возражения.

1. К бессознательному, на наш взгляд, причисляется излишне многое. Мы считаем, значительная часть того, что может признаваться бессознательным, это не бессознательное, а предсознательное. Пациент однако вынужден идти навстречу психотерапевту, который ищет «бессознательное», и подсовывать ему предсознательное, отмеченное печатью неясности, недостаточной осознанности. Это можно проверить, спросив пациента: «Действительно ли это было бессознательное или вы что-то смутно осознавали?» Подлинно бессознательный материал (например, изначальная эдипова ярость) действительно бессознателен, а не смутно осознаваем. Поэтому сценарный аналитик, работающий с сознательным материалом, черпает данные с гораздо больших «площадей» психики, чем это предполагает большинство людей. Во всяком случае, сценарному аналитику никто не запрещает иметь дело с бессознательным (например, с некоторыми прямыми производными страха), если он в этом достаточно компетентен. Да это и необходимо, поскольку именно такие бессознательные переживания чаще всего формируют первичный «протокол» сценария.

Многие люди думают, что существует некоего рода закон, дающий психоаналитику неотъемлемое право определять ход лечения. Это совсем не так. Если бы такой закон существовал, он оказался бы в трудном положении, ибо его определения (почти тождественные с прекращением лечения) очень неясно сформулированы и признаны отнюдь не всеми психоаналитиками. Критерии его можно «отжать» до прагматического суждения, которое равно приемлемо и для других видов терапии, чуждых психоанализу: «Пациент считается излеченным, если он освободился от симптомов и может полноценно работать и любить». Сценарный анализ добивается такого результата по крайней мере не реже, чем психоанализ.

В заключение нужно отметить, что имеется два вида людей, выступающих против сценарной теории. Первый — это теоретики и практические терапевты, аргументы которых нужно принимать всерьез, какова бы ни была их природа. Они предъявляют сценарному анализу претензии того же рода, что и сценарный анализ предъявляет им — претензии, основанные на внимательным и объективном знакомстве с литературой соперничающего направления. Второй — это обладатели административных постов, которые могут блокировать (и это нередко делают) профессиональное и интеллектуальное развитие молодых врачей, особенно государственных психиатров, запрещая им использовать в их практике сценарную теорию. Многие из этих чиновников — скудно образованные, раздражительные, отягощенные предрассудками люди, и спорить с ними бессмысленно. Но есть еще умные, эрудированные и открытые новому администраторы, которые делают то же самое. Это в большинстве своем опытные психоаналитики. Чтобы их в какой-то мере оправдать, скажем, что Фрейд тоже был человеком, зажатым в тисках сценария. Это он открыто признавал. Его привлекали образы военных героев, он страстно любил Наполеона. Многие метафоры и часть своего словарного запаса он черпал из языка героических битв. Девизом его были слова, поставленные эпиграфом к книге о сновидениях, которые в приблизительном переводе означают: «Если я не покорю небо, то вознесу преисподнюю». Что он и сделал. Его таинственная и навязчивая идея о том, что он может умереть, как и Наполеон, в возрасте пятидесяти одного года, было для него типичным сценарным пророчеством. Любимый афоризм его отца: «Что-нибудь да случится» — был девизом Фрейда, которому он верно следовал всю жизнь, как о том свидетельствуют его письма. Его герой Наполеон, чьи слова он часто цитировал, умер в возрасте пятидесяти одного года, хотя сам Фрейд умер восьмидесяти трех лет.

ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ

Карта и местность

Когда мы говорим, что сценарий соответствует или следует сюжету волшебной сказки, то из небытия возникает тень Прокруста. Иногда психотерапевт слишком поспешно выбирает сказку, а затем пытается «укоротить» или, наоборот, «растянуть» пациента, если он в эту сказку не укладывается. Прокруст — персонаж, характерный для поведенческих оценок. Если психотерапевт хочет, чтобы факты соответствовали имеющейся теории, он может упустить из виду скрытые переменные, тогда неподходящие факты будут игнорироваться, а иногда данные просто подгоняться под имеющийся теоретический шаблон.

Особенно активен бывает Прокруст на консилиумах, где его трудно проконтролировать, а ситуация располагает к спекуляциям, внезапным озарениям, ортодоксии или глубокомысленным изречениям. Чтобы успешно бороться с казуистикой и софистикой, советуем на каждую консультацию представлять двух индивидов с похожей историей, один из которых был бы с явлениями патологии, а второй — абсолютно здоров в этом отношении. Порой удивляешься, насколько история нормально функционирующего, продуктивного социального индивида может напоминать историю психически больного человека. Иначе говоря, почти любому шизофренику с определенной биографией можно противопоставить нешизофреника с точно такой же биографией. Надо сказать, что в большинстве случаев консилиумы проходят на основе несформулированной явно, но весьма действенной предпосылки: «Пациент болен, наша задача доказать это и выяснить причину». Консилиумы станут гораздо интереснее, если переформулировать эту предпосылку: «Пациент не болен, наша задача доказать это и выяснить, почему».

Прокруст нередко «растягивает» или «сокращает» информацию, чтобы она соответствовала гипотезе или диагнозу. Иногда психотерапевт поступает наоборот: растягивает или сокращает гипотезу или диагноз, если они не соответствуют имеющимся фактам. Так в экспериментах по экстрасенсорному восприятию, например, игральные карты могут быть угаданы неправильно, тогда экспериментатор обычно ссылается на расположение карт ранее или потом. Затем выдвигается гипотеза, верная или неверная, но явно необоснованная, о чем-нибудь вроде «запаздывающего телепатирования» или «предвосхищающего видения». Таким же методом работает предсказатель, пообещавший, скажем, что одно из самых страшных землетрясений на Земле случится в 1989 году. Если землетрясения не произошло, он говорит, что, наверное, цифры явились ему в перевернутом виде, так что событий нужно ожидать в 1998 году, а может быть, это просто воплощенный в памяти след великого землетрясения 1699 года. Что за великое землетрясение 1699 года? Конечно, где-нибудь на Новой Гвинее. Поскольку землетрясения там случаются довольно-таки часто, то из случившихся можно выбрать одно крупнее других. «А может быть, это о землетрясении 1683 года в Италии?» Ясновидец ведь углубился в толщу времен на целых триста лет, ошибиться на десять-пятнадцать лет нетрудно в таких условиях. Стоит ли придираться из-за такой незначительной ошибки!

Если сценарный аналитик стремится подходить к делу с подлинно научной объективностью и искать истину, он должен избегать таких ситуаций, что, безусловно нелегко. Не сомневаюсь, например, что нечто подобное Прокрусту «гостило» в данной моей книге, хотя я всячески старался этого избежать. Излагая столь сложную теорию на ранней стадии ее разработки, трудно от этого избавиться полностью.

Как вести себя в этих условиях? Доктор Родни Пейн сравнил проблему обоснования выводов в сценарной теории с проблемой соотнесения карты и местности. Доктор Пейн — не только врач, но и авиатор. Он объясняет дело так: летчик сельскохозяйственной авиации смотрит на карту и видит телеграфный столб и силосную башню. Потом он глядит на землю и видит то же самое: телеграфный столб и силосную башню. «Ага, — говорит он. — Так вот мы где... Теперь все ясно». На самом деле ясность обманчива. Друг, сидящий рядом, перебивает: «Минутку! Внизу — телеграфный столб, силосная башня и нефтяная вышка. Есть они на карте?» «Не все, — отвечает пилот. — Столб есть, башня есть, вышки нет. Наверное, ее сняли». «Дай мне карту», говорит друг. Он развертывает ее целиком и изучает квадрат за квадратом. И вот он показывает пальцем то место на карте в двадцати милях в сторону от проложенного маршрута, где обозначены столб, башня и вышка. «Вот мы где», — говорит он. Пилот только разводит руками. Мораль: в подобных случаях смотри сначала на землю, потом на карту.

Психотерапевту следует вначале очень внимательно выслушать пациента, выяснить ход его сценария. В этом случае он скорее найдет реальное соответствие, а не подпадет под власть внезапной догадки. Затем он может использовать волшебную сказку для понимания пути пациента, а подтверждения своего предсказания будет искать в реальной жизни пациента.

Сетка категорий

Трансакционный анализ включает в себя столь богатый набор разнообразных, перетекающих друг в друга понятий, что можно двигаться в любом направлении, будучи уверенным, что без «улова» (интересного и полезного результата) не останешься. Но такой подход не удовлетворяет логическим требованиям к теории. Рассмотрим одно краткое изложение истории болезни, ставшей предметом обсуждения на семинаре по трансакционному анализу в Сан-Франциско. Женщина, обратившаяся к психотерапевту по поводу фригидности, предположила, что он должен вступить с ней в интимные отношения. Мать учила ее, как одеться, чтобы выглядеть привлекательной, а отец — побуждал привлекать внимание мужчин.

В ходе дискуссии доктор К., представлявший пациентку, старался показать, что сконструированная таким образом сценарная матрица не соответствует действительности. Согласно схеме 7, изображающей вторичную структуру Ребенка, Родитель в Ребенке (РРе) действует как встроенный «электрод», тогда как Взрослый в Ребенке (В Ре) — это интуитивный Профессор, эксперт, мастерски оценивающий окружающих. Но доктор К. считал, что в данном конкретном случае РРе действует как адаптированный Ребенок, а ВРе — как «электрод». Такой взгляд подтверждался данными из детского возраста пациентки. Многие коллеги его поддержали, прибегнув к логическим аргументам и свидетельствам, полученным в клинике. Они ссылались на игры, сценарии, указывали на адаптированного Ребенка пациентки. Могла ли стандартная матрица устоять перед таким напором? Стрелки, которые нарисовал доктор К., соединяли пациентку с ее отцом и матерью совсем не так, как это показано на схеме 7. Пора было, пожалуй, вовсе зачеркнуть эту схему. Но при более внимательном рассмотрении все аргументы оказались несостоятельными.

Прежде всего, когда доктор К. при содействии аудитории пытался определить, что он понимает под РРе, ВРе адаптированным Ребенком и «электродом», он давал каждое определение с новой позиции. То он аргументировал с точки зрения опыта развития, то обращался к поведенческим аргументам, то прибегал к логике, то выдвигал на передний план эмпирию. Некоторые из эмпирических данных относились к трансакциям, некоторые — к играм и сценариям. В результате оказалось, что используется несколько различных концептуальных систем, каждая со своим особенным языком и подходом, и в поисках определений автор неосознанно перескакивал с одной на другую. Первая система — структурная, трансакционная, с четырьмя ключевыми понятиями: состояния Я, трансакции, игры, сценарии. Вторая — обосновывающая, также имеет четыре главных понятия. Это — поведение, дающее возможность операционализации, ментальные процессы (в том числе «голоса», дающие указания), история развития, свидетельствующая о происхождении поведенческих моделей, и, наконец, также проявляющиеся в поведении социальные реакции. Третий язык описания формировался по психобиологическому принципу: Родитель в Ребенке, Взрослый в Ребенке — и т.д. Сюда же входили и функциональные определения, выражаемые прилагательными: адаптированный Ребенок, естественный Ребенок и т.д. Сами аргументы могли при этом иметь либо логическую, либо эмпирическую природу.

Если все эти языки свести в таблицу, то можно получить категориальную сетку, упорядоченную с трансакционной, обосновывающей, модификационной и методологической точек зрения.

Если мы построим наборы понятий так, чтобы каждый набор включал по одной клетке из каждой колонки, то увидим, что налицо 4x4x2x2 = 64 возможных направления аргументации (при этом мы еще не считаем слова в скобках). Если оппоненты не следуют одному и тому же направлению, их аргументы просто невозможно будет сопоставить; для этого потребуется огромный труд по упорядочению и определению понятий. Если двадцать участников дискуссии строят свои доказательства двадцатью различными способами, нечего и думать за один вечер прийти к приемлемому для всех заключению. Когда один аргументирует по линии «состояния Я — история развития — описание — эмпирия», а другой по линии «игры — социальное поведение — биологические структуры — логика», то оба, может быть, говорят дельные вещи, но это столь различные способы аргументации, что прийти к общему выводу просто невозможно.

Сетка категорий

Трансакционные Обосновывающие Модификационные Методологические Состояния Я Операциональные Структурные Логические Трансакции Феноменологические (биологические) Эмпирические Игры Исторические Функциональные Сценарии Социальные (дескриптивные).

Даже в простейшем случае, когда один из оппонентов придерживается структурного или биологического подхода к состояниям Я, а другой функционального или дескриптивного, взаимопонимание оказывается почти недостижимым. Это можно увидеть на схеме 17. Структурное членение состояния Я (Ребенок) представлено горизонтальными линиями, разделяющими вторичных Родителя, Взрослого и Ребенка. В свою очередь вертикальные линии показывают различные функциональные состояния Ребенка: адаптированный, бунтующий и естественный Ребенок. К какой бы схеме мы не прибегли, линии, идущие в разных направлениях, будут свидетельствовать о различии подходов. Кто-то будет использовать имена, описывая структуры, кто-то — функциональные прилагательные для описания модификаций этих структур. При этом имена и прилагательные будут относиться к различным системам описания, различным точкам зрения. То же самое справедливо применительно к каждой колонке из приведенной выше таблицы.

Возражения с позиций психологии развития - student2.ru

Схема 17. Структурное членение состояния Я (Ребенок)

Слева: психологическая структура

Справа: описание функций

Мы считаем, что единственный путь упорядоченной и результативной дискуссии — это выбрать какое-то одно из направлений и строго его придерживаться. Доктор К. использовал эту возможность и выбрал путь «состояния Я — социальные реакции — дескрипция — эмпирия». Не лучший подход, если учитывать специфику стоящей перед ним задачи, но это он представляет пациентку, и у него право выбора. Но стоит пойти по этому пути до конца, как оказывается, что его аргументы и наполовину не так убедительны, как в случае, когда он перескакивает с одного пути на другой. То же самое справедливо и относительно аргументов его сторонников. Другими словами, то что кажется приемлемым и убедительным, когда позволены всякого рода логические скачки и отступления, оказывается не выдерживающим критики с точки зрения строгого мышления. Именно по этой причине первоначальная сценарная матрица осталась стоять непоколебимо, по крайней мере, до тех пор, пока «штурм» не окажется лучше подготовленным.

Следовательно, в любых дискуссиях по проблемам трансакционного (в том числе и сценарного) анализа советуем в первую очередь определить направление дискуссии в соответствии с приведенной таблицей. Нужно выбрать по одной категории из каждой колонки — это и будет категориальная система дискуссии, которой советуем строго придерживаться. Иначе результаты дискуссии будут методологически необоснованными и не выдерживающими объективной критики, хотя бы они и выглядели блестяще с точки зрения риторики.

Наши рекомендации