Состояние и перспективы этноконфликтологии

Рассматриваемая авторами проблема является попыткой всесторон­него анализа такого нового явления российской действительности конца XX века, как этноконфликт. Данная работа написана уже в ситу­ации, когда утверждается конфликтологическая парадигма, которая ориентирует массовое сознание на понимание неизбежности противосто­яния в социальных взаимодействиях, где конфликт может выполнить по­зитивную роль. В концептуальном аспекте межэтнические конфликты рассматриваются авторами исходя из принципов регулирования межнаци­ональных коллизий в постсоветском пространстве. В технологическом ас­пекте авторами обосновывается необходимость формирования эксперт-ноконсультационных служб, способных осуществлять конфликтологиче-ский мониторинг и менеджмент.

Печатается по изданию:

Никовская Л. И., Степанов Е. И. Конфликты в современной России. — М., 2000.

Прежде всего, сама содержательная характеристика этого периода как трудного и противоречивого перехода к демократии ориентируется на то, чтобы при анализе скла­дывающихся в этом процессе многочисленных и острых этноконфликтных ситуаций в первую очередь постараться понять и оценить, в какой мере они несут в себе освободи­тельные тенденции, то есть служат уничтожению тотали­тарных структур и связей, демократизации внутри- и меж­национальных отношении в данной республике или реги­оне.

Такой подход прежде всего обеспечивает реализацию важного аспекта этноконфликтологического анализа: от-членение позитивных межнациональных конфликтов от деструктивных — позитивными, с его позиций, представ­ляются все те конфликты между этносами, которые ослаб­ляют тоталитаристские структуры и отношения, выступая фактором расширения и углубления процесса демократи­зации, негативными — конфронтации, которые тормозят и свертывают этот процесс или вносят в него элементы де­струкции..

Кроме того, этот подход позволяет оценить целый спектр национальных сил и движений, стремящихся так или иначе использовать межэтнические отношения в сво­их интересах, относительно характера и меры их антитота­литаристских или антидемократических устремлений и намерений.

В частности, он дает возможность показать, что неред­ко межэтнические отношения в данном регионе, начав развиваться на основе освободительных и демократиче­ских идей и лозунгов, под действием интересов и устано­вок определенных движении и сил довольно быстро при­обретают такую направленность, которая не может обес­печить ни освобождения, ни демократизации. Больше того, может сложиться ситуация, в которой все более опас­ным испытаниям подвергается не только жизнь и благосо­стояние отдельных членов данной этнической общности, но и существование всего этого этноса в целом, поскольку он все глубже втягивается в безнадежные кровавые конф­ронтации с другими этносами, составляющими его окру­жение.

К сожалению, такого рода сценарии развертывания межэтнических конфликтов, в которых экстремистские лозунги и программы, выдвигаемые национальными дви­жениями, снижают эффективность освободительных устремлений и ведут к эскалации напряженности и конф­ронтации, на территории бывшего Союза весьма распро­страненны. На основе их анализа можно сформулировать тот общий вывод, что острота современных межэтниче­ских конфликтов прямо пропорциональна экстремизму и обратно пропорциональна демократичности выдвигае­мых в них требований.

Другой важный ориентир, обеспечивающий адекват­ное и эффективное этноконфликтологическое исследова­ние, — учет того обстоятельства, что конфликтные ситуа­ции в современных межнациональных отношениях фор­мируются целым комплексом взаимодействующих между собой кризисных факторов — экономических, полити­ко-правовых, идеологических, социокультурных. В сложившейся в обществе острой обстановке тотального кри­зиса формирование межнационального конфликта, как правило, начинается с формирования у населения тревож­ных ощущений того, что происходит серьезное ухудшение материального и социального положения. Они, в свою оче­редь, провоцируют ухудшение национальных отношений в данной республике или регионе, рост взаимных претензий и напряженности между населяющими их этносами. На этой основе активизируется деятельность национальных кадров и элит, которая находит свое воплощение в форми­ровании этнополитических движений и программ. Еще больше взвинчивая межнациональные напряжения и обо­стряя проблемы, они одновременно усложняют этим их разрешение. Это прогрессирующее ухудшение ситуации обусловливает дальнейшую радиолокализацию национа­льных движений, рост в них настроений экстремизма и се­паратизма. И так далее.

Можно утверждать, что по такому сценарию в рамках бывшего Союза развивалась большая часть межнациональ­ных конфликтов. Хотя внимательный анализ показывает, что задача облегчения материального и социального поло­жения населения на этом пути радикально не решается, а общий кризис и межнациональные требования лишь обо­стряются.

Причины и механизмы этноконфликтов

Этнонациональные конфликты — это организован­ные политические действия, массовые беспорядки, сепа­ратистские выступления и даже гражданские войны, в ко­торых противостояние проходит по линии «этнические общности». Чаще всего такого рода конфликты происхо­дят между меньшинством и доминирующей этнической группой, контролирующей власть и ресурсы в государстве. Существует несколько теорий объяснения причин эт-нонациональных конфликтов, которые были сформули­рованы на основе исследований в различных регионах мира. Одним из доминирующих является социологиче­ский подход, который основывается на анализе этниче­ских параметров социальных групп (классы, страты, соци­ально-профессиональные группы и т.д.) и выявляет фено­мен узурпации тех или иных привилегированных социаль­ных ниш представителями одной группировки в ущерб другой и социальной дискриминации по этническому или расовому признаку. Совпадение социальной стратифика­ции с этнической структурой населения, а также этниче­ские диспропорции по линии «город — село» при всей их конфликтогенности все же не могут быть истолкованы как основная причина этнонациональных конфликтов.

В социологическом подходе представляет интерес ана­лиз феномена экономического посредничества, особенно роли торговли, которая, как правило, в полиэтнических обществах имеет тенденцию контролироваться предста­вителями какой-то из групп или выходцами из определен­ного региона. Это обычно вызывает недовольство со сто­роны остального населения, которое проецирует на тор­говцев свои негативные реакции через прямые и частые контакты. В целом, однако, соревновательность и конку­ренция в сфере трудовых отношений и экономических взаимодействий далеко не всегда может быть названа в числе основных факторов крупных этнических конфлик­тов.

При объяснении причин этнонациональных конфлик­тов важное место занимает политологический подход, ко­торый выявляет роль элит, прежде всего интеллектуаль­ных и политических, в мобилизации этнических чувств, усилении межэтнической напряженности и эскалации ее до уровня открытого конфликта. Именно вопросы о влас­ти, о стремлении элитных групп к обладанию ею, о связи власти с материальным вознаграждением в форме обеспе­чения доступа к ресурсам и привилегиям являются ключе­выми для понимания причин роста этнического национа­лизма и конфликгности, в том числе и на территории быв­шего Советского Союза.

За годы советского режима в бывших республиках СССР и в российских автономиях сложились многочис­ленные и очень образованные этнические элиты титуль­ных национальностей. Начиная с политики «коренизации» 20-х гг. и вплоть до середины 80-х гг. действовала си­стема преференций в сфере подготовки «национальных кадров» из республик во всех областях деятельности. Как только ослаб контроль Центра над национальными элита­ми и образовался вакуум власти, началась борьба за реаль­ную власть и право контролировать политическую жизнь своих республик и автономий. Однако не стоит преувели­чивать или целиком объяснять причину конфликтов только генерирующей и организующей ролью элит. Недоста­точность этого подхода в том, что он не может в полной мере объяснить феномен массовой мобилизации и интен­сивность эмоций участников межэтнических конфлик­тов, изначальную силу группового стремления к автоно­мии, жертвенность, готовность перейти ради этого к са­мым жестоким методам насилия.

По-видимому, социально-психологический подход, выявляющий поведенческие механизмы этнических кон­фликтов, играет в этом плане гораздо более важную роль, чем представлялось раньше. Иррациональное восприятие той или иной этнической группой (а значит и принадлежа­щими к ней личностями) угрозы утратить самоценность является мощным средством их мобилизации в политиче­ской реальности, помогающим понять жесткость оформ­ляющихся предубеждений, экстремизм этнических требо­ваний и достаточность мотивов для вовлечения в конф­ликт широких масс рядовых участников.

К ряду социально-психологических причин межэтни­ческих конфликтов и национальных движений можно от­нести и чувства утраты достоинства, пережитых «истори­ческих несправедливостей».

На стыке социально-психологических и политологи­ческих подходов находится проблема групповой легитимности, связи коллективного самосознания и идентично­сти с фактом существования политического образования в форме сложившейся государственности. Со стороны эт­нических групп формулируется требование, а затем и по­литическая программа, что государство есть атрибут и га­рант сохранения групповой целостности, а значит и то, что составляет государство (территория, институты власти и пр.), должно иметь национально-этнический характер. Аргументы в пользу такой формулы, как правило, берутся из истории со ссылками на те периоды, которые наиболее выгодно могут быть использованы для определения гра­ниц и статуса «национального» государства. Именно эти представления и основанная на них стратегия политиче­ской мобилизации заключают в себе огромную силу воз­можного массового этнического конфликта. Создание «на­ционального» государства видится как гарантия от реаль­ных или гипотетических угроз иноэтнического или просто чужого доминирования над физической и культурной сре­дой обитания. Этот страх оказаться в подчинении может

быть сильнее любых материальных расчетов, и, как реак­ция на него, возникает стремление к оформлению опреде­ленных символов своей групповой легитимности и защи­щенности. Такими символами чаще всего выступает тер­ритория. Анализ поведения государства, а точнее — его граждан в отношении территориальных вопросов часто поражает своей иррациональностью: государства более го­товы терять своих собственных граждан в виде жертв наси­лия, чем делать территориальные уступки. Вообще же тер­риториально-этнические притязания составляют около 2/3 всех национально-этнических конфликтов на терри­тории бывших республик СССР. Это и требование изме­нения границ между национально-государственными об­разованиями, и требование перехода под новую государст­венную юрисдикцию целых национально-территориаль­ных единиц (например возвращение Крымской автоно­мии России и пр.), и стремление к созданию (или воссоз­данию) национальных образований (автономий или райо­нов) — например немцев в Поволжье; это конфликты, свя­занные с репатриацией либо возвращением на свою исто­рическую родину давно вытесненных с нее или репресси­рованных в годы сталинщины народов (немцы, крымские татары, турки-месхетинцы и пр.), с возвращением бежен­цев в свои оставленные дома (осетины, ингуши, чеченцы, русские и пр.).

Типология и стадиальность развертывания этноконфликтов

Наконец, важное значение для конкретизации анализа конфликтных ситуаций представляет учет стадии их раз­вертывания и типа, ибо то и другое служит более точному описанию и оценке состояния и тенденций развития этно-конфликта и более целенаправленному поиску средств его урегулирования и разрешения. Так, типология этноконф­ликтов позволяет более точно и содержательно осмыслить как особенности их протекания, так и конкретные средст­ва и способы их регулирования и разрешения. Ведь, к при­меру, конфликты на почве этнотерриториальных притяза­ний обладают существенными отличиями по сравнению с конфликтами, связанными с борьбой сил сепаратизма и федерализма, автономии и централизма, а эти последние, в свою очередь, имеют качественные отличия от конфликтов, имеющих в своей основе выяснение статусного соот­ношения этносов.

Важно иметь в виду, что при значительном разнообра­зии объяснительных моделей конфликтов адекватность выбора концепции для исследования зависит именно от определения типа того конфликта, который мы собираем­ся изучить.

Провести классификацию этнонациональных конф­ликтов по одному основанию не представляется возмож­ным в силу сложности самого объекта конфликта-этноса и причин, приводящих к этнонациональному столкновению или коллизии. Думается, что сочетание различных основа­ний для типологической характеристики этого рода конф­ликтов вполне обоснованно и плодотворно, поскольку по­зволяет шаг за шагом разблокировать и урегулировать конфликтные ситуации.

Прежде всего, многие этнонациональные конфликты можно назвать ложными из-за высокой составляющей эмоционального характера. Слишком высокая степень эмоциональной насыщенности затрудняет адекватное восприятие ситуации и противоположной стороны, рож­дая ложные образы и опасения, агрессивность и дегумани-зируя восприятие оппонентов.

Многие этнические конфликты можно смело обозна­чить и как замещенные конфликты, поскольку часто анта­гонизм интересов направлен на этническую группу, кото­рая реально не является участником конфликта, а замеща­ет какие-либо иные интересы и соображения. Так, часто «национальная карта» разыгрывается в борьбе этнополи-тических элит за передел постимперского наследия.

Учитывая, что в феномене нации особую конституиру­ющую роль играют историко-культурные факторы, можно сказать, что межнациональные конфликты — это чаще всего конфликты культур как результат различного пони­мания, различного отношения к жизненным реалиям, их толкования.

И, наконец, при классификации этноконфликтов мы имеем дело с реальным конфликтом интересов — из-за не­равного доступа различных этносов к ресурсам, неравного распределения объемов и полномочий власти и т.д.

Исследователями выделяются еще два принципа типо-логизации этнических конфликтов: один — по характеру и образу действий конфликтующих сторон и второй — по

содержанию конфликтов, основным целям, которые ста­вит выдвигающая претензии сторона.

Э. А. Паин и А. А. Попов выделяют конфликты стерео­типов, т.е. ту стадию конфликта, когда этнические группы не всегда даже четко осознают причины противоречий, но в отношении оппонента создают негативный образ недру­жественного соседа, нежелательной группы. Примером этого служат армяно-азербайджанские отношения.

Действительно, социологические и полевые этногра­фические исследования до данного конфликта, еще в со­ветское время, фиксировали взаимные негативные стере­отипы армян и азербайджанцев. Так, этносоциологические исследования, которые в начале 80-х годов были про­ведены в Ереване и других городах Армении под руковод­ством Ю.В. Арутюняна и Р. Карапетяна, установили, что в гетеростереотипе азербайджанцев не только присутствуют негативные бытовые черты, но и отсутствуют положитель­ные деловые и интеллектуальные качества. Данные были настолько тревожны, что их было решено не публиковать, дабы не провоцировать открытого противоборства. Поле­вые наблюдения фиксировали то же самое у азербайджан­цев в гетеростереотипах армян.

Другой тип конфликта — «конфликт идей». Характер­ными чертами таких конфликтов (или их стадий) является выдвижение тех или иных притязаний. В литературе, сред­ствах массовой информации обосновывается «историче­ское право» на государственность, как это было, напри­мер, в Эстонии, Литве, Грузии, Татарстане и других рес­публиках СССР, на территорию, как это было в Армении и Азербайджане, Северной Осетии и Ингушетии.

Третий тип конфликта — конфликт действий. Это ми­тинги, демонстрации, пикеты, принятие институциональ­ных решений вплоть до открытых столкновений.

Можно было бы возразить, что подобная типологиза-ция есть отражение стадий или форм конфликтов. Но это было бы неточным. В защиту авторов подобной типологи-зации можно сказать, что бывают конфликты, которые остаются только «конфликтом идей». В начале 70-х годов в Чикаго проходили демонстрации с лозунгами «Не поку­пайте у евреев!». Но никаких действий за этим не следова­ло. На съездах русских общественных движений, напри­мер КРО, можно услышать призывы «Россия для рус­ских», но до открытых конфликтов на этой почве не доходит (антикавказские погромы на рынках российских горо­дов имели другую основу).

Иная типологизация — по основным целям, содержа­нию требований — была предложена в 1992—1993 гг. Л. М. Дробижевой. На основе оценки событий конца 80-х — начала 90-х гг. ею были выделены следующие типы этноконфликтов.

Первый тип — статусные институциальные конфлик­ты в союзных республиках, переросшие в борьбу за неза­висимость. Суть таких конфликтов может быть не этнона-циональной, но этнический параметр в них присутствует непременно, и мобилизация по этническому принципу — тоже. Так, национальные движения в Эстонии, Литве, Латвии, в Армении, в Украине, в Грузии, Молдове с само­го начала выдвигали требования реализации этнонацио-нальных интересов. В процессе развития этих движений казуальная основа конфликтов изменялась и «дрейфова­ла» от этнонациональных к государственным, но мобили­зация по этническому принципу оставалась. Как извест­но, очень небольшая часть русских на начальных этапах участвовала в Народном фронте Эстонии и тем более в Са-юдисе Литвы.

Основная форма конфликтов этого типа была институциальной. Острый конституционный конфликт возник, когда Эстония, а за ней и ряд других союзных республик, приняли поправки к своим конституциям, внеся в них приоритетное право на использование ресурсов и верхо­венство законов республики.

Президиум Верховного Совета СССР отменил эти по­правки. Но по Конституции СССР сделать это мог только Верховный Совет, а не Президиум (но Верховный Совет тогда, в 1989 г., мог и не отменить эти решения, и именно потому М.С. Горбачев принял решение провести обсужде­ние на Президиуме Верховного Совета). Так возник пер­вый конституционный кризис, который был проявлением острого институциального конфликта. Поскольку реше­ния законодательных органов республик в Эстонии, Лит­ве, Латвии поддерживало большинство титульной нацио­нальности, есть все основания относить их к этнонациональным конфликтам.

Статусными конфликтами были и конфликты в союз­ных и автономных республиках, автономных областях за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для части союзных республик, желавших конфе­деративного уровня отношений (например Казахстан), для ряда бывших автономий, которые стремились подняться до уровня союзных республик (например Татарстан). Впо­следствии, после создания независимой России, радика­льная часть национального движения Татарстана постави­ла вопрос об его ассоциированном членстве. Конфликт за­вершился подписанием Договора между государственны­ми органами Российской Федерации и государственными органами Татарстана, который содержит элементы как федеративных, так и конфедеративных отношений.

За повышение статуса республики до уровня конфеде­ративных отношений ведут кровавый конфликт абхазы с грузинами.

К этому же типу конфликтов можно отнести движения за создание своих национальных образований, например ингушей в Чечено-Ингушетии, ногайцев, лезгин в Даге­стане, балкарцев в Кабардино-Балкарии.

- Автономистские движения были среди таджиков Узбе­кистана, узбеков Кыргызстана, кыргызов Горного Бадах-шана в Узбекистане.

Второй тип конфликтов — этнотерриториаль­ные. Это, как правило, самые трудные для урегулирова­ния противостояния. На территории бывшего СССР на период 1992 года было зафиксировано около 200 этнотер­риториальных споров. По мнению В.Н. Стрелецкого (Ин­ститут Географии РАН), одного из разработчиков Банка данных этнотерриториальных притязаний в геопростран­стве бывшего СССР, к 1996 г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний.

Конечно, не все заявленные притязания перерастают в конфликт. Специалисты считают, что к таким конфлик­там надо относить споры, ведущиеся «от имени» этниче­ских общностей относительно их прав проживать на той или иной территории, владеть или управлять ею. В. Н. Стрелецкий, например, считает, что любое притяза­ние на территорию, если оно отрицается другой стороной— участницей спора, — уже конфликт.

Вот тут-то, видимо, и важно, какой это конфликт: кон­фликт представлений, идей или уже действий? Большин­ство этнотерриториальных споров идет от имени полити­ческих элит, правительств, движений. И далеко не всегда эти споры охватывают хотя бы значительные группы какого-то народа. С точки зрения принятого определения эт­нического конфликта, к ним надо отнести те ситуации, когда идеи территориальных притязаний «обеспечивают» этническую мобилизацию. Если подходить с такой мер­кой, то число этнотерриториальных конфликтов будет, несомненно, меньше, чем точек территориальных споров.

Например, Калмыкия потеряла какую-то часть своих территорий в годы репрессий. Заявления об этом были, но в конфликты по это­му поводу калмыки не вступают.

В то же время ингушско-осетинский конфликт за территорию Пригородного района и часть Владикавказа перерос осенью 1992 г. в военные действия.

Территориальные споры часто связаны с реабилитаци­онным процессом в отношении репрессированных наро­дов. Но все же конфликты, связанные с репрессированны­ми народами, — особый тип этнических противоборств. Только часть такого рода конфликтов связана с восстанов­лением территориальной автономии (немцы Поволжья, крымские татары), в отношении других стоял вопрос о правовой, социальной, культурной реабилитации (греки, корейцы и др.). И только в ряде случаев речь идет о терри­ториальных спорах. Так, турки-месхетинцы стремились к возвращению на территорию прежнего Проживания в Гру­зию.

Еще один тип — конфликты межгрупповые (межоб­щинные). Именно к такому типу относятся конфликты, подобные тем, что были в Якутии (1986), в Туве (1990), русско-эстонский в Эстонии и русско-латышский в Лат­вии, русско-молдавский в Молдавии.

Массовые межгрупповые насильственные столкнове­ния имели место в Азербайджане, Армении, Киргизии, Узбекистане.

Наряду с приведенной выше все большее распростра­нение в литературе получает типологизация на основе со­держания конфликтов, целевых устремлений сторон.

Надо сказать, что типологизация конфликтов, конеч­но, достаточно условна и нередко в одном конфликте сое­диняются разные цели и содержание.

Например, карабахский конфликт — это конфликт, связанный и с территориальными спорами, и с повышением статуса автономии, и с борьбой за независимость.

Ингушско-осетинский конфликт — это и территориальный, и межреспубликанский, и межобщинный на территории Северной Осетии.

Поэтому исследователи говорят о «кластерах» конф­ликтов, поскольку такое понимание дает более широкое основание для их урегулирования. При этом сам процесс регулирования связан с формой, длительностью, масшта­бами конфликтов.

Важное значение для понимания особенностей конк­ретных ситуаций и выработки мер по их урегулированию имеет и учет стадий развертывания этноконфликтов, а также тех основных сил и движений, которые действуют на них и определяют их течение. Ибо он позволяет более детально раскрыть процесс и механизмы их детермина­ции. Так, применительно к нашим условиям, он позволяет показать, что появление национально-патриотических и особенно национально-радикальных движений перево­дит межнациональный конфликт из потенциальной в ак­туальную стадию и знаменует начало выработки четких и твердых притязаний и позиций в нем, находящих выраже­ние в программных документах и декларациях этих движе­ний.

Как правило, эта стадия, в случае дальнейшей эскалации конфликта, служит подготовкой к следующей стадии — кон­фликтных действий, становящихся в ходе нарастания ост­роты конфликта все более насильственными. По мере на­копления жертв и потерь конфликт на этой стадии делает­ся все менее управляемым и цивилизованно разрешимым. Тем самым развитие межнациональной конфронтации все больше подводит конфликт к черте, за которой может по­следовать национальная катастрофа, и потому жизненно необходимым становятся меры по его скорейшему ослаб­лению и умиротворению, такие, как посредничество, кон­сультирование, переговорный процесс и т.п., нацеленные на достижение национального консенсуса или, по край­ней мере, компромисса.

Результативность достижения последних, в особенно­сти консенсуса, является показателем того, в какой мере приведень* в действие демократические и гуманистические способы урегулирования и разрешения межнациональных конфликтов, позволяющие нейтрализовать национали­стические установки и конфронтационные устремления их участников и помочь каждому из них перейти от жест­кого или даже насильственного противодействия нацио­нальных общностей и их представителей к эффективному и согласованному взаимодействию с ними ради совместного удовлетворения коренных потребностей и интересов всех участников возникшей межэтнической коллизии. Развертывание этого процесса означает укоренение и за­крепление общедемократического принципа приоритет­ности и неотъемлемости прав и свобод каждого человека в специфической сфере межнациональных отношений.

Конфликтрлогический анализ под углом зрения воз­можностей достижения консенсуса между этносами не мо­жет удовлетвориться простым обоснованием значимости данного прогрессивного по своей направленности процес­са для демократизации межнациональных отношений. Он предполагает также осмысление технологических и орга­низационных мер по его обеспечению. «Стержневой» проблемой здесь в настоящее время выступает создание специальной и разветвленной этноконфликтологической экспертизы, основная задача которой, как показывает ми­ровой опыт, должна состоять в том, чтобы на базе серьезно­го диагностического и прогностического анализа отсле­живать зарождение и развертывание конфликтных про­цессов и в зависимости от их характера выдвигать обосно­ванные предложения по их локализации, рационализации и урегулированию посредством компромиссных или кон-сенсусных технологий.

Опыт последних лет отчетливо показывает: очаги меж­национального «возгорания» можно эффективно обезопа­сить, а тем более потушить лишь целенаправленными, по­следовательными и терпеливыми усилиями. И эти усилия должны опираться на специально разработанные для это­го меры и соответствующим образом организованные по­среднические структуры, концептуально и методически оснащенные.

В настоящее время наибольшие организационные трудности в урегулировании и предотвращении этнонаци-ональных конфликтов и конфронтации связаны с отсутст­вием в государствах СНГ, в том числе РФ, разветвленной специализированной сети организаций^ю предотвраще­нию и урегулированию внутренних конфликтов. Больше всего ощущается отсутствие институтов, осуществляющих мониторинг за развитием этнополитической ситуации в обществе, раннюю диагностику и прогнозирование воз­никновения конфликтов, а также отсутствие конфликто-логического менеджмента в виде службы «быстрого реаги­рования». Главной задачей такой службы является защита

людей, недопущение эскалации конфликтов, расширения их зоны, организация переговорного процесса, а также интенсивное обучение людей способам правильногб реа­гирования на конфликтную ситуацию и поведения в ней.

Такого рода служба (или их совокупность) должна, по-видимому, постепенно и целенаправленно складывать­ся при содействии властных структур из множества органи­зационных звеньев разного уровня и охвата и носить обще­ственно-государственный характер, то есть тесно взаимо­действовать с административными и представительными органами в центре и на местах и в то же время быть относи­тельно независимой от них, избегая их возможного дикта­та и манипулирования.

Подобная организация позволила бы, наряду с налажи­ванием мониторинга, дающего представление о состоянии и динамике этноконфликтных ситуаций, осуществлять практическое посредничество между различными группа­ми населения, участвующими в них, а также между админи­страцией и населением и вместе с тем критически анализи­ровать и оценивать характер и результаты различных управ­ленческих воздействий на эти ситуации с целью их разре­шения. Обосновывая необходимость принципиального от­каза от методов насилия в отношениях между этносами, затрудняющих демократизацию общества и тянущих его назад, к тоталитаризму, ориентируясь на-обеспечение компромисса как признания конфликтующими сторона­ми правомерности притязаний их оппонентов и особенно консенсуса как способа принципиальной и долговремен­ной гармонизации взаимоотношений этносов, участвую­щие в посредничестве конфликтологи получили бы воз­можность содействовать восстановлению в правах и зна­чимости глубинных ценностей человеческого бытия, укреплению оснований жизни и деятельности общества и тем самым возвращению ей ее подлинного.смысла, а соци­альным конфликтам — позитивного общественного зна­чения и функции.

Важную роль в этом отношении должно сыграть офор­мление результатов конфликтологического анализа в виде соответствующей экспертизы межэтнических конфликт­ных ситуаций и коллизий и превращение ее на этой основе в специфическую технологическую процедуру, позволяю­щую доводить результаты конфликтологического анализа до их практического востребования и использования для

регулирования и разрешения реальных конфликтных столкновений.

Прежде всего, общая задача такого рода экспертизы видится в том, чтобы обеспечить конструктивное участие конфликтологии в демократическом преобразовании со­временного российского общества. Именно в рамках этой основной задачи она должна содействовать практическо­му налаживанию в межнациональных отношениях конф-ликтологического мониторинга и менеджмента как дейст­венных инструментов, позволяющих отслеживать зарож­дение конфликтных ситуаций, выявлять их «болевые точ­ки», уровень напряженности, динамику, характер дейст­вий конфликтующих сторон и т.п. и на этой основе разра­батывать и претворять меры по предупреждению и урегу­лированию конфликтов, стабилизации социальных отно­шений и содействию реформам.

При этом важно учитывать, что острота и размах межэт­нических конфликтов обусловлены прежде всего как по­лиэтническим составом населения России, которое состо­ит из представителей более 100 больших и малых этниче­ских общностей, так и значительной долей в федератив­ной структуре национально-государственных образова­ний: среди 89 самостоятельных субъектов Федерации — более трети приходится на национальные республики и разного рода национальные автономии.

Не случайно поэтому с развалом советской «империи» на всем ее обширном пространстве образовалось множе­ство зон межнационального напряжения, которое при определенных условиях грозит вылиться или уже выли­лось в открытые столкновения, в том числе и вооруженно­го характера, несущие многочисленные жертвы и разру­шения. В настоящее время специалисты насчитывают свыше 200 такого рода зон, основная часть которых прихо­дится на территорию РФ.

По уровню напряженности их можно подразделить на три основных вида:

— «горячие точки», Где пролилась или продолжает литься кровь, применено вооруженное насилие и имеются существенные потери человеческих и ма-' териальных ресурсов;

— зоны, напряжение в которых находится на грани возможного перерастания в открытые межэтниче­ские противостояния или приближается к ней;

— зоны, в которых межнациональное напряжение уже отчетливо проявилось, но имеет еще достаточ­но низкий уровень.

Общим для всех трех зон является то, что повсюду меж­национальная напряженность, а тем более конфликты, особенно с применением вооруженного насилия, затруд­няют проведение социально-экономических и политиче­ских преобразований, тормозят объединение обществен­ности вокруг гуманистических, демократических идеалов. Вместе с тем ясно, что в каждой из зон способы социаль­ного контроля за развертыванием межнациональных кон­фликтов и меры по их эффективному урегулированию и предупреждению должны иметь существенные различия. Особую остроту межэтнические отношения приобре­тают в автономных республиках и других националь­но-территориальных субъектах Российской Федерации, поскольку именно там ширится представление о том, что только укрепление суверенитета способно обеспечить на­циональные интересы. Сами эти интересы зачастую пони­маются при этом только как интересы титульной нации, а суверенитет — как перевод федеративных отношений, по существу, в конфедеративные.

Обострению межэтнической напряженности содейст­вуют и другие социальные факторы. Все они в совокупно­сти создают опасность для втягивания этих националь­но-государственных субъектов в крупномасштабное воо­руженное насилие — межэтнические войны, а также в столкновение с федеративными властями. При этом в противоборство, как показывает практический опыт, мо­гут быть вовлечены государства как ближнего, так и даль­него зарубежья, что обостряет не только внутреннюю, но и международную напряженность и усиливает опасность превращения вооруженного столкновения в многосто­ронний широкомасштабный и даже ядерный конфликт, выходящий за локальные региональные рамки и приобре­тающий глобальный характер.

В этой ситуации основной акцент в этноконфликтоло-гической экспертизе, как представляется, необходимо сделать на выявлении конфликтогенных факторов (поли­тических, экономических, социально-психологических, этнических, культурных, религиозных и т.п.), вызываю­щих и обостряющих типичные конфликтные ситуации во взаимоотношениях этносов в различных регионах страны,

в особенности тех, которые ведут к вооруженному наси­лию, на раскрытии дестабилизирующих и деструктивных последствий действия этих факторов, а также на поиске и обосновании возможных мер по их нейтрализации и по приданию социальным конфликтам характера и форм ,содействующих общему улучшению социальной ситуации и движению общества к развитой демократической стадии. При этом основной, «стержневой» проблемой, вокруг которой должна, как представляется, «вращаться» вся со­временная конфликтологическая экспертиза, выступает проблема обеспечения социального партнерства как основного способа принципиального разрешения социаль­ных конфликтов вообще, этнополитических конфликтов в частности.

На этом принципе, как фундаменте, должна базировать­ся, по-видимому, национальная политика, если она хочет быть адекватной, эффективной и демократически ориен­тированной, и опираться на научный анализ и мировой опыт.

Пока что этого о нашей национальной политике ска­зать нельзя, как, впрочем, нельзя сказать и того, что мы во­обще имеем сейчас последовательную, целенаправленную и принципиальную политику в сфере национальных отно­шений и присущих им коллизий. Скорее в этом отноше­нии со стороны теперешних властей наблюдается сугубо ситуативный подход, стремление воздействовать на раз­вертывающиеся и обостряющиеся межнациональные конфликты с точки зрения «целесообразности», задавае­мой определенной позицией и оценкой, зачастую весьма слабо опирающимися на предварительную конфликтоло-гическую экспертизу и вытекающие из нее рекомендации. Нельзя сказать, что в духе обеспечения партнерства и взаимопонимания, избегания конфронтационности в межнациональных отношениях действуют и наши средст­ва массовой информации. В этом направлении также тре­буется поэтому большая аналитическая, разъяснительная и корректирующая деятельность конфликтологов.

Предстоит всесторонне изучить и технологически про­работать и такое важное направление в регулировании межнациональных противоборств, как налаживание парт­нерских взаимоотношений Центра и регионов, без кото­рого невозможно обеспечить развертывание и укрепление федеративных начал в национальной политике как выра­жение ее демократичности.

Этноконфликтологическая экспертиза и составляю­щий ее основу конфликтологический мониторинг и ме­неджмент призваны в конечном итоге показать, что при правильной и принципиальной национальной политике центральная власть может нейтрализовать разыгрывание местными политическими лидерами и национальными элитами этнической карты и сохранить необходимую стабильность Российского государства на почве усиле­ния интегративных, объединительных, партнерских уси­лий. При этом под межэтнической интеграцией, объеди­нением, партнерством имеется в виду вовсе не отказ от национальной культуры, самобытности, традиций, а пе­рераспределение акцентов: примат общечеловеческого

— человеческих прав, ценностей, коллективного баланса интересов над более частными — узкоэкономическими, конкретно-политическими и этнокультурными интере­сами, национальными и государственными — и налажи­вание доброжелательного взаимодействия на этой обще­значимой почве.

Однако эффективность этих усилий в посттотали­тарном обществе в значительной мере определяется ис­ходом борьбы между демократическими силами и таки­ми разнородными, но постоянно стремящимися к так­тическому объединению силами, как тоталитаристский реваншизм, великодержавные и националистические течения. Поэтому Этноконфликтологическая эксперти­за призвана показать, что интеграционистская ориента­ция может и должна выступить как преграда на пути эт-нонационального эгоизма и взаимной агрессии, как эмоциональная и интеллектуальная предпосылка для предотвращения и урегулирования межнациональных конфликтов.

Чтобы сделать это на основе квалифицированного эт-ноконфликтологического мониторинга и менеджмента, в экспертизе необходимо:

— определить уровень недовольства различных этниче­ских групп населения своим экономическим, полити­ческим, социальным положением, культурным и бы­товым состоянием как в ряде конкретных регионов (прежде всего таких, как Северный Кавказ, Южное приграничье, Поволжье, Западная Сибирь и др.), каждый из которых соответствует тому или иному уровню межэтни­ческой напряженности, так и по стране в целом;

— выявить:конфликтогенные факторы объективного и субъективного порядка, дестабилизирующие межэтническую ситуацию, их взаимосвязь и взаимосоотнесенность по степени важности и значимости в зависимости от способности вли­ять на обострение конфронтации этнических групп;

— тенденции и условия развития межэтнической ситуации в направлении ее стабилизации и нор­мализации, а также основные барьеры на этом пути, включая сложившиеся идеологические стереотипы и социально-психологические уста­новки;

— уровень готовности представителей различных этнических групп к конфронтационным или компромиссным и консенсусным формам пове­дениям конфликтных ситуациях, а также степень их образовательной и специальной подготовки к активному участию в предотвращении, урегули­ровании и ненасильственном разрешении конф­ликтов;

— разработать и предложить для реализации соответст­вующим представительным органам и администра­тивным структурам в регионах способы и формы предотвращения и урегулирования конфликтных си­туаций в сфере межэтнических отношений на основе учета и нейтрализации конфликтогенных факторов, стабилизации общей экономической и социаль­но-политической обстановки и корректировки мас­сового сознания и поведения в направлении более широкого и основательного освоения демократиче­ских норм и правил.

При этом в разработке концептуальных оснований и организационных принципов этноконфликтологического мониторинга и менеджмента основной упор, как пред­ставляется, необходимо сделать на учете и использовании внутренней мотивации поведения представителей конфликтующих этносов и других участников межэтнических коллизий, их ценностных ориентации и социально-пси­хологических установок, идентификаций и стереотипов. Это связано с тем общим представлением, что человек или группа людей, включенные в систему общественных, в том числе и межэтнических, отношений, могут опреде­ленным образом трансформировать свое поведение, лишь корректируя свои идентификации с теми или иными об-щностями, их установками и ориентациями и тем самым, меняя регуляторный механизм своего индивидуального и группового поведения.

С. И. Ерина