Психология и религия

Смысл человеческой жизни, в рамках христианского мировоззрения, можно определить как постижение причин индивидуального страдания (греховности) и их преодоление с помощью понимания.

Эта мысль кажется абсолютно заоблачной с точки зрения медицины. Ее цель – преодоление страдания с помощью рукотворных мер и химических веществ.

Не только медицина, но и вся современная европейская цивилизация несет на своих транспарантах лозунг

преодоления страдания – трагизма человеческого бытия. Почему же тогда результатом усилий цивилизации XX века является немыслимое ранее нарастание человеческих страданий?

Мы забываем, наверное, что не всякое страдание нуждается в лечении. Порой только оно одно и способно вернуть человека к себе самому, напомнив о том, кем, собственно, и для чего он задумывался как лучшая и главная часть природы и космоса.

Укорененный в христианстве, взгляд этот кажется непривычным. Но и психоаналитические учения, лежащие в основе современной науки о душе, выражали на своем языке практически то же.

Для Фрейда, например, «Я» – является... неврозом (страданием), связанным с невозможностью реализации полового влечения. Юнг же считал, что личность формируется благодаря «тени» – страдающей, «темной» части бессознательного.

Полнее других подобный взгляд на личность выразил Альфред Адлер. Исходя из главного тезиса его «индивидуальной психологии», личность развивается на основе первичного «комплекса неполноценности», которому соответствует «чувство неполноценности».

Привычный перевод адлеровского понятия «Minder-wertigkeitskomplex» – «комплекс неполноценности» – не совсем верен. Сплавленное из нескольких немецких слов, понятие это на самом деле не несет в себе того оттенка пренебрежительности, что связан у нас со словом «неполноценность».

Более точно следовало бы перевести как «комплекс пониженного достоинства» или «комплекс неполноты»; возможно, идею Адлера достаточно адекватно передает и такое словосочетание, как «комплекс недостаточности».

По Адлеру, в чувстве «недостаточность личности», определяющем первичность ее страдания, заключена энергия, формирующая человеческую индивидуальность. Личность формируется за счет потребности в преодолении трагического чувства недостаточности.

Многие профессионалы считают: главное открытие Адлера заключается в том, что ощущение собственной неполноты, недостаточности, несовершенства есть нормальное человеческое чувство.

«Быть человеком – значит ощущать свою недостаточность».

Альфред Адлер

Потребность в преодолении недостаточности Адлер называет «потребностью в завершенности». Если вдуматься, то этот термин, весьма частый в ранних адлеровских работах, является синонимом того самого понятия, которое в настоящей книге звучало как «потребность в преображении».

Впрочем, сам Адлер вскоре отошел от этого термина, оперируя в дальнейшем понятием «Streben nach Macht», которое у нас переводили то как «стремление к силе», то как «стремление к власти».

В своих поздних работах именно эту потребность Адлер называет ведущей потребностью личности. Сама терминология ученого вызывала ожесточенные споры как среди его последователей, так и противников. Одни трактовали термин как потребность в преобладании – стремление человека к господству над другими людьми. Другие утверждали, что Адлер имел в виду потребность в завершенности – овладении всем конгломератом окружающих человека жизненных обстоятельств и понимание им ограниченности собственных возможностей.

Этот спор легко разрешим, если исходить из христианского взгляда на личность. Адлер был последовательным материалистом. Различие между личностью, имеющей опору в трансцендентном, и «индивидом» («аутистом», по И.А. Ильину) не имело для него никакого принципиального значения.

Вместе с тем для христианской личности, которая от рождения полагает другого равным себе или превышающим себя, не может существовать потребности в преобладании. Поступками такого человека будет руководить потребность в завершенности (в преображении).

Только человеком с исходным отсутствием «Я»-чувства, живущим в мире равнозначности людей и вещей, – «виртуальным индивидом» – эта же потребность в преображении, как мы уже видели, всегда будет ощущаться как потребность в преобладании – желании примитивного господства над другими.

Все в конечном счете упирается в то, в рамках какого миросозерцания будет осуществляться адлеровское «стремление к силе».

Пытаясь преодолеть двойственность понятия, сформулированного им как «стремления к силе», Адлер в конце жизненного пути все-таки разделил его на «стремление к превосходству» и «стремление к совершенствованию»; причем использовал он эти термины в разных случаях то как антонимы, то как синонимы. В итоге он, видимо, так и не преодолел внутренней противоречивости своего взгляда на проблему целостной личности.

Для этого необходимо было допустить в реальность душевной жизни человека христианской парадигмы. Никто из психоаналитиков и психологов XX века решиться на такое не посмел.

Решился только Фридрих Ницше, который еще в конце XIX века писал: «Потребность в знании и потребность в власти – сущностно одно и то же».

Открытие Адлером «комплекса неполноты» и «потребности в завершенности» (нам кажется наиболее универсальным именно этот термин) как точки отсчета в вопросе формирования личности привело к созданию целого ряда других концепций научной психологии XX века.

Дж. Кренделл (1981) определял адлеровское стремление к «силе» как «борьбу за самоосуществление, самостановление и совершенствование личности». Но и здесь эта «борьба» не далеко отстоит от рамок «естественного отбора». Одно «Я» борется за свое становление с другими «Я». Конкурируя, они воюют, а не сотрудничают...

Из терминов Адлера формировались такие понятия, как: «самоактуализация» К. Гольдштейна (1939), «самореализация» К. Хорни (1950), «актуализация личности» А. Маслоу (1954), «актуализирующая тенденция» К. Роджерса (1959), «потребность в эффективности» Р. Байта (1959), «потребность эго-идентичности» Э. Эриксона (1963) и «потребность роста» Г. Менестера (1982).

Характерно, что ни одна из упомянутых нами психологических концепций, даже развернутая схема развития «эго» по Эриксону, так и не объясняет разницы между «потребностью в совершенствовании» и «стремлении к превосходству» или «господству» – для всех упомянутых теорий это в сущности одно и то же...

Эти понятия различны лишь в работах христианских мыслителей. Например, абсолютно незнакомый с работами Адлера И.А. Ильин разделял «желание совершенства»

(удивительно близкое к адлеровскому, даже по звучанию) и «стремление к пошлости» – характерное для «релятивиста» («нарцисса», «индивида» или «виртуального человека», в терминах предыдущей главы). Но психологи сегодня не читают христианских мыслителей – буддизма им вполне достаточно.

Тем не менее со времен Адлера мы, даже в области «научной» психологии, можем считать доказанным факт:

Личность развивается на основе неосознаваемого страдания.

Но открытие Адлера было отнюдь не новым. Еще в III веке до нашей эры греческий мудрец Анаксимандр сформулировал адлеровскую мысль следующим образом:

«Всякое страдание проистекает из несовершенства и неполноты бытия, составляющих самую сущность тварности(со времен Анаксимандра слово «тварь» обозначает существо, сотворенное отдельным. – А. Д.). Тварь есть бытие конечное, ограниченное во времени и пространстве, но внутренне посягающее (то бессознательно, то сознательно. – А.Д.) на бесконечность и неограниченность» (эгодиастола. – А.Д.).

Только жизнь и страдания Иисуса Христа доказали человечеству, что его изначальное страдание может быть преодолено. Личность может стать бесконечной, не теряя присущей ей тварности (отдельности).

Радость Бодрийара по поводу наступления «виртуального апокалипсиса» – это восторг освобождения от подлинного страдания. Философ не замечает, что его радость одновременно является восторгом освобождения от тварности, то есть от отдельного, от личного, от интимного, от христианского.

Целый ряд философских учений после Декарта, но задолго до Бодрийара объявлял гедонизм – поиск человеком удовольствий, жизни без страдания – главным смыслом человеческой жизни.

Медицина, во всяком случае, видит проблему наркотиков только с гедонистических позиций.

Почти никто, кроме православных мыслителей, не задумывался о том, что произойдет с личностью, если ее лишить страдания вообще – полностью избавить от трагедии.

Останется ли при этом человек человеком?

Вдумайтесь в значение русского слова «со-страдание» (или в эриксоновские понятия интимности и доверия).

Если личность перестанет страдать, то сможет ли она почувствовать страдание другого...

...или превратится в урода из приведенной выше газетной статьи?

Пока еще большинство из нас чувствует этих людей уродами, но уже мало кто может объяснить, почемуон так считает.

Одна личность обязана помогать другой личности преодолевать страдания. В этом – суть творчества, движения образа к подобию. Если этого движения нет – другой человек станет лишь вещью, череп которой вполне годится для продажи «черным магам».

Если человек совершил неправильный поступок или вовсе перестал совершать поступки – превратил свою жизнь в бессмыслицу – совершил грех, то он должен испытывать душевную боль.

Раньше мы называли эту боль совестью, но теперь подобное состояние души мы привычно причисляем к рангу депрессий и считаем болезнью, от которой надо лечить.

«Совесть совсем не есть отвлеченный «принцип долга», навязываемый воле сознанием, – пишет И. Ильин, – но она не есть и сила суда или укора, подъемлющаяся из бессозна-тельнаго после дурного поступка и не имеющая «разумнаго» оправдания. Совесть есть голос целостной духовности человека,в которой инстинктпринял закон Божий,как свой собственный,а духприобрел силу инстинктивнаго влечения.Совесть есть не сразу – инстинктивная потребность в нравственном совершенстве и предметно обоснованная воля к нему, а потому творческое исканиеего в каждом данном жизненном положении. Иными словами – совесть есть целостное пребывание человека в луче Божьем».

Совесть для русского философа есть основа личности, причем основа укорененная не в абстрактной нравственности, а непосредственно в биологии – в инстинкте.

Страдания совести позволяют преодолевать ощущения индивидуальной греховности, понимая ее.