Развитие восприятия и наблюдения у детей
В ощущениях и восприятиях протекает сначала у ребёнка весь процесс познания объективной действительности. Так как сами рецепторы созревают очень рано, развитие восприятия является в основном развитием осмысливания чувственных данных ощущения, осознания их предметного содержания. Оно приводит ко всё более глубокому познавательному проникновению в предметное содержание объективной действительности и проявляется во всё более осознанных познавательных установках процесса восприятия.
Восприятие ребёнка формируется в процессе развития конкретной деятельности ребёнка. Формируясь, расширяясь и углубляясь в процессе целенаправленной деятельности, практического предметного действия, игры, изобразительной деятельности и т. д., восприятие в конце концов само переходит в самостоятельную деятельность наблюдения. Серия исследований, проведённых А. Р. Лурией (совместно с А. М. Миреневой) на группе однояйцовых близнецов, показала, что включённый в конструктивную деятельность процесс восприятия существенно перестраивается и, приобретая новые черты, превращается в сложную деятельность наглядного анализа и синтеза, в которой восприятие ребёнка приобретает новые, специфические черты.
Наблюдение показывает и эксперимент подтверждает, что начало осмысленного восприятия предмета должно быть отнесено к очень раннему возрасту. Уже к двум годам ребёнок отличает на картинке изображение знакомых ему предметов и людей от цветных фигурных пятен и проявляет интерес именно к предметному содержанию картинки.
Раннее зарождение осмысленного восприятия предметов не исключает того, что оно проходит длинный путь развития. В раннем восприятии ребёнка, имеющего ограниченный опыт и незначительный круг знаний, на передний план часто выступает не объективно существенное, а эмоционально-действенное; восприятие находится в значительной зависимости от аффективно-моторных и эмоциональных реакций. Это положение подтверждается многочисленными фактами наблюдений, зафиксированных в различных дневниковых записях, и результатами многократных простых экспериментов с показом картинок. Об этом господстве эмоционально-яркого впечатления красноречиво свидетельствуют многочисленные случаи неожиданных сопоставлений и отожествлений объективно разнородных предметов или явлений, которые так часто производятся детьми.
Мейман приводит, например, случай, когда ребёнок, ранее видевший на картинке изображение гуся и лебедя, увидав изображение верблюда, называет его «птичкой». Поразившая ребёнка удлинённая шея до такой степени, очевидно, выступила в сознании ребёнка на передний план, как наиболее ярко эмоционально действующее ядро, что все остальные черты, отличающие верблюда от птицы, — горб, четыре ноги — как-то расплылись, стушевались, отступили на задний план.
Такие отожествления иногда производятся вопреки целому ряду существенных отличий на основании несущественной черты, господствующей в восприятии ребёнка в силу яркости того эмоционального впечатления, которое она на него произвела. Именно эта эмоционально наиболее яркая черта выступает на передний план, всё остальное в большей или меньшей степени отступает на задний план в виде более или менее чёткого фона. Однако уже на ранних ступенях развития, в частности в дошкольном возрасте, когда вообще роль эмоциональных моментов в восприятии ребёнка несомненно очень велика, значительную роль в восприятии играет познавательная установка. В зависимости от степени доступности материала она может получить лишь более или менее отчётливое выражение.
Эту познавательную установку ребёнка очень ярко выявили наши исследования (в частности исследование Шабалина о восприятии формы и Овсепян — о стадиях наблюдения).
В тех случаях, когда (при одном лишь тактильном предъявлении материала) опознание предмета по его форме вызывало у ребёнка затруднение, у него нередко появляется вопрос: «что это?» В этом вопросе выступает отчётливо выраженная познавательная установка.
Не менее определённо она выступает при восприятии картинок. Дети-дошкольники (4—6 лет), как показали наши опыты, обычно стремились дать истолкование воспринятому (см. дальше).
Наконец, ещё ярче о той же познавательной установке свидетельствуют те вопросы «что это?», «почему?» и т. д., которые в стадии вопросов, приблизительно к 4 годам, целым роем поднимает у детей почти каждое попадающее в поле их зрения явление (см. главу о развитии мышления у детей).
Всё это свидетельствует о том, что восприятие ребёнка дошкольного возраста, несмотря на свою яркую эмоциональность, включает в себя познавательный момент осмысливания, который при затруднении выступает как особый процесс.
Познавательная установка ребёнка на точность воспроизведения нашла себе выражение и в самом методе, которым в опытах Шабалина иногда пользовались дети (4— 7 лет) при воспроизведении предъявленных им фигур: некоторые дети по собственной инициативе прибегали к наложению фигуры на бумагу и её обведению. В некоторых случаях дети пользовались и счётом: подсчитывали число сторон, углов предъявленной им фигуры.
Эти факты дают экспериментальное опровержение утверждений представителей лейпцигской школы. Тенденциозно поставленным экспериментом, искусственно подогнанным для «экспериментального» обоснования их идеалистической теории о непредметном, чувствоподобном характере примитивного сознания, представители этой школы пытались доказать, будто восприятие ребёнка-дошкольника не отражает предметов объективной действительности, а лишь выражает то субъективное аффективное впечатление, которое они вызывают. В противоположность этим утверждениям о чувствоподобном диффузно-комплексном характере восприятия дошкольника наши данные доказывают, что восприятие ребёнка вовсе не является лишь комплексом диффундирующих впечатлений.
Эмоциональные моменты, которые бесспорно играют значительную роль в восприятии ребёнка, сочетаются с моментами интеллектуальными и проявляются конкретно в значении, которое имеют для восприятия ребёнка его интересы, обычно яркие, но ограниченные. В предметах, которые представляют для детей непосредственный интерес, дети обычно оказываются способными выделить и подметить множество деталей; но только детали часто выделяются не существенные. Притом число направлений, по которым идёт наблюдение ребёнка, сначала естественно очень ограничено. Поэтому с большой дифференцированностью и детализированностью по некоторым направлениям восприятие ребёнка одновременно оказывается по многим направлениям схематизирующим и рядополагающим;в нём слаб и анализ и синтез.
Это проявляется в том, что ребёнок часто оперирует мало расчленёнными и дифференцированными схемами, которые дают лишь общие контуры и недостаточно выделяют отдельные части, качества, свойства. С этой схематичностью, недостаточным умением аналитически выделить части сочетается рядоположение выделенных частей, которые не связываются надлежащим образом и потому не включаются в единое целое. Слабость анализа соединяется как с оборотной стороной со слабостью синтеза, неумение выделить существенные стороны воспринимаемого — с неумением вскрыть существенные связи между различными сторонами действительности.
Детские рисунки представляют яркую иллюстрацию этого положения. Ребёнок рисует схемами, чрезвычайно бедными деталями. Но наряду с этой схематической целостностью в детских рисунках также ярко выступает и как будто обратная черта. Автору пришлось наблюдать у трёхлетнего ребёнка рисунок, на котором рот был изображён вне лица, а язык — вне рта. Изображение схематично: нос, уши вовсе отсутствуют, но выделенные рот и язык совсем выпали: рот — из лица и язык — изо рта. Отсутствует или слабо выявлено умение соподчинять части и включать их как подчинённые моменты в состав целого.
Для обозначения этого схематизирующего восприятия Клапаред, а за ним Пиаже ввели термин «синкретизм».Клапаред заимствовал его у Ренана, обозначавшего этим термином «примитивный умственный акт», «общий и понимающий, но неясный и неточный, в котором всё без различия сбито вместе». Говоря о синкретическом восприятии ребёнка, Клапаред подчеркнул главным образом схематическую целостность структуры.
Под влиянием структурной психологии в новейших работах о детском восприятии его структуру или форму обычно ошибочно рассматривают в отрыве от его содержания. Между тем в действительности решающим для структуры восприятия является именно его содержание; структура или форма в конечном счёте зависит от содержания. Поэтому признание синкретизма универсальной структурой, покрывающей все восприятия ребёнка определённого возраста, неправомерно.
Схематизирующее и рядополагающее восприятие многих ещё малодоступных ребёнку сторон действительности сочетается с более аналитичным и синтетичным, расчленённым и связанным восприятием тех сначала немногочисленных сторон её, которые доступны ребёнку; применительно к разному содержанию у ребёнка сосуществуют разные формы восприятия.
По мере того как расширяется круг интересов и знаний у ребёнка, формируется его мысль, схематизирующее и рядополагающее восприятие всё шире переходит в более адекватное действительности, одновременно анализирующее и синтезирующее восприятие; и это анализирующее и синтезирующее восприятие становится господствующим.
Анализ и синтез служат сначала для раскрытия многообразных сторон явлений в их внешних свойствах и совершаются на относительно высоком уровне обобщения. С расширением опыта ребёнка и приобретаемых им в процессе обучения знаний ребёнок начинает адекватнее осмысливать всё более широкий круг жизненных ситуаций. Дальнейшее развитие восприятия связано с развитием научного мышления и овладением в процессе обучения всё более обширной и глубокой системой теоретических знаний; оно приводит к развитию высших форм обобщённого восприятия.В восприятие включается новое обобщённое содержание, и единичное в нём становится частным случаем или представителем общего.
Развитие восприятия на более поздних ступенях сказывается главным образом на восприятии сложных по своему содержанию явлений, в частности сложных психологических ситуаций.
Уже в самом раннем детстве ребёнок осмысленно воспринимает выразительные движения и более или менее простые психологические ситуации. Но осмысленное восприятие сложных и необычных психологических ситуаций, восприятие сложного ряда действий, как поступков, выражающих характер действующих лиц, более полно развивается лишь позднее, особенно тогда, когда у подростка проявляется повышенный интерес к внутренней жизни и более углублённое её понимание. Эстетическое восприятие художественного произведения, сложного по своему содержанию и по своей композиции, также проходит через длительный период развития. В процессе развития ребёнка для восприятия открываются всё новые предметные области, и вместе с тем с ростом знаний и развитием научного мышления происходит непрерывное углубление и преобразование восприятия уже прежде открывшихся восприятию областей. Ребёнок по-иному воспринимает мир, по мере того как он глубже его познаёт.
Сугубо бегло намеченные здесь ступени в развитии восприятия — это ступени познания объективной действительности.
Развитие высших форм восприятия приводит к его превращению в направленную, сознательно регулируемую операцию; по мере того как восприятие становится сознательным и целенаправленным актом, оно превращается в наблюдение.Так же, как ощущение включено в восприятие, так, далее, и восприятие включается в процесс активного наблюдения.
Мало слышать — нужно уметь слушать;мало видеть — нужно уметь смотреть.Это умение даётся не сразу. Восприятие действительности совершается сначала как подчинённый процесс внутри какой-то деятельности — у ребёнка сперва игровой, у взрослого человека в ходе исторического развития трудовой практической деятельности.
Возникновение наблюдения означает по существу первое выделение из практической деятельности — деятельности «теоретической», познавательной.
В ходе умственного развития ребёнка возникновение и развитие наблюдения имеет особое значение. Не удивительно поэтому, что целый ряд крупнейших исследователей в области психологии ребёнка (В. Штерн, А. Бине, Э. Клапаред, Л. Термен и многие другие) уделил этому вопросу о развитии наблюдения у детей особое внимание. Однако большинство исследователей последнего времени, очевидно, под влиянием формалистических тенденций, широко распространённых в современной психологии восприятия, пытались установить формальные универсальные стадии наблюдения, будто бы сменяющие друг друга в раз и навсегда установленной последовательности независимо от содержания, которым в процессе образования овладел ребёнок. Так, Бине устанавливает 3 стадии, которые следуют друг за другом: 1) стадию перечисления разрозненных предметов — от 3 до 7 лет; 2) стадию описания — от 7 лет; предметы характеризуются, указываются связи между ними; и 3) стадию интерпретации, когда картина воспринимается и передаётся как смысловое целое. (Близка к этим стадиям и схема других исследователей — Декедр, Термена и др.)
В действительности форма восприятия и наблюдения зависит от его содержания; поэтому попытка дать линию развития формы восприятия в отрыве от смыслового содержания по существу не может дать однозначных результатов. Она неизбежно приводит к противоречиям. Их разрешение может быть дано, только если учесть предметное, смысловое содержание восприятия.
Равно возможно как то, что ребёнок начнёт с деталей, с перечисления отдельных частей, так и то, что он раньше обратит внимание на целое. Будет ли ребёнок только перечислять отдельные предметы, или он сможет описать или даже истолковать воспринятое как осмысленное целое, — зависит в значительной мере от содержания восприятия, от того, что является носителем более доступного для ребёнка смыслового содержания — отдельные части или целое. Есть, с одной стороны, такие простые жизненные ситуации, которые осмысленно воспринимаются ребёнком в раннем дошкольном возрасте, и, с другой стороны, всегда могут встретиться такие сложные ситуации, в отношении которых и некоторые взрослые опустятся до стадии перечисления разрозненных предметов или явлений. Поэтому различные стадии восприятия в смысле Штерна и Бине могут сосуществовать. Восприятие ребёнка может находиться на одной стадии по отношению к одному содержанию и одновременно на другой — по отношению к иному содержанию.
В развитии восприятия у ребёнка не существует, таким образом, исключительного, безотносительного к содержанию, господства целого либо такого же господства частей, будто бы фатально предопределённого имманентным развитием форм или структур.
Для ребёнка на каждой стадии его развития могут быть доступны как целое, так и части. Различные стадии или формы восприятия у ребёнка обычно сосуществуют, а не наслаиваются внешне одна над другой.
Подбирая различные по сложности своего содержания ситуации, можно обнаружить у одного и того же ребёнка на той же ступени развития различные стадии восприятия. Обратно — подбирая достаточно сложные и необычные ситуации, можно у взрослого человека в любом возрасте получить любую из стадий, установленных у ребёнка.
На основании материала, который мы собрали в одном из дошкольных учреждений Ленинграда [См. «Учёные записки Государственного Педагогического института им. Герцена», т. XVIII, 1939, статьи С. Л. Рубинштейна и Г. Т. Овсепян.], мы можем наметить следующие положения:
Во-первых, у младших дошкольников трёхлеток при рассматривании картинок часто встречается перечисление. Но это перечисление является проявлением не бессмысленного наблюдения картинки, а осмысленного узнавания предмета по его изображению. В тех случаях, когда сюжет картинки пробуждает у ребёнка пережитое в личном опыте, картинка вызывает связный рассказ о пережитом. В одном и другом случае картинка собственно не является для ребёнка предметом наблюдения, а служит лишь отправной точкой, от которой он идёт к пережитой ситуации или знакомому предмету в действительности.
Как только создаётся установка на наблюдение картинки, возникает тенденция интерпретации, и именно в тех случаях, когда сама картинка не имеет сколько-нибудь ясного, доступного пониманию ребёнка, сюжетного содержания. Даже в таких случаях мы сталкивались с тем, что в ответ на предложение рассказать, что нарисовано на картинке, дети постарше сплошь и рядом отмечали непонятность для них картинки и тем самым ясно обнаруживали, что они искали в ней смысла и, значит, стремились к интерпретации.
Так, при показе сложной картины, обременённой множеством деталей, на которой было изображено, как выделываются бурки, Белла (5;0) говорит: «А не понять, что это...» и затем лишь отмечает некоторые детали. Маша (5;6): «Это непонятно, что такое. Дедушка и бабушка поднимают бревно». Отметив непонятность картины в целом, ребёнок из множества деталей картины выделяет ту, о которой он в состоянии дать — пусть неправильную — интерпретацию.
Во-вторых, в тех случаях, когда в картине был достаточно отчётливо представлен понятный детям по своему содержанию сюжет (например игра в куклы, в мяч), даже младшие дошкольники давали интерпретацию. Если помимо этого сюжета на картинке был фон с большим количеством менее ярких деталей, то у старших детей появлялось перечисление, потому что они отмечали и эти детали; младшие же дети, их не отмечавшие, давали более чистую интерпретацию. Таким образом, оказывается, что последовательность «стадий» наблюдения, устанавливаемая Бине, может превратиться в свою противоположность: дети иногда начинают с интерпретации целого и лишь затем переходят к описанию или перечислению деталей.
В-третьих, в силу этой зависимости формы восприятия или стадии наблюдения от содержания, применительно к различному содержанию у ребёнка одного и того же возраста сосуществуют различные стадии или уровни наблюдения.
Вопрос о стадиях наблюдения подвергся затем дальнейшему изучению в работе Овсепян, проведённой под нашим руководством.
Исследование было проведено над детьми-дошкольниками в возрасте 4—6 лет. Результаты работы обнаружили теснейшую зависимость характера детских ответов (рассказов) от содержания показанных картинок и от постановки вопроса. В тех случаях, когда детям предлагалось «рассказать про картинку» и показывались картинки с простым («близким» или «далёким») сюжетом, дети неизменно давали интерпретацию её. Простое «перечисление» или «описание» того, что изображено на картинке, в этих случаях вовсе не имело места. Влияние различной степени «близости» сюжета выражалось не в наличии или отсутствии интерпретации, а в её характере. Картинки, «близкие» детям по содержанию, вызывали более или менее объективный и богатый рассказ. Картинки, более далёкие по содержанию (но с относительно простым сюжетом), вызывали субъективный и фантастически окрашенный, но опять-таки интерпретирующий рассказ. В тех случаях, когда детям показывались картинки с более сложным содержанием и с далёким им по смыслу сюжетом, перечисление и описание имели место, но далеко не всегда. При этом сами дети ясно чувствовали разницу между перечислением или описанием, с одной стороны, и тем, что они считали рассказом по картинке, — с другой. Один из детей, например, совершенно чётко выразил это следующими словами: «Легко сказать, что нарисовано, а рассказать не могу». Другой, перечислив ряд изображённых на картинке предметов, тут же заявил: «Я про эту картинку не могу рассказать».
Таким образом, усложнение содержания картинки вносило изменение в характер детских рассказов — они сводились иногда действительно к перечислению или описанию, но говорить на основании этого о существовании какой-то особой стадии перечисления или описания было бы абсолютно неправомерно. Такой вывод полностью противоречил бы характеру детских рассказов при наблюдении картинок с более простым содержанием, а также отношению самих детей к перечислению или описанию, которые никак не отожествлялись детьми с подлинным интерпретирующим рассказом.
Наш экспериментальный материал позволяет наметить основные стадии в развитии наблюдения у детей. Подлинные стадии наблюдения, отражающие ступени умственного развития ребёнка, — это ступени интерпретации. Интерпретация не есть только одна и притом самая поздняя стадия наблюдения. Она имеет место и у дошкольников, но характер её на протяжении развития ребёнка изменяется.
Прежде всего на разных стадиях наблюдения изменяется содержание, доступное для интерпретации, и глубина познавательного проникновения в неё. В зависимости от этого мы различаем: а) уподобляющую интерпретацию, основывающуюся не столько на связях и причинно-следственных зависимостях между явлениями, сколько на их подобии; б) умозаключающую интерпретацию, которая опирается на внешние, чувственно данные свойства и их внешние связи: в) умозаключающую интерпретацию, которая раскрывает и абстрактные, чувственно не данные, внутренние свойства предметов и явлений в их существенных, внутренних взаимосвязях.
Далее, на разных ступенях развития меняется сложность той композиции, которая может быть охвачена в целом, в единстве и взаимосвязи всех его частей. Эти изменения дают возможность разрешить то противоречие, в котором запуталась психология, одни из представителей которой утверждают, что восприятие ребёнка целостно, глобально, синкретично, что в нём недифференцированное, нерасчленённое целое господствует за счёт частей, а другие выдвигают обратный тезис, что ребёнок никогда не схватывает целого, а ограничивается лишь перечислением частей. Подлинный путь развития восприятия и наблюдения ребёнка в отношении формы или «структуры» заключается не столько в том, что развитие восприятия ребёнка идёт от господства целого к господству частей или от господства частей к господству целого, сколько в том, что от ступени к ступени, в зависимости от изменения содержания и характера интерпретации, т. е. осмысливания содержания, изменяется природа, характер целого и его взаимоотношение с частями в восприятии ребёнка. От схематического целого, нерасчленённого, более или менее диффузного или суммативного, т. е. от целого, в котором части не расчленены или лишь внешне соединены, восприятие и наблюдение ребёнка переходят к целому, основанному сначала на внешней, а затем на внутренней взаимосвязи его частей, сторон, моментов.
Третье изменение в характере интерпретации заключается в росте сознательности, плановости, систематичности самого процесса наблюдения. Сначала — на стадии уподобляющей интерпретации — ребёнок отдаётся более или менее бесконтрольно во власть первой более или менее случайно, в порядке короткого замыкания, у него возникшей интерпретации. Затем начинает появляться переосмысливание отдельных моментов ситуации или иногда даже всей ситуации в целом в результате непреднамеренно возникающего сопоставления различных его моментов. Наконец, на самых высших ступенях ребёнок научается сознательно проверять возникающее у него истолкование воспринимаемого в более или менее организованном наблюдении.
Характеризуемые всеми этими изменениями стадии наблюдения не наслаиваются внешне друг на друга; являясь формами, диалектически связанными с содержанием, они не только у разных детей одного и того же возраста, но и у одного и того же ребёнка одновременно сосуществуют, хотя одна из них и является наиболее характерной для достигнутого ребёнком общего уровня умственного развития.
Развитие новых форм наблюдения совершается в процессе овладения новым предметным содержанием — у детей в процессе обучения и воспитания.
Глава VIII. Память
Память и восприятие
Восприятия, в которых человек познаёт окружающую действительность, обычно не исчезают бесследно. Они закрепляются, сохраняются и воспроизводятся в дальнейшем в форме узнавания виденных нами предметов, воспоминания о пережитом, припоминания былого и т. д.
Осмысленное восприятие предметов всегда предполагает и включает их опознание, т. е. узнавание. Узнавание имеет место не только там, где мы опознаём и отожествляем определённый единичный предмет как тот же самый, который был уже прежде нами воспринят, но и в случаях обобщённого узнавания, когда мы опознаём воспринимаемый нами сейчас предмет как стол, стул, лампу, книгу и т. д. А без такого обобщённого узнавания предметов как относящихся к такому-то роду вообще не приходится говорить об осмысленном восприятии.
Но восприятие в своей конкретной реальности не может ограничиваться обобщённым, обезличенным опознанием предметов вне пространства и времени. Для познавательной ориентировки человека в окружающей действительности требуется известная преемственность между различными восприятиями, посредством которых в истории развития личности совершается её познание действительности. Сохранение этой преемственности — не менее существенная сторона памяти, чем способность запомнить определённое положение или какую-нибудь частную операцию.
Когда утром, просыпаясь у себя в комнате, я открываю глаза, я обычно знаю, помню, где я нахожусь; точно так же, когда затем я прихожу в институт, к себе в кабинет или в аудиторию, где я обычно читаю лекции, я знаю, как я сюда попал и помню, где я нахожусь. Нарушение этой примитивной и фундаментальной стороны памяти, там где оно случается, представляет серьёзное нарушение сознательной жизни личности, выражающее глубокий её распад.
Восприятие действительности у каждого человека исторично, связано со всей историей его жизненного пути, включено в преемственную связь его опыта. Из этого контекста черпает восприятие своё конкретное значение для воспринимающего субъекта — то, что характеризует его в его психологической реальности, а не лишь гносеологической его значимости. Этот личностный контекст, преемственная связь опыта сплетается из воспоминаний, воспроизводящих пережитое.
Но практическая деятельность порождает необходимость не только в том, чтобы включать получаемые в процессе восприятия знания о действительности в контекст определённой ситуации личного опыта, но и в том, чтобы извлекать, абстрагировать их из этого контекста. Если, восприняв тот или иной предмет, человек узнал его свойства, ему для нужд действия важно сохранить эти знания и иметь возможность перенести их в любую другую ситуацию, используя их когда и где бы это ни понадобилось, — ему важно, в частности, иметь возможность восстановить эти знания в отсутствие предмета. Эту возможность даёт воспроизводимый образ представления, возникающий в отсутствие предмета. В свободных, вычлененных из восприятия воспроизведённых образах представления выделяются из восприятия. Уже поскольку запоминание проявляется в генерическом узнавании обобщённого значения предметов, имеет место воспроизведение не только чувственного, но и обобщённого, смыслового содержания; уже поэтому может быть воспроизведение не только восприятий, но и мыслей. По существу как в одном, так и в другом случае, как при воспроизведении восприятий, так и привоспроизведении мыслей, запоминается и чувственное и смысловое в каком-то единстве; но в первом случае сам чувственный образ является собственно объектом запоминания, который лишь осмысливается, как бы освещается его смысловым содержанием; в другом случае чувственный — речевой — образ является лишь опорной точкой, а собственным предметом запоминания является смысловое содержание, мысль. Поэтому уже в силу единства восприятия и мышления воспроизведение включает не только восприятия, но и мысли. Поскольку же в заучивании те или иные данные, запоминаясь, отвлекаются, абстрагируются от тех частных условий, от той ситуации, в которой они были закреплены, представления, воспроизведённые образы памяти непосредственно переходят в абстракцию, обобщение, мышление.
Память включает ряд процессов: прежде всего это запечатление (запоминание) и последующее узнавание или воспроизведение.
В ходе своей жизни и деятельности, разрешая встающие перед ним практические задачи и более или менее глубоко переживая происходящее, человек, не ставя перед собой специально такой цели или задачи, многое запоминает, многое непроизвольно у него запечатлевается. Однако потребности действия не позволяют ограничиться таким непроизвольным запоминанием. По мере усложнения человеческой деятельности и условий, в которых она совершается, приходится, не полагаясь на случайную удачу непроизвольного запоминания, ставить перед собой специальную цель или задачу запоминания. Из непроизвольного процесса, совершающегося первоначально в составе какой-либо сначала практической деятельности как её предпосылка или компонент запоминание становится сознательным, преднамеренным актом. Запоминание превращается затем — по мере того особенно, как с ростом культуры и накоплением знаний объём материала, которым в своей деятельности должен располагать человек, всё возрастает, — в особую специально организованную деятельность заучивания.
Многообразные процессы памяти могут приобретать различные формы: уже исходный процесс первичного закрепления материала может совершаться в форме непроизвольного запечатления, сознательного, преднамеренного запоминания, систематически организованного заучивания. Результаты этого запечатления, запоминания, заучивания могут проявиться в узнавании того, с чем человек предварительно ознакомился при его предъявлении, и в свободном его воспроизведении. Воспроизведение может, далее, выразиться в форме представлений и знаний, отвлечённых от частной ситуации, в которой они запомнились, или в виде воспоминаний, относящихся к собственному прошлому, к пережитому; здесь в воспроизведении отчётливо выступает двойной аспект знания и переживания,в специфическом воспоминании сказывается своеобразие переживаний. То, что воспроизводится, может всплывать, непроизвольно вспоминаясь; оно может активно припоминаться.
Отражение или воспроизведение прошлого в памяти не пассивно; оно включает отношение личности к воспроизводимому. Это отношение может быть более или менее сознательным. Оно становится вполне сознательным, когда воспроизведённый образ осознаётся в своём отношении к прошлой действительности, т. е. когда субъект относится к воспроизведённому образу, как отражению прошлого.
Общим для всех этих многообразных психических процессов, которые обычно объединяются термином память,является то, что они отражают или воспроизводят прошлое, прежде пережитое индивидом. Благодаря этому значительно расширяются возможности отражения действительности — с настоящего оно распространяется и на прошлое. Без памяти мы были бы существами мгновения. Наше прошлое было бы мертво для будущего. Настоящее, по мере его протекания, безвозвратно исчезало бы в прошлом. Не было бы ни основанных на прошлом знаний, ни навыков. Не было бы психической жизни, смыкающейся в единстве личного сознания, и невозможен был бы факт по существу непрерывного учения, проходящий через всю нашу жизнь и делающий нас тем, что мы есть.
Если говорить о памяти не только как собирательном термине для определённой совокупности процессов, а как о единой «функции», то речь может идти лишь о некоторой очень общей и элементарной способности к запечатлению и — при соответствующих условиях — восстановлению данных чувствительности, т. е. о том, что можно назвать мнемической функцией.Запоминание, припоминание, воспроизведение, узнавание, которые включаются в «память», строятся на этой основе, но никак не сводятся к ней. Это специфические процессы, в которые очень существенно включаются мышление в более или менее сложном и иногда противоречивом единстве с речью и все стороны человеческой психики (внимание, интересы, эмоции и т. д.).
Само «сохранение» — это не пассивное лишь хранение материала, не простое его консервирование. Сохранение — это динамический процесс, совершающийся на основе и в условиях определённым образом организованного усвоения, включающий какую-то более или менее выраженную переработку материала, предполагающую участие различных мыслительных операций (обобщения, систематизации и т. д.). Этот процесс имеет свою динамику, при разных условиях различную; она может выразиться не только в убыли, в более или менее быстром забывании; в некоторых случаях последующие воспроизведения могут оказаться более полными и совершенными, чем предыдущие («реминисценция», см. дальше). Уже в силу этого не приходится понимать сохранение как простое консервирование; оно включает освоение и овладение материалом, его переработку и отбор, обобщение и конкретизацию, систематизацию и детализацию и т. д., что отчасти совершается во всём многообразии процессов, в которых оно проявляется.
Все эти процессы памяти в свою очередь являются сторонами, моментами более конкретной деятельности, связанной с познанием мира и изменениемего.
Запоминание является собственно более или менее сознательной фиксацией достигнутого в настоящий момент познания действительности в целях использования его в будущей практической или теоретической деятельности, так же как припоминание является извлечением знаний, добытых или усвоенных в прошлом, для практической или теоретической деятельности, протекающей в настоящем.
Генезис часто очень сложной деятельности запоминания, превращающегося затем в организованный процесс заучивания, припоминания, воспроизведения и т. д. на основе первичной элементарной мнемической функции, является продуктом исторического развития, обусловленным потребностями конкретной человеческой деятельности.
Потребность в оформлении и овладении мнемическими процессами и в развитии всё более совершенных и сложных форм запоминания и заучивания должна была ощущаться тем острее, чем сложнее становились формы человеческой деятельности, чем больше они поэтому требовали накопления знаний. Они существенно связаны с потребностями общественным образом организованной деятельности; общественно организованная человеческая деятельность требует не только сохранения собственного опыта и воспроизведения его индивидом для себя, но и возможности сохранить и воспроизвести его для другого. Для этого потребовались специфические процессы, сохраняющие и воспроизводящие опыт опосредованно в словесной речевой форме. Необходимые для совместной общественно-трудовой деятельности, эти специфически человеческие формы сохранения ивоспроизведения в процессе общественно-трудовой деятельности и формировались; они сложный исторический продукт, связанный с историческим бытием и исторической деятельностью человека (как и мнемические процессы у животных, с преобладанием обонятельной памяти у одних, зрительно-осязательной у других, связанные с биологическими условиями их существования и жизнедеятельности).