ТЕМА 1. Предмет и структура философии 2 страница

История теории познания доказывает, что эта область филосо­фии в большей степени, чем другие, связана с наукой, выступая в ряде случаев как критический анализ и истол­кование (не всегда, конечно, адекватное) научных данных. Однако теория познания не тождественна некоей метанауке. Она сложилась как сфера философского знания задолго до появле­ния современной науки; к тому же не всякое метанаучное иссле­дование носит гносеологический характер. Как анализ ло­гической структуры той или иной конкретной научной теории (например, метаматематика, металогика и т. д.), так и изу­чение с помощью аппарата современной формальной логики связей между элементами языка целых классов научных теорий (так называемый логический анализ языка науки) сами по себе не являются гносеологическими исследованиями. Теоретико-познавательное истолкование науки начинается там, где теоретические конструкции интерпретируются с точки зрения их соответствия реальности, истинности, возможности приписать статус существования тем или иным исполь­зуемым в теории абстрактным объектам, возможности оценить как аналитические или синтетические те или иные высказывания данной научной области. Такое иссле­дование связано с анализом содержания эмпирических дан­ных, подтверждающих теорию с точки зрения их обоснованно­сти, наличия в них достоверного и проблематичного зна­ния. Гносеологическая интерпретация конкретных научных теорий выступает, с одной стороны, как приложение некоторых общих принципов теории познания к анализу специальных слу­чаев, с другой — как своеобразная ассимиляция но­вых научных результатов для уточнения, а иногда и пере­смотра некоторых общих гносеологических постулатов. Раз­витие науки может потребовать новой гносеологической интерпретации её результатов [3, с. 678 – 680].

1.3.3.Логика(греч. λογική, от λογικός— построенный на рассуждении, от λόγος — слово, понятие, рассужде­ние, разум) формальная, наука об общезначи­мых формах и средствах мысли, необходимых для рационального познания в любой области знания. К обще­значимым формам мысли относятся понятия, суждения, умозаключения, а к общезначимым средствам мысли — определения, правила (принципы) образования поня­тий, суждений и умозаключений, правила перехода от одних суждений или умозаключений к другим как следствиям из первых (правила рассуждений), законы мысли, оправдывающие такие правила, правила связи законов мысли и умозаключений в системы, способы формализации таких систем и т. п. Представляя общие основания для корректности мысли (в ходе рассуждений, выводов, доказательств, опровержений и пp.), логика является наукой о мышлении — и как метод анализа дедуктивных и индуктивных процессов мышления, и как метод (норма) мышления, постигающего истину. Задача логики, которую вслед за Кантом обычно называют фор­мальной логикой, исторически сводилась к каталогизации правильных способов рассуждений (способов «обраще­ний с посылками»), позволяющих из истинных сужде­ний-посылок всегда получать истинные суждения-за­ключения. Известным набором таких способов рассуж­дений однозначно определялся процесс дедукции, характерный для так называемой традиционной логики, ядро которой составляла силлогистика, созданная Аристотелем. По мере изучения особенностей умозаключений и демонстративного (доказывающего) мышления вообще предмет традиционной логики постепенно расширялся за счет несиллогистических, хотя и дедуктивных способов рассуждений, а также за счёт индукции. Поскольку последняя выпадала из рамок логики как дедуктивной теории, она ста­ла предметом особой теории — индуктивной логики.

Современная формальная логика — исторический преемник традиционной логики. Для неё характерно разнообразие теорий, в которых изучаются способы рассуждений, приемлемые с точки зрения каждой такой теории, а также их формализация, т. е. отображение в логических исчислениях (формализ­мах). Логические исчисления — это системы символов (зна­ков), заданные объединением двух порождающих про­цессов: процесса индуктивного порождения граммати­чески правильных выражений исчисления — его слов и фраз (языка исчисления), и процесса дедуктивного порождения (дедукции) потенциально значимых (истин­ных) фраз (теорем) исчисления — его фразеологии. За­данием алфавита исходных символов, правил образо­вания в нём языка (его структурных свойств) и правил преобразования его фразеологии (аксиом и правил вы­вода) логическое исчисление однозначно определяется как синтаксическая система (формальная структура символов). Выбор этой системы как представителя определенных логических идей и соответственно приписывание её символам зна­чений (интерпретация, или рассмотрение, её как семантической системы) превращают логическое исчисление в определенную теорию приемлемых способов рассуждений — теорию логического вывода. Сообразно тому, каков синтак­сис логической теории (её правила преобразования) и её семантика, различают классические, интуиционист­ские, конструктивные, модальные, многозначные и др. теории логического вывода.

Классические теории исходят из предположения, что лю­бое утверждение можно уточнить таким образом, что к нему будет применим исключённого третьего прин­цип. Опираясь на этот принцип (см. также Двузначно­сти принцип), в классической логике отвлекаются от гносеологических ограничений, вытекающих из невозможности общего (рекурсивного) метода для классической оценки суж­дений, согласно которой относительно любого объекта универсума вопрос о принадлежности ему («да») или отсутствии у него («нет») некоторого свойства решается всегда положительно. Интуиционистские (см. Интуи­ционизм) и конструктивные (см. Конструктивное на­правление) теории, напротив, придают эффективности (в частности, в смысле общерекурсивности) доказа­тельств (установления свойств) решающее значение. Поэтому в общем случае (для бесконечных универсу­мов) в этих теориях отказываются от принципа исклю­чённого третьего, исходя из другой предпосылки: чтобы утверждать, надо иметь возможность эффективно про­верять свои знания и утверждения. Последнее сущест­венно зависит от возможности восполнения утвержде­ний алгоритмом подтверждения их истинности. Поэто­му идея приемлемости рассуждений сопряжена в этих теориях с широко понимаемым (в смысле абстракции потенциальной осуществимости) эмпирическим познанием. Близкую к конструктивной идейную основу имеет и модальная логика, изучающая свойства модальностей — разновидностей отношения субъекта логической деятельно­сти к характеру его целевой активности или к содержа­нию высказываемой им мысли (например, степени убеждён­ности в сказанном). В свою очередь, исчисления много­значной логики формализуют ещё более широкий под­ход к оценкам высказываний и объективных событий. Допуская множественность, в частности бесконечную, истинностных оценок (степеней подтверждения, прав­доподобия, вероятности), теории многозначной логики яв­ляются обобщениями классических и модальных теорий, например, на область индуктивных (статистических) умозаклю­чений, оставаясь в то же время дедуктивными логическими теориями.

Каждая из этих логических теорий включает, как прави­ло, два основных раздела: логику высказываний и логику предикатов. В логике высказываний учитываются не все смысловые связи фраз естественного языка, а только такие, которые не создают косвенных контекстов и позволяют, рассматривая сколь угодно сложные высказывания как функции истинности простых (атомарных), выделять в множестве высказываний всегда истинные — тавто­логии, или логические законы. В логике высказываний отвле­каются от понятийного состава высказываний (их субъектно-предикатной структуры). Сохраняя характер смысловых связей логики высказываний, в логике предикатов, напротив, анализируют и субъектно-предикатную структуру высказываний, и то, как она влияет на структуру и методы логического вывода. Классический вариант логики предикатов является непосредственным продолжением традиционной силлогистики (логики свойств), но в различных исчислениях предикатов субъектно-предикатная струк­тура суждений анализируется с большей глубиной, чем в силлогистике: помимо свойств («одноместных» предикатов), в них формализуются и отношения («многоместные» предикаты; см. Предикат).

В многообразии логических теорий выражается многооб­разие требований, предъявляемых к логике современной наукой и практикой. Важнейшим из них является требование в содействии точной постановке и формулировке научно-технических задач и разысканию возможных путей их раз­решения. Предлагая строгие методы анализа определенных аспектов реальных процессов рассуждений, логические теории одновременно содействуют и объективному анализу положения вещей в той области знания, которая отражается в соответствующих процессах мысли. Таким образом, ло­гические теории не субъективны и не произвольны, а представляют собой глубокое и адекватное отображение посредством символов объективной «логики вещей» на ступени абстрактного мышления.

По мере использования логических исчислений в качестве необходимой «техники мышления» собственное идейное со­держание логических теорий совершенствуется и обогаща­ется, а растущие потребности решения научных и практических задач стимулируют развитие старых и создание новых разделов логики. Примером может служить обуслов­ленное задачей обоснования математики возникнове­ние метатеории (теории доказательств) — в узком смысле как теории формальных систем, ограниченной рамками финитизма, и в широком — как металогики, воплощающей взаимодействие формальных (синтаксических), содержательных (семантических) и деятельностных (прагматических) аспектов познания. Многие результаты, относящиеся к взаимоотношению формальных логических систем и их моделей, а потому имеющие и общенаучное значение, полу­чены как металогические теоремы (например, о полноте логики пре­дикатов первого порядка, о наличии счётной модели у любой непротиворечивой теории, формализуемой в языке предикатов первого порядка, о неполноте фор­мальных систем, включающих арифметику, и ряд др.), раскрывающие гносеологический подтекст самой логики.

История логики. Первые учения о формах и способах рассуждений возникли в странах Древнего Востока (Китай, Индия), но в основе современной логики лежат учения, созданные в 4 в. до н. э. древнегреческими мыслителями (Аристотель, мегарская школа). Аристотелю принадлежит исторически первое отделение логической формы речи от её содержания. Он открыл атрибутивную форму сказывания как утверждения или отрицания «чего-то о чём-то», определил простое суждение (высказывание) как атрибутивное отношение двух терминов, описал основные виды атрибутив­ных суждений и правильных способов их обращения, ввёл понятия о доказывающих силлогизмах как общезначимых формах связи атрибутивных суждений, о фи­гурах силлогизмов и их модусах, а также изучил усло­вия построения всех силлогистических законов (доказываю­щих силлогизмов). Аристотель создал законченную тео­рию дедукции — силлогистику, реализующую в рам­ках полуформальных представлений идею выведения логических следствий при помощи некоторого механического при­ёма — алгоритма. Он дал первую классификацию логических ошибок, первую математическую модель атрибутивных отношений, указав на изоморфизм этих и объёмных отношений, и заложил основы учения о логическом доказа­тельстве (логическое обосновании истинности). Ученики Аристотеля (Теофраст, Евдем) продолжили его теорию применительно к условным и разделительным силлогизмам.

Потребность в обобщениях силлогистики в целях полноты учения о доказательстве привела мегариков к анализу связей между высказываниями. Диодор Крон и его ученик Филон из Мегары предложили па­раллельные уточнения отношения логического следования посредством понятия импликации. Диодор толковал импликацию как модальную (необходимую) условную связь, а Филон — как материальную.

Логические идеи мегарской школы восприняли стоики. Хрисипп принял критерий Филона для импликации и принцип двузначности как онтологическую предпосылку логики. Идею дедукции стоики формулировали более чётко, чем мегарики: высказывание логически следует из по­сылок, если оно является консеквентом всегда истин­ной импликации, имеющей в качестве антецендента конъюнкцию этих посылок. Это исторически первая формулировка так называемой теоремы дедукции, дающей общий метод формального доказательства средствами логики. Аргументы, основанные только на правильной форме дедукции и не исключающие ложность посылок, стоики называли формальными. Если же привлекалась содержательная истинность посылок, аргументы назывались истинными. На­конец, если посылки и заключения в истинных аргу­ментах относились соответственно как причины и след­ствия, аргументы назывались доказывающими. Последние предполагали понятие о естественных законах, которые стоики считали аналитическими, отрицая возможность их обо­снования посредством аналогии и индукции. Стоическое учение о доказательстве выходило за пределы собствен­но логики — в область теории познания, и здесь дедуктивизм стоиков встретил философского противника в лице ра­дикального эмпиризма школы Эпикура, которая в споре со стоиками защищала опыт, аналогию и индукцию. Эпикурейцы положили начало индуктивной логики, указав, в частности, на роль противоречащего примера в проб­леме обоснования индукции, и сформулировали ряд правил индуктивного обобщения (Филодем из Гадары).

На смену логической мысли ранней античности пришла античная схоластика, сочетавшая аристотелизм со стои­цизмом и заменившая искусство свободного исследова­ния искусством экзегезы (истолкования авторитетных текстов), популярной и в «языческой» школе поздних перипатетиков, и в христианских школах неоплатоников. Из ново­введений эллино-римских логиков заслуживают вни­мания: логический квадрат (quadrata formula) Апулея из Медавры, реформированный позднее Боэцием; поли­силлогизмы и силлогизмы отношений, введённые Галеном; дихотомическое деление понятий и учение о видах и родах, встречающиеся у Порфирия; зачатки истории логики у Секста Эмпирика и Диогена Лаэртия; наконец, ставшая с тех пор общепринятой латинизированная ло­гическая терминология, восходящая к сочинениям Цицерона и латинским переводам из аристотелевского «Органона», выполнен­ных Боэцием. В этот период логика входит в число семи свободных искусств, которые Марциан Капелла назвал энци­клопедией гуманитарного образования.

Логическая мысль раннего европейского средневековья беднее эллино-римской. Самостоятельное значение логика сохраняет лишь в странах арабоязычной культуры (аль-Фараби, Ибн Сина, Ибн Рушд), где философия остаётся относи­тельно независимой от теологии. В Европе же склады­вается в основном схоластическая логика — церковно-школьная дисциплина, приспособившая элементы перипатетической логики к нуждам христианского вероучения. Только после того, как все произведения Аристотеля канонизируются церковной орто­доксией, возникает оригинальная (несхоластическая) средневековая логика, известная под названием logica modernorum. Кон­туры её намечены «Диалектикой» Абеляра, но оконча­тельно она оформляется к концу 13 — середине 14 вв. в сочинениях У.Шервуда, Петра Испанского, Иоанна Дунса Скота, В. Бурлея (Бёрли), У. Оккама, Ж. Буридана, Альбер­та Саксонского и др. Именно здесь логическая и фактическая истинность строго разделяются и логика понимается как формальная дисциплина о принципах всякого знания (modi scientiarum omnium), предметом которой являются не эмпирические, а абстрактные объекты — универсалии. Учение о дедукции основывается на явном различении материальной и формальной, или тавтологичной, им­пликаций: для первой имеется контрпример, для вто­рой — нет. Поэтому материальная импликация вы­ражает фактическое, а формальная — логическое следо­вание, с которым естественно связывается понятие о ло­гических законах. У средневековых логиков этой эпохи встречается и первая попытка аксиоматизации логики высказываний, включая модальности. При этом логика высказываний, как и у стоиков, признаётся более общей теорией дедукции, чем силлогистика. В этот же период, хотя и вне связи с общим течением модернизации логической мысли, за­рождается идея «машинизации» процессов дедукции (Р.Луллий, «Великое искусство» — «Ars magna», 1480).

Эпоха Возрождения для дедуктивной логики была эпо­хой кризиса. Её воспринимали как опору мыслительных при­вычек схоластики, как логика «искусственного мышле­ния», освящающую схематизм умозаключений, в которых посылки устанавливаются авторитетом веры, а не зна­ния. Руководствуясь общим лозунгом эпохи: «вместо абстракций — опыт», дедуктивной логике стали противо­поставлять логику «естественного мышления» (П. Раме), под которой обычно подразумевались интуиция и вообра­жение. Леонардо да Винчи и Ф.Бэкон возрождают античную идею индукции и индуктивного метода, высту­пая с резкой критикой силлогизма. Лишь немногие, подобно падуанцу Я.Дзабарелле («Логические труды» — «Opera logica», 1578), отстаивают формальную дедук­цию как основу научного метода вообще.

В начале 17 в. положение логики меняется. Г. Галилей вво­дит в научный обиход понятие о гипотетико-дедуктивном методе: он восстанавливает права абстракции, обосно­вывает потребность в абстракциях, которые «восполня­ли» бы данные опытных наблюдений, и указывает на необходимость введения этих абстракций в систему логической дедукции в качестве гипотез, или постулатов (аксиом), с последующим сравнением результатов де­дукции с результатами наблюдений. Т. Гоббс истолко­вывает аристотелевскую силлогистику как основанное на соглашениях исчисление истинностных функций — суждений именования, заменяя, по примеру стоиков, атрибутивные связи пропозициональными. П. Гассенди пишет историю логики, а картезианцы А.Арно и Н.Николь — «Логику, или Искусство мыслить» («La logique ou L'art de penser», 1662), так называемую логику Пор-Рояля, в которой логика представлена как рабочий инструмент всех других наук и практики, поскольку она принуждает к строгим формулировкам мысли. Сам Декарт реабили­тирует дедукцию (из аксиом) как «верный путь» к по­знанию, подчиняя её более точному методу всеобщей науки о «порядке и мере» — mathesis universalis, про­стейшими примерами которой он считал алгебру и гео­метрию. В том же духе работали И.Юнг («Гамбургская логика» — «Logica Hamburgiensis», 1638), Б.Паскаль («О геометрическом разуме» — «De l'esprit géométrique»), А.Гейлинкс («Логика...» — «Logica..,», 1662), Дж. Саккери («Наглядная логика» — «Logica demonstrativa», 1697) и в особенности Г.Лейбниц, который идею ma­thesis universalis доводит до идеи calculus rationator — универсального искусственного языка, формализую­щего рассуждения подобно тому, как в алгебре форма­лизованы вычисления. Этим путём Лейбниц надеялся расширить границы демонстративного познания. которые до тех пор, по его мнению, почти совпадали с граница­ми математики. Он отмечал важность тождественных истин («бессодержательных предложений») логики для мышления. а в универсальном языке видел возможность «общей логик», частными случаями которой считал силлогистику и логику евклидовских «Начал». Лейбниц не осуществив своего замысла, но он дал арифметизацию силлоги­стики, разрешив тем самым совершенно новый для логики вопрос — о её непротиворечивости относительно арифметики.

Программа Лейбница не вызвала всеобщего при­знания, хотя её поддержали Дж.Валлис («Логиче­ское учение» — «Institutio logicae», 1729), Г. Плуке («Филос. и теоретич. описания» — «Expositiones philosophiae theoreticae», 1782), И. Ламберт («Новый орга­нон» — «Neues Organon», 1764). Благодаря их трудам внутри философской логики, не связанной с точными методами анализа рассуждений и носящей преимущественно описательный харак­тер, сложились реальные предпосылки для развития математической логики. Однако это развитие до середины 19 в. было приостановлено авторитетами Канта и Гегеля, считавших, что формальная логика — это не алгебра, с помощью которой можно обнаруживать скрытые истины, что она не нуждается ни в каких новых изобретениях, а потому оценивших математическое направление как не имеющее существенного применения.

Между тем запросы развивающегося естествознания оживили почти забытое индуктивное направление в логике — так называемой логики науки. Инициаторами этого направле­ния стали Дж. Гершель (1830), У.Уэвелл (1840), Дж.С.Милль (1843). Последний, по примеру Ф. Бэ­кона, сделал индукцию отправной точкой критики дедукции, приписав всякому умозаключению (в основе) индуктивный характер и противопоставив силлогизму свои методы анализа причинных связей (так называемые каноны Бэкона — Милля). Критика эта, однако, не повлияла на то направление логической мысли, которое наследовало идеи Лейбница. Напротив, скорее как ответ на эту кри­тику (и, в частности, на критику идей У.Гамильтона о логических уравнениях) почти одновременно появились обобщённая силлогистика О. де Моргана (1847), вклю­чившая логику отношений и понятие о вероятностном выводе, и «Математический анализ логики» («The mathemati­cal analysis of logic», 1847) Дж. Буля, в котором автор переводит силлогизм на язык алгебры, а совершенство дедуктивного метода логики рассматривает как свидетель­ство истинности её принципов. Позднее Буль («Иссле­дование законов мысли» — «An investigation of the laws of thought...», 1854), С.Джевонс («Чистая логи­ка» — «Pure logic», 1864), Ч. Пирс («Об алгебре логи­ки» — «On the algebra of logic», 1880), Дж. Венн («Символическая логика» — «Symbolic logic», 1881), П.С.Порецкий («О способах решения логических равенств...», 1884) и Э. Шредер («Лекции по алгебре логики» — «Vorlesungen über die Algebra der Logik», 1890—1905) оконча­тельно опровергли тезис о неалгебраическом характере форм мысли, создав теорию «законов мысли» как вид нечисловой алгебры. Эта реформация в логике коснулась не только силлогистики (логики классов). В 1877 X.Мак-Колл впервые после схоластов обращается к теории критериев логического следования и к логике выска­зываний, а Г.Фреге («Исчисление понятий» — «Веgriffsschrift», 1879) создаёт первое исчисление высказы­ваний в строго аксиоматичной форме. Он обобщает традиционное понятие предиката до понятия пропозициональной функции, существенно расширяющего возможно­сти отображения смысловой структуры фраз естественного языка в формализме субъектно-предикатного типа и одновременно сближающего этот формализм с функ­циональным языком математики. Опираясь на идеи предшественников, Фреге предложил реконструкцию традиционной теории дедукции на основе искусственного языка (ис­числения), обеспечивающего полное выявление логической структуры мысли, всех элементарных шагов рассуждения, требуемых исчерпывающим доказательством, и полного перечня основных принципов: определений, посту­латов, аксиом, положенных в основу дедукции. Фреге использует созданный им язык логики для формализации арифметики. Ту же задачу, но на основе более простого языка, осуществляют Дж. Пеано и его школа («Форму­ляр математики» — «Formulaire de mathematique», t. 1-2, 1895-97).

Очевидным успехом движения за математизацию логики явилось его признание на 2-м Философском конгрессе в Же­неве (1904), хотя в общественном мнении оно утвердилось не сразу. Главным идейным противником применения математических методов к системе логических понятий был психоло­гизм в логике, который воспринимал математизацию логики как своего рода возрождение схоластики, менее всего способное поставить логические исследования на научный фундамент. Однако именно в этом своём пунк­те психологизм оказался антиисторичен. Борьба за математизацию логики привела к мощному развитию этой науки.

После «Principia Mathematica» (1910—13) Б.Рассела и А.Уайтхеда — трёхтомного труда, систематизиро­вавшего дедуктивно-аксиоматичное построение классической логики (см. Логицизм), создаётся многозначная логика (Я. Лукасевич, Э.Пост, 1921), аксиоматизируются модальная (К.Льюис, 1918) и интуиционистская логика (В.Гливенко, 1928; А.Рейтинг, 1930). Но главные исследования пере­носятся в область теории доказательств: уточняются правила и способы построения исчислений и изучаются их основные свойства — независимость постулатов (П.Бернайс, 1918; К.Гёдель, 1930), непротиворечивость (Пост, 1920; Д. Гильберт и В. Аккерман, 1928; Ж. Эрбран, 1930) и полнота (Пост, 1920; Гёдель, 1930), появ­ляются классические работы по логической семантике (А. Тарский, 1931) и теории моделей (Л. Лёвенхейм, 1915; Т.Скулем, 1919; Гёдель, 1930; А. И. Маль­цев, 1936).

Начиная с 1930-х гг. закладываются основы изучения «машинного мышления» (теория алгоритмов — Гёдель, Эрбран, С.Клини, А. Тьюринг, А.Чёрч, Пост, А. А. Мар­ков, А. Н. Колмогоров и другие). И хотя выясняется ограниченность этого мышления, проявляющаяся, например, в алгоритмической неразрешимости ряда логических проблем (Гёдель, 1931; П. С. Новиков, 1952), в невы­разимости всех содержательных истин в каком-либо едином фор­мальном языке (Гёдель, 1931), а тем самым и невыполни­мость лейбницевской идеи создания каталога всех истин вместе с их формальными доказательствами, всё же растёт спрос на применение логики в вычислит, математике, кибернетике, технике (первоначально в форме алгебраической теории релейно-контактных схем, а затем в форме более общей теории анализа и синтеза конечных авто­матов, теории алгоритмов и пр.), а также в гуманитар­ных науках: психологии, лингвистике, экономике. Современная логика — это не только инструмент точной мысли, но и «мысль» первого точного инструмента, электронного автомата, непосредственно в роли партнёра включён­ного человеком в сферу решения интеллектуальных задач по обработке (хранению, анализу, вычислению, моделированию, классификации) и передаче информа­ции в любой области знания и практики [3, с. 316 – 319 ].

1.3.4.Этика (греч. ήθικά, от ήθικός— касающийся нрав­ственности, выражающий нравственные убеждения, ήθόος— привычка, обыкновение, нрав), философская наука, объектом изучения которой является мораль, нравственность как форма общественного сознания, как одна из важ­нейших сторон жизнедеятельности человека, специфическое явление общественной жизни. Этика выясняет место морали в системе других общественных отношений, анализирует её природу и внутреннюю структуру, изучает происхождение и историческое развитие нравственности, теоретически обосновывает ту или иную её систему.

В восточной и античной мысли этика была вначале слита воеди­но с философией и правом и имела характер преимуще­ственно практического нравоучения, преподающего телесную и психическую гигиену жизни. Положения этики выводились непосредственно из природы мироздания, всего живого, в том числе человека, что было связано с космологическим харак­тером восточной и античной философии. В особую дисциплину этика была выделена Аристотелем (ввёл и сам термин — в название работ «Никомахова этика», «Большая этика», «Эвдемова этика»), который поместил её между учением о душе (психологией) и учением о государстве (политикой): базируясь на первом, она служит второму, поскольку её целью является формирование добродетелей гражданина государства. Хотя центральной частью этики у Аристотеля оказа­лось учение о добродетелях как нравственных качествах личности, в его системе уже нашли выражение многие «вечные вопросы» этики: о природе и источнике морали, о свободе воли и основах нравственного поступка, смысле жизни и высшем благе, справедливости и т. п.

От стоиков идёт традиционное разделение философии на три области — логику, физику (в том числе и метафизику) и этику. Оно проходит через средние пека и принимается фи­лософией Возрождения и 17 в.; Кант обосновывает его как разграничение учений о методе, природе и свободе (нравственности). Однако вплоть до нового времени этика часто понималась как наука о природе человека, причинах и целях его действий вообще, т. е. совпа­дала с философской антропологией (например, у французских просветителей, Юма) или даже сливалась с натурфилософией (у Робине, Спинозы, главный труд которого — «Этика» – это учение о субстанции и её модусах). Такое расширение предмета этики вытекало из трактовки её задач: этика была призвана научить человека правильной жизни исходя из его же собственной (естественной или божеств.) природы. Поэтому этика совмещала в себе теорию бытия человека, изучение страстей и аффектов психики (души) и одно­временно учение о путях достижения благой жизни (общей пользы, счастья, спасения). Таким образом, докантовская этика неосознанно исходила из тезиса о единстве сущего и должного.

Кант подверг критике совмещение в этике натуралистического и нравственного аспектов. По Канту, этика — наука лишь о должном, а не о том, что есть и причинно обуслов­лено, она должна искать свои основания не в сущем, природе или общественном бытии человека, а в чистых внеэмпирических постулатах разума. Попытка Канта выде­лить специфический предмет этики (область долженствования) привела к устранению из неё проблем происхождения и общественной обусловленности морали. Вместе с тем «практическая философия» (каковой Кант считал этику) оказалась неспособной решить вопрос о практической возможности осуществления обосновываемых ею принципов в реаль­ной истории. Кантовское переосмысление предмета этики получило широкое распространение в буржуазной этике 20 в., причём если позитивисты исключают нормативную этику из сферы научно-философского исследования, то этики-иррационалисты отрицают её возможность в качестве общей теории, относя решение нравственных проблем к прерогати­вам личного морального сознания, действующего в рам­ках неповторимой жизненной ситуации.

Марксистская этика отвергает противопоставление «чи­сто теоретического» и «практического», поскольку вся­кое знание есть лишь сторона предметно-практической деятельности человека по освоению мира. Марксист­ское понимание этики является многосторонним, вклю­чает нормативно-нравственный, исторический, логико-познавательный, социологический и психологический аспекты в качестве органичных моментов единого целого. Предмет марксистской этики включает философский анализ природы, сущности, структу­ры и функций морали, нормативную этику, исследующую проблемы критерия, принципов, норм и категорий определенной моральной системы, историю этических учений, теорию нравственного воспитания.