Путешествие за пределы пространства и времени

Альфекка вышла из душевого отсека, чувствуя себя свежей и бодрой. После утреннего ритуала, в который входили долгий душ, очищение чакр, молекулярная перестройка и противоокислительное промывание, она была готова встретить новый день. А день был не обычный. Сегодня им предстояло совершить первое пространственно-временнуе путешествие с Аргосом. Она вызвала Орландо, андроида многоцелевого назначения, запрограммированного на выполнение самых разных задач. Это была последняя модель серии РУР—31, названной в честь пьесы РУР (Россумовы универсальные роботы) чешского драматурга Карела Чапека, в которой впервые появился термин «робот».

Орландо явился почти мгновенно.

— Чем могу быть полезен, Альфекка? — спросил он приятным голосом.

— Принеси мне завтрак, обычный набор, — ответила Альфекка и усмехнулась, поймав себя на том, что чуть было не сказала «пожалуйста». Похоже, у нее с Орландо начинают завязываться почти личные отношения.

Альфекка любила начинать день с просмотра своих транзитов, а сегодня, учитывая грядущие события, ей захотелось взглянуть еще и на транзиты Альдебарана и Аргоса. Конечно, транзиты планет только определяют архетипические поля, воздействующие на человека в то или иное время, и не могут предсказать конкретные события, и все же они дают столько важной информации, что глупо не воспользоваться ею в моменты принятия важных решений.

Альфекка взглянула на карту Альдебарана и поняла, что о нем беспокоиться не стоит. Даже если бы она придирчиво перебрала карты всех своих сокурсников, ей вряд ли удалось найти более подходящего партнера, чем Альдебаран, которого Аргос предназначил ей в напарники. Юпитер в гороскопе Альдебарана стоял точно в зените, образуя большой трин с Солнцем и Венерой и секстиль с Сатурном. Неудивительно, что он баловень судьбы! Все сложные транзиты могли, в крайнем случае, нарушить ровное течение энергии, но никак не причинить серьезные невзгоды и страдания.

Собственная карта Альфекки внушала куда больше беспокойства. Главную проблему представлял Сатурн в асценденте. Суровый Сатурн, архетип, ведающий порядком, ограничениями и смертью, сильно влиял на ее жизнь, олицетворяя сдерживающую силу, с которой она вела ежедневную борьбу. Она особо болезненно ощущала смирительную рубашку, навязанную ей «великим чародеем», потому что благоприятная конъюнкция Уран-Нептун побуждала ее жаждать и искать безграничной свободы. Альфекка ненавидела жесткость и нежелание ослабить границы, которые Сатурн вносил в ее жизнь и, что самое неприятное, в ее отношения с мужчинами.

— Твой завтрак, Альфекка, — прервал ее астрономические размышления Орландо, вкатывая столик, на котором были тарелка тропических фруктов, чашка кофе, несколько тостов, масло, джем и мед. И, конечно, ежедневная доза пчелиной пыльцы с маточным молочком, минералами и витаминами.

Альфекка спроецировала карту Аргоса на экран и, жуя сочные ломтики папайи и ананасов, стала изучать его транзиты. Под стать самому Аргосу его натальная карта была загадкой из загадок. В его гороскопе был всего один главный аспект, но совершенно исключительный — стеллиум, тройная конъюнкция Солнца, Юпитера и Нептуна. Все эти три планеты расположились вокруг асцендента в пределах одного градуса. Вот откуда его духовная мощь, любовь, которую он излучает, глубина и широта его натуры. Но в его натальном гороскопе не было ничего такого, что объясняло бы другие его качества и свершения: колоссальный ум, творческие способности и выдающиеся научные достижения.

Альфекке это показалось настоящей аномалией. А самым поразительным в натальной карте Аргоса было отсутствие важных аспектов как раз тех планет, которых можно было бы ожидать — Меркурия, Урана, Плутона и Сатурна. У девушки возникло подспудное чувство, что это имеет некий глубинный смысл, но пока у нее не было ключа, который позволил бы его разгадать. Альфекка припомнила: когда-то в статьях по парапсихологии она читала, что некоторые люди, чьи способности оценивались значительно ниже средних, демонстрировали поистине невероятные результаты. Она чувствовала, что тайна гороскопа Аргоса объясняется чем-то подобным.

Перейдя от теоретических размышлений к более практическим проблемам, Альфекка проверила транзиты всех трех гороскопов на грядущий день и убедилась, что ни один из них не содержит сложных, внушающих тревогу транзитов. Можно было расслабиться и ни о чем не тревожиться. Тут ей пришла в голову мысль проверить транзиты в разные периоды двадцать первого века, куда им сегодня предстояло отправиться, но полученный от Альдебарана вызов напомнил, что пора отправляться в путь.

* * *

Войдя через главный вход в хронодромный зал, Альфекка и Альдебаран направились прямо к громадному сооружению в центре, окруженному пугающим лабиринтом электронных приборов. Это был самый большой и мощный хронодром из существующих на Земле. В двенадцатигранной форме его внешней оболочки было что-то магическое. Загадка двенадцатигранника, или додекаэдра, уходила корнями глубоко в историю, в самую античность. Платон очень ценил эту геометрическую фигуру и считал одной из архетипических фигур, или «тел», — священных вселенских форм. Когда в Древней Греции был открыт принцип додекаэдра, его хранили в тайне, которая была известна только узкому кругу посвященных.

В одной из пятиугольных граней хронодрома находилось большое эллиптическое отверстие — автоматический люк. Напротив него, опираясь на длинные телескопические ноги, застыла на приподнятой платформе сверкающая чечевица хроноскафа. Новая модель хронодрома являла собой последний триумф пространственно-временнуй техники. Как и старые модели, он был способен создавать червоточины с ближним отверстием в хронодромном зале, а дальним — в другой пространственно-временнуй точке, выбранной оператором. Однако целый ряд выдающихся новаторских разработок позволил отодвинуть дальнее отверстие на расстояние в пятьсот миллионов миль и на одиннадцать веков назад. Это почти вдвое превышало радиус действия предыдущих моделей.

Такой прогресс отчасти объяснялся возросшей способностью нового хронодрома ускорять массу и сжимать пространство-время. Столь же, а может, даже более важным, было изобретение новых антигравитационных материалов, применяемых для стабилизации мостов Эйнштейна-Розена — пространственно-временных тоннелей, получаемых в результате соединения ближнего и дальнего отверстий червоточины. Червоточины, в отличие от своих кузин, черных дыр, не являются частью эволюционного цикла звезд. Они не вызваны гравитационным коллапсом звезд — их приходится создавать искусственно. Прежде чем через вновь проделанную червоточину может что-то проникнуть, она расширяется и сужается. Результатом становятся катастрофические приливные силы и внутреннее радиоактивное поле невероятной интенсивности. Оставшемуся позади наблюдателю потребовалось бы бесконечно долгое время, чтобы пройти через необработанную червоточину.

Для путешествий через пространство-время решающей проблемой стало умение создать достаточно большую червоточину, сделать ее устойчивой и держать открытой. Это так называемое приручение червоточин стало возможным благодаря открытию класса решений для уравнений субквантового поля. Попутно было обнаружено существование ранее неизвестного макроскопического поля, которое можно использовать для того, чтобы предотвращать сжатие червоточин. А недавно открытый новый антигравитационный материал продемонстрировал замечательную способность раздвигать стенки ходов и стабилизировать их. В итоге получаются червоточины, которые не ставят проблем, характерных для черных дыр в целом и червоточин в частности. Приливные нагрузки стали гораздо меньше, а внутренние радиационные поля слабее. К тому же они обеспечивают доступ в обоих направлениях и быстрый переход, если судить по измереним внешнего наблюдателя.

Аргос, Альдебаран и Альфекка поднялись по лестнице, ведущей на платформу, где стоял хроноскаф. На блестящей серебряной поверхности аппарата большими стилизованными буквами было написано «Бардо экспресс» — прозрачный намек на бардо тодол — выражение, которым в «Тибетской книге мертвых» обозначено промежуточное состояние между двумя последовательными воплощениями. Вполне подходящее название для средства, переносящего живые существа в другие точки времени и пространства.

Трое хрононавтов поднялись по узкой выдвижной лестнице и вошли в хроноскаф.

— Ну вот, — сказал Аргос, когда они очутились внутри аппарата, — сейчас начнется наше первое путешествие! Готовы пахать пси-поле? — добавил он с лукавой искоркой в глазах.

— Всегда готовы! — ответил Альдебаран.

Альфекка ответила энергичным кивком.

— Приготовиться к старту! — скомандовал Аргос.

Членистые ноги втянулись внутрь хроноскафа. Диск завис над землей и медленно поплыл к отверстию в стенке хронодрома. Когда он исчез внутри додекаэдра, люк автоматически закрылся и заперся.

В хроноскафе было два командных отсека: один для движения в гиперпространстве и пространстве-времени, другой для управления роботами. Альфекка и Альдебаран заняли свои места в первом отсеке. Они приказали компьютеру произвести последнюю проверку. Аргос в последний раз проверил команду роботов, систему молекулярного транспорта и аппаратуры для переноса сознания между измерениями. Затем Альдебаран ввел в компьютер координаты высадок, намеченных Аргосом для этой экспедиции.

«Компьютер, изображение ГЛОБУС, цель номер один», — скомандовала Альфекка. Перед ней развернулось огромное трехмерное голоизображение Земли и повисло в воздухе. Когда она запросила географические координаты первой цели, Глобус пришел в движение и продолжал вращаться, пока прямо перед Альфеккой не появилась Южная Америка. Маленькая яркая точка света бежала по поверхности шара, пока не остановилась на побережье Колумбии.

— 11 августа 2036 года, 22 часа 35 минут, — задала она временные координаты, а когда цифры появились на экране, добавила: — Старт!

Все они были опытными путешественниками по пространству и времени и привыкли к кратким периодам глубоких изменений сознания, которыми сопровождается путь через тоннели Эйнштейна-Розена. Новичкам, поступившим в Академию пространства-времени, труднее всего было привыкнуть к психологическим эффектам, возникающим при воздействии гиперпространства и пси-поля Ласло. Эти переживания представляли собой такое сложное и напряженное испытание, что становились для некоторых курсантов непреодолимым барьером, о который разбилась не одна многообещающая карьера. При прохождении через тоннель возникало ощущение, будто все сущее неумолимо всасывается в центр гигантского тора, сжимается в одну точку и выходит на его поверхность с другой стороны. В этой последовательности взрывного сжатия и расширения кажется, будто все выворачивается наизнанку и переворачивается вверх тормашками, будто едешь по многомерной ленте Мебиуса. Все это сопровождается вереницей стремительно сменяющих друг друга видений: проносятся пейзажи, сцены из истории человечества и архетипические образы мифологических существ и миров. Эти картины чередуются с такой быстротой, что невозможно толком ничего запомнить. При возвращении в прежнее пространство-время те же видения проносятся в обратном порядке.

На этот раз, за исключением привычных и предсказуемых психологических реакций, переход через гиперпространство оказался небогат событиями. «Бардо экспресс» вошел в заданное пространство-время в точке первой цели и теперь висел метрах в тридцати над землей. На мониторе с одной стороны виднелась залитая лунным светом гора, а с другой — лагерь, в котором не было никаких признаков жизни, кроме света в одной из палаток.

— Возьмите чуть подальше от лагеря и вверх по склону, — сказал Аргос, изучая показания приборов. Оттуда идет сильное излучение жизненной энергии. Должно быть, это тот, кто нам нужен.

Аппарат сделал стремительный горизонтальный маневр в указанном направлении, и инфракрасные датчики поймали контур быстро передвигающегося человека. Это был Крис Бэрни, который углублялся в джунгли, беспорядочными зигзагами пробираясь сквозь густую тропическую растительность.