Задачи и упражнения. 1. Определите общие закономерности развития психологической науки

1. Определите общие закономерности развития психологической науки

Наука обладает относительной самостоятельностью и внутренней логикой своего развития, включающей процесс смены идей, принципов, теорий, понятий, методов научного исследования, при этом сохраняется все ценное, что было накоплено ранее.

Объективной основой преемственности в психологической науке является объективное изменение действительности. Новые теории полностью не отрицают старые, потому что последние с определенной степенью приближения отображают объективные закономерности действительности в своей предметной области.

Диалектическое отношение новой и старой теории в науке нашло свое отражение в принципе соответствия. Согласно данному принципу, смена одной частнонаучной теории другой обнаруживает не только различия, но и преемственность между ними. Новая теория выявляет достоинства и ограниченность старой теории.

На каждом этапе развития психологическая наука использует фактический материал, методы исследования, теории, гипотезы, законы, научные понятия предшествующих эпох и по своему содержанию является их продолжением. Поэтому развитие психологической науки зависит не только от достигнутого уровня развития социально-экономических условий, но и от накопленного ранее запаса научных понятий и представлений.

Преемственность представляет собой единство наследования и критической переработки.

Процесс преемственности в психологии может быть отражен в терминах «традиция» и «новация».

Традиции в науке (от лат. traditio - передача, повествование) -это знания, накопленные предшествующими поколениями ученых, передающиеся последующим поколениям и сохраняющиеся в конкретных научных школах, направлениях и дисциплинах. Множественность традиций дает возможность выбора новым поколениям исследователей.

Новация (от лат. novatio - обновление, изменение) - это все то, что возникло впервые, чего не было раньше.

Следующая закономерность развития психологии заключается в единстве количественных и качественных изменений науки. Этап количественных изменений науки - это постепенное накопление новых фактов, наблюдений, экспериментальных данных в рамках существующих концепций. В связи с этим идет процесс расширения, уточнения уже сформулированных теорий, понятий и принципов. На определенном этапе этого процесса происходит скачок, ломка фундаментальных законов и принципов, коренные качественные изменения в развитии науки, знаменующие собой научные революции.

В современной психологии происходят крупные изменения, связанные с развитием синергетики, электроники и генной инженерии.

Развитие психологической науки характеризуется диалектическими взаимодействием двух процессов - дифференциации (выделением новых научных дисциплин) и интеграции (синтезом знания).

Процесс дифференциации психологии, приводя науку к специализации, является закономерным следствием быстрого увеличения и усложнения знаний. Процесс интеграции предусматривает объединение, взаимопроникновение и синтез научных дисциплин. Все большее распространение получает объединение наук для разрешения крупных проблем, выдвигаемых практическими потребностями.

Один из важных путей взаимодействия психологии с естественными, социальными и техническими науками - это взаимообмен методами исследования. Методологический плюрализм -характерная особенность современной науки.

Одна из важных закономерностей развития психологии -усиление и нарастание сложности и абстрактности научного знания, углубление и расширение процессов математизации и компьютеризации. Сущность процесса математизации психологии заключается в применении количественных понятий и формальных методов математики к качественно разнообразному содержанию психологии.

Для психологии характерна теоретизация и диалектизация, когда возрастает роль ее теоретической компоненты и все более широко внедряется идея развития.

Закономерность ускорения темпов развития психологической науки проявляется в увеличении числа научных учреждений и организаций, публикаций, выполняемых научных работ и решаемых проблем.

Развитие психологической науки подтверждает, уточняет или опровергает возможность существования имеющихся психологических теорий. Теории, ранее казавшиеся универсальными, ограничиваются определенным кругом явлений; относительные истины углубляются, все более приближаясь к абсолютным; ошибочные положения, заблуждения, не выдержав испытания практикой, экспериментом, заменяются новыми представлениями.

Таким образом, основными закономерностями развития психологической науки являются:

1. преемственность в развитии научных знаний;

2. единство количественных и качественных изменений в развитии науки;

3. дифференциация научных дисциплин и интеграция знаний;

4. расширение процессов математизации и компьютеризации, теоретизации и диалектизации психологии;

5. ускорение темпов развития психологической науки.

При изучении закономерностей развития психологической науки важно иметь в виду, что переход от общей психологии к специальным областям психологической науки (к психологии труда, инженерной психологии и т. д.) осуществляется по принципу восхождения от абстрактного к конкретному. Это значит, что не существует двух типов обособленных и рядоположных закономерностей, относящихся соответственно к общей психологии и ее специальным отраслям (Брушлинский А.В. Деятельность субъекта как единство теории и практики // Психологический журнал. 2000. Т. 21. №6. С. 7).

Психология располагает обширным арсеналом методов и средств исследования, с помощью которых возможно получение объективных фактов психических явлений. Системное эмпирическое изучение психики предполагает четкое представление общей теоретической картины ее становления, оптимальную связь предмета исследования и применяемых методов, широкое привлечение разнообразных методик. Глубокое знание методов и методик психологических исследований имеет огромное значение для научной деятельности будущих ученых. В связи с этим важно изучить основные методологические принципы, задачи, уровни и методы психологии.

При рассмотрении научных направлений и школ психологии необходимо выявить общее и особенное в их методологии и подходах к изучению психических явлений.

2. Какова роль психологических факторов в изучении социально-экономических процессов?

«Многие процессы и явления, изучаемые историей, экономикой, этнографией, социологией, лингвистикой, литературоведением, педагогикой, юридической наукой, не могут быть до конца поняты без раскрытия роли в этих процессах и явлениях тех факторов, которые определяются как психологические, без знания «механизмов» индивидуального и группового поведения людей закономерностей формирования стереотипов поведения, без анализа психологических свойств и особенностей личности, ее способностей, мотивов, характера, межличностных отношении и т.д. Иначе говоря, психологические проблемы возникают в историческом, экономическом, социологическом и т. п. исследованиях всякий раз, как только логика этих исследовании подводит к необходимости анализа «микропроцессов» и «микромеханизмов» жизни общества, индивидуального уровня социального бытия человека» (Ломов Б.Ф. Проблемы и стратегии психологического исследования. – М., 1999. – С. 28).

3. Прочитайте тексты и выделите все социально-психологические явления, которые описаны в рассказе.

«Коротышки были неодинаковыми: одни из них назывались малышами, другие – малышками. Малыши всегда ходили либо в длинных брюках навыпуск, либо в коротеньких штанишках на помочах, а малышки любили носить платьица из пестренькой, яркой материи. Малыши не любили возиться со своими прическами, поэтому волосы у них были короткие, а у малышек длинные и красивые. Малышки очень любили делать разные красивые прически, волосы заплетали в длинные косы и в косы вплетали ленточки, а на голове носили бантики. Многие малыши очень гордились тем, что они малыши, и совсем почти не дружили с малышками. А малышки гордились тем, что они малышки, и тоже не хотели дружить с малышами. Если какая-нибудь малышка встречала на улице малыша, то, завидев его издали, переходила на другую сторону. И хорошо делала, потому что среди малышей часто попадались такие, которые не могли пройти спокойно мимо малышки, а обязательно скажут ей что-нибудь обидное, даже толкнут или, еще хуже, за косу дернут. Конечно, не все малыши были такими, но ведь этого у них на лбу не написано, поэтому малышки считали, что лучше заранее перейти на другую сторону улицы и не попадаться навстречу. За это многие малыши называли малышек воображульками, а многие малышки называли малышей забияками и другими обидными прозвищами» (Носов Н. Приключения Незнайки и его друзей. – М., 1991).

- «Слушай, Стекляшкин, – сказал ему Незнайка. – Ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове.

- Что ты, Незнайка! Если бы от солнца оторвался кусок, он раздавил бы тебя в лепешку. Солнце ведь большое. Оно больше нашей Земли.

- Не может быть, – ответил Незнайка, – по-моему, солнце не больше тарелки.

- Это нам только кажется. Солнце очень далеко от нас. Если бы от солнца оторвался кусок и упал, он раздавил бы весь наш город.

- Ишь ты! – ответил Незнайка. – А я и не знал, что солнце такое большое. Пойду-ка, расскажу нашим, может быть, они еще не слыхали про это. А ты все-таки посмотри в свою трубу, вдруг солнце и в самом деле щербатое? Незнайка пошел домой и всем, кто по дороге встречался, рассказывал:

- Братцы, вы знаете, какое солнце? Оно больше всей нашей Земли. Вот оно какое! И вот, братцы, от солнца оторвался кусок и летит прямо к нам. Скоро он упадет и всех нас раздавит. Ужас что будет! Вот пойдите, спросите Стекляшкина.

- Все смеялись, так как знали, что Незнайка болтун. А Незнайка побежал во всю прыть домой и давай кричать:

- Спасайся, братцы! Кусок летит!

- Какой кусок? – спрашивали его.

- Кусок, братцы! От солнца оторвался кусок. Скоро шлепнется, и всем будет крышка. Знаете, какое солнце? Оно больше всей нашей Земли!

- Что ты выдумываешь!

- Ничего я не выдумываю. Это Стекляшкин сказал. Он в свою трубу видел.

Все выбежали во двор и стали смотреть на солнце. Всем сослепу стало казаться, что солнце и в самом деле щербатое. А Незнайка кричал:

- Спасайся, кто может! Беда!

Все стали хватать свои вещи. Тюбик схватил свои краски и кисточки, Гусля – свои инструменты: и скрипку, и балалайку, и медную трубу. Доктор Пилюлькин метался по дому и разыскивал походную аптечку. Пончик схватил калоши и зонтик и уже выбежал за ворота, но тут раздался голос Знайки:

- Успокойтесь, братцы! Ничего страшного нет. Разве вы не знаете, что Незнайка болтун? Все это он выдумал.

Все побежали к Стекляшкину, и тогда выяснилось, что Незнайка и на самом деле все выдумал. Все смеялись над Незнайкой и говорили:

- Удивляемся, как мы тебе поверили!» (Носов Н. Приключения Незнайки и его друзей. – М., 1991).

4. Каково конкретное содержание выделяемых Л.Н. Толстым психологических признаков в художественном изображении персонажей? В чем заключаются их художественно-психологические функции, по Вашему мнению?

«В «Войне и мире» характеристика персонажей через специфические приметы представлена с наибольшей полнотой. Не случайно, что обсуждаемая проблема возникла именно в связи с тем, что в критической литературе были замечены ярко выступающие примеры такой характеристики персонажей «Войны и мира». Эти примеры необходимо проанализировать с большей детальностью. Наблюдения над текстом романа выявляют много других примеров такого изображения, благодаря чему создается фактическая основа, необходимая для более полного исследования художественных функций этой особенности творчества Толстого.

Как показывают приводимые далее материалы, писатель пользуется этим способом изображения, применяя его к большинству главных и многим второстепенным и эпизодическим персонажам «Войны и мира». Исключительно велика и повторность указаний таких признаков, доходящая в некоторых случаях до нескольких десятков; с каждым новым появлением действующего лица с навязчивой повторяемостью следуют авторские напоминания о наличии у данного персонажа такого-то определенного признака. Обратимся к конкретному материалу, содержащемуся в романе.

Л.Н. Толстой подчеркавает некоторые специфические черты в физическом облике княжны Марьи. Черты эти также выступают в различных изобразительных функциях. Наблюдение показывает, что каждый из этих признаков упоминается Толстым, по преимуществу, в раздельностии всякий раз оттеняет существенные для княжны Марьи особенности ее физического и психологического облика. Многократные указания на лучистые глаза княжны Марьи обозначают, главным образом, ее нравственные достоинства – правдивость, искренность, доброту и вместе с тем непосредственно выделяют индивидуальные качества ее внешности.

«...Глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты». – «Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали все болезненное, худое лицо и делали его прекрасным». – «Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть».

В ином психологическом значении выступают упоминания о характерном для княжны Марьи покраснении пятнами. Таким путем оттеняется ее застенчивость, робость, в особенности боязнь отца. – «Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободною и радушною» – «Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестевшие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх поспешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были». Столь же частые указания на характерную походку княжны Марьи – тяжелые шаги – оттеняют, главным образом, физическую ее неловкость.

В некоторых случаях названные выразительные признаки упоминаются в одновременности и таким путем характеризуются более сложные и противоречивые состояния княжны Марьи. Такого рода примером может быть указана сцена одевания княжны перед приездом Курагиных. – «Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того, отказаться от наряжания, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее крылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливавшемся на ее липе, она отдалась во власть.

Таким образом, в характеристике Болконских многократное упоминание отдельных выразительных признаков выступает как средство индивидуализации персонажей и в функции обобщения некоторых семейно-родовых физических и психологических качеств.

Изобразительная определенность повторяющихся признаков отображается и в характеристике членов семьи Кураги-ных. Таковы привычные позы, манеры и формы обращения князя Василия, фамильярность в голосе, в формах обращения – в виде привычки брать руку собеседника и пригибать ее книзу, – характерное прыганье щек, когда князь Василий находится в состоянии волнения, эти штрихи оттеняют грубость, эгоистичность и нравственную низость натуры князя Василия.

Органически включается в характеристику князя Ипполита его фырканье и глупый, несообразный смех. Определенность и своеобразная типичность облика достигаются ив характеристике Элен путем повторных указаний на «неизменяющуюся улыбку вполне красивой женщины»

Характеристикабольшинства главных персонажей «Войны и мира» включает в себя повторные указания на специфические признаки каждого из них. Однако степень изобразительной важности таких признаков различна. В характеристике князя Андрея они представлены очень незначительно. С большею частотой и значительностью они выступают в характеристике Пьера. Такова детская, добрая улыбка Пьера, психологическое значение которой разъясняет сам автор.

«Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, как у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе; даже глуповатое и как бы просящее прощения». В дальнейшем, в соответствии с развитием характера Пьера, писатель изменяет и психологическую функцию этого выразительного признака – здесь уже повторяются упоминания о «привычной улыбке кроткой насмешки», о насмешливом, кротком взгляде, который развился у Пьера после перенесенных им испытаний.

Еще большее нагружение получают характерные черты в изображении Каратаева. Такова круглость облика Каратаева, рассматриваемая писателем как в прямом описательном ее значении, так и в особенности в значении, переносном и обобщающем – «вечным олицетворением духа простоты и правды» – «..Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидел своего соседа, первое впечатление чего-то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкой французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая. Голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил как бы всегда собираясь обнять что-то были круглые; приятная улыбка и большие карие, нежные глаза были круглые»

Как видно из приведенного текста, образ Каратаева характеризуется через многократное обозначение одной его черты, которая выступает в значении синтезирующего признака. Художественная проблема здесь состоит в том, чтобы при посредстве конкретного, предельно простого образа выразить мысль с сложным идейным содержанием. Задача в высшей степени трудная, так как общая идея неизмеримо сложнее, чем любой чувственный образ в его физических очертаниях.

Толстой стремится к художественному воплощению идеи не только путем изображения действий, поступков, высказываний и через характеристику отношения персонажа к другим действующим лицам, – что является обычным для художественного изображения, – но и путем конкретизации идейного содержания в виде чувственного образа с предельно простым, пространственным очертанием. Физический образ выступает в сложной для него функции выразителя и символа общей идеи. Эта же по существу задача поставлена и в изображении сновидения Пьера, последовавшего непосредственно после гибели Каратаева. Здесь она разрешается средствами образного мышления – общая идея жизненного движения, борьбы, перемещения и т. п. представлена в виде символического шара – глобуса. Таким путем Толстой оттеняет познавательные возможности образного мышления. В этом же значении выступает образная – цветовая и фигурная символизация Бориса и Пьера в представлении Наташи, «…он узкий такой, как часы столовые. Вы не понимаете? Узкий, знаете, серый, светлый…» – «Безухов – тот синий, темно-синий с красным, и он чётвероугольный». Этот пример интересен также, как форма образного обобщения, в которой отражаются особенности мышления в ранней юности.

Широко представлено в «Войне и мире» изображение через отдельные признаки военных, политических и дипломатических деятелей эпохи. Таково повторное подчеркивание автором физической тучности, тяжести Кутузова, его характерной походки.

Эти черты физического облика Кутузова повторяются писателем в непосредственном их изобразительном значении: таким путем Толстой подчеркивает преклонность возраста Кутузова, его физическую усталость от постоянного напряжения и передвижения с армией.

Не входя здесь в детальный анализ образа Кутузова, укажем, что Толстой олицетворяет в нем идею руководящей роли полководца. Путем художественного изображения и прямых авторских разъяснений в романе проводится мысль о полноте воплощения этой идеи в личности Кутузова и его полководческой деятельности. Говоря о Кутузове, Толстой характеризует его как «необычайный в истории пример самоотвержения и сознания. В настоящем будущего значения события...» – «...Трудно себе представить, продолжает Толстой, историческое лицо, деятельность которого так неизменно и постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 12-м году».

Назовем еще ряд примеров индивидуализации персонажей через многократное выделение отдельных признаков. Каждое появление на сцене Сперанского писатель сопровождает упоминанием о его характерном взгляде и цвете лица и рук, благодаря чему достигается впечатление индивидуальной исключительности образа среди других деятелей этого круга, внутренней замкнутости и отъединенности Сперанского от его окружения. В этом смысле в характеристике физического облика Сперанского на первый план выдвигаются такие черты, как «твердость ничего не значащей улыбки», «холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд», далее говорится о нежной белизне лица и особенно рук, «несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых»; о неестественности жестов Сперанского, о его «аккуратном невеселом смехе». Путем группировки и повторных упоминаний о всех этих признаках писатель достигает также изменения оценки личности Сперанского; образ Сперанского существенно снижается, подчеркивается отсутствие душевности, неподлинность и формальность его характера.

B психологическом значении выступают и синтетические устойчивые признаки некоторых второстепенных персонажей. «В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански-кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна». Лицемерие и притворство Анны Михайловны, ее житейская пронырливость неизменно оттеняются внешними манерами ее поведения – походкой «легкой иноходью» и лицемерным выражением лица, изображающим преданность воле божьей.

В характеристике Сони, в значении синтезирующего признака, выступает уподобление ее поведения веселой игре хорошенького котенка, чем, в конечном итоге, достигается некоторое снижение образа Сони. «Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрой и сдержанной манерой она напоминала красивого, но еще несформировавшегося котенка, который будет прелестной кошечкой». – «Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот-вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично».

Столь же отчетливо представлена характеристика через внешние телесные или поведенческие признаки эпизодических персонажей «Войны и мира». Здесь она выступает настолько рельефно, что в литературе высказывалось мнение о главенствующем значении такого способа в изображении эпизодических персонажей. Таков образ Верещагина, беззащитность и беспомощность которого оттеняется повторными указаниями на его тонкую длинную шею, деревенская простота дядюшки Ростовых подчеркнута в его языковых привычках («чистое дело марш!»;солидность Алпатыча отмечена в характерной его привычке закладывания руки за пазуху во время важного разговора.

Приведенные материалы показывают конкретные формы и широту применения в «Войне и мире» характеристики персонажей через отличительные внешние признаки. В последующем творчестве Толстого этот способ изображения действующих лиц также сохраняется, но размеры его применения в общем уменьшаются, правда, в отдельных произведениях в разной степени. Из крупных произведений, написанных после «Войны и мира», данный способ изображения достаточно полно представлен в «Анне Карениной». Здесь устойчивые выразительные черты включены в характеристику многих основных и второстепенных персонажей. Приводимые далее материалы показывают, в каких формах Толстой применяет в этом романе изображение через отдельные признаки» (Страхов И.В. Психология литературного творчества. – М., Воронеж, 1998. – С. 210-218).

5. Выявите основные психологические особенности великороссов. Какие методы, по-вашему мнению, использовал В.О. Ключевский?

«Народные приметы великоросса своенравны, как нравна отразившаяся в них природа Великороссии. Она часто смеется над самыми осторожными расчетами великоросса; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский авось.

В одном уверен великоросс - что надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и впору убраться с поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии.

С другой стороны, свойствами края определился порядок расселения великороссов. Жизнь удаленными друг от друга, уединенными деревнями при недостатке общения, естественно, не могла приучать великоросса действовать большими союзами, дружными массами. Великоросс работал не на открытом поле, на глазах у всех, подобно обитателю южной Руси: он боролся с природой в одиночку, в глуши леса с топором в руке, то была молчаливая черная работа над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом, не над своими чувствами и отношениями к людям. Потому великоросс лучше работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок, вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в начале дела, когда еще не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда уже добьется некоторого успеха и привлечет внимание: неуверенность в себе возбуждает его силы, а успех роняет их. Ему легче одолеть препятствие, опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежит к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Словом, великоросс лучше великорусского общества.

Должно быть, каждому народу от природы положено воспринимать из окружающего мира, как и из переживаемых судеб, и претворять в свой характер не всякие, а только известные впечатления, и отсюда происходит разнообразие национальных складов, или типов, подобно тому как неодинаковая световая восприимчивость производит разнообразие цветов. Сообразно с этим и народ смотрит на окружающее и переживаемое под известным углом, отражает то и другое в свое сознании с известным преломлением. Природа страны, наверное, не без участия в степени и направлении этого преломления. Невозможность рассчитать наперед, заранее сообразить план действий и прямо идти к намеченной цели заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Житейские неровности и случайности приучили его больше обсуждать пройденный путь, чем соображать дальнейший, больше оглядываться назад, чем оглядывать вперед. В борьбе с нежданными метелями и оттепелями, с непредвиденными августовскими морозами и январской слякотью он стал больше осмотрителен, чем предусмотрителен, выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе умение подводить итоги насчет искусства составлять сметы. Это умение и есть то, что мы называем задним умом. Поговорка «русский человек «задним» умом крепок» вполне принадлежит великороссу. Но «задний» ум не то же, что «задняя» мысль. Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности. Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь лбом стены не прошибешь, и только вороны прямо летают, говорят великорусские пословицы. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу.

Так сказалось действие природы на хозяйственном быте и племенном характере великоросса» (Ключевский В.О. Психология // Сочинения в 9-ти томах. Т. 1. Курс русской истории. Ч. 1. – М., 1987. – С. 315-317).