Связь между личным и объективным психическим

Джеймс А. Холл

Юнгианское толкование сновидений

Предисловие

На протяжении первых двух лет моей психиатрической прак­тики я пытался сохранять нейтральное отношение к различным теориям толкования сновидений. Я надеялся,— полагая их все в равной степени ценными,— сохранить, в конечном итоге, воз­можность выявить преимущества и недостатки каждой на основе клинического наблюдения. И надеялся решить — по крайней мере для себя самого,— какая из «толкующих» теорий окажется наибо­лее предпочтительной.

Двумя главными претендентами в этом споре теорий были подходы к толкованию сновидений Фрейда и Юнга. На про­тяжении всего периода моей медицинской и психиатрической подготовки теориям Фрейда придавалось особое значение, когда речь заходила о снах, если, конечно, она вообще о них заходила. Во время психиатрической ординатуры в медицинском центре университета Дюка мой личностный анализ вел д-р Бингам Дай, последователь Салливана, который подчеркивал связь материала сновидения с ранними семейными паттернами и эго-идентичностью, основанной на этих взаимосвязях. Я до сих пор помню, что после семидесяти пяти часов анализа с ним я нетерпеливо заметил: «Я знаю о своем материнском комплексе, и у нас нет особой нужды искать его снова в сновидении!» Он дружески рассмеялся, зная (что впоследствии признал и я) разницу между знанием как когнитивным содержанием и знанием в смысле житейской мудрости. Когда я покидал университет Дюка, чтобы вернуться в Техас, последний совет д-ра Дай был: «Не погружай­тесь очень глубоко в юнговскую теорию слишком быстро». Как мне кажется, он чувствовал мое последующее глубокое притяже­ние к взглядам Юнга.

В конечном итоге я уже не мог иметь дело со снами во вне юнговской перспективе. Все другие теории сновидений выгля­дели лишь частными проявлениями в контексте юнговского под­хода, и я был не в силах загнать широкое видение Юнга в прокрус­тово ложе какой-либо подручной теории. Я стал убежденным юнгианцем.

Мой собственный юнгианский анализ оказался прежде всего моим главным наставником по части значения сновидений, за что я глубоко признателен аналитикам, работавшим со мной: Ривке Клюгеру, Дитер Бауманн, Мари-Луизе фон Франц и Эдварду Уитмонту. Работа с многими анализандами на протяжении ряда лет клинической практики принесла много подтверждающих данных. В 1977 году я опубликовал основную работу по истолкованию сно­видений — «Клиническое использование сновидений: юнгианское истолкование и разыгрывание», в которой сравнивал юнгианскую теорию сновидений с другими известными теориями, выделяя раз­личия и сходства. Кроме того, я сделал скромную попытку связать юнговское толкование сновидений с лабораторными изучениями физиологического сна и сновидений.

Настоящая работа не является обзором этих многочислен­ных сравнений, а нацелена непосредственно на практические советы относительно толкования сновидений и их использования в свете основных принципов юнгианской психологии. Я про­слеживаю текущие клинические проблемы, приводя примеры и обсуждая, почему более предпочтительными оказываются те или иные толкования. В большинстве примеров я демонстри­рую, каким образом эти интерпретации связаны с клиничес­кими изменениями. В книге приводится ряд полезных справок и рекомендаций, хотя в ней и не ставилась цель дать исчерпы­вающий обзор все увеличивающейся литературы по толкованию сновидений.

Можно указать общие направления на пути к толкованию сновидений, но невозможно дать жесткие или неизменные правила для самой процедуры. Нет никакой замены личностному анализу и клиническому опыту под наблюдением опытного супервизора как по части самих базовых составляющих психоаналитической подготовки любой психоаналитической школы, так и в вопросе их сравнительного вычленения или эмфазы.

Сновидения, приводимые в книге в качестве клинической иллюстрации, не представлены во всей полноте амплифика­ции (относительно некоторых юнгианских терминов см. Словарь в конце книги), возможной в процессе самой аналитической работы. В большинстве случаев я не стремился показать все богатство матрицы личностного смысла и значения, в кото­рых сновидение раскрывается во время анализа. Эти упущения, в известном смысле, необходимы для краткости, а так же для того, чтобы сфокусироваться на иллюстрируемой клинической проблеме. Все сновидения приводятся с разрешения сновидцев, но сходные мотивы и типы снов зачастую возникают у совершенно разных людей. Следовательно, никто из моих анализандов не должен отождествлять какое-либо из сновидений со своим соб­ственным и соответственно воспринимать комментарии по поводу того или иного сна, относящимися к себе. Приводимые ниже сновидения взяты из богатейшей «палитры» клинического юнгианского анализа и представлены исключительно в иллюстратив­ных целях.

Глава 1

Основные понятия юнгианской психологии

Юнг использовал определенные понятия для описания раз­личных составляющих психики, как сознательной, так и бессозна­тельной. Они возникли эмпирическим путем в результате наблю­дений за большим количеством клинического материала, включая и раннюю работу Юнга над тестом словесных ассоциаций. После­дний заложил основу для полиграф-тестирования (современный детектор лжи) и привел к понятию психологического комплекса. (Юнг уже был глубоко погружен в изучение словесных ассоциа­ций, когда впервые прочел «Толкование сновидений» Фрейда, опубликованное в 1900 году).

Резонно рассматривать основные юнгианские понятия в не­скольких категориях, хотя и следует помнить, что само подразде­ление на категории — вещь условная (по крайней мере в данном случае), существующая для удобства описания и обсуждения; не­посредственно, в живой психике, различные уровни и многочис­ленные структуры действуют как организованное целое. Но так или иначе, существуют два базовых топографических начала: со­знание и бессознательное. Бессознательное, в свою очередь, делит­ся на личное бессознательное и объективную психику. Вначале Юнг называл последнюю «коллективным бессознательным», и этот термин до сих пор широко используется в аналитической пси­хологии. Понятие «объективной психики» было введено с целью избежать путаницы с многочисленными коллективными группами в человеческом сообществе. Юнг хотел подчеркнуть, что сами глубины человеческой психики являются так же объективно реаль­ными, как и внешний, «реальный» мир коллективного сознатель­ного опыта.

Таким образом, наличествуют четыре уровня психического:

1) личное сознание, или «повседневное» обыденное осознавание;

2) личное бессознательное, специфическое только для данной ин­дивидуальной психики, но не осознаваемое ею;

3) объективная психика, или коллективное бессознательное, по всей видимости обладающее в сообществе людей универсаль­ной структурой;

4) внешний мир коллективного сознания, культурный мир об­щих ценностей и форм.

Внутри этих базовых топографических разделов существуют общие и специализированные структуры. Общие структуры представлены двумя типами: архетипическими образами и ком­плексами. Специфических структур личных составляющих пси­хики,— как сознательной, так и бессознательной,— четыре: эго, персона, тень и сизигия (парная группа) анимуса/анимы. В рам­ках объективной психики представлены архетипы и архетипические образы, число которых точно не может быть установлено, хотя присутствует один примечательный архетип,— самость,— кото­рый так же может рассматриваться, как центральный архетип порядка.

Общие структуры

Комплексы — это группы образов, связанных между собой общим эмоциональным тонусом. Юнг в своем эксперименте со словесными ассоциациями обнаружил присутствие эмоционально-тонированных комплексов, заметив определенную регулярность в ассоциациях субъектов в связи с пропущенными или замед­ленными реакциями-ответами на словесный материал. Он устано­вил, что каждый субъект подобных ассоциаций имеет склонность образовывать определенные темы, такие, скажем, как ассоциации с матерью — «материнский комплекс». Термин «комплекс» суще­ствовал весьма долго, прежде чем стал достоянием языка массо­вой культуры. Комплексы являются основными содержаниями личного бессознательного.

Архетипические образы составляют базовое содержание объективной психики Сами Самит архетипы непосредственно не наблюдаемы, но — по аналогии с магнитным полем –прослеживаются в своём влиянии на зримые содержания сознания, и высту­пают в форме архетипических образов и персонифицированных или образных комплексов. Архетип сам по себе есть тенденция или склонность к структурированию образов нашего пере­живания определенным образом, но архетип это вовсе не сам образ. При обсуждении понятия архетипа Юнг сравнивал его с кристаллическим образованием в насыщенном растворе: решет­чатая структура отдельного кристалла следует определенным правилам или принципам (собственно, архетипу), тогда как действительную форму, которую примет сам кристалл (архетипический образ), заранее предсказать невозможно. Любой субъект рождается со склонностью формировать определен­ные образы, исключая образы самого себя. Например, сущест­вует универсальная человеческая тенденция создавать образ мате­ри, но каждый индивид формирует свой особый материн­ский образ, базирующийся на этом универсальном человеческом архетипе.

Архетипические образы — это фундаментальные и глубокие образы, возникающие под воздействием архетипов на накапливае­мый опыт индивидуальной психики. Архетипические образы отли­чаются от образов комплексов тем, что имеют более универсаль­ный и обобщенный смысл, часто сопровождаемый нуминозным аффективным качеством. Архетипические образы сохраняют свою значимость у большого числа людей на огромном временном отрезке; они культурно встроены в коллективное сознание. При­мерами такой культурной формы являются образы короля и коро­левы, Девы Марии и таких религиозных фигур, как Иисус Христос или Будда. Множество коллективных фигур и ситуаций несут в се­бе архетипические образы, оставаясь, как правило, совершенно вне осознания у субъекта относительно подобной проекции. Силь­ные эмоциональные реакции после политического убийства или смерти общественного деятеля,— президента или короля, кино­звезды или религиозного лидера,— показывают, насколько для многих людей конкретная фигура наполнена архетипической проекцией.

Любое повторяющееся человеческое переживание содержит в себе архетипическую основу: рождение, смерть, сексуальное партнерство, брак, конфликт противоборствующих сил и т. д. Хотя архетипы и могут эволюционировать, они подвержены столь слабым изменениям, что практически могут считаться постоян­ными в пределах исторического времени.

В юнговской модели Самость является регулирующим цент­ром всего психического, в то время как это — всего лишь центр личного сознания. Самость — упорядочивающий центр, который фактически координирует всю психическую область. К тому же архетипическое является образцом, матрицей индивидуальной эго-идентичности. Термин Самость в дальнейшем будет использо­ваться для обозначения психического как целого.

Вообще же можно выделить три различных значения Самости:

1) психическое как целое, действующее как организационная единица;

2) центральный архетип порядка, если рассматривать Самость с точки зрения это;

3) архетипическая основа это.

Поскольку Самость есть более всеобъемлющая сущность, чем это, восприятие эго'м Самости часто принимает форму симво­ла высшей ценности: образов Бога, солнца как цен-фа солнечной системы, ядра как центра атома и т. д. Аффективный настрой или тонус переживания Самости зачастую является нуминозным, чару­ющим или внушающим благоговение. Эго, переживающее Самость, может ощущать себя в качестве объекта верховной силы. Когда эго нестабильно, Самость может возникнуть в качестве успокаивающего или подбадривающего символа порядка, часто в виде мандалы, фигуры с отчетливой периферией и центром, ска­жем, круг в квадрате или квадрат в круге, хотя сами формы спо­собны к бесконечному развитию и разработке. В восточных рели­гиозных традициях мандалические композиции часто содержат бого-образы и используются в медитативной практике. Хотя среди структурных понятий юнговской системы Самость представлена в эмпирическом плане — поскольку она оказывается на погранич­ной территории феноменов, могущих быть продемонстрирован­ными клинически,— она является полезным термином в психоло­гическом описании того, что иначе неописуемо. Так, феноменоло­гически Самость фактически неотличима от явления, традиционно именуемого Богом.

Связь между личным и объективным психическим

Наша точка отсчета в психическом представлена эго-комплексом, структуру которою мы привыкли обозначать местоимени­ем первого лица единственного числа, а именно Я. Личностные слои психическою, однако, покоятся на архетипической основе в объективной психике или коллективном бессознательном. Лич­ностная сфера, как сознательная, так и бессознательная, развива­ется из матрицы объективной психики и пребывает в постоянной органической связи с этими более глубинными пластами психи­ческого, хотя развитое -эго неизбежно склонно наивно полагать себя центром психического. Нечто подобное наблюдалось с куль­турной истории между приверженцами идеи о том, что солнце вращается вокруг земли, и их противниками.

Активность более глубинных слоев психического отчетливо переживается в сновидении, универсальном человеческом пережи­вании, а так же в эксцессивной форме прорыва в остром психозе. В интенсивном юнгианском анализе анализа приходит к принятию по существу полезных действий объективной психики в продвиже­нии эмпирического процесса индивидуации эго. Отдельные анализанды изучают юнгианскую технику активного воображения, посред­ством которой возможно намеренное контактирование с этими более глубокими слоями психического в бодрствующем состоянии.

В структурном плане, каждый комплекс в личностной сфере (сознательной или бессознательной) образован из архетипической матрицы в объективной психике. В сердцевине каждого комплекса «обитает» какой-то архетип. Эго образовано по образцу архетипи­ческой сердцевины Самости; за личным материнским комплексом кроется архетип Великой Матери; родительское имаго (отца и матери вместе) имеет своим центром архетипический образ боже­ственных родителей; существуют также глубокие архетипические корни для тени и многих ролей персоны. Архетипическая форма может включать в себя комбинацию отдельных видов; например, священный брак, или гиеросгамос, может также представлять объединение противоположностей. Архетипический уровень пси­хического обладает способностью образовывать символы, которые фактически объединяют содержания, непримиримые на личном уровне. Эта способность объективной психики образовывать при­миряющие символы называется трансцендентной функцией, поскольку она может выходить за пределы сознательного напряже­ния противоположностей. В этом процессе конфликты не исче­зают с неизбежной необходимостью, они прежде всего выходят за пределы собственных границ и релятивизируются.

Поскольку каждый комплекс в личном психическом зиждется на архетипической основе в объективной психике, то любой комп­лекс, укорененный достаточно глубоко, обязательно проявит свои архетипические ассоциации. Многое из искусства юнгианского анализа заложено в способности амплифицировать образы до такой степени, когда это может пережить свою связь с архетипическим миром в плоскости исцеления, но не до такой степени, что эго окажется поглощенным морем необъединенных архетипических содержаний. Например, если эго способно переживать свою связь с Самостью, то образуется ось эго-Самости, и после этого эго имеет более прочное ощущение своего родства с самой сердцеви­ной психического. Но если такое переживание происходит у сла­бого или неразвитого эго, то последнее может быть ассимилиро­вано Самостью, что проявляется в виде психической инфляции и утраты ясной позиции в сознании, или — в наихудшем случае — временного психоза. При приеме психоделических препаратов, таких как ЛСД и псилоцибин, часто возникает переживание «быть Богом», что, по сути, есть переживание наркотизированым эго своей архетипической сердцевины в Самости, но без достаточной укорененности в реальности, позволяющей установить устойчи­вую ось эго-Самости.

Комплекс и архетип

Каждый комплекс представляет группу связанных образов, оформившихся вокруг центрального ядра значения, по существу являющегося архетипическим. С момента первого осознания эти архетипические возможности психического начинают наполняться личным переживанием, и взрослое эго чувствует, что сознатель­ные, субъективные содержания есть просто сумма его собствен­ных прошлых личных переживаний. Часто только в анализе, в сно­видениях или в очень мимолетных эмоциональных переживаниях развитое эго может переживать подлинные архетипические осно­вания комплексов. В практике анализа для облегчения подобного осознавания могут быть использованы многие имагинальные тех­ники: направленное воображение, гештальт-техники, рисунок, ра­бота с глиной, танец, конструирование проективных форм в игре «в песочек», гипноаналитические техники или, в наиболее чистом виде, активное воображение. В индивидуации, действующей наи­более непосредственно, эго всегда должно занимать позицию по отношению к содержаниям объективной психики, обнаруживае­мым «на марше», а не взирать на них пассивно в качестве «уче­ника чародея».

Так как каждый комплекс держит личные образы в архетипи­ческой матрице, всегда существует опасность, что личные ассоци­ации окажутся ошибочными для сердцевины комплекса, приводя к простому редуктивному анализу, то есть к интерпретации теку­щих конфликтов исключительно в свете ранних детских пережива­ний. Обратным образом, чрезмерная архетипическая амплифика­ция образов может привести к некоторому пониманию архетипов, но весьма вероятной остается возможность упустить непосред­ственно саму целительную связь между личной и объективной психикой.

Для того чтобы улучшить понимание динамической взаимо­связи между различными психологическими структурами, концептуализированными Юнгом, полезно разделить их на две кате­гории: структуры идентичности и связующие структуры. Эго и тень — прежде всего структуры идентичности, в то время как персона и анима или анимус — связующие структуры. В есте­ственном процессе индивидуации первой видится потребность в образовании сильного и надежного эго, с которым надлежит обу­страиваться в мире. За этим следует задача установления связи с другими людьми и с общей культурой, в которой существует тот или иной человек. Обычно этого не происходит до тех пор, пока эго не начнет испытывать потребность в установлении связи с архетипическими силами, лежащими в основании как коллективной культуры, так и личной психики — потребность, которая часто возникает в форме так называемого кризиса середины жизни.

Наши рекомендации